Несовершенство

Лионель не принадлежит к шумной восторженной толпе поклонников Росио. Он слишком высоко ценит себя — и слишком хорошо знает своего друга со всеми его несовершенствами, чтобы самозабвенно им восхищаться. Безусловно, Росио красив, однако далеко не идеален. У него рано появились седые волосы; между бровей несколько лет назад залегла глубокая морщина, что уже не исчезнет; без одежды он временами кажется слишком худым. Лионель часто ловит себя на том, что нарочно перечисляет недостатки, эти и другие, мелкие, незначащие. Он хочет их помнить, так спокойнее. Росио красив, но Лионель видел его больным, смертельно усталым и безобразно пьяным. Несколько раз он держал волосы Росио, когда того рвало от всей невыразимой дряни, что он в себя залил, и каждая из этих сцен была в достаточной степени отвратительной. Наматывать волосы на ладонь, чтобы не мешались, тащить Росио в спальню и отпаивать водой было, впрочем, приятно. Лионель не разрешает себе об этом помнить. Так не спокойнее, но проще. Росио красив, и все же Лионель видит его настоящим и оттого не очарован и даже не влюблен. Он всего лишь знает, что нужно Росио и что требуется ему самому, и в этих желаниях они по счастливой случайности совпадают. …Росио целует его, едва они переступают порог спальни. Притискивает к захлопнувшейся двери, жмется всем телом, горячий, гибкий и такой родной, и Лионель немного медлит, прежде чем вступить в игру. Первый шаг — всегда за ним. Больно укусив Росио за нижнюю губу, Лионель сгребает его волосы в кулак и дергает, заставляет отстраниться и посмотреть себе в глаза. — Хочешь, чтобы тебя отымели, — постарайся, — выдыхает он и тянет вниз. Росио понимает намек и опускается на колени. Откровенно говоря, особенно стараться ему не придется: Лионель уже возбужден. В паху потяжелело еще в тот момент, когда Росио предложил провести вместе сегодняшний вечер. Предложил, как предлагают бокал вина или конную прогулку. Так, как он всегда предлагает подобное, и каждый раз Лионелю хочется отказаться. Просто чтобы посмотреть, как некрасиво изменится лицо Росио, и сохранить это наблюдение в копилке несовершенств. Лионель никогда не отказывается. Росио торопливо расправляется с его штанами и берет в рот глубоко, до горла. Так, будто ему нравится сосать. Лионель знает, что это обман: Росио как-то признался, что подобные ласки ему противны. Но Лионель приказывает, и Росио подчиняется, чтобы в награду за послушание получить свое. Горячие губы смыкаются почти у основания члена, и это хорошо, слишком хорошо. Даже жаль, что пока Лионель не готов потерять голову. Росио не оценит. — Достаточно, — голос срывается. Пальцы вновь путаются в густых черных волосах. Лионель иногда ловит себя на том, что хотел бы пропускать их сквозь пальцы, медленно и осторожно. Он никогда не сделает подобное — то, что может все испортить. У Росио поплывший взгляд и неприятно алые пятна на щеках, а губы влажные от слюны. Лионель медленно сглатывает. Сейчас Росио красив опасно, красив настолько, что каждое несовершенство кажется в нем прекрасным. На такое нельзя долго смотреть, и Лионель командует: — Раздеться, лечь на кровать лицом вниз. К себе не прикасаться. Росио вскидывает подбородок, улыбается, и это нехорошая, темная улыбка. Каждый раз от одного лишь взгляда на нее внутри оживает хищный голод. Лионель знает, что услышит сейчас, Росио вечно шепчет эти два коротких слова — и не терять от них самообладание, пусть и на мгновение, не выходит все годы, что длится их связь. — Заставь меня, — произносит Росио, и Линель звонко ударяет его по правой щеке. От хлесткого звука звенит в ушах, и душное возбуждение становится сильнее. Росио смотрит на Лионеля так, будто получил от него драгоценный подарок. Он тяжело дышит и явно хочет еще одну пощечину, но такую милость надо заслужить. Вряд ли сегодня у него получится. — Раздеться, лечь на кровать лицом вниз, — Лионель повторяет приказ. — И руки на виду. Прикоснешься к себе — ничего не получишь. Ты знаешь меня, Росио. Со мной не нужно шутить. Лионель прекрасно помнит, в каком ящике Росио хранит масло, — и при этом чувствует себя чужаком и в этой спальне, и в этом доме. Между ним и Росио все не то и не так, все поломано, и от этого они сами не те, но жизнь уже прожита на большую ее часть — и, наверное, пора привыкнуть, что они именно те. Хорошие друзья, изредка любовники, а чаще всего — средства для достижения желаемого. Росио раздевается, рисуясь. Ровно так же, как он делает все. Лионель наблюдает и ждет своего хода. Эта игра повторяется каждый раз, так отчего пальцы дрожат от нетерпения и желания прикоснуться, совсем как много лет назад? Лионель не хочет знать ответ. На самом деле он знает, конечно, и этот ответ ему не нравится. На белых простынях Росио кажется еще бледнее, и не терпится поскорее украсить это тело следами и отметинами. Если под одеждой, то можно, так они договорились с самого начала. Росио знает, что на него смотрят, и оттого прогибается, отставляя зад. Многочисленные шрамы на его спине кажутся картиной художника, безумного и гениального. Лионелю хочется замереть в моменте и любоваться, и не искать несовершенств. Но и этого Росио не оценит. Лионель обрывает бесцельный поток мыслей и шлепает его, равнодушно и достаточно сильно. Росио сипло дышит и ерзает. Ему нравится, это до бесстыдства очевидно. Лионелю хочется, чтобы Росио попросил — и тот знает это, чует, как зверь, но не спешит. Приходится ударить его снова. Бедра вздрагивают; Росио опускается на живот и торопливо трется членом о простынь. — Прекрати, — холодно говорит Лионель. — Ты позоришь себя. У тебя совсем нет терпения? У него самого терпение заканчивается. Хочется засадить Росио поглубже, бездумно и сладко, изо всех сил стараясь не излиться после нескольких торопливых толчков. — Пожалуйста, Ли, — наконец выдыхает Росио. — Возьми меня. Сейчас. Сделай мне больно. Хорошо, что он зовет по имени. Лионелю это нравится. Имя — доказательство того, что Росио не думает сейчас ни о ком другом, ни о ком из восторженной толпы поклонников. Не думает о своем новом увлечении — Ричарде Окделле. Интересно, уж не подслушивает ли этот северный скромник под дверью? Лионель ненавидит его. «Этот мальчишка не станет брать тебя, как ты любишь, — так и хочется иногда закричать Росио в лицо. — Он даже дышать на тебя боится, он тебя не знает, не видит твоих несовершенств. Только я вижу все». Разумеется, Лионель никогда об этом не скажет. Он раздевается, хоть и достаточно приспустить штаны. Раздевается, чтобы острее чувствовать, какая у Росио горячая кожа, чтобы помнить это до следующего раза, когда тому прижмет отдаться кому-то безопасному. Ненужному. Лионель ненавидит Росио даже сильнее, чем Ричарда Окделла. Ненавидит, не понимая толком причины этой ненависти. Не разрешает себе понимать. Забравшись на кровать, он тянет Росио к себе за бедра. Тот сопротивляется, не всерьез, это тоже часть игры, и получает еще один шлепок. — В следующий раз я возьму кнут, — обещает Лионель. — Возможно, он научит тебя подобающему поведению. Росио прерывисто выдыхает. Обещание боли вдохновляет его порой сильнее, чем сама боль. Лионель не усердствует с маслом и не растягивает пальцами, он вставляет сразу. Это не слишком приятно для обоих, но только так Росио и нравится. Грубо, без подготовки и без намека на чувства. На миг Лионель замирает, все же давая им обоим привыкнуть, и начинает медленно двигаться. Так, чтобы Росио снова попросил. — Ты заслуживаешь, чтоб тебя имели насухую, — хрипло говорит Лионель, уткнувшись в пахнущие южными благовониями волосы и стиснув бедра до синяков. — Чтобы тебе было по-настоящему больно, Росио. Но я милосерден. Цени это. Цени. В ответ Росио шире расставляет ноги и стонет так, что хочется убить каждого, кто когда-либо слышал этот стон. Не выдержав, Лионель ускоряется, почти вбивая Росио в кровать, и ладонь привычно обхватывает его изящную шею. На ней есть родинка, и на спине тоже, несколько, и Лионель хочет не помнить этого. — Цени это, Росио. Никто не сделает тебе так хорошо, слышишь? — Никто, — послушно повторяет тот и дергает бедрами. — Никто и никогда. Пожалуйста, Ли… Пожалуйста. Просьба тонет в очередном стоне, но Лионель и так знает, что делать. Он стискивает горло в захвате, неторопливо, пока только намекая на большее, поглаживает кончиками пальцев горячую кожу. Немного обидно, что следов не останется — они вышли бы слишком приметными. Росио нравится: он снова стонет и дрожит от нетерпения. Пальцы давят на шею крепче, Росио сжимается на члене, и Лионель едва сдерживается, чтобы не кончить. Остается совсем немного, нужно дотерпеть. Доиграть. — Еще, — шепчет Росио. — Сильнее. Это кажется невозможным, но неизменно случается: стоит только Лионелю крепче сдавить горло, как Росио почти сразу доходит до пика, не прикасаясь к себе. Перед глазами темнеет от удовольствия и захватывающего, неуместного восторга; внутри все привычно и томно замирает, и Лионель осознает, что отстал от Росио совсем немного. — Вынимай, больно, — шипит тот. Это явный знак того, что игра окончена, и настает очередь Лионеля подчиняться. Некстати вспоминается единственный раз, когда Росио изменил сценарию их встреч. Он пришел к Лионелю сам, без приглашения, поздно вечером, достаточно пьяный, и вместо приветствия полез целоваться. Лионель позволил. Было хорошо, было не так, как всегда. Когда они оказались в спальне, Росио вдруг подмял Лионеля под себя, оседлал его бедра, склонился и начал беспорядочно покрывать его тело поцелуями и легкими укусами. Лионель не сопротивлялся, он и сам тогда будто опьянел — и не заметил, как Росио спустился ниже, устроился у него между ног и, облизнув два пальца, мягко коснулся входа. — Можно? — спросил он, и чувствовалось, как его сердце колотится, словно запертая в клетке птица. Лионель отчетливо понял, что Росио сделает это с ним, даже если он откажется. Горячий палец почти вошел внутрь, и Лионель подумал: пусть. По крайней мере, сейчас Росио видит только его и никого другого. Было больно, поначалу до звериного воя, но Росио старался, шептал извинения и продолжал. Все-таки он был хорош в этом, как и во всем, что ни делал. Лионелю понравилось, особенно после, когда он наконец излился Росио в кулак и зыбкое головокружение отступило. Понравилось верить, что Росио любил его в тот момент, и он сам… Но об этом помнить не следовало. Это было прекрасно и ни разу не повторилось. Тем временем Росио, вопреки обыкновению, не спешит смывать с себя следы их близости. Он лежит, забравшись под простыню, и на его лице застыло отупляющее умиротворение. А может, ему просто не терпится остаться одному. С каждым разом Лионель понимает Росио все хуже. — Эй, — он осторожно касается острого плеча. — Ты в порядке? Росио отодвигается. Он не в порядке уже очень давно, Лионелю это известно. А может, они оба не в порядке. — Не надо, Ли, — говорит Росио. — Ополоснись первым, я подожду. Не удержавшись, Лионель коротко целует его в висок и поднимается с кровати. Он чувствует сытое опустошение и огромную усталость от своей неизменной роли. Роли безопасного средства для избавления от душевной боли. Впрочем, у Росио тоже есть роль, не менее сложная. В этом они равны. Было бы проще, если бы Лионель умел забывать. Но он помнит все, помнит все недостатки Росио, помнит, как впервые потяжелело в паху при мысли о нем, помнит, что любуется на Росио каждый раз, когда они оказываются рядом, и время вовсе не лечит. Росио очень красивый. Росио очень красивый, и Лионеля в целом устраивает их связь, необязательная и необязывающая. Они оба получают ровно то, что хотят, ни больше и ни меньше. Хорошо все-таки, что Лионель нисколько не очарован и даже не влюблен.