Shugotenshi

      Глубокою стариной 
      Повеяло… Сад возле храма
       Засыпан палым листом.       Это был прохладный августовский вечер. Вечер, в который уходило лето, улетая на резвом ветерке и унося с собой буйные краски и беззаботность. Вечер, который, как и сотни других, эхом разносил по округе звон клинков, шум быстрых шагов и возгласы «Еще раз», «Быстрее», «Сильнее». Из года в год из-за высоких деревянных ворот с печатью дракона, закрытых почти всегда, доносились именно эти звуки. Звуки, которые давали понять, что за этими воротами живет не кто иной, как широко прославленный клан искусно обращающихся с оружием самураев. Клан, наводящий страх и восторг и порождающий легенды и слухи. Кто-то говорил, что в этом клане каждый — маг, продавший душу темным силам, кто-то, что это род могущественных ёкаев, однако ответ был довольно проще. Члены клана на протяжении сотен лет были близки с природой, наблюдали за ней и общались, ища в ней союзника и мудрого учителя. Каждый в клане с пелёнок знаком с лязгом металла, с утомляющими тренировками от рассвета до заката, с приемами ниндзя и с такими неприятными и сложными чувствами, как неодобрение, отчуждение и боль. Веками клан Шимада создавал свой собственный стиль боя и уже укоренился в умах простых людей как великая династия воинов.       Но в последние десятилетия все изменилось. Из жестоких, но храбрых и не имеющих равных борцов за справедливость клан превратился в таких же жестоких, но уже более пугающих и не вызывающих доверие мафиози-убийц. Клан считался одним из главенствующих у якудза и был ответственен за большую часть оборота наркотиков, заказных убийств и ночных бабочек. И в последствии внутри самого клана участились случаи предательств и убийств за право быть главой. За короткое время из процветающего и уважаемого рода все пришло в запустение. Или, по крайней мере, близилось к нему. Все по эту сторону ворот пытались жить так, словно ничего не происходит, но в душах у каждого был конфликт и горечь, много горечи.       Гендзи не был исключением. В этот вечер несносный подросток, который, по словам старейшин, «ленивый, но способный», переживал очередную драму, бьющую по сердцу, как молоток по руке. На ещё неокрепший разум и мечтательную душу каждый день наваливалось все больше и больше ответственности и требований, и с каждым днём внутри появлялось все больше и больше осознания того, как скверно выглядит его будущее и как нужно все менять, разомкнуть круг грязных дел, которые творит его клан. Но что мог сделать парень, едва держащий меч в руках и только прохлаждающийся в залах игровых автоматов?       Гендзи всегда видел в своём старшем брате героя, пример для подражания. Пусть тот и был суровым и почти не общался с Гендзи наравне, лишь как учитель с глупым учеником, но оставался для брата тем самым человеком, в котором есть луч добра и надежды, который сможет все поменять. И каждый день, наблюдая за неустанным упорством старшего брата, наблюдая за его идеальным управлением оружием, младший все больше и больше понимал, что Хандзо лучше, чем кто-либо на свете, подходит на роль главы клана. Сначала не хотел это принимать, обижался и мечтал быть главнее, но сейчас знал, что это правильный выход. Гендзи всегда тянуло к свободе и странствиям, а не к сражениям, он часами мог проводить время в лесу, на берегу реки, наблюдая за полётом птиц в поднебесье и мечтая почувствовать, каково это — быть абсолютно свободным и не зависящим от будущего и от умения владеть клинком. За это его часто ругали и заставляли точить и протирать все клинки в доме, но старший брат всегда говорил, что он ещё найдёт своё призвание, а отец начал звать Воробьем. Гендзи вечно обижался на эту кличку. Почему Воробей? В мире есть столько больших, сильных и красивых птиц, так почему отец выбрал именно эту маленькую, неприметную птичку?       — Маленький размер не означает маленькую значимость, малыш. — ласково говорил его отец, взъерошивая волосы.       "Маленькую значимость…" — сердце сжималось ещё больше, а слёзы обжигали щеки. Парень стыдливо вытирал их уже итак мокрым рукавом хаори, но они все лились и лились. Прохладный ветерок щекотал лицо, пробегая по мокрым следам на щеках. Брюнет сидел в углу каменной стены, сжавшись и обняв руками колени. Взгляд серых глаз был направлен на горизонт. Гора Фудзияма светилась в багровом закате, вокруг верхушки клубились розовые облака. И где-то даже там, высоко в горах, сейчас летает сокол и не думает о том, что его в очередной раз обидели старшие и назвали никчемным. Он свободен.       "Свободен."       Медленно, стараясь не издать ни единого звука, Гендзи встал, держась одной рукой за стену. Он выглянул одним глазом во двор и, не увидев никого, вышел из-за стены и за пару секунд подбежал (может даже подлетел) к главным воротам. Слегка налег на них. Очевидно, они были закрыты. Недолго думая, парень не придумал ничего лучше, как пробраться через комнату западнее от ворот, где обычно можно было выйти, не открывая лишний раз ворот и не привлекая внимания. В комнате не было никого. Обычно тут охрана, но сейчас была уже почти ночь и смена караула, и предыдущий охранник ушёл, а ночной ещё не появился. В этот вечер словно все намекало маленькому искателю приключений на то, что убежать на природу лучше, чем вернуться и продолжить тренировки. Впрочем, Гендзи видел такие намёки абсолютно везде и абсолютно всегда мог выкрутиться. Но сейчас у него было не просто оправдание, это был поступок из лучших побуждений — успокоить разум и побыть одному, набраться сил. Все ещё звучало как отговорка, но парень выкинул эти мысли из головы в первый же момент, как оказался на свободе. Дорогу от дома до леса он помнил смутно: ноги сами несли его по уже знакомому пути, он не замечал ничего, может от мандража из-за побега, а может от грусти, что все ещё была на душе. Про себя Гендзи всегда думал, что его сложно задеть, но фразы от родственников всегда доказывали обратное. Он всегда ждал похвалы или хотя бы снисходительного отношения, но в итоге не получал этого ни от кого, кроме отца и старшего брата, и то за редким исключением. В такие моменты парень мечтал о том, чтобы его мать все ещё была жива. Сам он ее не застал, но по рассказам Хандзо она была самым добрым человеком на свете. Гендзи верил, что она бы никогда не злилась на него и всегда защищала, но узнать наверняка он так и не смог.       От этих и других печальных мыслей его отвлекала природа. Вслушиваешься в шелест ветра, в мягкий шум воды, в колыхание травы и в пение птиц, и твои душевные страдания уже отходят на второй план, уже не так ощутимы.       — Печального меня сильнее грустью напои,
 кукушки дальний зов. — шепотом Гендзи всегда общался с природой, взывая к себе духов леса. Из реки показываются блестящие чешуйчатые спины рыб, на поверхности воды отражаются только-только появляющиеся на темнеющем небосводе звезды, постепенно щебетание птиц затихает, ветерок перестаёт играть с травой и листьями, и совсем скоро наступила тишина. Тишина, прерываемая лишь журчанием воды и редкими вздохами Гендзи с последующими стуками камешков с берега друг об друга. Серые глаза одновременно и с тоской, и с безразличием смотрели на миллионы звёзд на небе. Взгляд скользил от одной звёздочки в другой, словно пытаясь насчитать их количество, а после неудачных попыток следовал вздох. Раз за разом, сидя здесь и считая звезды, Гендзи осознавал, насколько он ничтожен в этом мире, и насколько ничтожны его маленькие проблемы в сравнении с тем, что происходит там.       "Маленький размер не означает маленькую значимость…"       Где-то за спиной раздался шорох. Быстрый, словно что-то упало или двинулось в кустах. Парень оцепенел на пару секунд, в ступоре все ещё смотря на небо и пытаясь перебороть страх и взглянуть назад. От захлестнувшей его грусти он совсем забыл, что сидит в лесу ночью, а в это время суток как раз и выходят некоторые опасные хищники, которые не будут думать, кого едят — маленькую мышку или человеческого детеныша.       Ещё шорох. Холодок прошёлся по спине. Гендзи чувствовал, что за ним наблюдают. Очень медленно он повернулся назад и посмотрел в сторону звука. Там были кусты и непроглядный лес, под кроной которого была кромешная темнота. И возможно сейчас на него смотрят десятки пар глаз, его запах чувствуют десятки носов, а вкус его крови представляют десятки свирепых убийц с острыми когтями…       Снова шорох. Оттуда же. Парень мотнул головой и привстал, сев на корточки. Он пытался всмотреться в темноту, думая, что вряд ли уловит хоть какое-то движение, но неожиданно для себя уловил свет. Мягкий голубой свет, который плавно, но неожиданно разлился в кустах. Этот свет не пульсировал и не был очень ярким, но светил шар, причем большой. Словно собачка в гирлянде сидит и смотрит на Гендзи. И, может, тоже хочет съесть?       Шорох.       Ещё шорох. Шар двигается, немного меняет свою форму, становится овалом, а потом от него отделяется часть и взмахивает. Парень наклонил голову набок. Хвост?       Существо не сильно хотело выходить из укрытия, но неужели оно думает, что объект слежения не заметил его свет? Гендзи не знал, поэтому встал с корточек и сделал шаг ближе, остановившись в ожидании. Хвост помахал, пошуршав на земле опавшими листьями. Еще шаг — снова хвостом машет.       — Что ты такое? — шепотом спросил Гендзи у света, не решаясь подойти ближе. — Покажись мне. Я не обижу.       Свет не стремился вновь менять свою форму и вылезать из укрытия. Тогда парень оглядел себя и увидел, что на поясе у него висит кинжал. Кинжал, который парень не использовал, но носил, потому что так требовали старейшины. Он вытащил кинжал из кожаного чехла и оглядел его. Рукоятка деревянная, с серебряными узорами, а лезвие стальное, с гербом клана у основания. Для Гендзи это было не больше, чем украшением и напоминанием о том, что он принадлежит к клану Шимада, но для парня это был пустой звук. В тот момент, что он стоял у куста и смотрел на голубой свет, его не волновало ни то, что все, возможно, его ищут, ни то, что когда он придёт домой, он в очередной раз станет позором семьи и будет сидеть под домашним арестом.       Поэтому клинок вслед за мыслями улетел из рук и из головы юноши куда-то за спину, с глаз долой.       Парень присел на колени и пододвинулся к кусту. Оттуда вдруг выглянула мордочка с носом и усами, потом ушко, потом другое, а потом вылезло и все лисье тело. Лиса светилась голубым, на ее теле были темно-синие узоры, а в небесных глазах не было ни злости, ни желания убивать. От лисы веяло добротой и свободой, которых Гендзи так не хватало. Он не сомневался, что перед ним был самый настоящий ёкай, небесная кицунэ, свящённый дух, о котором он раньше лишь слышал из сказок старшего брата. Но старший брат говорил, что кицунэ проказливые и не упустят шанса тебе напакостить, тогда почему эта лиса лишь смотрела, словно хочет поговорить по душам?       — Ты… — неуверенно шепотом начал Гендзи. — Ты разговариваешь? Лисичка присела перед ним. Склонила голову набок. Ее небесные глаза были устремлены только в серые глаза парня. Однако его это нисколько не смущало, пусть ему и казалось, что со стороны это выглядит странно. Он тоже склонил голову в одну сторону с ней, и лёгкий ветерок подул, начал играться с его чёрными волосами.       В голове резко раздался чей-то смешок. Не его внутренний уж точно. От этой мысли все внутри сжало, и с удивлением, может даже с ужасом, парень быстро осмотрелся вокруг.       — Не бойся, за нами не подсматривают. Вновь голос в голове. Он был одновременно и нигде, и везде, словно весь лес говорит с ним, но в то же время молчит. Парень опять резко осмотрелся по сторонам, ища источник звука.       "Ну не может же это быть…"       — Это я, Гендзи. Маленькая лапка легла на колено, но вес был не ощутим. Словно пёрышко легло на ногу.       — Как ты говоришь?..       — Могу и говорю. — и опять смешок.       — И откуда ты знаешь мое имя? — у парня было слишком много вопросов. Он начал сомневаться в том, что это все не галлюцинации и не сон.       — Я много чего знаю. — взгляд небесных глаз устремился на звёзды, и они отразились. Миллионы звёзд, от которых Гендзи не мог оторвать взгляд.       — Ёкаи умнее людей. Люди видят лишь поверхностно. Духи видят сквозь.       Говорит загадками. А «мудрые» духи иначе и не могут, как говорил Хандзо, будучи вечным скептиком. В этот момент Гендзи разделил его скептицизм.       — Думаешь, я обманываю? — их взгляды снова пересеклись, и лисичка убрала лапку с колена, обошла сидящего парня и устремилась к реке, оставляя за собой след света.       — Нет, просто… — он встал за ней и не договорил, завороженно смотря на пейзаж.       Вокруг темной травы, слегка освещённой лунным светом, сфера голубого света стояла, переливаясь и отражаясь в воде. Дорожка из маленьких следов лапок мерцала, словно светлячки. Хвост лисицы не шевелился, а вот ушки двигались, прислушиваясь к шелесту листьев. Кроме них двоих никого, лишь звезды, что молча висят в небе и наблюдают.       — Чувствую печаль. — голова лисички повернулась, и небесные глаза в очередной раз уставились на парня. Не последовало смешка. — Печаль заполнила все вокруг. Вода журчит иначе. Ветер воет о боли, что поведали ему. Гендзи молчал.       — Ты пришел сюда за спасением? Молчание. Он отвёл глаза.       — Не молчи. Я чувствую, что тебе есть что сказать.       На душе стало невыносимо, словно сильно натянутые струны вдруг начали одна за одной рваться. Юноша ненавидел, когда его пытались «лечить», когда лезли не в свои дела, но сейчас он чувствовал не ярость, а желание выговориться. Но для него казалось унижением выговориться лисе.       — Твой отец Содзиро — самый мудрый человек, которого я встречала. — эти слова были как гром среди ясного неба, и они будто эхом разнеслись в голове. Парень медленно поднял на неё взгляд в оцепенении.       — Откуда ты…       — Он всегда верил, что ёкаи живут рядом с людьми. Они обитают в домах, в лесах, в душах людей. Они могут оставлять о себе напоминание, переставляя вещи или подкладывая монетки под подушку, но они являются на глаза лишь тем, кто в этом нуждается и кого нужно защитить. — она сделала несколько шагов к Гендзи. Ее мордочка выражала озадаченность, а ушки ровно стояли, словно ожидая ответа. — Я явилась, чтобы спасти тебя. Так впусти же меня в свою душу… Откройся мне.       В этот момент все вокруг затихло. Ни шелеста травы, ни журчания воды больше не было. Казалось, Гендзи слышит только биение своего сердца. Спокойное, ровное, словно сердце уже знает ответ и лишь ждёт, чтобы парень его озвучил. А мозг колебался. Юноша чувствовал себя воробьем, загнанным кошкой в угол и пожираемым страхом.       "Маленький размер…       …не означает…       …маленькую силу."       Гендзи больше не хотел быть воробьем. Он не хотел быть робким и глупым, не хотел раз за разом слышать, что он не достойный, он хотел парить в небесах и быть свободным. Хотел быть соколом.       — Спаси меня. Спаси меня…       "Кирико."