Упокой душу мою

Гулко лязгнула дверь, и вместе с ней задрожали на фетилях тусклые огоньки восковых свечей, тут же потухнув. Кэйя мог даже не пытаться биться в неё, долбить всем, что только под руку попадётся, ведь как только в церкви повисла тишина, за дверями послышался лязг чугунного замка. —Твари,—шипя, он шарахнул по двери больше от жгучей обиды, даже не обратив внимание, как боль заныла в стопе. Деваться было некуда.—Побойтесь, сука, бога! И ведь люди знали. Всё прекрасно знали, но оставили его один на один с этим "нечто". Хтонь, нёх.. Да какая уже разница, когда спасения нет даже в храме господа? Потому что нечисть не приходит без приглашения, какой бы святой не была земля. Ей без разницы, пока человек сам не совершит глупость, и не протянет ей руку, завлекая за порог. А они мало того, что "пригласили", так ещё и сами втащили гроб с покойным колдуном. Каблуки гулко стучали о старые половицы, пока Кэйя вновь разносил святое пламя по свечам. Загорая звёзды у икон святых, что грозно смотрели прямо в душу, и будто зная. То, о чём мать панского сына догадалась сразу, стоило только Альбериху увидеть его лицо. Черты приятны глазу: ровные, без изъянов, и ныне застывшие в умиротворении. Кажется лишь, что Альбедо просто уснул, пока собранные в венок из ромашек волосы обрамляли бледное лицо, а сам он покоился в самом настоящем чёрном гробу, укрытым полевыми цветами. Кэйя подойти боится. Его пугает каждый шорох, каждый скрип, пока в кадиле тихо потрескивает ладан. «Не спасёт»,—хмыкает голос на задворках сознания, а Кэйя шлёт его трехэтажным матом, окуривая пространство. На войне все средства хороши, и сейчас для него это особенно важно. —Убереги Господь душу твою,—в очередной раз слетает с уст Альбериха, и стоя рядом с гробом взгляд кидает неосторожный на Альбедо. Настолько случайный, что явно не ожидает, что мальчишка будет смотреть на него в ответ двумя мёртвыми, потухшими омутами. Внутри что-то ёкнуло, заставив нелепо отступить к трибуне, чуть было не опрокинув её с грохотом. А из гроба тихо что-то похрустывает, ни то сухоцветы, ни то суставы коченевшего покойного. И от вида того, как вздымаются над ним бледные ладони, и как Альбедо пытается подняться, Кэйя судорожно хватается за мел в кармане. Под скрежет сырых досок, тонкие пальцы обхватывают края древесины, и юноша встаёт. Медленно, будто пытаясь привыкнуть к полумраку, по сторонам смотрит, пытаясь голос такой знакомый найти. Понять, откуда, и куда идти. А на бледных щёках алые дорожки слёз вырисовались, скатываясь темными каплями на идеально белую рубашку. Альбедо делает шаг неуверенно, но точно настойчиво. Будто заново ходить пытаясь, а до ушей голос молитвы тихий доносится. Точно дразнит, раззадоривает, и мальчишка руки тянет. Слово божье нерушимо, как и круг, что так старательно Альберих вычерчивал. И в него Альбедо ладошками упёрся, ощупывая и будто понимая, что Кэйя здесь. Не видит, но слышит. И слыша то, как дрогнул его голос от удара кулаками, Ал хищно улыбнулся в пустоту. —Шшшш, не бойся,—голос чудится как шелест ветра, что пробирает до мурашек. Под кожу Кэйи забираясь, и когтями все тепло вышкребая.—Я ведь не боялся, когда ты меня душил. Кэйя продолжает читать, на беса стараясь внимание не обращать. Но краем глаза видел то, что белила скрыть пытались. Синяки на хрупкой шее, кистях, разводы крови у виска, и клеймо звезды над ключицами. И то как похоронные одежды сменились на льняную накидку с узорами цветов, и как в глазах вспыхнул недобрый огонь, на контрасте с его ухмылкой. Кэйя ходит с ним кругами, вцепившись руками в псалтирь. Молится и крестится, пока в унисон с ним смеётся Альбедо по ту сторону барьера. Для него это ничего более, чем игра. Способ извести того, что так над ним поглумился. Ладонь уже просто ложится на незримую поверхность, и Альбедо ведёт по ней круг за кругом. Нравилось ему отчаяние чужое в голосе ловить, каждую нотку ужаса, как если бы Кэйя был загнанным в угол животным. И вот мальчишка скребёт уже по ней ногтями. —А ведь я бы посмотрел на тебя снова,—раздосадованно молвит Альбедо, пальцами постукивая,— Красивый, от барышень отбоя нет, ведь так? Зря же ты, Кай, так со мною обошёлся.. И вновь стучит. Глухо отзываясь, ладони жгло ни то холодом, ни то жаром. —А знаешь, что богу слышать мерзотнее всего? Сердце внутри грудной клетки сжалось, стоило почувствовать холод в голосе Альбедо. Кэйя практически топчется на месте, стараясь из виду не упустить мальчишку, но продолжает читать, срываясь изредка на хрип. —Когда святое писание читают ему с кровью на руках. Кэйе кажется, что разум у него поплыл. Он видел в наваждении поле, что в ночи утопало. Как колосья шептали что-то на ветру, и как босыми ногами он в болоте тонул, с каждым отчаяным рывком уходя в топь всё глубже. За корни сорняков цепляется как может. Дыхание сбивается, и он замолкает, боясь упустить хоть малейший вдох, что отзывался всхлипом жалобным от страха. И Кэйя погряз в этих чувствах настолько глубоко, что не сразу лик Альбедо над собой замечает. Что склонился над ним, за лицо обхватив, и смотрит в глаза все так же пусто. Насмешливо улыбаясь ему, пока гнилая вода, достала уже по плечи. Когда в глазах Кэйи не читалось уже ничего, кроме смирения. И к запаху болота мешается привкус металла и гнили. Альбедо целует грубо, губы чужие кусая до крови, и хватка смещается уже на копну чужих волос. Это всё ощущалось как бред, сон из-за горячки. Кэйя тонул в чужих глазах как в болоте, погружаясь с ним на дно. Задыхаясь, и теряя связь с происходящим, видя лишь огоньки лазурные напротив. Где-то отголосками сознания, Кэйя слышит звонкий крик петуха. В ушах звенит от боли, и он лишь ртом ловит воздух, пока тьма перед глазами исчезает потихоньку. Он всё так же в церкви, упал под самой трибуной, чуть ли не ногтями в пол вцепившись, и разбирает перед собой силуэт Альбедо. Всё так же за кругом, взгляд удивлённый в сторону дверей направив, и стоило птице пропеть вновь, как мертвец потиху к гробу начал отходить. Но теперь уж взгляд недовольный устремил целиком и полностью на Кэйю. Синева горит огнём. Он видел это, даже находясь в полусознании, и на таком расстоянии от покойного, что так же не отводя взгляда скрылся как ни в чём не бывало в гробу. И сверху над ним, с глухим грохотом, закрылась сама собой крышка. Кэйя сдавленно выдохнул. Поднимаясь, голова все так же отзывалась звоном, заставляя трибуну мёртвой хваткой обхватить. А в окнах под крышей показался проблеск рассвета, постепенно прогнавший тьму. Его шатало. Альбедо не мог пройти через круг, но его наваждения доставали до него раз за разом, постепенно сводя с ума. И в этот раз, Кэйя ощутил, как по краю губы тонкой струйкой стекала кровь. Так не может продолжаться вечно. Дух мстительного колдуна достанет его рано или поздно, даже когда последняя ночь подойдёт к концу, и он доживёт до рассвета. А нужно ли? Возможно, в этот раз, у Кэйи хватит духу не очерчивать круг перед отпеванием, и позволить Альбедо совершить его самосуд.