Ри. Хи. То.

«Ри-хи-то». Саджо Рихито. Саджо. Рихито. Я никак не мог перестать, прокручивал и прокручивал его имя, раз за разом, раз за разом, во всех комбинациях, какие мог придумать. Как бы называли его друзья, если бы я не был его единственным другом? Джо-кун? Са-кун? Они могли бы звать его и по имени. Рихито. Ри-хи-то. Ри. Хи. То. Черт бы меня побрал, не могу остановиться. Читал похожее в одной книжке, но там это было пошло, что-то вроде «пробовать имя на вкус». Было еще одно, «перекатывать во рту». Ближе, но тоже чушь собачья. Но я бы хотел уметь сказать что-то такое, возможно тогда бы я понял, о чем он все время думает, переживает, паранойит. Было что-то еще, в другой книжке, не могу вспомнить. В последнее время хожу как ходячая отсылка на все подряд. То вспоминал это стихотворение с урока, про осеннее поле, то мычу какие-то песни, теперь еще это. Что же это была за книжка? Как там было? Ри. Хи. То. – Бл..! – Больно врезался. Он в доспехах что ли? Или просто такой костлявый. Идиот, Хикару, смотри по сторонам хоть иногда, а то в следующий раз в фуру врежешься. – Кусакабэ? – Извините, Хара-сен. – Все в порядке? – Хара-сен, вы когда-нибудь называли Саджо по имени? – Идиот. Спросил быстрее, чем подумал. Какая разница? – А? Нет, не думаю. – Ладно, я пошел. Видел ли он облегчение на моем лице? Надеюсь, что нет. Слишком быстро сбежал? Плевать. Рихито. Рихито. Рихито. Что же было в той книжке? В какой-то момент я перестал пытаться ухватить хотя бы одну связную мысль в этой адской лавине и пустил все на самотек, периодически прислушиваясь к тому, как внутренний голос вклинивал это имя между всем остальным. Хотя иногда весь этот пиздец в голове замирает, совсем как в дешевых романах, в которых используют фразы, которые как будто изначально были мертворожденными. Я бы сказал иначе? Как? Голова пустеет? Видел где-то. Земля перестает вращаться? Точно было. Все начинает двигаться в слоу-мо? Не уверен, наверное остановлюсь на этом. По привычке сначала просовываю голову в класс, чтобы подготовиться к тому, что сейчас его увижу. Не могу привыкнуть. Каждый раз это… ладно, допустим слоу-мо, но, Хикару, ты превращаешься в штамп. И еще ребра сводит. Не так, чтобы валяться на полу, но пару раз я не сдержал слишком шумный выдох. Так вот, голова. Его лицо, склонившееся над какой-то бумажкой. Слоу-мо – он поправляет очки, сдвигая их вверх по переносице указательным пальцем, а потом медленно проводит им обратно вниз по носу. Как будто он настолько поглощен этой бумажкой, что мозгу не хватает свободного ресурса для более быстрого движения. Ребра. Из-за боли меня немного скручивает – правое плечо поднимается вверх и подается вперед, а левое, наоборот, уходит вниз и назад. Саджо. Ри. Хи. То. Да что за чертова книжка, никак не вспомнить. Фух, отпустило. Не могу удержаться от того, чтобы зайти в класс слишком медленно. Переступить порог. Остановиться. Потянуться. Хотя в этот раз было не лишним – из-за всех этих чертовых мыслей я сутулюсь сильнее обычного. Лоб все еще немного саднит от столкновения с этим твердолобым извращенцем. Мой маленький спектакль снова сработал: когда открыл глаза после потягивания, Саджо уже смотрел на меня своим фирменным взглядом. Это когда щеки у него самую капельку розовеют, губы сжимаются, а брови хмурятся. Взгляд что-то вроде «Что ты тут опять устроил, Кусакабэ». Улыбаюсь и пожимаю плечами – «Захотелось». Так хочется постоянно его трогать, невыносимо абсолютно. После школы мы никогда не можем уйти сразу. Иногда задерживаемся в пустом классе. Иногда на каменных ступеньках за школой. Иногда в каких-то кустах под деревьями. Иногда на пожарной лестнице. Просто сидим рядом и держимся за руки. Саджо – Ри-хи-то – редко двигается, как будто фотографирует или зарисовывает. Я никогда не могу усидеть на месте – будто снимаю видео или пишу музыку. Глажу его пальцы (до чего же он тощий), провожу рукой от сгиба его локтя до конца его кисти (и кожа у него гладкая, не то, что моя), поправляю его съехавшие очки (я тоже так краснею?). – Саджо. – М? – Он начинает часто смешно моргать, потому что опять был где-то не здесь. И пальцы у него вздрогнули, но остались переплетенными с моими, даже крепче сжали. – Хочу трогать тебя всю жизнь. – Опять какое-то клише и пошлятина. Идиот. Но Саджо почему-то не злится на меня за эту очередную любовную глупость. Интересно, он не замечает их или прощает, из-за того, что я очевидно не хватаю звезд с неба своим умом? Не имеет значения. Потому что у меня снова свело ребра. Потому что Рихито покраснел и опустил голову. Потому что после этого Рихито посмотрел на меня взглядом «Я тоже!». Потому что Рихито решительно и даже немного больно обхватил меня руками за шею и подтащил к себе. Потому что Рихито сам поцеловал меня. Потому что Рихито поцеловал меня как тогда, после концерта, только теперь спиной в траве оказался я. Будет ли для меня когда-то «слишком»? Или хотя бы «достаточно»? Сейчас всегда мало. Поэтому когда он отстраняется от меня, пытаясь восстановить дыхание, я недовольно с шумом выдыхаю. Саджо смеется, потому что в такие моменты ему кажется, что я совсем ребенок. Наверное он думает, что я долговязый дурак со своими сигаретами, сутулыми плечами, гитарой, капризами и спонтанными выходками. Это тоже особого значения не имеет, потому что он все равно ходит со мной за руку, целуется и краснеет. А вот это имеет примерно все значение на свете. Тьфу на тебя, опять пошлятина. Ри. Хи. То. Кажется, это была книга сестры. Должен проверить. – Кусакабэ? – Он. – Я услышал одну песню недавно. Там были такие слова. Про тебя. – Какие? – Красивее твоего лица никто на себе не носил. Да насрать уже на клише, я буквально подавился воздухом, не понимая, как вдохнуть или выдохнуть. В такие моменты Саджо (РихитоРихитоРихитоРихито) всегда смотрит мне прямо в глаза, видимо, чтобы я не мог прийти в себя как можно дольше под этим снайперским прицелом. Саджо смотрит так жадно, что я понимаю – на лице у меня, вне зависимости от его красоты или уродства, сейчас происходит примерно все. – Иди к черту. Это про тебя, дурак, – только это и получается произнести. Дальше я уже зацеловываю лицо Саджо, пока он тихо смеется. К счастью, когда я на ватных ногах добираюсь до дома, сестры еще нет. Сначала в какой-то прострации смотрю на ее книжную полку. Книга точно была с полки, не из тайника под матрасом. И это была не манга, автор был какой-то иностранец. Смутно помню, что на обложке были деревья. Ри. Хи. То. Интересно, какой у меня сейчас взгляд? Наверное дурацкий, как всегда. Все эти книги – не та. Школьная программа, любовные романы, что-то научно-популярное, книжки про современное искусство. Не та. Не та. Не та. И тут я осекся. Затонированная в странную сепию обложка, автор и название написаны не только на японском, но и на английском. Девичьи ноги, стоящие у какого-то дерева (у Саджо ноги гораздо красивее, хотя и костлявые), черные босоножки, короткое платье. Владимир Набоков. Лолита. И тут я вспомнил, почему эта книга весь день не давала мне прохода. Нужный кусок – удача – оказался в самом начале. Перечитал его одновременно с радостью и облегчением (прямо как когда Саджо сказал «Оттого-то мои рукава / Что ни ночь от росы намокают»), но и с неприязнью – напомнил о Хиро-сане и Рихито в одной комнате. Неважно, книга мучила меня не из-за этого. «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.» Ри. Хи. То. Пришлось произнести вслух несколько раз – хотел разобраться. Ри (кончик языка прикасается к нёбу выше зубов). Хи (губы сильнее приоткрываются, кончик языка опускается вниз, а середина прижимается к нёбу). То («чтобы на третьем толкнуться о зубы»). Рихито. «Свет моей жизни». Твои родители точно знают толк в именах.