Я так хочу дарить тебе тепло, Но плоть моя - замерзшее стекло. Одушевлен - а, значит, я живу, Живу тобой во сне и наяву. И волен ты продлить мое страданье. Чудесный принц с фарфоровым лицом Подарен мне заботливым Творцом. Но я боюсь в глаза твои смотреть, И чем так жить, мне лучше умереть.
Одиночество… Немногие знают каково это – испытывать это чувство. Я сидел у себя в комнате на кровати, курил прямо здесь и смотрел в потолок. Пепел срывался с сигареты и падал на одеяло, прожигая его до простыни. Я проклинал себя, переубеждал, снова проклинал. Сегодня я не пошел к Куроко. Дни, проведенные с ним, остались в моей душе каким-то теплым осадком, радужными воспоминаниями в голове, пустой от дыма и таблеток. Это пугало. Я боялся, как маленький мальчик, неизведанного, страшного, слишком странного чувства. Как дети боятся заглянуть под кровать, слыша шорох. Мысленно я уже поставил диагноз. Влюбленность. Возможно, мой слепой разум возжелал заботы, ласки, чего-то высокого. Но он забыл о положении, в котором я нахожусь. Он забыл, что я – никто и звать меня никак. Он забыл, что весь мир – плод его же самого. Дым вышел из легких кашлем, я затушил мини-пожар на простыни. Белая ткань была изъедена пламенем, на ней красовались большие дыры. Я не пошел к Куроко специально, намеренно. Кстати, не ходил уже четвертый день. И он не звонил, молчал, не посещал ни занятия, ни тренировки. Может, стал настоящей невидимкой, прячется в своей квартире, не показывая прозрачный нос. А может, стал тенью, прячется в моей, молча наблюдая. Последнее предположение вызвало мурашки, воображение подкинуло пару картин, как Куроко, неживой и бледный, выплывает размытой фигурой из моей тени. Почему-то я не могу перестать думать о нем, о себе и о своих придуманных чувствах. Потихоньку схожу с ума, пытаясь отделаться от них, заставляя себя поверить в то, что этого никогда не было и не могло быть. Помогает иногда. Казалось, что Тетсуя все знает. Будто он путник, посланный из настоящего мира ко мне в ад, наблюдать и быть частью этого. Или всем целом. Возможно, это мой мучитель-спаситель, мой ангел-сатана. Полуулыбка легла на сухие губы, я потушил сигарету и лег на постель. Казалось, Тетсуя чертов экстрасенс, чтец мыслей, смотритель будущего, или как там их… Он прячет глубокое озеро за своими непроницаемыми глазами. Он знает, о чем я думаю, знает, что я чувствую. Но всегда молчит. А еще он был расстроен больше обычного, угрюм и безответен, его вид был болезненным в день, когда я последний раз к нему приходил. Словно он знал, что я уйду надолго, бросившись в глубокие думы, терзая себя бессонницей и опьянением. Я вздохнул и поднялся. Не могу больше! Мне одиноко так, словно я когда-то знал счастье большой семьи и верных друзей. Словно я какой-то жалкий пес, которого выкинули на улицу. Одиноко, как школьнице во вспышке гормонов. Что за черт! Я прикусил губу, наслаждаясь привкусом крови, и зашагал на кухню. Там было мрачно, комната была пропитана сине-черным оттенком из-за света, проходившего сквозь плотные шторы. На столе, на полках было пусто, так что казалось, здесь никто не живет. Или, что живущий здесь умер. Умер осенью в парке. Как жалкая собака или школьница. Хех… Моя гордость не позволяла в этот раз прийти к Куроко без спроса. Да и со спросом тоже. Тем более, я все еще боялся заглядывать под кровать. Боялся той теплоты, которую он как бы невзначай дарил. Боялся привязаться к ней настолько, что бы полюбить. И, кажется, я осознал это слишком поздно. Я не хотел становиться легкой мишенью. Любовь – прежде всего слабость. А слабости надо либо скрывать, либо уничтожать. И я позорно занимался первым. Теперь я сам стал полным противоречий вместе с этой скрытностью и одновременной гордостью. Они странно сочетались. Но в тоже время… как устоять? Перед таким неправильным, манящим чувством, которое поглощает тебя, растворяет всего в этих ласках вперемешку с болью, в этом тепле, что встречает по утрам. Сука… Ненавижу себя и его. За его идеальность. О, дежавю. Причем, этот мелкий поганец умудрялся делать такие глаза, как будто я сам был инициатором всего. Хотя, по сути, так и есть. Но он и не сопротивлялся! Или же использовал психологический прием, прикрывая свою белоснежную аппетитную задницу. Кто же он? Просто актер, привлекший меня своей невзрачностью, или же искусный сценарист? Теперь я не пущу все на самотек. Я обязан выяснить! Это мой ад, и я обязан знать, что здесь, черт возьми, происходит. Но как? Как вывести на чистую воду Куроко, который так умело скрылся под маской? Или же, как выяснить, что эта маска – настоящее лицо? Агр… Я сел за стол и взял сотовый телефон, открыл крышку. Быстрые пальцы забегали по клавишам, набирая сообщение. У меня лишь один контакт… «Надо встретиться завтра. Поговорить» Все. Большего не надо. Куроко со своими экстрасенсорными способностями, наверное, уже понял зачем, почему и что я насчет этого всего думаю. Неприятно быть незнающим игроком. Неприятно… Пальцы постучали по деревянному столу, покрытому незаметным слоем пыли. Без таблеток было тяжело удержать свои мысли на границе «до безумия», тяжело было совладать с желаниями, появлявшимися неоткуда, жестокими и необдуманными, тяжело было держать себя в руках. В общем, было тяжело. Но они закончились, а идти в аптеку, под холодные капли дождя не хотелось. Хотелось…его. Нет, хотелось забыть навсегда про него, запрятать в самые дальние уголки памяти, как ненужный мусор. И ощутить приятное дыхание за спиной. Нет, черт! Похоже, в аптеку придется сходить. Следующий день встретил меня холодный ветром из открытого окна и головной болью от долгого сна. Вчера я все-таки купил депрессантов, но съел в один присест слишком много, поэтому завалился спать. Уже день. Кажется, даже следующего дня. Черт, я же должен был встретиться с Куроко! Подойдя к телефону, я обнаружил, что день все-таки следующий, и что Тетсуя признаков жизни пока не подавал. Пишу о месте встречи и времени. Ответа нет. Как всегда. Все падает из рук. То ли от волнения, то ли от действия таблеток. Скорее от первого. И это еще больше злит. Я собираю осколки, бывшие некогда кружкой с изображением ночного Токио, режу пальцы, вытирая темную лужицу попавшейся под руку тканью. Моя футболка. Настроение хуже некуда. Еще не хватало выплеснуть всю ярость на неповинного Куроко. Хотя, почему же неповинного? Это и надо выяснить. Я расскажу все правду, без запинки, без сожалений. Пусть переваривает. А у меня хоть камень с души упадет. Мой план был идеален, коварен, жесток. Я считал его главным решением всех образовавшихся проблем… Пока не увидел Тетсую. Он шел с противоположного конца улицы, подходя к магазину антиквариата – месту встречи. На нем было потрепанное пальто серого цвета, так что он был подобен хамелеону, также сливался с серостью высоток. Куроко шел, вперив взгляд в мокрый асфальт, держа руки в карманах, слишком медленно и как-то… тяжело. Я же шел быстрым шагом, моё сердце бешено колотилось, руки вспотели. Открыть такую правду кому-либо – дело не из легких. Но все же я немного обрадовался, встретив его, ибо у меня были подозрения, что он исчез, испарился, действительно стал тенью. Подойдя ко мне, он остановился, поднял свой взгляд на меня, и я замер. Просто выпал из реальности, потерявшись в его глазах. Его взгляд… был невыносимым. Он выражал боль, боль, да такую, что сердце разрывалось. И толику жалости… ко мне. Это продлилось всего секунду, затем он успешно принял невозмутимый, отрешенный вид. Но мне хватило. Я на миг ощутил то, что ощущает он. Господи, да это в сто раз хуже… Он не ангел, не сатана, не наблюдатель. Он такой же МУЧЕНИК, как я! Эта мысль просто поразила меня. Но отделавшись от шока, я подал голос: - Ты тоже? - Что? – спросил он в ответ. - Ты тоже, - я не решался произнести это, будто это было интимнее всего на свете, - ты тоже… умер? Мне показалось, Куроко вздрогнул, будто прыгнув в ледяную воду. - Нет, - отчего-то он усмехнулся, - еще нет. Он расхохотался, что было так ареально, так нетипично для него. Я стоял, смотря не верящим взглядом на Тетсую. Смех вырывался из его легких, а глаза исказились от боли. Я напугал его? - Мне надо кое-что тебе показать и рассказать, - решительно сказал я, взяв его за локоть. Он похудел? Раза в два. Мы шли быстро, Тетсуя еле поспевал за моим шагом. Хорошо, что было недалеко. Парк совсем не изменился, только листья собрали и сожгли, поэтому он был совсем пустой. Посетителей не было тем более. Я прошел по алее, свернул направо, подгоняя спутника. - Здесь, - наконец, указал я на свою могилу. Доказательства еще сохранились. - Зачем ты привел меня сюда? – снова хохотнул Куроко. От его усмешек мурашки по коже ползли. Говорил он каким-то игривым тоном, веселым. Но глаза… Я молчал, присел, вдохнув запах сырой земли. - Зачем? – чуть требовательнее спросил он. Теперь мне почудилось, что он уже знает, просто хочет услышать это от меня. Бред. - Затем, - выдохнул я, принимаясь раскапывать землю руками. Лопату взять не додумался. Тетсуя сел рядом, помогая мне, не переставая жутко улыбаться. Что, нет других способов скрыть всю боль, что творится в тебе? - Куроко, я, - шепнули мои губы. - Тише, - отрезал Тетсуя. Теперь точно казалось, что он знает. Мы копали долго. По крайней мере, так ощущалось. Шум остального города временно притих для нас, да и сам город перестал существовать. Во всем мире только я, он и сырая земля. Скоро я наткнулся на белую ткань. Вот она! Моя белая толстовка, в которой я пришел сюда, когда был жив. С опаской я продолжил своё занятие, Куроко стал просто наблюдать. Теперь он не улыбался, он смотрел мертвым взглядом на ту толстовку. Я выкопал почти всю, затем резко потянул, освобождая из-под земли тело. Резко пахнуло гнилью, мне пришлось дышать ртом. Тетсуя на это не среагировал, заворожено следя за моими руками. По этим чертам тела, по толстовке можно было понять, кто перед тобой. Я. Акаши Сейджуро собственной персоной. - Видишь, - сказал я, смахивая с лица челку, повернулся к нему, поскольку он сидел сзади. – Я давно мертв. Мы с тобой в аду. Вот сейчас. Самый главный момент. Судя по его реакции, я должен узнать, кто же он. Знал ли он об этом раньше. Но он не реагировал. Просто смотрел мимо меня на белую толстовку, которую я держал в руках. А я на него. Молчание затянулось. - Нет, - вдруг тихо прошептал он. Я немного удивился. Тетсуя не сводил взгляд с моей руки, и мне пришлось посмотреть туда же. От еще одного шока моё сердце подпрыгнуло, выдало такой темп, что мне стало трудно дышать. В моей руке была ЕГО толстовка. Он носил ее часто у себя дома. Она была чистая, не в земле. И в ней не было трупа. Трупа вообще не было. Просто промокшая земля. - Э, - я отвернулся, принялся ковыряться в земле. От страха с глаз полились слезы. Только что! Только что я видел, я знал, что я умер. Как… Куроко знал! В тот момент все в голове перемешалось, весь мир перевернулся с ног на голову. Земля и парк закружились у меня перед глазами так быстро, что я удержал порывы тошноты. - Ты жив, не придумывай сказок, - прошептал сзади голос. Я был слишком поражен, чтобы двинуться с места. – Живи, - голос был неприятным, словно ненастоящим. И тут я обернулся. Клянусь, это был не Куроко. Это был живой мертвец, смотревший серыми глазами куда-то вперед. Его кожа была серой. Он был раздет. В секунду, которую я осознал, что это все ненастоящее, он исчез. Рассыпался миллионами бабочек, миллионами листьев. Я упал на землю. Небо было серым, как его глаза. Слишком много шока я испытал, слишком перегружено было мое сознание, поэтому я закрыл глаза, позволив телу упасть в обморок. Проснулся я от незнакомого звука. Он был слишком близко, чтобы игнорировать его. Поэтому я поднялся, понимая, что это звонит телефон. Незнакомый номер. - Ало, - я постепенно приходил в себя, понимая, что произошло. Это было нереально. С каждой секундой душа наполнялась страхом и тревогой. Что это было!? - Ало, Акаши-сан, - это, кажется, Кисе. И его голос не менее тревожный. Не такой приторно-радостный как обычно. - Что надо? – я встал, отряхиваясь, осматриваясь, Ничего не было. Ни толстовки, ни трупа, ни Куроко. Неужели… - Вы не придете? - тихим голосом спросил парень. Я почти не обращал внимания на его слова, пытаясь понять, что происходит. Может, я не умирал? Может, это все было сном? Слишком реальным сном? - Куда? - снова спросил я, выходя тяжелой походкой, слегка покачиваясь, из парка. Голова жутко болела. - На похороны, - срывающимся голосом пропищал Кисе, и я снова остановился. - На чьи? – у меня был слишком тревожный голос. Я не приблизился к разгадке произошедшего ни на миллиметр. - Куроко, - еще тише прошептал Кисе. Трубку перехватил Аомине. - Неужели, вы не знали? Приходите, мы…будем вас ждать, - сказал уже Аомине, продиктовал адрес, пока я еле держал телефон трясущейся рукой. Так все-таки не сон. Но почему умер он, а не я!? Я побежал на кладбище. Мои нервы сдавали, но мне надо было понять хоть что-либо. Там были все… Кисе, Аомине, Мурасакибара… Даже младшие… Тихо я подошел к ним. Они даже не заметили мой вид: грязное пальто, штаны, руки в земле, застывшие соленые дорожки на щеках. - Отчего? – спросил я самого себя. Взгляд нашел огромный гроб, не шедший по размеру на это маленькое, хрупкое тело. Даже сейчас лицо Тетсуи было преспокойным, умиротворенным. Мне даже показалось, радостным. - СПИД, - ответил мне в самое ухо Аомине. Об этом не принято говорить, но я должен был знать. Все эти таблетки, которые он глотал кучами, слабость, бледность, странная защита при сексе. Какой же я идиот. Вспомнилась фотография в рамке на его тумбе. Бывший любовник? Нет, слишком похож. Брат..! - Ками, - всхлипнул Кисе. Гроб стали погружать в землю. После похорон я пошел домой, а там еще долго не мог прийти в себя. Я сотни раз прокручивал в голове события в парке. И все не мог понять… Как я мог увидеть его там? Что это было? Галлюцинации? И как я мог искренне верить в свою смерть? Почему видел свой труп, хотя там его не было? Господи…***
Я нашел в себе силы прийти в его квартиру через неделю. Сразу же встретил на пороге тельце умершего котенка, которого оставил Тетсуе. Пройдя мимо, я зашел на кухню. Изучал все внимательно, чтобы запомнить и никогда больше не приходить. Куроко берет с полки таблетки, тут он наливает чай, здесь смотрит задумчивым взглядом в окно на дорогу. Брал, наливал, смотрел… Его образ не стирался временем. Я никогда не забывал этих глаз, боли, которую он нес в себе, его голос, его тело. Как он и сказал, я жил. Жил, неся свою бесконечную боль.Песня в начале: Otto Dix - Гленофобия.