Крохи тепла с ложной надеждой

Казутора собирал старые пластинки и мечтал купить граммофон. Он на пальцах пояснял отличие Битлз от Ac/dC, Чифую не знает, как они даже пишутся. Его наушники старые, и Дракен заебался спаевать их провода, но из раза в раз продолжает. И каждый раз говорит, что следующего раза наушники не переживут. Чиф не понимает, зачем он собирает пластинки, если нет граммофона и есть наушники с плеером. Плеер купили ему они с Баджи, скинувшись как могли: Баджи, кроме карманных от мамы, добавил ещё и с подроботки в зоомагазине. Ханемия даже сперва не понял, что это ему, и с упорством отказывался, пока Баджи это не надоело и он не зажал его, начав щекотать. Щекотка не удалась - Казутора просто недоуменно смотрел на них своими тигрино-козьими глазами, не понимая, что за реакцию нужно показать. Баджи выступает в их трио в роли отца семейства. Он самый сильный, вечно тратит деньги с подработки на них: на вкусняхи, на мангу, на то, что они хотят. Про себя он тоже не забывает, но он не имеет особых увлечений кроме животных. А от киосков с животными фигурками и зоомагазинов он сам просит его оттаскивать. Чиф и Казутора все равно покупают ему журналы и книги про животных, корм и остальную дребедень. Чифую замещает мамочку. Он заботливый и в меру строгий. Его мама работает в аптеке и исправно поставляет лекарства для забияк. Он мягко обнимает и гладит по голове очень нежно, в то время как объятия Баджи крепкие, вольные, он треплет по волосам всегда твёрдо. У Чифуи всегда есть тёплый мягкий плед, кружка какао или чая и интересная история, под которую его парни засыпают. А Казутора бейбик. Невыросший, не понимающий никого, даже себя, жестокий словно ребёнок, что тыкается куда придётся, чтобы прощупать, что такое хорошо, что плохо. Он вертит эти два понятия, но они плохо разделяются, сливаясь в его глазах и голове в серую литую массу, пока Баджи или Чифую не разделят её и не разукрасят в нужные цвета. Он учится возвращаться в реальность через них, а не закрываться, оставляя пустую оболочку, которой не больно. Он с опаской отпускает чувства, трогая их несмело, будто от того, что он радуется, сейчас прилетит удар. Если Чифую внимателен и замечает это, нежно сглаживая углы, то Баджи интуитивно, будто чуя за милисекунду неловкость, или же просто её игнорируя, махом меняет направление, сворачивая разговор, ситуацию в другое русло. Они по своему заботятся о своём партнере, и это благотворно сказывается на взрослеющем Казуторе. Иногда случается и так, что Мацуно теряет ориентир и истерит, путаясь в том, что он хочет, может и что он делает. Иногда у Кейске догорает запал, и он не носится как ветер, будто он ловит штиль. Ханемии сложно в такие моменты, но он по-своему, неловко ступая, подбирается в это время ближе и просто находится рядом. Он не умеет утешать, он умеет слушать, что ему сбивчивым голосом говорят, дрожащими пальцами впиваясь в руки, где точно останутся синяки. Он знает, что синяки - малая кровь, если тот, кто их оставил, теперь в порядке. Ханемия может перетерпеть не только их. Рядом с ними походка, обычно ломанная, дерганная, со сгорбившейся спиной превращается в обычную, немного неловкую, но уже более свободную, размашистую. Казутора знает, он чувствует, будто слева и справа от него находятся его ангелы-хранители, и это приносит ощущение безопасности, спокойствия. Поэтому Казутора потерпит даже истерики и кровь из разбитого носа. Потому что он может быть годен хотя бы на что-то. Он хочет быть полезным хоть так. *** Казутора мастерски научился тонуть, по пути на дно разглядывая рыбок, водоросли, цветные деревья без листьев. Это гораздо интереснее - наблюдать, как большая круглая рыба пыжится, а потом сдувается как шарик, как большая плоская рыба плывёт медленно как ковёр, как скачут маленькие коньки, причудливо изогнув свои хвосты, - гораздо интереснее, чем слушать крики родителей за стеной. Поэтому Ханемия укутывается в одеяло, прижимаясь спиною к стенке так, чтобы загривок был прикрыт - он воображает себя маленьким раком в своей ракушке, что прячет все тело и наблюдает за другими подводными жителями. Он сворачивается клубком, приподнимая ноги, чтобы и под ними тоже было одеяло, а спереди прижимает мягкого тигренка. Вот только тигры не умеют дышать под водой, как раки, поэтому Ханемия встаёт, и подходит ближе к источнику шума, где за стеной сейчас кричит папа и слышится звон посуды. Казутора улыбается, поднимаясь на мысочки и ставя, тигра на высокую для его роста полку в шкафу. А потом, как может дотягиваясь, гладит спутанную шерстку, смотря в блестящие игрушечные глаза. - Ты утонешь, поэтому будь здесь. Когда я выплыву, я к тебе приду, - Ханемии кажется, что глаза тигренка блестят как мамины, когда она плачет, поэтому он отворачивается и быстро забирается под одеяло, носом к стенке. Потом поворачивается к ней спиной, вновь утыкаясь взглядом в игрушку. Он вертится, не желая смотреть на мягкого друга, и инстинктивно не позволяя себе открыть спину крикам из-за стены, которые набирают обороты. Сумбур в ощущениях нарастает, и жёлтые глаза начинают подрагивать, но Казутора утирает их кулаком, все же поворачиваясь к стенке лицом, утыкаясь в неё, подушкой упираясь в изголовье кровати так, что она закрывает затылок и часть спины - он лежит на самом её краю, отгородившись ею как раковиной. И на какое-то время становится легче и он вновь рачок, который погружается вниз, рассматривая морской мир и пуская пузырьки. Реальность отдаляется, а придуманный звук волн убаюкивает, как на глаза все же наворачиваются слезы и он подскакивает, отбрасывая одеяло, и бежит к полке, в прыжке снимая и обнимая тигренка. - Я не могу оставить тебя одного, - в носу скапливается влага, но он вдыхает сопли в себя, не позволяя себе запачкать друга, - Если ты не можешь превратиться в рыбу или рака, то я стану тоже тигром. Я тоже не буду уметь дышать под водой. Мы будем тонуть вместе! Он обнимает своего единственного друга и тихо плачет, заворачивая его и себя в углу кровати в одеяло, положив подушку впереди себя, в ноги. Теперь он не рачок, у которого есть раковина, теперь он тигр, и должен шевелить лапами, чтобы плыть. Но он не гребет, опускаясь на дно, и слезы душат его горло непоступающим под воду кислородом, а смешные и милые рыбы уже не такие - они тычутся иголками криков, кусают холодом стены и застревают в разинутой для рёва пасти соплями и слюной. Тигр в руках отдаёт иллюзорным теплом, и Ханемия жмется ближе, немного осчастливенный тем, что он тонет не один. Под новый виток скандала за стеной он погружается на самое дно, даже во сне не отпуская сильной хватки. Потом, когда родители сожгут его игрушки в очередном скандале, Ханемия украдёт деньги и сделает себе в память о тигре тату, за которое огребет по шее. И будет снова учиться тонуть, зная, что делать будет это не один - его единственный друг теперь навсегда с ним, на его шее, уже гораздо взрослее на вид, чем сам Казутора. *** У Баджи есть мама, которую он любит, и которая любит его. У Баджи есть лучшие друзья и самые прекрасные в мире возлюбленные. У Баджи есть желание открыть свой зоомагазин. А ещё у Баджи есть трудно контролируемая агрессия, из-за которой он попадает в неприятности. Кейске старался больше драться, вымещая злость. Старался больше находиться с милыми вещами, зверушками, с Чифую. Старался привить себе дисциплину и сдержанность школьной формой и очками. Старался. И старается все ещё. Но с каждым приступом гнева, после которого он видит синяки и кровь на чужом лице, он все больше ощущает, как запал пропадает. Он все так же знает, куда двигаться, но руки будто опускаются, отяжеленные мыслями о том, что его агрессия все равно все испортит. Работу, отношения с друзьями, с мамой, с Чифую и Казуторой. Баджи ни разу не ударил Чифую во время приступа агрессии, когда глаза застилала красная пелена, а уши закладывало. Казутора, будто кожей ощущая электричество его приступа, либо уводил его, либо куда-то сплавлял Мацуно. Кейске всегда забывает спросить, когда отходит от затяжной апатии после приступа гнева. Если Чифую знает о проблеме только со слов самого Баджи, то Казутора чувствует её на своей шкуре. - Почему ты никогда не бьёшь в ответ? - У меня нет причин защищаться. И это бьёт прямо под колени, выбивая влагу на глазах. Он садится рядом с тихим Ханемией, облокачиваясь на него, и в голове заседают спокойные и пустые козьи глаза, в которых вся его злость пропадает. Баджи чувствует вину за то, что принимает то, что Казутора готов страдать за него, но при этом это греет душу. И Кейске никогда не признается, что с каждым разом он чувствует все меньше вины. Может быть, потому что приступы длятся меньше и происходят реже, чем раньше, в детстве. А может, он просто ублюдок, который даже сейчас, в осознанном возрасте не желает идти к психологу и вправить себе мозги. - Когда-нибудь я могу не сдержаться и избить тебя до смерти. - Я все равно не буду защищаться от тебя. Баджи думает, что Казутора до ужаса глупый. Он мог ударить в ответ, убежать, сдать его в психушку в конце концов, или возразить, что психолог нужен не ему, а Кейске. А этот дурак все ещё с ним. Он гладит его по голове, прижимая к плечу, а сам смотрит вниз, свесив ноги. Чифую сейчас где-то внизу или в квартире бегает, ищет их, наверняка матерится и беспокоится. Кейске его любит до ужаса, до подъёма ранним утром за его любимыми булочками в кафе за несколько кварталов, до нежных объятий и шепота в горящее ухо. Но Баджи спокойно здесь. Он знает, что с Казуторой он может и подраться, и пойти поджечь чью-то тачку, и тот все это примет с радостной улыбкой и таким же мальчишечьим задором. А с Мацуно нет. Он слишком правильный, и Кейске с Ханемией не могут придти к нему, не набесившись вдоволь, чтобы тихо млеть под рассказы о манге и тепло котацу, ощущая, как руки замолчавшего Чифую зарываются в их причёски, отпуская волосы от резинок. *** - Ханемия молчит на сеансах, - отвечает на вопрос Баджи психолог, отпивая крепкий черный чай - самое то, чтобы встряхнуться без повышения сердцебиения, он уже нажрался энергетиков в юности, и знает, что с чем жрут. Особенно, люди его возраста. - В смысле, молчит? - Чифую пихает Баджи, останавливая его восклицание "А за что мы тогда деньги платим?". Новый свитер неприятно колется, но блондин ерзает не столько от него, сколько от того, что он не понимает, идут ли сеансы с психологом на пользу Казуторе, - Как тогда вы планируете его... Горчащее "лечить" так и не соскальзывает с языка, приглушенное смущенно-испуганным покашливанием. Психолог напротив них сидит спокойно, грея руки о красную кружку, его глаза подергиваются то дымкой усталости, то внимательным прищуром, а начинающая лысеть голова все ещё скрыта под изящной шотландской шапочкой в тон клетчатому шарфу. Баджи нервно отбивает ногой ритм кричалки какой-то волейбольной команды, из тех, что недавно показывали по маленькому телевизору в другом конце кафе. Чифую водит ложкой по тарелке с нетронутым пирожным, стушевавшись с собственного вопроса. - Он рассказал мне только то, как побил вас, Баджи, - кружка тихонько звякает, соприкасаясь с тарелкой на столе, психолог сцепляет руки в замок, опираясь локтями в стол, - Что чувствует по данной ситуации. Сказал, как любит вас. - Баджи несмело улыбается, обнимая руками стаканчик с кофе, - Но ни слова не сказал ни о чем другом. На любой мой вопрос о родителях он смотрел пустыми глазами и говорил "как у всех". Поэтому, - он вздыхает, понимая, что поступает не до конца правильно, но он хочет успеть помочь пациенту хоть чем-то до того момента, когда рак заставит его прекратить встречи со всеми людьми в принципе, - Мне нужна ваша помощь. Расскажите о нем, о его родителях, друзьях, семье, работе, увлечениях. Всё, что сможете. Если сложно сразу, - говорит он, подмечая задумчивые выражения, - То сейчас скажите то, что сможете, а потом ещё свяжемся. Можете присылать мне сведения на телефон в любое время, когда появляются новые детали. - Разве вы не должны были молчать, сохраняя врачебную тайну? - Чифую подбирается, также сцепляя руки в замок и краем глаза замечая прищур наклонившегося вперед Баджи, - Ни разу не слышал, чтобы психологи обращались за помощью к друзьям пациента. Некоторые слова Чифую почти зажовывает, ему неприятно признать, что Казутора проходит лечение, и самое главное, у кого. Нет, Сэтору Кимура - отличный специалист, которого посоветовали знакомые. Правда, мужчину пришлось ещё поуговаривать, чтобы тот взял Казутору хотя бы на один сеанс. - Я не буду юлить, и скажу прямо. Максимум, я смогу провести с ним и с вами встречи с течение двух месяцев, - дверь звякает, в дверь заходят болтающая пара, не отпуская руки, которая заказывает напиток и садится за Сэтору. Их галдеж раздражает Баджи, тот вертит в руках ложку, оставленную на тарелке Чифую, - Я введу в курс дела одного моего друга, который после меня сможет продолжить терапию Ханемии. Сейчас он его не возьмёт - слишком много клиентов. Поэтому я оформлю свою просьбу принять вашего возлюбленного как последнюю просьбу, некое завещание. Тогда он не откажется. - Вы умираете? - Кейске ведёт носом как собака, будто пытаясь учуять запах смерти или лекарств. Мацуно пинает брюнета за нетактичный вопрос, из-под чёлки глядя на усмехнувшегося в белую бороду психолога. - Да. Именно поэтому я не хотел брать никаких пациентов, - на улицах за окном нарастает гул машин в пробке. Шесть часов вечера, самый пик, когда люди спешат по домам. Баджи отстраненно думает, что забыл сказать Казуторе, чтобы тот приготовил что-нибудь на ужин. Ну, может, сам додумается, - А теперь, что вы знаете о его отце? - Отец... - Баджи хмурится, откидываясь назад и упираясь ногой в ножку стола, - Чокнутый ублюдок, что бил его и его маму. Всегда одет с иголочки, весь такой правильный и чистый, что аж зубы сводит от желания въебать в его наглую лощеную харю. Я его видел только пару раз, и ни разу не слышал ни одного хорошего слова ни о чем. И начальник козёл, и семья дерьмо. Зато он сам весь такой замечательный, что звезды должны светить только ему. Мудак, короче. А в тот раз... - Баджи отпивает из трубочки, и начинает рассказывать, что произошло. Он знает, что Сэтору уже слышал это от Казуторы, но все равно хочется показать, какой на самом деле отец Ханемии. *** - Смотри, какая киса! - на оклик Баджи агрессивно поворачивается какая-то девушка, но потом умиляется, видя, как брюнет тащит друга к дремлющей на скамейке кошке. Не так давно осень вступила в силу, и теперь ветер колышет длинный, наспех завязанный шарф Баджи и заглядывает в серый снут Казуторы, продувая тому немного шею. Они присаживаются на корточки рядом с кошкой, Кейске первым протягивает руку, в которую тут же упирается покатая пушистая голова. Казутора сидит, сложив руки на коленях, и будто завороженно, не мигая, смотрит, не отводя взгляд, а уголки губ немного поднимаются, чего он не замечает. Баджи, в противовес, почти скрывает глаза из-за улыбки, выставляя напоказ клычки. Неподалёку по плиткам вокруг собравшихся за ночь дождя луж прыгают птицы, одна из которых подскакивает к Казуторе, и резко отлетает. Он провожает ее взглядом до крыши библиотеки, где она начинает драться с голубем за кусок хлеба. - Казутораааа! - Баджи тянет, пытаясь состроить умоляющее лицо, но из-за налезающей на лицо улыбки получается плохо, - Помоги мне! Она слишком милая! Ненене! Кейске пытается мягко направить кошку, собравшуюся залезть ему на колени, в другую сторону, а Казутора хмыкает, проводя по хребту животного рукой. От его прикосновений кошка изгибается и отпускает когти, зацепившиеся за шарф Баджи, отходя, после чего Ханемия хватает друга за несчастный шарф и тянет назад. Тот строит умирающее лицо, делая вид, будто задыхается. Казутора хохочет и нечаянно роняет Баджи на плитку, испуганно ойкая. - Ты решил все же осуществить коварный план по приватизации? - этот подкол Баджи давно использует, вспоминая, как в более мелком возрасте Казутора и Чифую постоянно дрались за него. Этакий Дон Жуан местного разлива, да. Когда Чифую припоминает, как сам Баджи ревновал то к одному, то к другому, он смущается. Особенно ему любят припоминает кулинарные поединки с Чифую и турниры по прочтению манги с Казуторой. - Нет уж, лучше отдам тебя Чифую, - Ханемия отскакивает, уворачиваясь от куска разбитой плитки, - Ты мне ещё не возместил мою драгоценность. Под драгоценность он имеет в виду пластинку ограниченной серии выпуска одной известной группы, название которой Баджи на удивление помнит - Дубленка Фантаста (Double Fantasy - поправляет Ханемия). Он разбил её об голову владельца пару дней назад, и теперь экстренно просит помощи у гневающегося больше, чем Казутора, Чифую. - Найду я тебе твою пластинку, - Баджи отряхивается, а потом они продолжают движение вперёд. Чифую послал их за продуктами, список лежит в кармане ветровки Кейске, а на телефон Казуторы пришло пару сообщений с тем, что они забыли дописать. - Забей, - Ханемия машет рукой, а потом хватается ею за протянутую ладонь, глубоко счастливо вздыхая и пряча нос в снуте, - Пошли быстрее, у меня уже живот урчит. - Давай, а то ещё сожрешь меня с голодухи, - они идут, держась за руки, молча наслаждаясь осенним днем. Листья кружатся, ложась на грязную землю и асфальт, люди вокруг них неспешно прогуливаются, пока они привычно быстрым шагом идут к магазину, где сейчас скидки. Они мониторят их, имея при себе даже сравнительную таблицу цен, которые обновляются Чифую по данным, что ему притаскивают его парни. Эту идею они подцепили от хозяйственного Мицуи. Сейчас Казутора счастлив, все вокруг кажется таким милым и радостным, даже плачущий на скамейке в десятке метров от них ребёнок. Рука Баджи тёплая и сухая, он прячет их сцепленные руки в карман пальто Ханемии. Одно плечо брюнета отягощает вместительный рюкзак, Казутора же предпочитает, как и Чифую, носить покупки в пакетах, чтобы потом использовать их как мусорные мешки. Парням остаётся пройти один квартал до магазина, когда Казутора окликает до безумия и замершего сердца знакомый голос. - Ханемия! - отец стоит возле какого-то дорогого ресторана с портфелем в руках, видимо, заключал договор с клиентом. На ходу застегивая строгое пальто, он широкими шагами приближается к парню, замечая и сцепленные руки, и агрессивный прищур выступившего немного вперёд Баджи, - Ты собираешься возвращаться домой? Или так и будешь мешать своим... - он презрительно усмехается поправляя очки, - Парням? - Он нам не мешает и никуда возвращаться не будет, - Кейске почти рычит, опуская голову и приподнимая плечи, как грозный дворовой кот. Казутора крепче сжимает его руку, а в ушах начинает поднимать волны море, намекая, что он давно не тонул. Но Ханемия старается держаться, концентрируясь на тепле руки Баджи, не отключать сознание. Он должен быть сильным. Жалко, что здесь нет Чифую, с ним проще не тонуть. - Это не твоё дело, - Казутора-старший смотрит на часы, а потом подходит ещё ближе, хватая сына за свободную руку, - Пускай ты и стал совершеннолетним, у тебя ни образования, ни приличной работы. Опять заставляешь меня беспокоиться. Сколько я тебя уже не видел, месяца два? Ещё посмел и звонки мои скидывать. Море в сознании Казуторы темнеет вместе с небом, изредка начинают мелькать молнии, ударяя прямо в беснующиеся волны. Он почти не слышит слов отца, его мелко трясёт, пока он смотрит пустыми глазами в плитку под ногами. Внезапно обе его руки отпускают, и он даже недоуменно по поднимает голову, в странном оцепенении смотря на то, как Баджи наносит первый удар по лицу его отца, второй, третий. Пинает ногами, кричит в окровавленное лицо, приподнимая за ворот, рядом начинают суетиться люди, охая и вызывая полицию. Рюкзак Баджи слетел, когда тот дёрнулся к мужчине, и теперь валяется неподалёку от Ханемии. Но все это проходит сквозь Казутору, сейчас тонущего в бурных водах подсознания. Вокруг в быстром судорожно темпе пытаются спастись рыбки, кораллы рушатся, а водоросли запутывают конечности, душат вокруг мёртвой верёвкой. - Он ведь твой единственный сын! А ты к нему так относишься! - Баджи плывёт в красном тумане, он отбрасывает руки людей, что пытаются его о тащить, и вновь налетает на Казутора-старшего, метеля его то руками, то ногами, - Смеешь поднимать на него руку и ещё говорить, что делаешь ему хорошо?! Все ради него и его матери, да?! - Кх... - мужчина отплевывает кровь изо рта вместе с зубом, и старается отползти. Когда он еле дышит, опираясь на дерево, Кейске успокаивается, позволяя получившим ни за что парням оттащить его подальше, - А что я делаю не так, а? Я, по сравнению с моим дерьмовым сыном, не сплю сразу с двумя мужиками, один из которых больной на голову, а второй смотрит мультики для детей! Кха-а! - Он опять сплевывает, загнанно дыша, - Что вы ему можете дать? Хер в жопу? Сами не лучше, а ещё и Ханемию в свое гейское дно затягиваете! Стоит последним словам упасть, как замерший до этого Казутора начинает двигаться, его несёт бурным течением вперёд, прямо в сердце водоворот. Он бежит к отцу, замахиваясь крепко сжатой рукой, с ревом обрывая водоросли, стремится защитить любимых. - Стой!.. - Баджи пытается его перехватить и получает в лицо кулаком. Ханемия бьёт его с каменным лицом, пока перед глазами проносится детство. Он бьёт отца, пока волны бьют его о подводные скалы, рассекая кровоточашие раны. Перед ним не длинные волосы, а короткие, с нейтральной модельной стрижкой. Глаза точь в точь его, пустые, без жизненные, - Ханемия! Баджи, на котором сидит Казутора, хрипит, стараясь сдерживаться, просто блокируя удары, но, получив удар в висок, он на время теряет ориентацию в пространстве, глаза вновь заволакивает алым, и он, еле вытащив одной рукой телефон, тыкает на экстренный вызов. С той стороны отвлеченный голос Чифую спрашивает как дела, а потом затихает, слушая хрипы Баджи и перезвон голосов вокруг. Те же парни стараются оттащить Казутору, но прежде чем они успевают это сделать, Баджи рывком меняет их с Ханемией местами и поднимает руку. Кейске смотрит в пустые безразличные глаза, и не может опустить поднятую руку. Зато Казутора, сейчас старающийся отстоять свое, своих любимых людей, с остервенением поднимает ноги, коленями больно отбивая спину, а руками до шипения вцепляясь в ноги, как ему кажется, отца. Сам же Казутора-старший, расширив глаза за разбитыми стёклами очков, с испугом и недоумением смотрит, как сын бьёт своего парня. - Чиф, мы... - Баджи кричит в сторону лежащего рядом телефона, но тут же получает удар лбом от вскинувшегося Ханемии, который не хочет, чтобы отец произносил имя Кейске или Мацуно, чтобы тот вообще не вспоминал их, забыл и не трогал. - Они возле ресторана "Красный дракон", в сквере, - девушка поднимает телефон и старается объяснить уже натягивающему кроссы Мацуно их местоположение, её чуть не задевают перекаты дерущихся парней, и она отскакивает, - Это... - Я знаю, где это, - Чифую обрывает связь, и несётся туда, срезая через все возможные переулки. Он добегает до места за рекордные десять минут, тут же, не переводя дыхание, бросаясь в драку парней, получая от них удары. Он прижимает их головы к себе, ощущая утонувшие в животе кулаки, и выдыхает, нагибаясь вперёд. Баджи, поняв, что это Чифую, немного отодвигается, заглядывая ему в лицо, и тут же переводя взгляд на Казутору, который уткнулся лицом в плечо, замерший, будто сокол, которому на глаза надели повязку. Его рука так и прижата к животу Чифую, и тот аккуратно её отнимает, передвигая на бок толстовки. Ханемия позволяет это сделать, практически не дыша, хотя, со сбитым после драки дыханием получается плохо. Баджи приобнимает обоих парней, облегчённо вздыхая и только сейчас ощущая свое тело как один огромный кусок боли. Вокруг пахнет кровью и грязью, он надеется, что вещи можно будет отстирать. Издалека слышны сирены полиции и скорой помощи, поэтому Чифую, не спрашивая, что случилось, поднимается, все ещё прижимая сгорбившегося Казутору к плечу, и позволяет Баджи опереться на свое плечо. Хотя тот, позволив себе секундную слабость, тут же отстраняется, и немного хромая, подходит к отцу Ханемии. - Он никуда с вами не пойдёт, - кровь из искусанных щёк мешает говорить, но он сплевывает её в сторону, все ещё смотря на мужчину, - И если в вас осталось ещё хоть капля любви к нему, вы сейчас же замнете это дело и никогда не приблизитесь к нему потом. Приятно оставаться. - Баджи, - подаёт голос Чифую, ловя такси. Он мягко гладит Казутору по волосам, с которых уже отпустил резинку, ощущая, как нагревается толстовка от его дыхания, а руки мёртвым хватом оседают друга друге, образуя кольцо. Будто он и хочет его обнять, и не хочет навредить. - Иду! - брюнет опять сплевывает и ковыляет к остановившейся машине, хватая по пути рюкзак, помогая усадить Ханемию и обнимая его с другой стороны. - Вот здесь сверните налево, вам проще будет выезжать, - Баджи выныривает из дремотного состояния, слыша уверенный голос Мацуно и тихое посапывание. Когда машина останавливается, Баджи подхватывает Ханемию на руки, застывая столбом с плывущим сознанием, а Чифую с его телефона, на котором появилась царапина, переводит деньги водителю и показывает выезд. Тот окидывает их последним задумчивым взглядом и молча указывает, оставив только следы шин на грязи и дым из трубы. Где сраный обещанный экотранспорт? Там же, где и высокие зарплаты за достойную работу. - Донесешь? - Чифую открывает и придерживает дверь в подъезд, сверкая обеспокоенный взглядом голубых глаз. Баджи молча кивает, покрепче хватая парня, спящего у него в объятиях, и начинает трудный путь до съёмной квартиры. Та находится на втором этаже, но для Баджи, который наощупь ступает по лестнице она кажется бесконечным адом со стучащей от перенапряга кровью в ушах. К затылку прикипает тепло как от дыхания куда-то в грудь Казуторы, а движения идущего впереди и открывающего квартиру Мацуно постепенно сливаются в неразличимое мельтешение. Когда Баджи переступает порог дома, он впервые благодарит Казутора за то, что тот снял себе мелкую однушку, потому что он за два шага доползает до кровати и валится на спину, чтобы не придавить свою ношу. Чифую пытается аккуратно стянуть пальто с Казуторы и ветровку с Баджи, но потом плюёт на неблагодарное дело, поворачиваясь к газу и вспоминая, что продуктов так никто и не купил. - Да блять, что ни день - то ебанный пиздец, - он выдыхает и, последний раз обернувшись на две дрыхнущие туши, идёт в магазин. Когда он возвращается, парни ещё спят, и Казуторы почти не видно в объятиях Баджи и одеяла, который тот автоматически обернул вокруг любимого. После оба проснутся и у них состоится серьёзный разговор, Мацуно в лучших традициях мамочки устроит парням разнос и примет, потом обрабатывая раны и кормя тёплой едой. А пока блондин с матами начинает чистить лук.