Помнится однажды кто-то сказал, что наша жизнь — спектакль, всё в ней зависит от актёрского мастерства. И впервые Тсунаёши хотел согласиться с этой фразой.
До своих девятнадцати лет в этой самой жизни он не смог бы назвать себя хорошим актёром. Скорее тем самым беднягой, что на каждом школьном выступлении играет дерево, потому что никогда не умел притворяться. Все его эмоции были искренние, будь то грусть, злость, радость, зависть, страх и далее по списку.
Возможно, у него просто не хватило бы мозгов понять, в какой ситуации какую эмоцию играть.
А потом началось… Интриги, заговоры, ложь в каждом предложении оппонента, ситуации, когда от одного твоего слова весь диалог может повернуть в совершенно не нужную тебе сторону. Работа Босса семьи. Приходилось учиться лгать.
Оказалось просто изображать скорбь на похоронах человека, который всегда хотел заграбастать себе от состояния Вонголы кусок побольше. Сначала пытаясь обмануть «юного Вонголу», думая, что он читает сунутые ему под нос документы сквозь пальцы, а потом предложив помолвку своей дочери с его старшим сыном. Какая наглость и еле прикрытая алчность.
Тсунаёши настолько широко улыбался, когда узнал про повышение приближённого у Босса другой семьи в должности, что все тогда усомнились в том, что он в курсе. В курсе, что в ампутированной конечности его Хранителя Урагана виноват именно этот приближённый.
Никто не посмел даже слова сказать, когда мужчина умер не проработав на новом месте и месяца. Догадывались, по чьей вине, но учтиво молчали, стараясь не навлечь на себя гнев разъярённого Неба.
Дечимо очень талантливо — спасибо любимому репетитору за опыт, — играл страх, когда его зажали в комнате горевшей виллы во Франции. Перерезал горло четверым, сломал пару конечностей трём и сжёг корчившихся на полу ублюдков в своём скорбящем пламени, когда те на секунду отвлеклись. В тот день он узнал, как и по чьей вине умер его Хранитель Облака.
Из почти полностью сгоревшей виллы тогда вышел только один мужчина с печальными янтарными глазами. Не исчезнувшие в Небесном пламени трупы стали прахом вместе с домом.
Вот и сейчас, проходя мимо таких знакомых лиц, на которых вместо радости, любви и безграничного доверия он видел одну злобу, он всем своим видом показывал безразличие.
За столом, попивая, судя по запаху, кофе, сидело четверо юношей и один ребёнок. Они что-то оживлённо обсуждали, пока в помещение не зашёл не любимый ими всеми (или всё же не совсем?) человек. В комнате наступила настолько оглушительная тишина, что шаги Тсунаёши звучали как гром среди ясного неба, но он упорно продолжал делать вид, что не замечает людей, которые во все глаза уставились на него.
— Будто я сейчас кого-то из них пырну, ей-Богу… — Тсунаёши надеялся, что никто из присутствующих не решит внезапно с ним заговорить.
Он подошёл к холодильнику вальяжной походкой, аккуратно открывая его и заглядывая внутрь. В прошлой жизни мама всегда старалась держать его заполненным до краёв, так что парень еле сдержал смешок, когда увидел, что в этом миры не особо различаются.
Оставаться в комнате надолго не было никакого желания. Мало того, что спину Тсунаёши всё ещё сверлят пять пар глаз, так ещё и внезапно накрыло усталостью.
— Ну да,— не весело хмыкнул про себя Савада.
— Откуда я мог знать, что перемещение в чужое тело так утомляет… Нужно будет на эту тему пообщаться с Кавахирой.
Мысленно сделав себе заметку поболтать с главным пронырой мира сего, Тсунаёши взял с боковой верхней полочки несколько диетических батончиков, а с нижней — бутылку минералки. Он помнил, как Таро покупал себе это на завтрашнее утро, будто надеясь, что его самоубийство не удастся.
Увы и ах, оно удалось, а за какую-никакую еду спасибо.
— Глупый Таро, здороваться не учили?
Не успела дверца холодильника захлопнуться, как раздался немного писклявый голос Реборна и больно резанул прямо по сердцу. Тсунаёши про себя смачно выругался. Хорошо, что он стоял ко всем спиной, а то его перекосившееся лицо можно было воспринять неправильным образом.
Его желание не говорить сегодня не с кем не было услышано и это не удивительно — когда это судьба в последний раз считалась с его желаниями? Наверное, когда Мукуро отрезали его любимый ананасовый хвостик на задании. Тсунаёши не смог тогда сдержать злорадной ухмылки, пока Хранитель Тумана бегал по его кабинету и крыл матом своего противника.
От перекошенного лица Туманника, всплывшего в памяти, он улыбнулся и сердце перестало биться загнанным зверем.
Парень повернулся к собеседнику лицом только через пару настолько долгих секунд, что Леон в руке младенца превратился в маленький зелёный пистолет. Чтобы немного припугнуть заторможенного ученика. Чисто для профилактики. Тсунаёши успел заметить злорадную улыбочку на лице так похожем на его в прошлой жизни, но та сразу исчезла, когда пистолет вернулся в форму хамелеона.
— Привет, — холодно бросил парень, останавливаясь взглядом на каждом присутствующем. Только Реборн смог заметить, что ученик смотрел хоть и в глаза, но как будто насквозь.
Стараясь игнорировать угрожающий взгляд Хаято (он и забыл, что Гокудера и в школе был очень импульсивным), Тсунаёши со своей ношей пошёл в сторону выхода и только уже зайдя за поворот услышал всё такое же писклявое, но до безумия родное:
— Завтра тренировка. Не забудь, глупый ученик.
Убедившись, что никто уже не обращает на него внимания, а за стеной снова начался какой-то эмоциональный разговор (Тсунаёши готов поклясться, что слышал имя бывшего хозяина тела) парень позволил себе расплыться в нежной улыбке.
Они здесь. Живы.
— И похоже достаточно счастливы, — мысленно добавил.
Закрыв за собой дверь комнаты, он уселся за рабочий стол, выгружая на него свой сегодняшний ужин. Упаковка первого батончика с тихим шелестом упала на немного потёртую поверхность стола и, откусив немного от кисло-сладкого лакомства, Тсунаёши начал сомневаться в своих сегодня сказанных словах.
— Они не выглядят так, будто их заставили сидеть за тем столом рядом с моим теперешним братом. Даже наоборот, мученником там скорее казался как раз Тсуна. Его усталое лицо выглядело так, будто он не спал уже дня три… Хотя с его увлечениями не очень удивительно, — очередной кусок батончика запивается уже открытой минералкой. —
Такеши никак не отличается от того, каким я его помню. До сих пор улыбается и даже не выглядит агрессивно настроенным против меня. Ну, надевать маску вселенского прощения и божьего дружелюбия его хобби со времён смерти матери… Кхм, — он прервал свой мысленный монолог, который ушёл явно не в ту сторону, доедая батончик и открывая следующий. —
Рёхей на меня даже глаз не поднял… Ну, из всех Хранителей у него самое неоднозначное мнение, судя по воспоминаниям Таро. Старший брат всегда легко поддавался чужому влиянию — еле отучил его от этой вредной привычки, — но за своих горой стоит. Возможно, не уверен в том, как стоит ко мне относиться? До всего этого дерьмеца Таро неплохо с ним общался и даже помогал с делами боксёрского клуба — для меня до сих пор загадка, как старший брат справлялся со всей документацией, что свалилась на него, как на главу секции в моём мире… Там-то ему никто не помогал, — Тсунаёши, поняв, что отвлёкся от главной темы, оборвал мысль и откусил чуть ли не пол батончика, задумчиво жуя. —
Самый агрессивный был, что не удивительно, Хаято… Хотя я очень удивлён, что он мне ничего не сказал и даже вдогонку не кинул, когда я выходил. Совсем на него не похоже… Да и связь с ним хуже всех… Будет нелегко, — Тсунаёши схватил бутылку и смачно отпил оттуда, опустошая её чуть ли не на половину.
— А, бля… Это же не алкоголь, — парень печально покачал головой, до совершеннолетия ещё жить и жить, а он уже привык к спасительному бокалу виски в конце рабочего дня. Да и…
После смерти друзей у него обнаружилась пугающая страсть к алкоголю. Настолько, что от заветной бутылки его мог оторвать только репетитор. И то, если очень хорошо постарается.
— Реборн… — вот что-что, а об Аркобалено думать не хотелось совсем. Но кто, опять же, его спрашивает?
— Я не верю в то, что влияние Истинного Неба настолько огромно, что отбило мозги у лучшего киллера десятилетия. Иначе бы такие Истинные Небеса уже давно оттеснили бы Кавахиру. Что же он тогда так нянчится с братцем? — Тсунаёши не заметил, как открыл последний батончик, задумчиво сжимая в руке обёртку от него.
— Видимо, тут дело уже в поведении Таро, а не в «природной обаятельности» моего очаровашки-младшего. И последние слова даже не сарказм, парень правда очень милый. В отличие от Таро у Тсуны более детские черты лица, что придаёт ему некую миловидность… Ну, да Бог с ним, — Савада мысленно махнул рукой, доедая последний батончик и запивая это дело остатками минералки. Вот досада, почему Таро купил такую маленькую бутылочку?
На этот вопрос Тсунаёши лишь опять махнул рукой — только в этот раз уже реально, — и закрыл пустую бутылку крышкой. Он смял обёртки от своего лакомства в руках и бросил весь мусор в корзину, где ему самое место.
— Значит, что мы имеем… Неплохую связь с Такеши, из-за его невозможного дружелюбия, и старшим братом — тот до сих пор не может определиться, судя по всему. А также у меня почти оборванная связь с Хаято. Не могу понять, почему тот всё ещё держится за моё Небо… Может на подсознательном уровне понимает, что оно чертовски сильное? Тут нужно лично разговаривать, так просто я ничего не пойму. Насчёт Ямамото тоже есть ещё пара мыслей, но в их правдивости я смогу убедиться только после опять же разговора один на один с ним. Насчёт Реборна вопросов больше всего. Нужно либо расспросить кого-то, либо искать самому информацию об Истинных Небесах. Должны же быть какие-то исключения, которые не ведутся на их гармонию… — Тсунаёши хлопнул себя по лбу — есть же Шамал! —
Конечно, договориться с ним будет крайне сложно, но он по крайней мере никому не проболтается. Да и на моего братца он вряд ли повёлся, он же не девушка, — Тсунаёши хихикнул от собственной шутки и соизволил обратить внимание на то, что происходит вокруг.
На улице давно стемнело, в комнате царил лёгкий полумрак из-за настольной лампы, которую он включил перед своей трапезой. Посмотрев на гамак, который висел позади него, он заметил тихо посапывающего Реборна и в голове промелькнула мысль, что тот возможно пытался с ним заговорить, но натыкаясь на полное безразличие просто пошёл спать.
И Тсунаёши стоит последовать его примеру.
Тихо, чтобы не помешать чуткому сну Аркобалено, парень ушёл в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. После нужно было переодеться в пижаму, расправить кровать, выключить свет в комнате и наконец спокойно лечь на мягкую поверхность. Глаза начали слипаться сразу, как щеки коснулась нежная ткань подушки.
Тсунаёши продолжит думать завтра после школы и тренировки, а пока стоит хотя бы немного отдохнуть — день получился до безумия невозможным и из-за этого очень утомляющим.
***
— Босс! БОСС!
Надрывной крик одного из подчинённых заставил отвлечься от противника и Тсунаёши еле успел уклониться от выброса ярко-зелёного пламени и ответить своим. Нападавший кричал от боли, когда его лицо было объято Небесным пламенем, по комнате разнёсся запах горелого человеческого мяса.
— Босс! Там… Там, — мужчина заикался и нервно махал рукой в сторону восточного коридора.
— Говори чётко, — строгий голос заставил подчинённого глубоко вздохнуть. Интуиция неприятно звякнула.
— Господин Хибари. Восточная гостиная. Засада.
В уши ударила кровь как только до них дошла фамилия Хранителя Облака. Тсунаёши настороженно оглянулся. Не увидев никаких противников, он снова впился взглядом в своего человека.
— Веди.
Быстро.
Пробегая мимо горевших комнат по коридору, Тсунаёши старался не думать о том, что он может увидеть вместо лица своего друга. Он никогда так о нём не волновался — не зря же Хибари Кея прослыл сильнейшим Хранителем Десятого Босса, — он просто не мог представить ситуацию, где жизнь этого монстра могла подвергнуться серьёзной опасности.
Но интуиция не просто звенела, она орала во всё горло, заставляя и так раненного Дечимо быстрее перебирать ногами. Он не обратил никакого внимания на то, что его спутник уже давно не бежит вместе с ним — у того была открытая рана, сейчас мужчина истекает кровью где-то посреди коридора. Раньше Тсунаёши бы попытался ему помочь, но Небесное пламя не давало остановиться даже на секунду, переживая за своё Облако. Быстрее. Быстрее. Быстрее!
Заветная дверь слетела с петель, когда он ворвался в помещение. Яростные янтарные глаза судорожно пробегали по всей комнате, ища такое нужное и родное лицо.
Нашёл.
Если то, что осталось от красивого молодого лица со стальными яркими глазами и нахальной улыбкой, которая всегда вызывала дрожь по телу, можно было назвать
лицом.
— Кея…
Поражённый шёпот. Мир остановился. Разломался на кусочки, оставляя после себя только серебряную пыль до боли похожую на цвет глаз Хибари Кеи.
— Кея!
Впервые так сильно захотелось, чтобы этот раздражающий мужчина, который никогда не выполнял его приказы как следует, открыл глаза, сверкнул ими в его сторону и, сказав свирепое «камикорос», ударил прямо поддых.
— Кея! Нет-нет-нет-нет… Быть этого не может! Открывай глаза! Ты не мог… — хриплый шёпот, неверящая истерическая улыбка и безумные глаза. —
Кея!
***
Тсунаёши подскочил на кровати, хватая ртом воздух. Изо рта вырывались хриплые звуки и в темноте комнаты они казались чересчур пугающими, но у него не было времени об этом думать. Сердце бешено билось в груди, ударяясь о грудную клетку, выбивая из головы все здравые мысли.
Перед глазами стояла картина, где он держит в руках тело своего любимого Облака.
Руки тряслись. Дыхание сбилось и Тсунаёши даже не пытался его восстановить и хоть немного успокоиться. Он лишь закрыл лицо руками, без удивления понимая, что по щекам текут горячие обжигающие нежную кожу слёзы.
Или это пот? Не было ни сил, ни желания думать над такой глупостью, но она неожиданно вернула в реальность и заставила оглянуться.
Его комната, гамак, на котором лежал Реборн, сладко посапывая, необычный порядок.
— Точно… Я же не дома, — эта мысль помогла немного расслабиться.
Он в совершенно другом мире, где Хибари Кея жив и здоров, продолжает следить за порядком в Намимори и шептать «камикорос» каждому опоздавшему на уроки.
Стало немного легче.
— Жаль, что другой мир не избавляет от кошмаров.
Тсунаёши решил, что заснуть он больше не сможет, поэтому встал с кровати дрожащими ногами и медленно направился на кухню — попить воды, а после позавтракать в одиночестве. Он так и не заметил, что Реборн слегка дёрнулся, когда он пару секунд назад бешено вскочил с кровати.
