***
…нигма наклоняется к нему, прижимая рот к горячей бледной коже ключиц. освальд запрокидывает голову, смотрит в потолок, сосчитывает паутинку трещин на старой посеревшей штукатурке. нигма трогает его ребра, его бока, его бедра. скользит раскрытыми ладонями по влажной от пота и воды плоти, надавливает, разминая напряженные мышцы. его дыхание сбивается, когда пальцы эда скользят по животу. освальд цепляется за простыни, отказываясь признавать себя стонущим беспорядком, ломающимся, крошащимся под руками эдварда. это глупо, все это. затея с сексом, со «снятием напряжения», с примирением. освальду хочется оттолкнуть нигму, встать и уйти. он остается на месте, он терпит эту аккуратную, тщательно выверенную нежность, с которой его ласкает эд, слабо постанывает под влажными поцелуями. ему хочется найти ладонями плечи нигмы, погладить и надавить, заставляя расслабиться, заставляя потерять себя. освальд думает о вспышке острых лопаток эда, которые он видел, пока нигма быстро раздевался. они были похожи на вырванные, обрезанные крылья. освальд воображает, что, может быть, видел шрамы. слишком темно сейчас, чтобы и правда что-то рассмотреть теперь на этой светлой коже. освальд закрывает глаза. физические ощущения как-то плавно отходят на второй план, становясь неважными ровно настолько, насколько и ненужными. он — просто тело, просто разум, запертый в мясном костюме. его старая любовь к эдварду нигме воет и скребется где-то за его грудиной. кричит на него о том, как же все «неправильно» и «не так», но освальд… освальд просто давит это поганое, отвратительное и успокаивает себя (думая о том, что, ну, хотя бы вот так он получит его, верно? хотя бы так).***
нигма протягивает ему кружку через стол и освальд долго смотрит на нее, прежде чем забрать. их пальцы соприкасаются. освальд ничего не чувствует. — я думаю, нам следует прекратить, — тянет эдвард, откидываясь на спинку кресла. его котелок лежит на его остром колене, а в руках исходит паром большая чашка имбирного чая. — прекратить что? — спрашивает кобблпот.***
нигма щекотно и тяжело дышит освальду в шею, и освальд застывает, чувствуя, как дрожат длинные музыкальные пальцы эда, застывшие где-то на его предплечьях. — ты в порядке? — тихо спрашивает кобблпот, отстраняясь совсем немного, так, чтобы заглянуть только в лицо (друга) любовника. прямые густые брови нигмы изломаны над переносицей, а ресницы дрожат, слипшиеся от влаги. — нет, — шепчет эдвард, садясь рядом. его длинное тело кажется почти прозрачным в неоновом зеленом полумраке лофта. где-то за окном, далеко внизу слышится шум проезжающего автомобиля. свет от фар перечеркивает просторную комнату, заставленную всяческим хламьем, натасканным за годы. — нет, я не в порядке, — говорит эдвард снова. — все это неправильно. так не должно быть. я не знаю, что происходит. освальд криво усмехается, приподнимаясь на локтях. простынь под ним измята и сбилась в сторону. кобблпот обнажен так же, как и нигма. никто из них не возбужден так, как предполагалось. — перестань думать, — говорит освальд и смазанно проводит кончиками пальцев по лбу эда, отбрасывая вьющуюся челку назад. — нам с тобой не нужно трахаться, если мы оба этого не хотим. нигма медлит, поджимая губы. его рот — тонкая алая ниточка, дрожащая и нервная. затем он снова трогает освальда, гладит его по сведенным бедрам, по напряженному животу. — я хочу тебя, — задумчиво тянет загадочник, наклоняя голову набок, словно озадаченная собака. — просто… не так. освальд пожимает плечами, как может — беспомощное острое движение, от которого его ключицы выделяются еще сильнее. — мы можем просто полежать здесь и поговорить. или заказать еды. или просто пойти спать. тебе не обязательно решать сейчас, — он откидывается обратно на простыни и остро, до фантомной какой-то боли чувствует руку риддлера, неподвижно лежащую на его животе. чувствует ее, как будто бы она часть его дыхания, как будто бы она раскалена на его коже. эдвард кивает, ложась рядом на бок, вытягиваясь — длинная, длинная жердь, бесконечные ноги, тонкая сеточка старых шрамов на гладкой коже. освальд поворачивается к нему лицом и их руки лежат совсем рядом, едва ли соприкасаясь. освальд заглядывает в темные озера глаз нигмы, пустые черные тоннели, непроницаемые и далекие. ему как никогда хочется забраться в голову эда и хорошенько встряхнуть этот невероятно умный — и невероятно тупой — мозг пинком. — я знаю, что мы договорились, что мы не будем целоваться (никаких чувств и все такое), но, мне кажется и это такое смутное ощущение, — освальд немного смеется и это даже не звучит вымученно или болезненно. он гордится собой за это. — …что нам с тобой это все-таки нужно. нигма моргает и его взгляд (далекий и темный) возвращается к лицу кобблпота. — …может быть, — соглашается эд, со вздохом. он подползает ближе, прикрывает глаза. его ресницы все еще влажные — острые стрелки, отбрасывающие нежные тени на щеки. его рот горячий и жесткий. поцелуй — неловкое соприкосновение губ, дрожащие ресницы эда и шумное сопение освальда, его сильные пальцы, стискивающие предплечья нигмы… они расстаются на мгновение, чтобы затем снова прижаться. освальд прихватывает нижнюю губу эда зубами. эд тихо-тихо выдыхает. это странно. каким-то образом это заземляет. успокаивает. освальд чувствует себя в порядке. чувствует себя замечательно, держа эда в своих руках вот так: осторожно и нежно, словно нигма — хрупкая драгоценность. он лелеет его. любит. они целуются снова и снова. освальду кажется, что он слышит грохот тектонических плит, сталкивающихся глубоко под готэмом. планета вертится под ними, выскальзывая из-под ног. нигма приникает к освальду всем своим прохладным телом и кобблпот сам обнимает его. трогает, наконец, эти острые лопатки. гладит вдоль выступающей гряды позвонков. сжимает ягодицы, притискивая эда к себе бедрами. — кажется, теперь все хорошо, — тихонько смеется эд, утыкаясь лбом освальду в висок. все не совсем хорошо, думает освальд, гладя нигму по загривку, но диссоциация отступает, а в груди не так болит, как пару минут назад и… кажется, эду тоже лучше. скованная, тщательная аккуратность ушла. нигма медленно расслабляется под руками освальда, льнет к нему и тихонько вздыхает, когда освальд целует его под острой челюстью. — знаешь, нам не следовало столько тянуть с этим, — задумчиво бросает эдвард и освальд почти — почти — истерически смеется, потому что… ну, это не он «тянул-с-этим». бога ради, его любовь к эду никогда не умирала, всегда находясь где-то рядом и иногда больно била освальда под дых. бога ради. но… …освальду больше не хочется уйти. вместо этого он снова целует эда, запечатывая его глупый болтливый рот. — знаешь что? — улыбается нигма, когда поцелуй заканчивается. он облизывается и его лицо некрасиво краснеет пятнами. освальд так любит его, что хочется кричать. — знаешь? трахни меня. освальд хватает ртом воздух.***
— …убивать друг друга, — через паузу поясняет нигма. его глаза за стеклами очков темные и уставшие. освальд читает его возраст по тонкой сеточке морщин на светлой коже. в уголках глаз и между бровей. и горькие, глубокие — от крыльев тонкого носа до рта. — нам нужно, — эдвард взмахивает нервными руками над столом. неловко задевает краем рукава отставленную чашку. ойкает. поправляет очки. — нам нужно закрыть гештальт. тебе и мне. освальд смотрит на него, неловкого, длинного, не моргая. — …мне это может быть нужнее, чем тебе, — тише признает нигма, опуская глаза. его низкий голос вибрирует у освальда в костях.***
бедра нигмы дрожат, когда освальд погружается внутрь. он не может сказать, хорошая ли это дрожь или нет. лицо нигмы — приоткрытый в стоне алый рот, изломанные линии бровей, прикрытые глаза и эти пятна румянца на самых острых в мире скулах — не помогает. освальд знает, что недостаточно хорошо растянул его (то ли из мести, то ли от нетерпения, он сам толком не совсем понимает), что нигме должно быть больно, но… — не смей останавливаться сейчас, оз, или я перережу тебе глотку, клянусь, — шипит эдвард, вцепляясь в руки освальда и внизу живота у того все сводит от желания. он толкается глубже, уже не заботясь. нигма скулит и сжимает задницу вокруг члена кобблпота. такой тугой, тяжело всхлипывающий, мечущийся под ним. поврежденную ногу сводит болью, но освальд только сцепляет зубы крепче и двигает бедрами быстрее. нигма издает звуки, похожие на жалобное мяуканье и глаза у него на мокром месте, но его крепкий стояк тыкается освальду в живот, протекая предсеменем. кобблпот трогает его за мягкие бедра, стискивает, вталкивает острые ногти в плоть, а член — поглубже в тело. так, чтобы прочувствовал. понял. нигма взвивается под ним, хватает ртом воздух. освальд кусается, оставляет отметины там, куда может дотянуться и вся грудь у нигмы в укусах. и запястья. дрожащий живот. эти его глупо длинные ноги. освальд поверить не может, что он в реальности, что эд — его эд — вот он, здесь, живой, дышащий, настоящий. он двигается рывками, впиваясь пальцами глубже в напряженные мышцы. делает больно до тех пор, пока нигму под ним не скукоживает, не передергивает всего, пока его колени не втискиваются кобблпоту в бока, схлопываясь при оргазме. когда эд кончает, он удивительно красивый, — думает освальд и останавливается. нигму под ним все еще дергает — под полуопавшим членом натекла лужица белого, а губы все еще закушены, чтоб не скулить совсем уж громко. вспомнил, наверное, про соседей. глупый.***
эдвард целует его в висок горячими губами и освальд кажется себе совсем счастливым. они оба лежат в обнимку на сбившихся влажных простынях, между ними липко и потно, и немного мерзко, но никто не хочет шевелиться еще. освальд чувствует себя приятно пустым и уставшим. совсем не хочется приподниматься на локтях и вспоминать, что они с нигмой вовсе не друзья. не хочется щуриться, ядовито спрашивая: «ну что, дорогой, закрыл ты свой гештальт?» ну. именно это он и делает, потому что они — пингвин и загадочник, поезд без тормозов, годами стремящийся к кровавой катастрофе. эд смотрит на него из-под лобья, хмуро и грустно, словно это освальд виноват в том, что котят пинают, а щенков выбрасывают на улицы. — да, — говорит он. глаза у него темные и влажные, и умоляюще-решительные, как у того эда, который когда-то смотрел на кобблпота с пугающе интенсивным восхищением. — закрыл. только теперь у меня еще десять новых, оз. освальд смотрит на него, приоткрывая рот, чтобы сказать еще что-то (разрушительное, больное, отталкивающее). и слова не приходят. в кои-то веки слова не приходят и кобблпот со вздохом откидывается обратно. — хорошо, — замершее на секунду сердце делает еще один удар. — хорошо.