Договор на звёздном свитке

      "Маленький и узкий, черно-серебряный туго связанный свиток, шириной в пол-ладони и толщиной в палец, в бледных руках матери смотрится сказочным сокровищем.       - Смотри внимательно, Тори, этот свиток передается в моей семье уже много поколений.       - Что в нем за техника, матушка? — он с любопытством тянется вперёд, почти утыкаясь носом в свёрток со спящим братом, поддерживаемый матушкой.       - Легенда гласит, что один из моих предков выменял его у Шинигами. С его помощью можно вернуть к жизни одного человека.       - Вернуть к жизни?! Разве так можно?       - Можно, — мама грустно улыбается, поправляя кулёк с Каварамой. — Но с условиями и большой ценой.       - Условиями? — это кажется логичным, он уже знает, что за все техники приходится расплачиваться чакрой, а иногда и жизнью.       - Во-первых, и в самых главных, человек, которого вернёт этот свиток, должен быть твоим врагом, которого ты убил собственной рукой.       - Что?! — он возмущённо вскидывается, почти переходя на крик и недоверчиво смотрит в ее глаза. — Зачем вообще нужна такая глупая техника?!."              Он и сейчас считает это условие издевательством. Почему нельзя спасти близкого и любимого человека? Почему только врага, которого сам убил? Если было приложено так много сил и средств для отправки кого-то на встречу с Шинигами, нет смысла его возвращать. Это нечестно.       И невообразимо жестоко, когда вынужден раз за разом наблюдать, как гибнут члены семьи.       Тобирама хотел бы, чтобы с помощью запретного "Sutаsukurоru" можно было вернуть Кавараму или Итаму...отца! Но спасти он может только ненавистного врага.       Вероятно, в этом изощрённая месть Бога Смерти всем потомкам человека, сумевшего обыграть божество, куда там Узумаки. Потому и рождаются среди них из поколения в поколение «обещанные Шинигами», в какой бы клан они ни вошли. Те, кто могут применить свиток.              "...вторым условием является плата. Жизнь того, кто использует этот свиток..."              Тобирама раскладывает писчие принадлежности на низком столике. Выравнивает выбеленные листы тонкой рисовой бумаги, разворачивает кожаный отрез с кисточками, придирчиво проверяя ворс и рабочую часть, разводит чернила. Всё выверено, спокойно. Привычно.       Ему нужно написать письмо брату так, чтобы Хаширама понял и не попытался... исправить. У него, конечно, не получится, но энтузиазм брата, когда он что-то втемяшивает себе в голову, часто приобретает пугающий размах. И последствия. Да.       Будет нехорошо, если Хаширама всё испортит в своём стремлении «сделать как лучше» или даже «восстановить справедливость». Последнее точно обратит всё в прах.       И вряд ли даже Учиха сможет остановить этого идиота.       Пальцы до скрипа сжимают кисть, заставляя дерево потрескивать. Учиха.       Нет. Не время злиться. Скоро всё закончится, и не нужно будет каждый раз сдерживать желание метнуть кунай при виде чёрной лохматой макушки. Главное, не думать, насколько трусливо желание всё бросить и уйти.              "- Если ты решишься когда-нибудь использовать этот свиток, Тобирама, будь кристально честен с собой..."              Он заносит кисть над бумагой, и вместо официального обращения пишет непривычно мягкое, никогда не появлявшееся в письмах до этого.              "Ани-чан..."              Вот же... В детстве думал, что использовать свиток Звёзд никогда не будет. Сама мысль об этом казалась невообразимой.              "Все мои проблемы всегда начинались с тебя и заканчивались Учиха, хотя тебя я всегда безмерно любил..."              Неозвученные слова ложатся ровными строчками кандзи, всё равно вставая комом в горле. Тобираме часто хотелось схватить брата за грудки и кричать ему эти слова в лицо, вбивая в тугоумную головушку и вопрошая, почему чужие люди, — чужой человек, — для него оказались ближе и роднее родной семьи и клана.       Хаширама всегда переживал за своего Учиху больше, чем за брата. И да, разумеется, Тобирама понимает, что это всего лишь ревность, всего лишь злость, хорошему шиноби не пристало... но он всего лишь человек, и он устал быть «хорошим шиноби». Устал терпеть закидоны «главы клана», который будто и не вырос с тех двенадцати лет.       Слова ложатся колкими, злыми строчками, жалящими отравленными звёздами и... ненавистью. Да уж... не зря говорят, что любовь может перерождаться... в такое. Но с каждым словом ему будто легче дышать, легче расправлять плечи, придавленные непомерным грузом.       Где-то в глубине души, он понимает, что перекладывает этот груз на плечи старшего брата. Эта тяжесть, возможно, раздавит его... но ничего. Сегодня он побудет эгоистом, от души пройдясь по старым ранам и отдавленным мозолям. Как-никак он же младший брат... знает, куда и как бить...              "...на войне убивают. Или ты, или тебя. И будь у Изуны возможность, он точно также не стал бы сдерживать руку.       Так отчего же я должен об этом жалеть? Почему ты ставишь мне в вину его смерть? За что? Неужели было бы лучше, убей он меня?"              Конечно, Хаширама имел в виду совсем не это, когда недавно посетовал, как жаль, что Изуна погиб и не увидел деревню, которую они строят вместе с Мадарой...       Не это, но как же больно было сердцу от этих необдуманных и явно не взвешенных слов. Если бы не погиб Изуна, мёртвым был бы Тобирама. Брат об этом не подумал. Как не думал и о том, что, выживи младший брат Мадары, ни о каком мире не могло бы быть и речи.              "...биджу! Ты так убиваешься из-за этого ублюдка, словно я самолично члена семьи убил! Не врага, а близкого родича!.."              Ему понятна боль Мадары. И в своём соболезновании он старается как можно меньше мелькать перед его глазами. Не разговаривать. Не вмешиваться, сдерживая самые ретивые головы Сенджу.       Изуна был хорошим врагом. Хитрым, умелым, опасным. Привычным. Чтобы сражаться с ним на равных, приходилось выкладываться на полную, до конца и немного дальше. Расти над собой просто, чтобы остаться в живых.       Скорбь Мадары ему понятна. А причитания ани-чана, нет.       Впрочем, Хаширама ревёт и мается от того, что Мадара постепенно сходит с ума без брата. Он может это отрицать и делать вид, что всё не так, что огрызающийся и параноящий Учиха в порядке вещей, но того уже соклановцы обходить стали. Это показатель.       Проклятье, Тобираму, в своей манере, конечно, но даже Хикаку предупредил, что с главой у них не всё в порядке и лучше бы его не провоцировать лишний раз.       Где такое вообще видано?       Только Хашираме всё, как о стенку горох...       Сошедший с ума Учиха... в библиотеке клана есть упоминания о таких. И приписка, что убивать «это» следует до того, как чудовище войдёт в силу.       Брату следовало дать Мадаре умереть и заключать договор с теми, кто останется, если уж так хотелось этого перемирия. Да, всё было бы по-другому, но без угрозы сдохнуть всем вместе, когда разум оставит сильнейшего Учиху.              "Вот и посмотрим, как всё будет..."              Он откладывает кисть и выдыхает. Перечитывает исписанные строгими иероглифами страницы, складывает пять листов безмолвного крика друг на друга, выравнивает.       И разрывает на узкие полосы. Раз. Два.Три. Четыре. Пять. Полосы на квадраты, так, чтобы ничего нельзя было прочесть. Шорох дорогой бумаги приятно ласкает слух. А когда набирается горка обрывков, все их ссыпает в стальной поддон, подпаливая свечой.       Вот так. И никакого компромата.       В конце концов, каким бы эгоистом он ни был, возлагать новую вину на брата он не имеет никакого права.       Лишь когда всё прогорает в пепел, он пишет на другом листе, две короткие записки.              "Тестирую новую технику. Не вмешивайся. Но к концу часа собаки приди на наш полигон. Лучше вместе с Мадарой".              "Если не получилось, и меня закинуло хрен куда, не пытайся исправить. Сам вернусь. Дела, планы и секретная информация в свитке, сам знаешь где. Черновики, идеи и неоконченные техники в соседнем. Отдашь Токе. Не реви. Я живой".              Ложь, конечно, но вероятно, только так можно удержать ани-чана от хуйни.       Первую записку нужно отдать сейчас. Вторую он получит на следующее утро.       Тела всё равно не останется, так что можно будет сымитировать срабатывание обратного призыва. А ещё для достоверности накидать примерную работу «техники». Свиток матери всё равно сгорит, а Хаширама не настолько разбирается в теории чакры, чтобы понять откровенную белиберду, что он напишет. Разве что Мито ему подскажет, но и её можно отвлечь. Печать изменения времени, графики искажений и таблицы аномалий из страны Демонов.       И сами Ками сломят ноги в этих монструозных расчётах.       Вот так. Концы в воду.       Сенджу Тобирама исчезнет, унесённый недоработанной техникой, а на его месте возникнет живой и здоровый Изуна Учиха.       Мадара успокоится. Разорвать заключённый Мир, когда деревня уже построена, не хватит сил даже у Изуны.       Он надеется на это.              На полигоне холодно, зима давно вошла в свои силы. Конец декабря.       Тобирама складывает печати активации, зажимая в зубах чёрно-серебряный свиток, напоминающий о звёздах на ночном небе, и сосредотачивается на враге, которого убил собственными руками. Учиха Изуна.       Пронзительный холод обнимает душу ледяными ладонями. Шинигами смотрит ему в глаза золотыми очами демона.       "Сделка?"       Вопрос совершенно формален.       Тобираме не страшно.       "Сделка!"       Непроглядный туман заволакивает зрение, но он всё же успевает столкнуться взглядом с испуганными чёрными глазами Учихи.       Ну, вот и прекрасно...

***

      Туман расступается, и он приходит в себя... где-то. Пахнет сушёными травами, горящим в очаге огнём, деревом, а ещё сухой соломой. Рядом кто-то шипит, чирикает, попискивает и щёлкает.       Тело ощущается как-то странно. Непривычно. Что-то не так, но что, он понять не может. Тобирама с трудом разлепляет глаза и приподнимает голову.       Неужели не получилось?       Перед глазами оказываются прутья решётки и деревянный потолок. Вокруг стоят клетки с птицами и животными, шипит по-близости в террариуме змея. А он сам...       Тоже покрыт чешуёй, но у него есть лапы и длинное серебристое тело... что здесь происходит?       Он поднимается выше, но слабое тело путается и не слушается.       Хлопает дверь, и на светлое помещение с большими окнами, падает неестественная тишина. Звук словно разом выключили. Тобирама напрягается. Это не к добру.       В центр заставленной коробками и клетками комнаты выходит молодая девушка в длинном цветастом платье, сотканном словно из осенних листьев. Волосы её белый лён, а глаза полированная сталь.       - Все проснулись? — спрашивает она звонким голосом, но по интонации понятно, что ответа не ждёт. — Вижу, что все, — она дважды хлопает в ладони. — Итак. Все вы здесь заключили сделку со смертью, чтобы вернуть одного человека. Дорогого или ненавистного. Проклинаемого или любимого. Это не важно, — девушка обводит клетки внимательным взглядом. — Ваше текущее состояние – часть вашей платы. Второй частью является ваша служба. Каждый из вас будет однажды выбран тем, кто придёт в мой магазин, и проведёт в службе этому человеку или нечеловеку оговоренный срок. Вы можете принять это или отказаться. Однако новое рождение и свободу вы получите только тогда, когда отслужите свой срок. Вам всё понятно? Есть желающие отказаться сразу?       Несколько клеток в разных частях помещения зашлись возмущённым клёкотом, змея по соседству яростно бросилась на стекло. Зашипел в отдалении кот и зарычал в углу щенок волка.       - Вижу, есть, — кивнула девушка и снова хлопнула в ладони. Клетки вместе с обитателями исчезли. — С ними будет разбираться Шинигами. Остальным рекомендую хорошенько подумать, хотите ли вы обманывать того, с кем заключили контракт, чтобы вернуть кого-то к жизни. С завтрашнего дня мы начинаем работу.       "Вот это скорость введения в курс дела..." — рассеянно думает Сенджу и опускается обратно на стог сена, на котором проснулся. Теперь ему хоть что-то понятно, хотя, право, так странно.       Он внимательнее осмотрел себя. Четыре трёхпалые лапы, похожие на птичьи, с чёрными коготками и длинное узкое тело, покрытое мелко-зернистой чешуёй, похожей на речной жемчуг. Пасть... Тобирама на пробу щёлкнул зубами. Что-то хищное. Но точно не змея.       Хозяйка магазина исчезла за боковой дверью, и комната наполнилась шелестом и криками. Звери в клетках довольными не были. Говорить они не могли, но, прислушавшись, бывший шиноби с удивлением отметил, что понимает их. Не до конца, но словно самый смысл, вложенный в восклицание. Чувства и эмоции.       Над головой насмешливо каркнул крупный ворон в высокой клетке, привлекая внимание.       "Идиоты", — читалось во взгляде птицы, когда он повернулся к нему. — "Заключив сделку, плати до конца".       Каркнул он снова и спрятал голову под крылом. Тобирама понимающе хмыкнул, но из горла вырвалось только шипение.       Вряд ли, конечно, кто-то знал о подвохе и о том, что платить придётся не только жизнью, но ещё и так. Однако, что ж. Всё с самого начала выглядело удивительно безобидно для масштабов техники.       Ну, и ладно...       С этим определённо можно работать.       Учиха точно вернулся к жизни. Дальше пусть разбирается ани-чан и его сумасшедший Учиха.       Осталось только понять, в кого же он превратился. По размерам, пока что-то не крупное.