Breathe in water, Breathe out air (Вдохнуть воду, выдохнуть воздух)

Люди были уверены, что они спарились, и только предстоящее обследование Изуку покажет, поймал ли он. Учитывая, изменившееся поведение мера в последнее время, скорее всего, да, но им нужны были записи, чтобы знать, что делать, когда придет время. Вольер был слишком мал. Киришима и Яги стояли вместе, почесывая головы, указывая на море, обсуждая сетку, обсуждая расширенные стены, обсуждая превращение всего вольера в логово и превращение любой части океанского дна, которую они смогут купить у правительства, в… ну… они задавались вопросом… И тут из воды, чтобы отвлечь их, выныривает зеленоволосый, оскалив большие острые зубы и трепеща от возбуждения. — Яг-и-сан! — щебечет Изуку. — Ки-ши-м-а! — И тут рядом с ним из воды появляется светловолосая голова и узкие красные глаза, которые смотрят на людей с большим подозрением. Это был первый раз, когда Кацуки присоединился к Изуку наверху без должных на то оснований — обычно получить его показатели было делом невозможным. Киришима схватил Яги за руку и сжал. Старик ворчит, потом похлопывает по руке, пока молодой не ослабляет хватку. Ощущение было такое, словно его придавило камнем. — Он снова назвал мое имя? — прошептал Киришима, сглатывая, глядя с зеленоволосого мера на своего подопечного, светловолосого и хмурого, который еще даже не высунул нос из воды. Забавно было видеть, как его обычно усыпанные шипами волосы прилипли к голове. Это лишало его пугающей силы. Однако у Киришимы хватило сил не рассмеяться, зная, насколько действительно колюч этот чернохвостый мер. — Доброе утро, юный Изуку, — приветствовал Яги-сэнсэй, радуясь встрече с мером. — Ха-аве! — гордо говорит Изуку, слегка искривляя свои человеческие нотки. Это звучало, честно говоря, как человеческий язык под водой, но без гашения вибраций. Очаровательно. Но потом молодой мер протягивает руку, сжимая что-то в ладони. — Взять? Ты хочешь, чтобы это было у меня? — повторяет Яги, присаживаясь на корточки. Изуку подплывает ближе, чтобы отдать ему это, но Кацуки держится подальше. К счастью. Яги все еще помнил прилив ужаса, охватившего его, слепого, барахтающегося в воде и скорее чувствующего, чем видящего, как огромный хищник поднимается на него из глубины. Сейчас, однако, на его лице застыло незаинтересованное выражение, нос наморщен, губы сжаты в линию, и он не похож на пугающего хищника. Скорее, он похож на подростка с замашками, правда. Изуку щебечет и трепещет, бормочет несколько слов на мерском языке, а затем кладет мокрое нечто в руку Яги. Он надеется, что на этот раз это не гнилые улитки, как в восьмилетнем возрасте. Но нет, когда он раскрывает ладонь, восемь зеленых кружочков сияют ему в ответ. Это чешуя Изуку, содранная во время их брачного танца, и вся она была таинственно спрятана, когда люди вернулись в следующий раз. Яги предполагал, что они будут использовать их для украшения логова, возможно, сделают из них украшения, как это делали большинство меров. Но не эти восемь. Изуку подарил ему горсть своих мерских чешуек, и на его ладони они были такими же переливчатыми и великолепными, как и на ладони самого мера. — О, мой мальчик, — вздохнул Яги, наклонив руку так, чтобы они заиграли на свету. — Это княжеский подарок. Спасибо тебе. Спасибо. — Он прочищает горло, затем кашляет, причмокивая языком, чтобы найти нужный звук, а затем выкрикивает благодарность Изуку на, вероятно, искаженном мерском языке. Кацуки в гневе полностью выныривает из воды и озирается, но Изуку радостно смеется и хлопает в ладоши. Повернувшись к своему партнёру, Изуку обнимает Кацуки за шею, чтобы потрепать его по ушному плавнику, растопив обиду блондина, затем поворачивается и бросает его на поверхность воды с последним беспорядочным мер-словом. Его плавники вспыхивают, и Яги на мгновение испытывает гордость за своего маленького мера, который начал свою жизнь таким маленьким и бледным, но так хорошо вырос. Он заслужил весь мир и даже больше. Яги встал и отошел, окрыленный своим новым даром. Это было по-королевски. На рынке чешуя одного мера стоила десятки тысяч долларов, и хотя у них был доступ к линяющей чешуе тех, кто жил в неволе, эта чешуя на ладони Яги не была потускневшей от возраста, линьки или сломанной. Полные, блестящие, красивые чешуйки от Изуку. Как подарок. Свадебный подарок? Подарок… смеет ли он сказать это… подарок в знак благодарности, любви? Он был эмоционален. Раздался всплеск, и Кацуки что-то пробормотал на мерском языке. Киришима, который смотрел на Яги и его удачу, повернулся и увидел, что Кацуки снова притаился, высунув из воды только глаза и лоб, и подплыл ближе. Киришима присел на корточки, любопытствуя и не боясь, и Кацуки действительно подошел к краю рядом с ним. Красные глаза перебегают с Киришимы на Яги, оскалившегося, колючего, как кактус. Затем рука Кацуки поднимается из воды в сторону Киришимы и с тихим щелчком кладет что-то на палубу прямо перед ним. Ворча, Кацуки отталкивается от стены и без лишних слов исчезает в воде, мелькнув черным хвостом. Киришима смотрит вниз и находит одинокую черную чешую. Поднимает ее, та блестит, и он поворачивает ее, чтобы найти красный цвет на другой стороне. Чешуйка. Для него. От Кацуки. — Брат! — Киришима разрыдался, прижимая подарок к груди и показывая его Яги-сенсею, как святой Грааль. — Я сделаю из этого серьги! Ожерелье! Я вытатуирую его на своей груди! — Вот так, вот так, юный Киришима. — Это лучший день в моей жизни! ~ Под волнами воды слышны мужские всхлипывания Киришимы. Кацуки поднимает брови на Изуку, который хихикает, а затем с довольным вздохом опускается на свое песчаное ложе. Вытянувшись, Изуку вяло улыбается в сторону окна с видом на океан, когда Кацуки подползает к нему сзади, одной большой рукой перебирая его хвост, чтобы погладить по животу. Их дети росли быстро.