Простое элементарное

      Уён был немного разочарован собой и испытывал явную неприязнь к себе-вчерашнему. В его честь устроили маленькую попойку прямо в офисе на работе, естественно с позволения их постоянно нервозного босса.       У него наконец-то была официальная работа! Однако мозг до сих пор отказывался обрабатывать эту прекраснейшую новость и смаковать заслуженное чувство успеха.       Похмелье вносило свои коррективы в его скромную жизнь, благо был выходной и страдать можно было хоть целые сутки.       Его матушка, увидь бы его сейчас, начала бы расстроенно причитать: негоже юному омеге так напиваться, что невозможно припомнить события прошедшего вечера. Негоже учиться на одном из самых запарных направлений в универе, да ещё и выбить себе грант на зависть многим.       Да, он был взбалмошным, громким и чуточку конфликтным, но когда садился за моделирование и изготовление дизайн-проектов — в нем пробуждалась усидчивость. Только в работе, в остальном он был ходячей катастрофой, что не сильно его и тревожило. Матушку лишь, которой было сложно принять, что мечты разнятся с реальностью и её сын вырос не в нежного славного омегу, а в нагловатую демоническую сущность с архитектурного.       На минуточку. Он завершил обучение, защитил свою честь и был официально трудоустроен в архитектурное бюро, в коем до этого проходил практику и стажировку. В классное архитектурное бюро, где всем заведовал не сильно дружелюбный «Босс», зато весьма харизматичный, и который тоже был явным нарушителем неких стереотипов. Уёну он нравился, нравился ли Уён ему — неизвестно. Однако что-то подсказывало, что нравился, ведь не каждый рискнет нанять на работу студентишку, только что выпорхнувшего из стальных прутьев ВУЗа. Чем не повод для гордости, а?       Высокие показатели успеваемости, великолепное портфолио работ, мотивационное письмо — всё было в лучшем виде. Кроме него, Уёна, самого.       Он наконец-то отлипает от кровати и по ощущениям ползет, а не идет до ванной. Так же тихо и страдающе раздевается, залезая под душ, постепенно убавляя градус воды, чтобы побыстрее пробудиться. Тут же пьет водопроводную воду из душа, но как же ему сейчас плевать на все, лишь бы стало получше. И вправду становится, однако память не проясняется, что как бы обидно. Вечеринка в его честь, а он её помнит очень скромными обрывками и только то, что было вначале.       Ну, ничего, сдаётся ему — не первые такие посиделки, потому что коллеги реально классные, с такими хочется как минимум задружить. Он вылезает и встает напротив зеркала, собираясь наконец-таки визуально оценить уровень своих повреждений. И удивленно икает, в замешательстве дотрагиваясь до своей шеи. А потом быстро моргает, надеясь тем самым избавиться от зрительных галлюцинаций. Галлюцинации не проходят, приходит мигрень.       — Что за чёрт?!       Он не был благонравным омегой, но маломальская порядочность у него все-таки была. Поэтому однозначно-понятные багровые пятна на медовой коже не вписывались в его интеллигентную картину мира. Засосы были по всей шее, кое-где даже угадывались укусы, ключицы и даже плечи изобиловали собственническими отметинами. Уён выпадает в такой осадок, что не сразу замечает, что начал замерзать. Все-таки не мешало бы одеться. Он с нарастающим паническим подозрением прислушивается к своему телу, но вроде ничего. Больше ничего с ним не делали. Хоть в этом повезло!       И в этот же момент его всё ещё паникующий мозг подкидывает воспоминание, скорее даже ощущение, и был таков.       Уён вспоминает, что и как чувствовал, когда ощущал чужой горячий рот у себя не только на шее. В голове были только блестящие темные глаза, взгляд которых делал с его телом немыслимые вещи, он вспоминает как было тяжело дышать и сдерживаться. От чего сдерживаться не совсем понятно. Только взгляд будто инфернальных глаз, которые его точно зачаровали, остался в шокированном мозгу.       — Да что ж такое! Если попадать в такие ситуации, то естественно это буду я.       Омега с предвкушением и опасением ожидал следующей рабочей недели. Поэтому был на нервах больше, чем обычно.       — Я убью тебя, — первое, что он слышит в понедельник — это голос Босса, и малодушно радуется, что обращаются не к нему. Вроде как. Потому что он еще в коридоре и невидим для остальных сотрудников их креативной дружной команды.       — Да что не так опять?! — раздается не менее разгневанный голос Минги и Уён наконец-таки заходит в офис и всем приветственно машет рукой. Хонджун, их маленький, но ретивый Босс, отсыпает ему секунду зрительного внимания, в котором заключается колоссальное негодование и желание смертоубийства, и возвращает его медленно закипающему альфе.       — Ты отвечал за проектирование того чертова дома «как у аристократов, но чтобы с подземным бильярдом и джакузи»?       — Ну, и?       — Хреново ты отвечал, проектные документы не прошли экспертизу. Что за стрём, нам чуть ли не впервые вынесли отрицательное решение, — пачка документов с удручающим звуком падает на стол, а Хонджун вызывающе приподнимает свои аккуратные брови. Он являл собой внешность образцового нежного и миниатюрного омеги, пока не открывал свой рот. Когда он все-таки это делал, хотелось простого человеческого: сбежать. — Переделать.       В какой-то момент Уён порадовался, что не отвечает за официальную документацию. Его дело малое — эскизный проект и компьютерная 3D визуализация. Тут больше нафейлить можно, если вдохновения нет. Его, к слову, не было, потому что голова пухла от подозрений и диких догадок.       Кто, чёрт возьми, такой бесчестный мудак, который обслюнявил ему шею (и не только), а теперь не сознаётся?! А он вообще-то верил в дружбу до самой глубокой песочной старости, а тут такая подстава. Еще и водолазку пришлось напялить, чтобы не смущать и не смущаться.       Хотя он тут жертва, на минуточку!       Осталось только найти того самого нарушителя спокойствия и высказать своё негодование и резкое «фу» прямо в лицо. То, что всё произошедшее было с его активного (однако пьяного) согласия, Уён малодушно игнорировал, как и тот факт, что ему очень даже понравилось. Мозг за выходные устроил ему шоу пыток, подкидывая воспоминания какие крепкие плечи были у этого «Кого-то там» и даже собственные мысли по типу «О боже какой у него сексуальный смех», но не лицо, чёрт возьми. Этот бешеный цензор нервировал сильнее всего.       — Ты подозрительно тихий, что такое? — спрашивает Ёсан, привалившись бедром к его столу. Ёсан был хорошим и Уён был очень рад, что они сблизились чуть ли не с первых дней его практики. Он гордился тем, что они дружили и хорошо понимали друг друга. — Почему ты всех так пристально рассматривал?       — Я в некоем замешательстве, — честно признаётся омега, смущенно и кротко улыбаясь. Его улыбке никто естественно не верит. — Ладно, мне надо узнать с кем я тесно общался, когда мы отмечали моё официальное присоединение к команде.       — Ты не помнишь? Что значит тесно? Ты обнимаешься буквально со всем, что движется, — фыркает Ёсан, поправляя идеально уложенные волосы видимо для пущей театральности. — А что не двигается — двигаешь и обнимаешь. В лучшем случае.       — Не издевайся, мир и так надо мной поглумился.       — Что случилось?       — Мне просто нужно это узнать, поверь мне.       Уён был ещё больше дестабилизирован. Ему думалось, что как только он столкнется с тем самым взглядом, что стал виновником его бессонницы, то сразу идентифицирует преступника. Но не тут-то было. Ничего не ёкало, ничего не трепетало, чему он тайно был рад. Это были не его коллеги, так что можно было дальше спокойно строить теплые отношения, основанные исключительно на платонической дружбе. Но тогда кто? Он не успокоится пока не узнает и не выскажет своё негодование.       — Я уже готов пойти просить просмотреть камеры, потому что мне кажется, я что-то упускаю, точнее, кого-то.       — А, возможно, ты про Сонхва?       — Сонхва?       При этом имени сердце странно ёкает и становится очень неуютно.       — Да, он в тот вечер забирал Хонджуна домой. Он часто у нас появляется, уж больно сильно любит своего мужа, — Ёсан оборачивается в сторону кабинета их Босса и позабавленно щурится, будто пытаясь разглядеть чем тот занимается за закрытой дверью. — У нас даже есть тайная договоренность. Когда Хонджун сильно не в духе, ну, сильнее обычного, то у Юнхо есть контакты Сонхва, и если он свободен, то всегда приезжает.       — Похоже на какое-то жертвоприношение.       — Отчасти так и есть, — смеётся Ёсан и отвлекается на открывшуюся дверь. — Кстати, сейчас оно и будет.       — У вас, кажется, уже обед? — спрашивает молодой альфа и Уён подвисает на добрых пять секунд с приоткрытым ртом. Такого красивого альфу он давно не видел, лишь в рекламах да модных журналах. Погодите-ка…       — Он... — всё еще под впечатлением начинает омега, растерянно посматривая на друга, который приветливо улыбается их гостю. Который, к слову, чувствует себя как дома, участливо интересуясь у Минги о ходе его работы и смеётся поистине красиво, но, вроде как, не так, как смутно запомнил Уён.       — Модель и начинающий актер, — снисходит Ёсан до ответа. — Ума не приложу как он находит время, чтобы приезжать к нам.       Уён не понимает почему раньше не пересекался с Сонхва и запоздало впадает в ступор. Значит, это он тогда с ним…       Он видит кривую усмешку Сонхва, когда тот смотрит на него, и внутри взрывается сверхновая возмущения. Сердце заходится бешеным ритмом и омега съезжает по спинке стула почти под стол. То есть этот Сонхва изменяет, а Уёну из-за этого страдать?! Как же мерзко, все альфы одинаковые, чёрт бы их подрал.       Омега теряется во времени, расплавляя свое сознание и принципы в кислотном море отвращения, поэтому не сразу замечает, что кто-то наглым образом садится на его рабочий стол. Он возмущенно поднимает голову вверх и забывает, как дышать.       На него насмешливо смотрят те самые глаза. Рассматривают уже привычным, затаившим какую-то хитрость, горящим взглядом. От которого тут же становится дурно и душно, грудь будто стягивает обручем, лишая возможности двигаться и дышать.       Из хорошего — это не Сонхва, значит, никаких измен, значит, Уён останется в живых. Из остального плохого — он, чёрт возьми, не знает, кто этот человек и почему его ведёт от одного лишь запаха и вида этого альфы.       — Тебе лучше думается под столом? — интересуется тот, растягивая губы в кошачьей улыбке и омега подвисает на очаровательных ямочках. Очаровательных? — Творческие люди для меня постоянная нетленная загадка.       Этот голос абсолютно точно не помогает реанимировать системы жизнеобеспечения и начать хоть как-то функционировать. О второй сигнальной системе, то есть о речи, и речи быть не может.       Альфа рассматривает Уёна пристально, чуть ли не с самолюбивым видом задерживаясь острым взглядом на прикрытой сейчас шее. Кожа фантомно начинает покалывать, а омегу выводит из состояния анабиоза чужая самоуверенность.       — Хотя под столом можно заниматься не только творческой деятельностью.       О, это становится последней каплей. Уён уверенно садится на стуле и встречается с неизвестным нарушителем спокойствия твердым взглядом.       — Это моё рабочее место.       Он чувствует чужой восторг и от этого по коже бегут мурашки.       — Буду иметь в виду где тебя искать, — альфа склоняет голову к плечу, будто умиляясь. — Уён-и.       Того передёргивает от такого обращения, и он набирает в легкие как можно больше воздуха, чтобы не переводя дыхания высказать все претензии и распрощаться с данным индивидом раз и навсегда.       — Слушай, — он хмурится, испытывая неловкость из-за того, что не знает, а точнее, не помнит имени этого альфы. — Ты не в моём вкусе, не знаю, как я это вообще допустил, но с твоей стороны, к слову, это было не совсем по-джентельменски.       — Я во вкусе любого и каждого, — о, кажется, тут непробивная самоуверенность.       — Твоя самооценка ошеломляет.       — Вот видишь, — разводит руки в стороны альфа, и даже этот жест выглядит грациозно. — Моё имя Сан, боюсь, тогда было не до знакомства.       — О, ты о том самом знакомстве, когда понятия этикета и житейской морали были похоронены без креста?       — И памятника, — в тон ему отвечает Сан, лукаво поглядывая на чуть заметно дрожащие пальцы омеги. — До следующей встречи.       Уён не отвечает, лишь изображает на лице скептицизм и отчужденность. Альфа только досадливо цокает языком, оборачиваясь на, — только что вышедшего из кабинета их Босса, — Сонхва.       — Пора возвращаться на работу, — Сан что, серьезно игнорировал игнорирование? — Но не переживай, в выходные я точно смогу вдоволь с тобой познакомиться.       Последняя фраза имеет такой явный и бесстыдный подтекст, что Уён вновь робеет и не может постоять за себя. Как только двери офиса закрываются за гостями, он прячет горящее лицо в своих ладонях и позволяет себе парочку тихих матов. За всю его жизнь ещё ни один альфа не говорил прямо в лицо, какие у него на Уёна планы. А этот был непробиваемым грубияном, которому абсолютно точно ничего не светило.       — Кто он? — единственное, что может выдавить из себя Уён, когда к нему подходит Ёсан с сэндвичем, который буквально впихивают в ослабевшие руки омеги. Он и не заметил, как прошел обеденный перерыв, а надо было как-то настраиваться на рабочий лад.       — Вроде работает таргетологом или что-то такое, не разбираюсь в этих новомодных профессиях. Лучший друг Сонхва. Тогда, кстати, тоже с ним приехал, они видимо где-то отдыхали неподалеку от нашего офиса.       — Ясненько, — глубокомысленно отзывается Уён, кровожадно впиваясь зубами в несчастный сэндвич.       — Кстати, никогда прежде не видел у тебя таких красных ушей.       Уён оставляет реплику без ответа, потому что никогда в жизни не любил оправдываться и врать без надобности. А он и так исчерпал свой сегодняшний лимит на лицемерность. Потому что ой как кривил душой, говоря, что этот чёртов альфа не в его вкусе.       Взрослая жизнь какой-то отстой. Да и страшно.       В четверг оборона рушится и Уён все-таки даёт свои контакты. Его вынудили: брали измором и шантажом. И он прекрасно понимал, что потом его будут просто брать, а этого никак нельзя было допустить. Он воспитанный человек и с сомнительными личностями дел не имеет. Или имеет?       Потому что он соглашается на свидание в ближайшие выходные и не видит причин для дальнейших страданий. В сексе нет ничего плохого, в нём даже есть много чего хорошего. Сан, по ощущениям, просто играется и быстро остынет, так что можно из этой мимолетной интрижки поиметь свою выгоду. Причем очень приятную и горячую выгоду, поэтому да. Уён был воспитанным и при высоких моральных ценностях, но не всегда. По ситуации.       Он, как и полагается корыстному подлецу, что бесстрашный по природе и принципу в своих интересах, садится в чужой автомобиль бизнес-класса без лишних терзаний. И тут же теряется, наткнувшись изумленным взглядом на пышный букет цветов. Цветы он не любил, а вот вниманию приятно удивился.       — Это точно лишнее, — находится с ответом Уён, без зазрения совести откидывая странный презент на заднее сиденье машины. Омега до сих пор не мог понять почему иррационально чувствует себя в безопасности с человеком, который должен как минимум настораживать. Но заниматься самокопанием не хотелось от слова совсем, хотелось другого. У Уёна был план, и он готов был ему следовать. — Может, сразу к тебе?       Сан польщенно хмыкает и изящно выгибает идеальную бровь. Чёртов обольститель.       План таков — как можно быстрее дать друг другу то, чего им хочется, и разбежаться. Вся эта история выбивала омегу из привычного темпа жизни и это изрядно мешало. Даже бесило. Все мысли сосредотачивались в одной точке, эпицентре, человеке по имени Чхве Сан. Смахивало на какую-то обсессию или зависимость.       — У нас свидание, причем первое.       — А разве будет второе?       Этот самый эпицентр страданий хитро щурится и неоднозначно пожимает плечами.       — Вполне вероятно.       Это звучит как угроза, но внутри вместо опасения разливается теплое и щекочущее чувство.       У них действительно свидание. С соблюдением всех клишированных канонов, таких как прогулка по Центральному парку, где они обмениваются информацией о себе (зачем?), затем ужин в приятном заведении, где они продолжают обмениваться историями о себе (зачем?), они даже делают совместные фото (зачем?!), уже без особой скованности подшучивая друг над другом.       Когда в свои права вступает ночь, Сан вызывается отвести омегу домой и тот наконец-то переводит дух. Это был странный опыт, совсем ненужная растянутая прелюдия перед самым главным. Однако не сказать, что ему было неприятно или скучно. Скорее наоборот.       Сан являл собой двойственную натуру, опасную и надежную одновременно, что интриговало и очаровывало. Он был веселым и дружелюбным, но иногда беспринципным с привкусом нахальства. Для Уёна он казался идеальным и это могло действительно скоро перерасти в серьезные проблемы. Не улучшало ситуацию и то, что омегу вело от чужих феромонов, поэтому к вечеру голова была забита точно не тем, о чем должен думать человек после первого свидания. Хорошо хоть в их случае всё будет до элементарного просто.       — Спасибо за свидание и твою приятную компанию, — Сан провожает его до двери и оставляет легкий поцелуй на щеке омеги. Даже от такого невинного жеста в животе просыпается табун бабочек, хотя он знает, что дело в оттоке крови. — Я напишу тебе позже.       Простого элементарного не будет. Уён глупо моргает и силится осознать, что с ним только что произошло.       У него только что было самое каноничное первое свидание в его жизни. Он проводит задумчивым взглядом широкую спину альфы и отмирает после того, как видит его лукавую улыбку. Так дело не пойдёт, он не согласен на странные непонятные игры. Он согласен на определенно понятные.       Поэтому возвращается к альфе и обнимает того за шею, без промедления целуя в губы. Те самые, вкус которых он навязчиво хотел ощутить. И совсем не удивляется, когда сильные ладони сжимают его за талию, а поцелуй из легкого превращается в чувственный и долгий, будто они играют в азартную игру.       По венам разливается коктейль из восторга, наслаждения и жгучего желания. От одних лишь касаний чужих губ хочется поджимать от удовольствия пальцы ног. Которые, к слову, начинают плохо его держать, колени готовы подогнуться и обрушить его к чужим ногам. Сан сильнее сжимает бока омеги, еще теснее прижимая к себе, но вскоре с большим усилием отрывается от Уёна. Тот осматривает альфу и остается довольным. Сбившееся дыхание и потерянный растрепанный вид того стоили.       — Вот теперь пока, — Уёну это было нужно. Если ставить точку, то своей рукой. В этом случае, своими губами.       И вот таким дурацким и поистине глупым образом омега попадается на удочку длительных, серьезных отношений. Которые в какой-то момент перестают быть просто отношениями, а превращаются в устрашающую, но такую драгоценную супружескую рутину.