Он ощущает как едкое чувство растекается по венам. Как оно снова не даёт дышать. Ему так паршиво, что хочется закричать, но кричать нельзя, потому что он живет в грёбанной многоэтажке, и соседи просто-напросто вызовут полицию. Поэтому он лишь пропускает через лёгкие табачный дым, глубоко затягиваясь, пытаясь вытянуть из сигареты как можно больше смол, чтобы голова закружилась. Чимин зарывается ладонью в мягкую шерсть собаки на коленях – питомец смотрит взволнованно, льнёт к хозяину, тыкается своим тёплым носом в руку, пытается успокоить, поддержать.
Телефон вибрирует несколько раз и экран загорается, освещая тёмное пространство вокруг.
— Алло, — он негромко отвечает на звонок, прижимая трубку к уху трясущейся рукой, стараясь не выдавать волнение собеседнику.
— Это Пак Чимин? — низкий мужской голос режет слух, а на фоне гул и, кажется, вой сирен, не разобрать из-за помех.
— Да, это я. Что-то случилось? — Чимин зачем-то задает вопрос, на который знает ответ.
Конечно, блять, случилось.
— Кем вы приходитесь Чон Хосоку?
— Близкий друг.
— Вы могли бы дать контакты его семьи? В телефоне только Вы записаны, — мужчина тяжело вздыхает. — Моё имя Ким Вонги, полиция Сеула.
Парень закашливается сигаретным дымом, сильно трёт бедро, а грудная клетка ходит ходуном из-за страха, который липкими пятнами перекрывает доступ к кислороду. Он не хочет слышать то, что сейчас скажет ему офицер. Потому что эти три дня он жил лишь из-за эфемерной надежды, что Хосока найдут живым.
Он и раньше пропадал, но всегда приходил обратно, к Чимину. Обдолбанный и со стеклянными глазами, но приходил. Стоял на коленях и просил прощение беспорядочным потоком слов, хватал Пака за штаны, прижимался к ногам и умолял не отказываться от него. Младший всегда садился и стискивал его в объятиях, плакал вместе с ним, разделяя всю накопленную боль.
После того, как родители вместе с сестрой уехали в Америку и фактически оставили его одного, Хосок всегда был рядом. Он стал для него старшим братом, отцом, матерью, – он соединил в себе всё, что так не хватало Чимину, отдал ему
всё. К нему младший пришёл, когда его отчислили из университета за неуплату, к нему он пришёл, когда его уволили из кофейни из-за опозданий, к нему он пришел, когда доктор с пресным лицом протянул ему врачебное заключение с диагнозом СПИД. Хосок стал его солнцем, которое, казалось, никогда не перестанет светить.
Но Чимин всё брал и брал этот свет, не отдавая ничего взамен. У Чона самого были проблемы, но он, лишь улыбаясь, закрывал на них глаза. А ведь сначала Хосок просто курил траву, ссылаясь на то, что она помогает ему с головными болями, а Чимин верил и не придавал этому большое значение.
Идиот, блять, конченный идиот.
— Пак Чимин? Вы здесь? — требовательный голос заставил вздрогнуть от неожиданности.
— А, да… Прошу прощения. У Хосока родители погибли в прошлом году, а друзей у него особо не было, я единственный в его близком окружении.
— Что ж, раз так, скажу эту информацию Вам. В шесть пятьдесят три мы нашли тело господина Чона под мостом шоссе Ичон. Я пришлю на этот номер адрес, в одиннадцать нужно будет подойти на опознание. Соболезную Вашей утрате, доброй ночи.
Отключился. Бип-бип-бип-бип-бип-бип.
Чимин просто смотрел в окно, где небо озарялось розовыми лучами. Природа просыпалась, ярким цветком распускаясь на рассвете, а вместе с ней засыпал Чон Хосок, чьё солнце больше никогда не взойдет.
блять, блять, блять, блять, блять, блять
Пак хотел сделать вдох, но не получилось. Попробовал ещё раз, но воздух категорически отказывался проходить через носоглотку. Он попытался вдохнуть ртом, но вместо этого получились какие-то всхлипы. Парень аккуратно опустил собаку с колен и сполз на пол сам, сворачиваясь клубочком, обнимая свои колени, хрипя, не в силах дышать. Слёзы беззвучно лились по мягким щекам и скатывались на пол, пеленой застилая глаза.
— Ты обещал, — захлебываясь, прошептал парень. — Обещал, что всегда будешь рядом, дурак.
В соседних квартирах уже вовсю звенят будильники, люди лениво встают на работу или учёбу, потягиваясь и зевая. Кто-то уже с утра пораньше ругается и ворчит, а кто-то рад проснуться снова. Ну а Пак просто лежит около стеночки в позе эмбриона и тихонько шепчет себе под нос какой-то бред, заходясь мерзким кашлем от недостатка воздуха.
Так он и пролежал до десяти утра, когда уже собственный будильник начал противно трезвонить. Непонятно только когда он успел его поставить.
…
В морге холодно и ужасно пахнет. Вид бездыханного тела друга, накрытого лёгкой простыней, заставляет задыхаться снова. Сомнений нет, что это он, можно было и не приходить на опознание, лишний раз не мучить себя. От сочувствующих взглядов хочется блевать, что Чимин и делает в тёмном туалете больницы. Умывается и через несколько минут выходит, не оглядываясь, покидает здание.
Спустя полчаса он стоит на мосту Ханган. За несколько десятков метров вниз виднеются водовороты и мощное течение – затянет и не выберешься. Власти оградили все подступы к воде, ведь за последние полтора года случаи самоубийств здесь участились. Паку плевать, он просачивается между узкой щелью в решётке и смело вышагивает по краю, оглядывая город. Дневной Сеул живёт, функционирует подобно сердцу с отростками сосудов, вкачивая кислород в самые дальние уголки. Только сосуд Чимина забился. Кто-то кричит ему «не прыгай» и ещё какие-то бесполезные слова о чудесах жизни и тяжёлом периоде.
Смешно.
Чимин последний раз смотрит на возвышающееся над головой яркое солнце и делает шаг, спиной падая вниз, ударяется через пару мгновений о воду, отбивая себе спину. Он захлебывается, пытается сделать вдох, но в лёгкие попадает вода, алым пламенем прожигая насквозь.
Он даже не дождался похорон, не проводил Хосока в последний путь, не постоял у гроба со слезами на глазах, говоря речь о том, как любил его. Настолько он слаб, бесполезен, но сейчас уже ничего не исправить – его засасывает глубже под колонны моста. Глотку дерёт от беззвучных криков, силы постепенно покидают парня, он уже не барахтается и не паникует, глаза всё ещё щиплет от грязной воды и тёмная пелена застилает взор, мышцы немеют, а в голове белый шум и лишь отголоски воспоминаний о Хосоке и семье.
Чимин закрыл глаза.
