***
Майское весеннее утро в Париже задается теплым: ветерок дует в открытое настежь окно, играясь с волосами и продувая легонько шею, одаривая нежными поцелуями, будто желая хорошего дня и продуктивной работы. В углу кабинета стоит бойлер с прохладной водой иногда побулькивающий, а над ним висит раскладываемый на три части календарь с котами — на фоне цифр и названий дней недели лежит персидский котенок, играющий с каким-то клубком шерстяных ниток. Дуновение ветра поддевает листки с эскизами и заставляет упасть несколько незаконченных. Чуя, полностью поглощенный раздумьями о позднем завтраке, замечает краем уха копошение рядом со столом и лениво поворачивает голову вперед: в мониторе висит письмо электронной почты с указаниями от заказчика и просьбой сделать всё в скорейшем времени. «Я что, похож на генератора идей для поздравительного постера твоего сосунка, а?» — думает про себя парень и тяжело вздыхает в такт своим же словам. — Что, просят невыполнимое? — Ты в меня не веришь, ха? Девушка напротив риторическому вопросу усмехается и закрывает рот рукавом кардигана, прикрывая глаза. Её волосы становятся оттенка жилок тлеющего огонька в углях, на что юноша засматривается. — Сестрица, а что мы будем есть? — Пока не знаю, есть предложения? — Коё возвращается к работе за ноутбуком и поправляет очки в красной квадратной оправе, — Я же говорила тебе поесть дома перед уходом. — Мне было лениво. — Чуя по-детски тянет последний слог, потягиваясь и кладя подбородок на стол. — Я есть хочу. — Вот дома и поешь, отец говорил утром о лазанье. — Да-а? Накахара устремляет взгляд все в тот же монитор, бегая глазами от окошек уведомлений, и открытый фотошоп с эскизом. Проходит двадцать минут, мысли тянутся таким ленивым потоком, что даже нет смысла вклиниваться в него. Одним словом, отстой. Отрывает парня от, грубо говоря, залипания в работу звук о пришедшем смс на телефоне — Чуя медленно тянет руку к смартфону и читает сообщение о том, чтобы тот вышел покурить. — Мне лень, пойду покатаюсь. — Монитор гаснет, и юноша встает. Рыжий накидывает на плечи кожанку и достает по пути сигарету красного мальборо, зажимая зубами. — Работа не волк, да? — Озаки теплой улыбкой провожает младшего, не отрываясь от экрана, в воздухе щелкая пальцами своей идее. На выходе из здания парень забирает у охраны скейт и берет его под бок, закуривая на ходу. Около дверей стоит его лучший друг детства — Тачихара Мичидзо и тянет ему руку в приветствии. Парни катятся на своих досках к кофейне, где через несколько минут бурно обсуждают последний курс Тачихары и то, как его всё задолбало, какие преподы нудные и, о боги, можно отчислиться? Четвертый курс технического высасывает все соки и не только соки. — Дотерпи до диплома, осталось-то совсем ничего, вон, два месяца. — Говорит человек, который затащил меня в чертов Париж, кинув в Йокогаме на год. — Эй, я лишь предложил здесь поступить. Всё равно пинал балду в Японии. — Чуя грозит пальцем и цокает на бурчание друга. Тачихара и Накахара знакомы с самого детства, если не с пеленок, — их матери вместе гуляли с колясками, где лежали они сами, посасывая свои бутылки с молоком. Вместе пошли в детский сад рано, в одни и те же школы, были одноклассниками. Подводя итог, они были неразлучны ничем и никем — будь то ссора из-за новой консоли или какой-нибудь симпатичной девчонки. После средней школы и смерти матери Чуи, отец Коё и Накахары — Поль Верлен, предложил переехать к нему в Париж. Тут будучи подростком Чуя поступил в тот же колледж, где заочно отучилась в свое время Озаки. Парень с малолетства увлекался рисованием. Дважды два — четыре, и через три года он досрочно выпустился дипломированным дизайнером. По вечерам друзья созванивались, и как-то раз, на втором году обучения рыжего в колледже, шутки ради Мичидзо спросил о том, как бы Чуя отреагировал на переезд лучшего друга к нему в Париж, а студент с полной серьезностью сказал, что пусть поступает в местный технический колледж, что сам его натаскает в французском. Год спустя они уже гуляли, веселились и проводили время вместе. Тачихара был тем еще задротом, но меньшим, чем его лучший друг — Чуя еще в Японии прослыл скрытым отаку (толком и не скрывая), предпочитая реальным девушкам пиксельных. Даже как-то в шутку пытался в косплей РПГ-шной игры, но закончилось это также быстро, как и началось. Зато он фанател по одному косплееру, не скрывал этого и уже строил планы по тому, как с ним познакомиться и утащить к себе в город любви. — Кстати, ты видел новый пост твоего Виски? — Что? Нет, я удалил инсту. — Чуя при одном упоминании сразу же встрепенулся и, как сурикат, вытянул шею, округлив глаза. Тачихара лишь странно усмехнулся и решил побыстрее убрать телефон в карман толстовки, однако не тут-то было. Чуя, сделав убийственное выражение лица, сказал приказным тоном, — Покажи. — Только не матерись слишком громко, умоляю. Тачихара все также медленно разблокировал телефон, зашел в социальную сеть и тыкнул на сокровенный для них (так казалось только рыжему) аккаунт, увеличивая иконку последнего поста. Накахара же чуть ли не выхватил гаджет из рук хозяина и просмотрел карусель: здесь несколько одиночных фоток, где Виски сделал закос на его любимого персонажа, закрывая рот и краснея. Вот только пролистав дальше, он остановился и впялил взгляд в экран. В молчании друзья просидели несколько минут, пока Чуя громко не сжал руку в кожаной перчатке до хруста. — Бро, ты… — Я не знаю нормально ли то, что ревную незнакомого человека, но я ревную. — Чу, послушай… — Ну почему она? Ну почему?! — Накахара показушно утрирует, поднося руку ко лбу и кривя рот в страдании, хрустит костяшками левой руки, откладывая чужой телефон на стол, — Ладно, она ничего. Они сделали хороший фотосет, и у них родятся симпатичные детишки. — Да ты чего опять начал-то?! Че как тухлый огурец, фу, противный! — Мичидзо визжит, когда мокрый от молочной пенки палец Чуи протягивается прямо в его ноздрю, и они смеются. — Ты доделал крафт свой? — А, точно. Осталось только лаком покрыть. Скажи Дане об этом. — Я не твоя секретарша, сам ей напиши. Даниэлла Браун, или же просто Даня, — англичанка-одногруппница Тачихары, с которой раньше общался Чуя. Ну, как общался, проявлял инициативу только он из чисто спортивного интереса: понять тараканы данной особы и узнать, что означают татушки на ее руках. После выпуска эти двое не списывались вообще никак, держа друг друга в друзьях в социальных сетях, и неделю назад она написала о помощи. Ее некому было сопровождать на выпускном, с одногруппниками она не хотела, и Мичидзо, проклиная себя за длинный язык, вспомнил друга, предложив ей его кандидатуру. И та, на удивление всех и вся, согласилась. Хореограф поставил их главной парой, решив сделать из них шоу — они должны были станцевать свою хореографию, поставленную мсье Де-Жупен, с каким-нибудь реквизитом. Чуя же, как главный креативмэйкер, предложил сделать копья по мотивам его любимой игры, и все согласились, однако помощи можно было и не ждать. Танец учили каждый сам по себе, а крафт лег на самого парня. Вот только дело рук мастера боится, но девушка была выше партнера и двухметровое копье ей было вполне нормально для танца, а Чуя же изощрялся как мог — смотрел туториалы по эстетичной крутке оружия в ютубе, читал статьи от каких-то там крутых мастеров. Из-за упорства и врожденного твердолобого кредо «Сделай или сдохни» он все-таки выучился данному мастерству и сделал это превосходно со своими сто шестьдесят роста. — Завтра выступление, ты готов? — Тачихара смотрит волнительно и от этого на душе дизайнера становится как-то даже…тепло? Чуя отмечает это про себя и приходит к короткому выводу, что над этим стоит пораскинуть мозгами перед сном или за едой. — Не боись. Когда увидишь меня, попробуй не влюбиться, дорогуша. — Да пошёл ты. Вернулся Чуя в офис только после обеда, не встретив никаких упреков от сестры и с чистой головой ушел в выполнение заказа. Хотят постер с нарисованным именинником и черепашками-ниндзя? Ха! Получите и распишитесь! Пацану рисует бандану какого-то болотного оттенка, что выделяет янтарные подростковые глаза, широкую детскую белозубую улыбку, выделяя её маленькими клыками, в руках у мальчишки два мачете, какая-то красная клетчатая рубашка висит на узких бедрах и в цвет повязки бриджи, на ногах массивные ботинки. Фоном является импровизированная канализация по мотиву комикса, который пришлось прочитать ради скетча, сверху над головами персонажей надпись «Наш девиз — не падать вниз, Быть всегда в полёте!», а снизу ядовито-красным цветом разместилось поздравление с именинами. Чуя показывает старшей сестре готовый постер, на что та поднимает большой палец вверх и делает несколько хлопков. Отправка заказчику, мгновенный ответ в виде восторга и слов благодарности. Рыжий легко вздыхает и трет виски с уставшей улыбкой. Время семь вечера, ура, наконец-то домой. По пути к семейному жилищу родственники заходят в продуктовый магазин, выбирая вино с закусками, и Накахара берет себе в дорогу шоколадное молоко, отпивая в магазине. Путь не близкий: от офиса до магазина две остановки, а от него на метро ехать несколько станций. В вагоне Чуя переписывается с Мичидзо, где тот спрашивает совета друга насчет костюма на завтрашнюю церемонию: белый, серый, или черный? Chuuuuyaaaa: У меня есть коричневый вельветовый костюм, и под него рубашка льняная. Tachi-hara-the-best-san: Я не буду как клоун в нем? Chuuuuyaaaa: Ты и есть клоун, кретин. Tachi-hara-the-best-san: Да, а ты моя клоунесса, точно. Забыл! И когда мне забрать его? Chuuuuyaaaa: Мы будем дома через минут сорок, подлетай. Tachi-hara-the-best-san: Окейсен, мсье Чуя-роковой-копейщик. Chuuuuyaaaa: Иди вскройся. Дом их встречает приятной теплотой, запахом готовящегося в духовке мяса, спокойной музыкой из старого модифицированного одним молодым японским техником радио, и двумя мужскими голосами. Чуя поворачивается к сестре на входе с вопросом в глазах, а та сама пребывает в удивлении и пожимает плечами. Коё проходит быстрее, и из коридора младший видит как она меняется в лице и с кем-то радостно обнимается, здороваясь на французском. Парень до конца разувается, берет пакеты в руки и идет к родственнице. Его взору представляется образ счастливого уставшего отца, возле дивана стоит огромный чемодан, а сестра обнимается с мужем их родителя — Артюром Рембо, высоким брюнетом в теплом светлом пальто, с распущенными длинными волосами, на его голове меховые наушники и на лице под стать остальным довольная улыбка. Чуя кидает на темный деревянный стол пакеты и быстрым шагом идет к гостю со злым выражением лица, смотря на мужчину: тот отлипает от девушки и поворачивается к младшему хозяину, надевая ту же маску на лицо: они стоят так несколько секунд, медленно протягивают друг другу руки, сильно сжимая с минуту, а потом смеются и также обнимаются, из-за чего мужчине приходится немного наклониться. Через несколько минут их приветствий, звонок в квартиру оповещает о госте, и семейство видит на пороге насквозь вымокшего под дождем Тачихару. Парень проходит в квартиру и жмет мужчинам руки, обнимает слабо Озаки и летит без предупреждения в комнату друга. Чуя, заметив внешний вид товарища, прыскает в кулак и отдает чехол с обещанным костюмом, огромную теплую толстовку, спортивные штаны и носки. Пока Мичидзо переодевается и кидает в ванную свои мокрые шмотки, Накахара лакирует копья, слушая болтовню лучшего друга о завтрашнем дне. Быстро закончив с переодеванием, красноволосый парень вылетает из квартиры, пожелав всем доброй ночи. После того, как Чуя выпроваживает товарища, обстановка в квартире становится по-настоящему домашней: компания сидит на кухне, стол накрыт разными блюдами и закусками, посередине стоит бутылка красного отечественного вина, а у каждого человека рядом с рукой имеется по бокалу с алкоголем. У Чуи завтра важное событие — он идет сопровождать особу семьи шишек города, по чему и приехал Артюр (на самом деле он по всем соскучился, но решил не говорить такую ясную как день вещь). Взрослые сидят на противоположной стороне стола, держась за руки, а младшие обсуждают завтра, во время чего Чуя активно жестикулирует. — Ты готов? — Естественно готов, отец, я толком не спал всю неделю из-за чертовых танцулек и делал копья! — Накахара злобно тянет вилку с нанизанными овощами в рот, и все с тем же настроением жует. — Я надеюсь, эта особа не отдавит тебе ноги. — Коё элегантно пьет вино и прикрывает глаза, пряча язвительную улыбку за бокалом. — Если что, порчу на нее сделаем. — Да, было бы неплохо. — Дети! — Поль слабо хлопает по столу и устремляет взгляд от одной ко второму, пытаясь призвать их к добрым намерениям. — А что? Насколько я знаю, она игнорировала Чую-куна на протяжении всего их «общения», — Рембо выделяет последнее слово кавычками из пальцев свободной руки в воздухе, — Чуя, если ты вдруг не выдержишь, наступи ей один раз на ногу. Не убьет. — Вот! Трое против одного! Меня здесь не любят! — Блондин обиженно дует губы и встает, собирая посуду со стола, отправляя в посудомойку. Компания смеется, продолжая обсуждать методы пытки пока что ничего не сделавшей девушки, а мужчина, скрывшись, улыбается самому себе. Атмосфера в их квартире по комфортометометру зашкаливает так, что самые стереотипные семьи какого-нибудь американского ромкома могут позавидовать. Не хватает только цветочков в воздухе, а у каждого жильца этой обители сердечек в глазах (ну, только у взрослых мужчин ага-да, как считают оба рыжих). Все звуки и шумы утихают лишь к двенадцати ночи, свечи в зале потихоньку гаснут из-за подергивающихся занавесок маленького квадратного балкона. В воздухе все также летает запах ужина из лазаньи, фруктов, овощей и прекрасного красного вина. А если прислушаться, то можно услышать в нескольких сантиметрах от каждой комнаты любимые парфюмы их хозяев: из комнаты Коё слышится лаванда, табачный дым легких сигарет, дорогой сердцу Le Bouquet de la Mariee, который играет нотами цитрусов, ангелики, миндаля и ванили, а искрится аккордами розы и апельсинового цветка. Немного подойдя к комнате Верлена, где уже прописался сам Артюр, слышатся два парфюма: Chrome от Azzaro (Рембо) и Bleu Chanel от Chanel(Поль), в комнате легким слоем витают табачный дым и благовония с розой. У Чуи же всё по-другому, хоть он и был заядлым курильщиком среди семьи с кругом друзей, из его комнаты никогда не было видно дыма, никогда. У него просто нет привычки курить в помещении, даже если оно — собственная квартира, балкон или подъезд. Зайдя в его обитель, можно подумать, что здесь никто и не живет — в ней не бывает долго убрано (даже если Накахара утверждает, что убирался буквально день назад), на подоконнике стоят горшечные цветы, в углах комнаты раскиданы холсты, кисти, гитары, скейты, где-то крафт выглядывает из-под груды чего-то непонятного. Напротив кровати стоит огромный шкаф купе, где хранятся на удивление аккуратно сложенные вещи, начиная от нижнего белья, заканчивая пуховиками. Возле кровати рабочий и, все также, на удивление не захламленный ничем стол, лежит сам по себе ноутбук, три фоторамки, где стоят снимки с ним, Тачихарой и еще одним их другом — Акутагавой Рюноске, где они вчетвером на выпуске из колледжа: девятнадцатилетний Чуя, прекрасная Коё в материнском кимоно и заколками в огненных локонах, Верлен в строгом бежевом костюме, что стоит за детьми и обнимет выпускника, а рядом с Полем Рембо, показывающий «пис» в камеру. На самом крайнем снимке сидит в кресле голубоглазая рыжая конопатая женщина в традиционном кимоно, у которой сидит не менее яркого цвета мальчик в синем летнем костюмчике на коленках, обнимая мать за шею, а рядом с ними, на подлокотнике, облокотившаяся девочка-подросток. Детям всегда говорили, что они больше похожи на линию матери — Акико Озаки-Накахара, у которой в роду было написано черным по белому «Только рыжие». Вот он, сильный сбой генетики, что дает богоподобную красоту. Завалившись на свой диван полностью, уже переодетый и помывшийся, Чуя смотрит в потолок, на котором светятся наклейки в форме планет неоново-зеленым цветом, кидает взгляд в сторону балкона, где стоят фиолетовое и красное копья: у фиолетового закругленный наконечник, а у красного наоборот-угловатый. Накахара чувствует себя уставшим и немного, совсем чуть чуть, взволнованным перед не своим выпуском. Во-первых, Тачихара тоже будет танцевать с Теруко Окууро, которая еще с самого начала их совместной учебы проявила себя дружелюбно, из-за чего они быстро подружились и вопрос пары для танца у этих двоих сразу же отпал. Во-вторых, это Даня — да, девушка она сама по себе классная, красивая, талантливая, умная, и так можно долго перечислять, что глаза у нее огромные карие прекрасные, но не такие, как у того же Виски (вот тут Чуя бы стал спорить и доказывать до талого, до последней крови, что подтверждено картой памяти Мичидзо), что она из богатой семьи, что грудь у нее не менее красивая; в принципе она сама по себе — идеал. Однако, нет. В ней нет ничего святого и классного, как может показаться на первый взгляд: шутки у нее обидные до ужаса, гордости больше, чем у ее папаши политика, она не знает меры в выпивке и, если представится отличная возможность кого-то унизить, она будет первой, кто ею воспользуется. Поэтому с ней таскались только шестерки и, на самом деле, если бы не сам опыт танцев на выпуске с оружием (самодельным, по любимой игре!), то он бы послал ее в пешее эротическое, абсолютно не стесняясь и без зазрения совести. Ночью Чуя спит неспокойно. Ему снятся разрушенные города, деревни, разломанные надвое здания и дороги, повсюду кровь и его руки тоже были в бордовой вязкой жидкости. Шагая по одинокой, безмолвной и скупой на любой звук поблизости улице, он встречается с разбитой витриной какого-то магазина шляп, в которой видит свой образ: одна сторона тела полностью окровавлена, левый глаз вываливается из глазницы, откуда можно было бы увидеть розоватый мозг, скула ободрана до костей черепа, зубы выбиты, ребра торчат в обратном направлении, не говоря уже об органах, которые придерживают кости рук, как беременная женщина держится за свой живот в любви к пока что не родившемуся ребеночку. Кожа разорвана кусками, одежды где-то нет, и вся левая сторона туловища, казалось, сделана в фотошопе: складывалось ощущение, будто ее просто обрезали от трупа и приделали к живому человеку. Накахара не испугавшись поначалу своего вида, стал более живой рукой ощупывать себя: чувства нельзя было передать. Его тошнило от осознания своего вида, состояния, в принципе положения, но когда он заметил как изо рта выливается черная жидкость, его почти вырвало, да во сне оказалось — нечем. Решив, что нужно узнать что, черт возьми, происходит, он идет дальше по улице. По ощущениям он шел несколько часов, и, завидев в нескольких метрах человеческую фигуру, побежал к силуэту со всех ног: юноша не обращал внимания на некоторые выпавшие органы, с правого глаза катились слезы, а из левой глазницы все та же странная черная слизь. Приблизившись, Накахара увидел молодого парня, выше него на сантиметров двадцать, в окровавленном коричневом кардигане, грязными растрепавшимися темными, кофейного оттенка, вьющимися волосами, а в костлявых руках лежал револьвер. Чуя хотел с ним поговорить, переброситься хотя бы парой предложений об обстановке, но его прерывает выстрел в глотку: он падает на землю, держась холодными ладонями за адамово яблоко, хрипя и кашляя мешаниной из слизи и человеческой крови. На его бедра садится тот самый парень и наклоняется к уху. — Вставай, чиби. Я был прав. Перед тем, как юноша простреливает со слезами на глазах лоб, парень целует в уцелевший висок Накахару, а после молит шепотом о прощении, пока вокруг головы умирающего образовывается кровавый нимб. Чуя тут же просыпается и кричит во всю силу, будя всех и собирая тем самым их в своей комнате. Коё сразу же наклоняется и обнимает брата, покачивая того, пока Накахара держится худыми руками за голову и смотрит зареванными глазами в одну точку. Поль садится рядом и берет в широкие ладони лицо своего ребенка, шепча и зовя по имени. — Чуя, это отец. Чуя, всё хорошо, ты не один. Чуя, если ты слышишь меня, кивни. — Рембо залетает в комнату с графином и стаканом воды, держа трясущимися руками, протягивает к столу. Брюнет садится возле бортика и бегает глазами от каждого в комнате. Накахару же берет еще больше паника, он старается сконцентрироваться на ощущениях: как его держит и покачивает сестра, ощущение горячих ладоней отца на его щеках, как с балкона дует ветер. Он делает дыхательные упражнения, вспоминая как учила его покойная мать. Становится ни разом не лучше и он начинает поскуливать от чувства страха. Вспоминается его внешний вид из сна, как парень бешеными зареванными глазами, которые контрастировали с полностью черным лицом, смотрели на него с животным диким страхом, доселе невиданным, как был слышен звук выстрела и пронзающая, горящая боль в середине горла. Как он упал и на него тут же село теплое тело, как с непередаваемым выражением смотрело все то же темное лицо, но не от этого было страшно, наоборот — он чувствовал некое детское успокоение, будто что-то знакомое с ним взаимодействует. Испугала его фраза. А именно — понимание смысла сказанного. Отпускает его только через пятнадцать минут, когда дыхание становится крайней необходимостью и, наученная опытом, Коё помогает ему, повторяя точь-в-точь с ним как учила их мама. Этой ночью Озаки заверяет, что останется с братом спать, и все будет хорошо, отпускает мужчин и, испугавшись чуть ли не до своей же паники, укачивает в руках тельце брата, засыпая с ним в объятиях. Спит она из рук вон плохо, — проверяет каждые полчаса спит ли братец, его дыхание, ровное или сбивчивое, сердцебиение, температуру губами. Уходит же она с темными кругами под глазами из комнаты в половине седьмого, когда ей самой осталось спать всего час, а дальше нужно проснуться и вести себя спокойнее, собраннее всех, она ведь хорошая девочка. Она всегда будет опорой для своей семьи и в особенности для брата, несмотря ни на что и ни на кого. — Бляха, как голова трещит… Чуя просыпается по будильнику в восемь часов, садится и растирает ладонями лицо, чтобы отогнать сон. Смотрит вперед: голова пуста, звенит надоедливо, будто что-то хочет сказать, а сам парень посылает это всё и идет на кухню, на которой уже собралось семейство. На его месте лежит подготовленная тарелка с тостами и вишневым джемом, смородиновым чаем и таблетка от головной боли. Ему желают доброго утра и напоминают про время; по телевизору говорят про последние новости в области экономики, внешней политики, внутренних дел и о погоде — обещают солнце, только под вечер облачно. Накахара лениво пережевывает, не обращая внимание на взволнованные взгляды родителей и то, как предостерегающе смотрит на мужчин Коё — она чуть ли не молнии взглядом метает, говоря «Не смейте ему рассказывать, иначе головы не сносите», из-за чего старшие скашивают лица и продолжают обсуждать грядущий перелет Поля и Артюра. Эти двое должны вернуться в Японию на несколько дней из-за предложения о работе, которое поступило сразу обоим: одному — в журнальное редакторство, второму — в страховую компанию в качестве юриста. Доев спустя полчаса, Чуя плетется в ванную принять душ — сон как рукой снимает и он быстро печатает сообщение в телефоне, пока сушит волосы, пытаясь их уложить назад в конский хвост, чтобы ничего не торчало. Tachi-hara-the-best-san: Эй, спящая красавица, ты проснулся? Chuuuuyaaaa: Я тебе что-нибудь оторву и засуну в задницу, а потов вытащу через самую глотку наружу. Ты сам-то померил костюм? Всё норм? Таchi-hara-the-best-san: Да-да, всё норм. Фотку кинуть, чтобы облегчить тебе утреннюю работу мозга и не представлять меня голым??? Chuuuuyaaaa: Заткнись, кретин. В 10:10 на крыльце. Ответом является какой-то стикером с надписью «Оки-доки» и, когда Накахара хочет взбеситься из-за непослушных волос, в комнату со стуком заходит Коё, — она сразу же подходит к брату и забирает у него расческу, убирая с нее вырванные рыжие волосы. Девушка напевает какую-то мелодию себе под нос и аккуратно садится сзади парня, начиная расчесывать с кончиков, переходя к макушке. Помнится, как их матушка по очереди каждого расчесывала и заплетала какие-нибудь замысловатые косы, хвосты, шишки и что, как говорится, в голову взбредет. Иногда дети могли ходить с такими прическами по несколько дней, и только когда волосы окончательно разлохматятся, переплетет. Также Коё и Чуя обожали лежать по обе стороны от матери и неумело заплетать ей что-нибудь. Когда Акико умерла, Чуя в один день, звав её в темной тишине квартиры, стоя напротив кровати женщины, криво резал тупым лезвием волосы, которые доходили до копчика. В истерике он задел ножом щеку, на которой остался шрам. Когда Озаки вернулась домой, она впала в короткую панику: зайдя в комнату матери, где они оба засыпали после похорон, везде лежали рыжие локоны, на ковре остались маленькие капли крови, а младший брат, который поддерживал её больше всех и не показывал отчаяние, сидел с ножом в руках, приставив кончик к горлу. В тот момент девушка вспоминала всё за доли секунд, чему учила их мать на случай плохого момента. Коё позвала Чую со всей нежностью, стоя в проёме, и от этой нежности, не узнав родную сестру, спутав с погибшей мамой, подросток побежал в объятия и плакал навзрыд. Рыжая самой себе горько улыбается и начинает плести излюбленный ею дракончик, заканчивая косу на затылке и заплетая в хвост. Она берет лежащий на кровати рядом с ногой лак и прикрывает чужие глаза своей холодной ладонью, пшикая хаотично по заплетенным волосам. — Всё, готово. — Озаки встает и хлопает в ладоши, любуясь братом в зеркале. Чуя медленно протягивает ладонь к голове и кончиками пальцев приглаживает залакированное. — Что бы ты без меня делал! Ах, я такая чудесная сестра! — Да-да, спасибо, иди, мне нужно переодеться. — юноша несильно выталкивает сестру в спину двумя руками, краснея от её комментариев о том, какой он красивый и «Да, это наша порода!». В половину десятого Чуя выходит из своей комнаты и направляется к родственникам. На нем чёрный смокинг, бордового оттенка бархатная рубашка, в цвет костюма галстук, глаза подведены красным карандашом, а в правой руке — два копья, которые выше его на половину. Весь внешний вид заставляет сестру прикрыть рот руками и всплакнуть, Поль повторяет за дочерью, а Артюр засыпает комплиментами на всех ему знакомых языках, ища камеру. Чуя отмахивается ото всех и выходит из квартиры в подъезд, закуривая на ходу, открывая багажник отцовской машины, укладывая копья тупой стороной до первого ряда. Садится рядом с крафтом на пассажирские сидения, слева аккуратно приземляется Коё в материнской юкате, и вся она выглядит богоподобно, как и следует традициям клана матери. Когда Верлен включает песни Леди Гаги, Чуя сразу же прекращает хмуриться и летать в облаках, поворачиваясь к сестре, и на счет три оба подпевают текстам во весь голос. Этот день ничего не испортит. На крыльце их встречает Мичидзо в одолженном костюме: выглядит на нем как влитой. Юноша жмет руки старшим, кивая девушке, и забирая у Чуи одно из копий, сразу же направляясь в актовый зал, где их заждались. — О, ну наконец-то! Дорогой Чуя! Mon chéri! Мы только тебя и ждали! — хореограф мсье Де-Жупен подбегает и целует рыжего в щеки, от чего тот кривится в лице и закрывает глаза. — Ага, только где еще три пары? — Они здесь, по туалетам разошлись. Сейчас подойдут, — слышится женский голос со стороны и Чуя поворачивается на него. Даниэлла одета в облегающее фиолетовое платье на лямках, её блондинистые кудри ложатся волнами на плечи, привлекая внимание к шее, на которой красуются черный чокер и золотая цепочка с кулоном. Туфли она выбрала не на шпильке, а балетки, зная характер их хореографии, за что огромное спасибо. Чуя отдает её копье в руки, и та начинает его показательно крутить, вертеть, подбрасывать и проверять на прочность. У Накахары чуть ли глаза на лоб не лезут от такой наглой неуважительности к чужой проделанной работе, он выхватывает оружие и отдает обратно Тачихаре, а сам снимает с ее тонкой шеи кожаный чокер и надевает себе. На все её возгласы он показывает язык и говорит: — Меньше по-ублюдски относиться к чужим вещам будешь. Даниэлла после услышанного впадает в ступор; недолго думая, просто хмыкает и вскидывает голову вверх, протягивая руку в немом приказе отдать ей то, что «принадлежит» ей. Тачихара смотрит на Чую, Чуя никак не реагирует и просто отмахивается рукой, — скрепя сердцем и зубами, парень с пластырем на носу отдает творение друга. Зрители собираются, актовый зал тут же становится полностью заполненным: выпускники стоят со своими компаниями друзей, родителями, преподавателями, разговаривая и смеясь. Кто-то фотографируется, кто-то повторяет речи и танцы, и всё хорошо, пока не начинается программа. Завуч выходит на сцену, говорит благодарность всем присутствующим и рассказывает, что всех ждет сегодня. Когда он объявляет, что сейчас будет совместный танец нескольких выпускных групп, публика аплодирует: кто-то присвистывает, кричит слова поддержки на удачу и тому подобное. Танцоры выходят рука под руку со своим партнером: Мичидзо с Теруко становятся справа от центральной пары в лицах своего лучшего друга и одногруппницы. Чуя с партнершей стоят, опустив головы в пол и держа за спинами копья. Сначала музыка плавная, вальс выпускники танцуют синхронно: подолы платьев девушек кружатся, парни, возвышающиеся над ними улыбаются и заставляют взвизгивать девушек из толпы, и завидовать всех парней, кто не участвует. Проходит несколько минут и вся основная толпа останавливается, они начинают топать в определенном ритме следующей песни, — пары, что стояли зрителям лицами, отступают назад, и вперед выходит центр: Чуя тут же принимает стойку атакующего, в то время как Даниэлла — оборонительную, и начинается песня. Выпускники начинают танцевать отличную от первого настроения хореографию, показывая всю страсть фоном, а центровые показывают своим танцем бой: Чуя и Даня кружатся друг с другом, Накахара делает выпад — блондинка выгибается назад, делая сальто. Рыжий не отступает и продолжает замысловатыми шагами нападать, в то время как девушка ведет его по квадрату, известный только им самим, продвигаясь внутрь, в круг к остальным. Даня кидает вверх копье, его ловит Чуя, и он с разбегу крутит рондат, приземляясь прямо в руки к своему партнеру, — юноша на ходу подхватывает Браун и крутит вокруг шеи. Она в воздухе, когда он подкидывает, делает шпагат, приземляясь на носки туфель-лодочек. Они повторяют трюки несколько раз, комбинируя с новыми рондатами, сальто, колесами, шпагатами и связками. В конце они становятся друг напротив друга, меняются два раза копьями, возвращают друг другу свои и зеркалят движения — Чуя делает несколько шагов в правый верхний угол, Даня же в противоположный, крутят копья в конце над головами и перед собой, разбегаются и делают последнее сальто, приземляясь с разницей в одну секунду, принимая позу, в которой Даниэлла прижимает острие своего копья к виску партнера, а Чуя же прикладывает свое копья к согнутой ноге партнерши. На фоне каждая пара принимает свою конечную позу. Музыка заканчивается, и зал ликует: кто-то кидает выступающим платки, цветы, кричат о том, как это было прекрасно, а хореограф бежит к своим подопечным и сгребает все одиннадцать пар вместе, чтобы поклониться. Даниэлла тянется к Чуе, чтобы поцеловать, и юноша опешил: краем глаза он замечает высокого брюнета, что прожигает их взглядом, и кладет свою руку на женскую щеку, отвечая. Гостей это еще больше подпаляет, из-за чего зал взрывается с новой силой, а неизвестный юноша уходит из толпы. Когда Браун разрывает поцелуй, девушка отворачивается и говорит тихое «Прости», срываясь с места быстрым шагом в сторону своей компании. Чуя же остается в одиночестве на несколько секунд, кривит лицо в недоумении и идет к другу. Церемония проходит…забавно. Многие преподаватели принимают участие: поют, танцуют, отыгрывают сценки. Старосты выходят и говорят свои речи, читая с листочков, дав время на то, чтобы их одногруппники отнесли подарки преподавателям. Когда зовут группу Тачихары для выдачи дипломов, Чуя бежит к сцене с фотоаппаратом и фотографирует друга: Накахара выкрикивает всякие несуразицы и слова поддержки, чтобы его лучший друг улыбался на фотках, а не делал серьезный вид, держа красный аттестат. Заканчивается всё это действие поздно вечером, ведь Чую попросили остаться фотографировать остальные группы, девушки взяли юношу в цепкий круг и спрашивали правда ли они с Даниэллой встречаются, — Чуя робко улыбался и говорил, что не стал бы целовать девушку просто так (гадкая, явная, абсурдная ложь в этой ситуации). Даниэлла же осталась вместе с ними по каким-то своим причинам, а когда Чуя предложил ей оставить копье, ведь он и делал его ради этого, та даже покраснела, и глаза у нее округлились словно русские пять рублей монетой, она еле слышно сказала скромное «Спасибо, Накахара» и села позади него. Сказать, что лица Теруко и Тачихары были неповторимы — ничего не сказать, на жест благодарности Накахара легко улыбнулся и потрепал чужие не залакированные волосы. Когда всё закончилось, лучшие друзья вышли и подумали над тем чтобы просто завалиться к красноволосому и пропустить по банке пива, но их прервала Браун. — Вы не поедете на вечеринку? — Э, нет? Мне там нечего делать, меня попросили раньше приехать домой, ко мне родственники прилетели. — Тачихара чешет затылок и собирает все свои вещи в рюкзак, аккуратно укладывая в рубашку и поправляя худи. Мичидзо быстро кидает многоговорящий взгляд Накахаре и кивает вниз, мол, всё, сматываемся. — Мне тоже там нечего делать. Я-то выпустился раньше вас. — Чуя мочит руку в фонтанчике для питья в коридоре перед выходом из колледжа и пытается распутать залакированную косу, но не особо получается. Зато парень ловит знаки друга и незаметно кивает. — Может, всё-таки поедешь? — Даня смотрит умоляюще на рыжего, отчего товарищи переглядываются быстро, пока она ковыряет накрашенные фиолетовым лаком ногти, — Я думала, ты поедешь с нами. — Я не… — Он поедет. — Чуя тут же поворачивается лицом к другу и смотрит возмущенно, от чего Тачихара берет его под локоть и говорит девушке подождать. — Слух, братан, у тебя такой шанс… — Мичидзо, нет, ну, ты долбоеб? Нахера, скажи мне? Мы же уже даже определились, что валим, и первым переговоры начал именно ты, кретин! — Чуя шипит и слегка размахивает руками, смотря снизу вверх на друга. — Послушай только, возможно, вы начнете мутить! Ты вспомни как она к тебе присосалась сегодня! Все ахерели окончательно, это же сама Браун! — Мичидзо, у неё там бывший походу был, а у меня встает только на Ви- — Да знаю я! А ты попробуй просто потусоваться с ней. Может, сможешь поковыряться у нее в мозгах… И Чую это подбило ответить «Да». Мичидзо со всем своим актерским мастерством прощается со всеми, оправдываясь приезжими родственниками и тем, что он устал и вообще, Теруко ему ноги отдавила. Услышав свое имя и то, что девушка сделала, она быстренько забралась на чужую спину и начала мокрые от слюны пальцы крутить в ушах красноволосого. Чуе оставалось лишь смириться и написать смс сестре, что он будет ночью, ибо Chuuuuuyaaaa: Чтоб язык Тачихары пропадом упал. Он меня подставил! Соблазнил! Ozaki: Да ладно тебе. Поезжай, чего это тебе стоит? — Потраченного времени… Автобус с уже выпившими выпускниками мчится за город на туристическую базу, где их ждет концерт, на котором будут выступать несколько знаменитостей. Даниэлла молча таскается с Накахарой, чуть ли не держа его под руку. В один момент рыжий не выдерживает и спрашивает причину поведения девушки, на что ему отвечают, что " Мне страшно, ибо тут бывший, ну и… мне не с кем здесь тусоваться. Извини.» и лицо её не было таким… злобным, как обычно? Скорее лицом запуганного властными родителями ребенка, кой должен появляться на всех светских вечерах. Чуя тогда вздохнул и легонько ударил кулаком в девичье плечо, сказав «Да забей. Главное, чтоб не убили». И это было самой чертовски правильной фразой. Беседа не шла от слова совсем: Чуя, если и подбирал тему, начинал было ее развивать и приглашать в диалог, то Даня отвечала односложно, либо же вообще молчала. После пятой попытки парень сдался и ушел в свои тихие монологи. Близились запуски фейерверков, во время салютов новоиспеченные приятели отошли на беседку ближе к выходу с туристической базы, Накахара отошел взять напитки им двоим. Он подошел к большим накрытым столам, на которых стояла белая роскошная посуда с яствами. Взяв с поверхности два стакана, Чуя повернулся к графину с виноградным соком, аккуратно наливая жидкость в посуду. Закончив, рыжий развернулся в сторону беседок, но краем глаза увидел, что рядом происходила ужаснейшая картина: люди, словно дикие оголодавшие по мясу звери, стали накидываться друг на друга, у некоторых закатились назад глаза и неестественно выгнулись в обратную сторону кости конечностей, разрывая кожу, и бросаясь с хрипами на «нормальных» оставшихся. Накахара стоял возле банкетных столов за кустом, поодаль от всего наблюдая за «пейзажем», отступая тихими шажочками назад.— Беги к машинам и не оборачивайся.
В голове материнским голосом пронеслись слова, и ноги сами понесли туловище к первому попавшемуся черному внедорожнику. К счастью, ключи были в замке зажигания, и Чуя, недолго думая, завел машину, сразу же закрывая все двери на замок, мчась наугад к своему дому. — Этого не может быть. Этого просто не может быть. — рыжий смотрел в зеркало заднего вида и старался успокоить себя. Вдруг из-за алкоголя его так развезло, что показались кадры из какого-нибудь дешевого сериала про зомби? Ха-ха, да! Именно оно! Но потом приходит понимание, что он ни черта не пил, и что один человек (а человек ли теперь?) буквально разрывал конечности и обгладывал чужие кости, после чего разорванное нечто встало будто по команде и шло вторить действиям своего убийцы. Что, черт возьми, происходит? Мозг в панике тут же подбрасывает мысль. — Сестра. Накахара смотрит на панель, электронные часы показывают начало первого часа ночи. Юноша достает из кармана брюк телефон и набирает сестру. Проходит несколько гудков, его отправляют на автоответчик, — парень бьет рукой руль и повторяет действия. Ночной Париж тем и хорош, что по малолюдным улочкам и переулкам почти не встретишь машин. Чуя за час добирается до места назначения и пулей взлетает на треклятый четвертый этаж, стучась в двери своей квартиры. Ему сразу же открывают дверь с неприятным скрипом. Судьба явно любит шутить, а воспоминания о монологах маленького мальчика-шатена уходят на задний план.