***
Чанбин опаздывает. Чанбин засыпает в три ночи, просыпает будильники, но не пропускает душ, тренировку и завтрак, и в конечном итоге опаздывает. Это рутина. Ни больше ни меньше. Он выбегает из вагона метро, проносясь сквозь цунами из людей, бормоча под нос извинения, но по неаккуратности продолжая врезаться в каждого встречного. В метро всегда душно и многолюдно, Со чувствует себя запертым в коробке, и бог ему свидетель, он же получил права, значит обязательно купит себе машину, нужно лишь подкопить ещё немного. Ещё немного терпения, упорной работы и щепотку удачи. В октябре они выпустят второй альбом, созданный на донаты от поклонников, а дальше может и звукозаписывающие компании станут относиться к ним серьезнее. По крайней мере, будет, что сунуть им в лицо. — Извините. Впервые за утро извиняется кто-то кроме Чанбина. Парень случайно задевает его, сумка Чанбина слегка застревает в толкучке, а после брошенной фразы незнакомец растворяется в толпе, оставляя за собой лишь дыхание ветра, пробирающегося Со под кофту. Сентябрь в этом году выдается прохладный. На телефон приходит миллион сообщений, и уже вполне ясно, что даже вечно опаздывающий Хан в этот раз пришел раньше, чем Чанбин. Десять минут пешком и уже можно заметить дом, в котором находится квартира Чана. После двух лестничных пролетов, звонка в дверь и неловких извинений, 3RACHA оказывается вновь в сборе. — Мы успеем записать ещё одну песню для альбома? — внезапно спрашивает Со, кидая свою сумку на диван. Гостиная Криса выглядит вполне прилично — диван, телевизор, приставка, шкаф с книгами и музыкальными дисками, арка, ведущая на кухню. Кто же догадывается, что вместо спальни в этой квартире располагается мини-студия звукозаписи. — Мы можем и за три дня сделать трек, вопрос только в том надо ли нам это? — Чан намеренно игнорирует Джисона, лезущего в холодильник за оставшимися со вчерашнего вечера кусками пиццы. Крис все равно забывает есть, возможно он и вовсе не заметит, что конкретно пропало из холодильника. — Для нового альбома итак всё готово, а в черновиках у нас больше сотни треков лежит. — Да у меня просто знаешь, — Со неловко потирает шею. — Вдохновение внезапно привалило. Давно такого сильного не было. Я слова написал буквально за полчаса. — А я думал у нас только Хан такой гений, — смеётся Чан, дружелюбно похлопывая Чанбина по плечу. Песня, кстати, про джинна. Почти, как у Кристины Агилеры, только темнее — без аллюзии на романтические отношения, а скорее про ментальную клаустрофобию и тянущее на дно океана одиночество. Бутылка с запертым джинном, который тысячи лет ждет, что кто-то его найдет. Как же одиноко и темно. — Вообще, не обязательно для альбома, — противоречит сам себе Чанбин. — Можно просто к нам на ютуб залить, просто… хочется, чтобы побыстрее её услышали. — Может в SM отослать? — вклинивается в их диалог Хан с набитым пиццей ртом. Чан все-таки замечает пропажу. — У них же сейчас как раз новая мужская группа с темным концептом. А они давно уже ждут от нас новеньких песен. Чанбин молчит. У них это вечная проблема — донести свою музыку в массы через популярных айдолов или донести её в оригинальном виде для маленькой группы людей, которая точно оценит? Они записывают свои треки, они уже собрали свою фанбазу, но звукозаписывающие студии все равно воспринимают их лишь как источник песен для айдолов — у самих 3RACHA, по их словам, нет задатков дебютировать в качестве айдолов. Их путь лишь в Show me the money или к остальным андеграундным рэперам. И все-таки в этот раз Чанбину очень сильно хочется чего-то своего. — Ладно, забейте. Какой у нас на сегодня план?***
Чанбин живет один, потому что так проще. Хан несколько раз предлагал снимать квартиру вместе — так дешевле, удобнее, да и творческая компания вечно поблизости. Со отказывался, потому что в одиночестве комфортнее. Не всегда, но в самые тихие и важные моменты. Джисон был интровертом, открывающимся только рядом с теми, кому доверял. Чанбин был громким, но часто оставался в одиночестве дома, выбираясь лишь в спортзал. Тренировки помогали разгрузить мысли и заставляли социализироваться. Иногда приезжала сестра, иногда он сам приезжал к родителям. Между тем, чтобы быть в одиночестве и быть одиноким есть огромная разница. Чанбин никогда не был одиноким, все необходимые люди всегда были поблизости, а завести диалог с кем-то новым было не так уж и сложно, он же не Хан. Но вот показывать свои разбросанные по квартире носки никому не хотелось. Поэтому и жил один. По пути домой он заходит купить кимчи и немного курочки, а поднимаясь на лифте к себе в квартиру уже предвкушает приятный ужин за просмотром какой-нибудь дорамы. Жизнь медлительна, но Чанбин никуда не торопится — знает цену времени, в басне про черепаху и зайца он выбирает первую; путь у всех одинаковый и финиш для всех один, он к нему не торопится. На кухонном столике валяется тетрадка с черновыми вариантами песен. В сумке, которую он бросает на пол, — блокнот с финальными версиями. В сумке, которую он бросает на пол, что-то отдает тяжелым звуком удара. Что-то, чего там явно быть не должно. — Я с собой гантелю носил что ли? В той самой злосчастной сумке лежит старая, уже успевшая запылиться, хрустальная бутылка. И еб твою мать, во-первых, как он её вообще не разбил, а во-вторых, у Чанбина в жизни таких не водилось, он не пьет алкоголь. Если кто-то таким образом ему подсунул запрещенные вещества и через пять минут сюда подъедет полиция, он напишет об этом целый сюжетный альбом, когда выйдет из тюрьмы. Клянется. А на дне хрустальной бутыли приклеена бумажка с еле заметной надписью. И по заветам всех фильмов ужасов эту надпись естественно нужно прочитать, вдруг там что-то важное, например, «Не открывайте, здесь запечатан злой дух, вырезавший всю династию Чосон». Естественно он такое не откроет, засунет подальше в шкаф и будет надеяться, что никто про эту бутылку не узнает как минимум до его смерти. Поэтому Чанбин протирает эту надпись и стряхивает пыль с хрусталя. И вот тут начинается наша история. При падении на пол бутылка не разбивается, может она и не из хрусталя вовсе, слишком прочная для такого. Исходящий из неё черно-белый дым медленно заполняет всю квартиру, заставляя Чанбина громко кашлять и прикрыть рукавом свое лицо. По комнате проносится запах гари, хотя огня нигде не видно. Очертания мебели тоже больше не заметны; всё, что видит Со — черный туман с проблесками белых вкраплений, как темная ночь с яркими звездами, которые скапливаются в одном направлении и постепенно начинают расширяться, вытесняя черный дым. Становится одновременно слишком ярко и темно, глаза начинают болеть. А затем как гром посреди не такого уж и ясного неба, разносится громогласный и низкий, почти не похожий на человеческий голос. — Putain, je ne sens plus mon bras. Со непроизвольно закрывает уши от такой громкости и падает на колени, будто тело пытается сжаться до размеров атомов. Страх парализует, глаза боятся открыться. Но голос, всё ещё не человеческий, становится в разы тише. — Maître, regardez-moi. И только когда тело позволяет Чанбину вновь взять над собой контроль и открыть глаза, Со видит, что никакого тумана больше нет. Ничего больше не ослепляет, квартира выглядит ровно так же, как и десять минут назад. Вместо запаха гари он вновь чувствует принесенную из кафе курочку. Но в комнате оказывается на одного гостя больше. Напротив него парит существо с черной, как бездна, кожей (а кожа ли это вообще?). Из его головы прорастают белые рога, с которых свисают золотые украшения. Белые волосы касаются пола, переливаясь как северное сияние; они блестят ярче, чем луна или солнце. Вместо ног от существа исходит тот самый черный туман, который ранее видел Со, на лице у него тонкая полоска ткани, позволяющая увидеть лишь глаза с белыми, как первый снег, зрачками, а на руках золотые цепи без отверстия под ключ. Верхняя половина тела покрыта золотыми надписями на незнакомом языке, похожем на арабский. А голос, все ещё слишком низкий и непонятный, продолжает раздаваться в тишине комнаты. — Vous avez été béni de trois souhaits, mon maître. Чанбин по-прежнему молчит. То ли потому, что не знает, что ему говорят, то ли потому, что до сих пор не верит, что происходящее правда. Он никогда не бредил галлюцинациями, но всё бывает впервые. Внезапно существо переводит взгляд с Со и смотрит куда-то позади Чанбина, спрашивая в пустоту: — Je ne suis plus en France? — и спустя мгновение добавляет: — Alors quelle langue dois-je utiliser? D'accord. Quel dialecte? Sud ou Nord? Парящее над полом существо взлетает ещё выше, почти врезаясь в потолок, а его глаза закатываются внутрь. Свет в квартире начинает мигать, как в тех самых фильмах ужасов. Чанбин все ещё не сдвигается с места, но не может оторвать взгляд от того, что видит перед собой. И лишь после громкого хлопка разбитых лампочек, всё резко прекращается. Каким-то образом квартира продолжает освещаться. — Приветствую Вас, мой повелитель. Со в испуге пятится назад, больно врезаясь в стену позади себя. От понимания того, что говорит это существо, становится ещё страшнее. Это все бред. Галлюцинация, сон, разыгравшаяся фантазия. Любое объяснение подойдет, главное случайно не поверить, что происходящее правда. — Как Ваш покорный слуга, я выполню любые три желания. Расскажите, чего желает Ваше сердце? В сумке Чанбина лежала золотая рыбка. Охуеть можно. В этот раз существо резко переводит взгляд вправо от Чанбина и будто вслушивается. Кивает, а потом вновь обращается к Со. — Как и сказал Ваш слуга, вспомните Вашего друга Аладдина. Это прояснит ситуацию. Какой ещё слуга? Какой Аладдин? Чанбин последний раз смотрел этот мультик больше десяти лет назад! Он ничего не помнит про сюжет, только тигра у принцессы, обезьянку у самого Аладдина, и синего… Джинна. Три желания, отсутствие ног, туман. Это существо проходит по всем критериям. Перед ним ебаный джинн. — Повелитель, — продолжает говорить существо. — Вы так и будете позволять Вашим слугам говорить вместо Вас? А спустя пару мгновений существо (нет, видимо пора начинать называть его джинном) приглушенно смеётся. Чанбин непроизвольно покрывается мурашками и все ещё не пророняет ни слова. — Он вас не видит? — уже чуть громче смеётся джинн. — Это даже хуже, чем было во Франции. А потом внезапно прямо с кухни пролетает нож и оказывается у горла Чанбина. — Разве ты не должен показать себя, когда твой подопечный оказывается в опасности? — Ты все равно не можешь причинить ему вред. В тот момент, когда в квартире раздается новый незнакомый голос, кто-то забирает находящийся у горла Чанбина нож, возвращая его обратно на кухню. Джинн довольно улыбается, но Со так сильно боится перевести взгляд и увидеть, кто находится по левую сторону от него. — А второй? — Это сейчас неважно, — твердо отвечает незнакомый голос. Медленными и аккуратными движениями, Чанбин поворачивает голову влево, когда его глаза ослепляет божественный свет. За спиной у существа видны огромные белые крылья. Ещё и ангелы. Пиздец пиздец пиздец. — Оставь его. — Не в моих силах, — равнодушно отвечает джинн. — Пока не исполню желания или пока он не запрет меня обратно, я принадлежу лишь ему. Лишь его слово закон для меня. И в то мгновение, когда белые зрачки смотрят прямо в глаза испуганного Чанбина, он наконец-то теряет сознание. — Не то, чтобы ты мне нравишься, — говорит третий голос. — Но спасибо за сегодняшний ужин. В квартире раздается тихий смех.