Сердце из стали и зелени

Артэм восхищенно оглядывает Большой дворец. Белокаменный и расписной, он казался каким-то нереальным, ненастоящим, особенно после простеньких, каменных домиков юга с крышами из веток и соломы. Здесь же множество окон пропускало мягкий дневной свет, выглядывали длинные атласные занавески, а главный вход украшала выточенная в камне торжественная арка и колонны по бокам. На дороге ко дворцу с обеих сторон цепочкой стояли статуи: мраморные, оточенные до пугающего реализма, фигуры святых встречали каждого приезжего. Но по правде говоря, мальчика больше заинтересовали статуи громадных животных, расположенные ближе ко второму дворцу, который звался Малым. Провожатый гриш сказал, что у них есть традиция — чтить память тех существ, которых они использовали как усилителей. Мальчик не знал, что означало это слово, но пообещал себе обязательно узнать. Не доходя до Малого дворца, провожатый повел их налево, в сторону раскинувшихся яблонь, черёмух и тополей. Артэм осознает тщетность своего положения, когда от всех щедрот души чихает, постигнув прелести местного отцветшего пуха. Мальчик тихонько шмыгает носом под ворчание тети. Когда они наконец приходят к месту назначения, тетя Юна осторожно поправляет его темно-зеленую жилетку, подобранную в цвет глазам, и направляет напоследок, шепча на керчийском: — Не начинай разговор первым. Будь вежлив и спокоен. Царица будет ждать демонстрации, поэтому не испытывай её терпения. Мальчик перехватывает запястье тети. — Тетя Юна, а вы? Я думал, вы пойдете со мной. — Артэм… Этот шаг ты должен сделать сам. Я не всегда буду рядом, чтобы защитить тебя. Мальчик кивает. Он знает это: год назад, после смерти папы, ему пришлось несладко. Наконец, к ним на тропинку выходит богато одетая служанка и просит пройти за ней. Тетя ещё раз напоследок сжимает худое плечо Артэма, и он уходит вместе с прислугой в глубь сада. Едва ли сквозь высокую зеленую загородь можно было что-то увидеть, но он всё равно для собственного успокоения запоминал повороты. Он никогда не общался с равкианцами и не знал, чего ожидать. Последние лет пятнадцать на троне сидела женщина-гриш, первая среди Заклинателей солнца. Тетя рассудила, что в Равке, где гриши уже не первое поколение считаются уважаемыми членами общества, ему будет лучше. Помимо крова над головой Артэму могли дать те ценные знания, которых он не мог получить в Колониях, и идея поездки сначала воодушевила его, но теперь, с каждым шагом, мальчик сомневался всё больше и больше. Изначально они рассчитывали, что Артэма смогут принять на обучение в знаменитом Малом дворце — гриши съезжались туда со всего мира и проходили платное обучение, в то время как поданные Равки могли бесплатно учиться. По этой причине он уговорил тётю Юну обратиться в посольство для получения гражданства. Таким образом, план Артэма состоял лишь из двух пунктов. Но вот наступил его первый день в Ос Альте, мальчик не успел даже распаковать вещи, как его лично пригласила царица. И теперь, с каждым шагом, Артэм ощущал, как быстрее и быстрее бьётся его юное сердце, как отнимаются от страха ноги. Они останавливаются в тени большого дерева. Возле летнего столика, в глубоком мягком кресле дремала молодая девушка. Она была словно из другого мира — вся белоснежная, белокурая, в жемчугах и просторном светлом платье с золотой вышивкой, да ещё и с рогами, изящно выглядывающими из-за её открытых ключиц. Девушка была похожа на принцессу из равкианских сказок, которые рассказывала ему тетя во время путешествия. Он, конечно, не очень внимательно слушал — в конце концов, ему уже одиннадцать лет, он не маленький! — но кое-что всё равно отпечаталось в памяти. Ещё некстати вспомнился отец, читающий ему на ночь энциклопедии и интересные моменты из разных научных монографий, над которыми работал. Таких вот, от природы белых-белых, некоторые называли «альбиносами». Артэм ожидал, что девушка сейчас проснется и откроет свои красные, как кровь, глаза… Но они были карими, очень светлыми. И внимательными. Царица окатила мальчика прохладным взглядом и спросила на керчийском тихим, спокойным тоном: — Откуда ты? Мальчик тут же изобразил поклон, как его учили, и ответил: — Из Южных колоний. Меня зовут Артэм, Ваше Величество. Она качнула головой — прядь скользнула по неподвижному лицу, тронула бледную щеку. «Вылитый призрак», — подумал Артэм. — Ты не мой подданный. Можешь звать меня госпожой. Или учителем, если я тебя оставлю. — Учителем? Вы хотите обучать меня? — взбудоражился мальчик. Царица поспешила охладить его пыл. — Если ты действительно тот, кем тебя называют. Артэм выдохнул. Неужели он, мальчик без денег и семьи, приехавший издалека, был у всех на слуху? Отец говорил, что достойный человек не должен быть тщеславным, но мальчик против воли очень обрадовался. Вот. Момент истины. Она, как и все, попросит показать свою силу. Не ожидая просьбы или приказа, Артэм сделал скромный пас руками — и летний солнечный день в мгновение ока под вскрик служанки наполнился черным туманом, собирающим все тени в округе; они ластились к нему, как к родному, мягкие и податливые, словно котята. Но долго продержать их ему не удалось, поэтому юный гриш показал фокус, которому совсем недавно научился — и в светлеющем пространстве закружились угольные снежинки, подхваченные копытами маленького коня, размером с кулак мальчика. В этот момент Артэм бросил на царицу взгляд исподволь, и на секунду опешил, чуть не потеряв контроль: на лице госпожи застыло такое детское, радостное и почему-то немного печальное выражение, что мальчику стало её отчего-то жаль. Такой она походила на обычную девушку, а не на равнодушное изваяние, подстать статуям у Большого дворца. Вскоре силы покинули его, и мальчик под тяжкий вздох царицы растворил свои тени. — Это удивительный дар, — помолчав, сказала госпожа, — отныне, как я надеюсь, ты останешься среди нас для обучения и будешь зваться Заклинателем теней. Слышал когда-нибудь про них? Мальчик пожал плечами. — Не особо много. Только про то, что такие люди уже были и жили когда-то в Равке. А вам, наверное, что-то известно? Я бы очень хотел узнать. Царица кивнула, поджав губы. — Конечно. Когда-нибудь я тебе обязательно расскажу.

***

Малый дворец ему обстоятельно показали вежливые люди в цветных кафтанах. Отныне Артэм будет жить здесь. Мальчик с любопытством рассматривал свой новый дом. Везде было много света, коридоры застелены коврами, запечатленные кистью талантливого художника пейзажи украшали стены, а почти в каждой комнате стояли большие камины или печки. Артэм не заметил того же богатства, как у Большого, но обстановка, в общем-то, показалась ему уютной. — Как долго вы животе зтес? — на пробу уточнил мальчик на равкианском. Этот язык ему теперь придется использовать всегда. Его проводники, Ксения и Никита, обменялись добрыми, насмешливыми взглядами. — С детства. Здесь есть ребята помладше тебя, но возраст и не так важен. В среднем обучение заканчивается, когда гришам исполняется лет двадцать, — ответил Никита своим низким, грубоватым голосом. — А потом? — Если не хочешь продолжать учиться, можешь пойти работать по распределению. В ином случае, если у тебя уже есть планы на жизнь, тебя отпускают по специальному разрешению, но в течении нескольких лет придется платить деньги в казну, — Ксения замолчала, подбирая слова попроще, — из тех, что ты будешь получать на своей работе. — Понатно. Они прошли мимо большой двери, которая, судя по запаху, вела в столовую. Не успели старшие гриши что-то сказать, как дверь распахнулась, и наружу хлынула большая стайка детей в разноцветных одеждах: синих, красных и фиолетовых. Артэм сделал пугливый шаг назад, и ребята пробежали мимо него, что-то весело выкрикивая на бегу. — Опаздывают на урок, — со смешком прокомментировал Никита, — у нас с этим строго. Ты тоже привыкнешь. — У них аркая одежта, — пробормотал Артэм, — я тожэ буту такую носит? Какого… цвета? Взгляды гришей стали задумчивыми. — Наверное, черную. Но у нашего народа вечно какие-то проблемы с Заклинателями теней, — Ксения ткнула приятеля в бок, тот глухо ойкнул, — так что точно не знаем. Надо бы у царицы узнать. Артэм кивнул. Ему предстояло ещё многое узнать об этих чудиках-равкианцах.

***

Кафтан ему действительно выдали, но не черный, а синий, отороченный темным цветом. Мальчику было всё равно, главное — чтобы оставалась крыша над головой. Остальное как-нибудь приложится. Ему выделили комнату в Малом дворце — отныне он делил жилье с двумя мальчишками сердцебитами, Павлом и Виктором. Он ожидал, что личные комнаты будут более бедными, но царица, видимо, совсем не жалела денег для обучающихся гришей. У каждого была мягкая кровать, личные вещи (полотенца, простыни и прочее) выдавались местными экономками. Тете Юне даже не пришлось тратиться! А ещё здесь разрешали пользоваться чернилами и бумагой. В Южных колониях детей обучали грамоте с помощью черчения на песке, и первое время Артэму было даже неловко пачкать великолепно белые, чистые листы, где он своим корявым почерком пытался писать тете письма. Тетя Юна через месяц после приезда в столицу уехала, убедившись, что Артэм прижился. К семьям гришей тут относились любезно, родственников можно было постоянно навещать. Тетя пообещала приезжать каждую зиму, и обещание своё неуклонно выполняла, пока мальчику не стукнуло шестнадцать, но это ждало их впереди. Каждую неделю он по два-три раза виделся с царицей. Та не только подробно интересовалась его успехами в учебе, но и лично преподавала уроки, самое странное — не только связанные с освоением дара. Артэм был смущен подобным вниманием, однако на каждую встречу приходил с удовольствием. Госпожа казалась очень умной, образованной. К тому же, Артэм от Павла слышал, что ей целых девяносто лет! Девяносто! А она выглядела ещё младше тети Юны! В общем, царица Равки стала для Артэма настоящим человеком-загадкой. — Каравай, — сказала учитель. За её спиной крутился нервный портной с рулонами золотистых тканей для ближайшего бала, — повтори. — Ка-ра-вай, — по слогам повторил мальчик, тихонько подглядывая в транскрипционный словарик. Он спросил: — А что это значит? — Название праздничного хлеба. У нашего народа есть традиция готовить каравай на стол брачующихся. Артэм мысленно поежился от загадочного слова «брачующихся». — Понатно. — Ужасное произношение, — припечатала царица. — У тебя всё ещё сильно западают звуки «яа» и «тэ». Но уже лучше. Давай дальше, только без словарика. — Хорошо. — Светило. — Сведило, — произнес Артэм, ерзая на слишком жёстком, неудобном стуле. Иногда ему казалось, что царица, ради шутки, делала всё, чтобы жизнь во дворце не казалась ему малиной: начиная от дурацких овощей на завтрак и заканчивая такими вот уроками равкианского языка. Когда Артэм приехал в столицу, он считал, что его скромного, но вполне уверенного знания языка хватит, чтобы спокойно жить в Малом дворце. Однако царицу не впечатлило и это, поэтому мальчику пришлось дополнительно заниматься под её чутким руководством, вытаскивая из себя совершенно чужеродные, непонятные звуки. А они даже не взялись за письменность и чтение! Учитель тем временем выбрала левый преподнесенный рулон ткани и дала указания по фасону. Заметив на лице портного замешательство, госпожа Алина холодно уточнила: — В чем дело? — Ваше Величество, поспешу уточнить, уверены ли вы в своём выборе? Вы появлялись в похожем наряде в прошлый сезон… Царица усмехнулась. — Какая разница? Мода изменчива. Я — нет. Старушкам вроде меня всё к лицу. В дверь поскреблись. — Да? В проеме показалось хорошенькое лицо одной из фрейлин — самой младшей, княжны Власовой. — Моя суверенная, к вам приехал Руслан Каратаев и просит аудиенции. Пригласить его? — О, Каратаев явился. Неожиданно… — задумчиво протянула учитель и повернулась к мальчику, — Артэм, повтори его фамилию. — Карадаев, — робко сказал мальчик. Царица скептично приподняла точеные брови, явно не одобряя его навыки. — Да, Мария, позовите его. Хотелось бы увидеть блудного ученика после шести лет отсутствия. Через несколько минут в учебный класс, постучавшись, вошел мужчина лет тридцати. Его русые волосы были убраны назад, а простые одежды — затертый сюртук и штаны не по размеру — говорили о не лучшем положении своего обладателя. — Ваше Величество, — он низко поклонился. Царица едва удостоила его взглядом. — Артэм, а скажи мне такое слово: веретено. Артэм тихонечко и очень печально вздохнул. Каратаев перевёл цепкий, нечитаемый взгляд на него. — Вередено. — Будь повнимательнее. «Т» должно быть мягче, глуше. Отрок. — Отрок. — Хорошо. Ммм… тотем. — Тодем. Царица покачала головой. — Руслан, как тебе произношение моего нового ученика? Он приехал с Южных колоний пару месяцев назад, но уже подаёт некоторые надежды. — Все гриши имеют большой потенциал, — нейтрально отозвался Руслан. Его тон был спокойным, хриплым, как будто он долго кричал, сорвав голос. — Но произношение и правда прескверное. На губах учителя заиграла злая, ядовитая усмешка. — В этом я с тобой согласна. Жаль, не всем гришам хватает ума использовать свой талант в нужном русле, — махнув рукой, она отослала портного. Гость поджал губы, но никак не ответил на провокацию. — Вы также остры на язык, Ваше Величество. — Твоё счастье, что я не продемонстрировала другие свои способности, когда ты сбежал. Зачем явился? Артэм почувствовал кожей, как атмосфера в комнате стала накаляться. Между незнакомцем и госпожой витало невысказанное напряжение, спрятавшееся за нарочито небрежными взглядами царицы и строгой выправкой бледного, молодого гриша. Интересно, что он за человек? И почему он, как выходит со слов госпожи, сбежал? — Я вернулся, чтобы отплатить вам за труды, учитель. Госпожа наклонила голову. — Каким образом? Вдруг Руслан поднял руку, сжал кулак — и царица с хрипом рухнула со стула, держась за грудь. Всё произошло за доли секунды. Вот, побежали от дальней стены двое стражников; молодой гриш обернулся, глядя на защитников царицы; лицо его тут же исказила гримаса ненависти, и он лишь сильнее стиснул руку. — Не подходите! Я убью её! Отчаянный голос разнесся ударом молота по наковальне по периметру всего учебного класса. Артэм крупно вздрогнул. Тьма взволновано пробежалась по кончикам его пальцев, в комнате потемнело. Что ему делать? Вдруг у госпожи остановится сердце и она умрет? Мальчик уже видел мертвецов: помимо белого, как полотно, отца в гробу, в памяти отпечатались образы бездомных, бродяг и пропащих травокуров, чьи тела остались после смерти гнить в болотистых канавах и неблагополучных закоулках Старого города. Артэм не был готов увидеть в этой неприятной роли ещё и своего новоявленного учителя. Мальчик окинул цепким, оценивающим взглядом высокую фигуру противника. Вряд-ли можно надеяться, что кто-то из Малого дворца их услышал… Нужно рассчитывать только на себя. Артэм бесшумно сполз со стула, намереваясь напасть сзади, пока увлеченный Руслан поливал царицу словесной грязью, удерживая её жизнь на грани. Шум в ушах не давал даже расслышать слова. Наверное, Артэм не успеет ранить серцебита, однако он очень хорошо запомнил одно маленькое правило… Тени окутали комнату плотным коконом. В мгновение весь свет оказался поглощен первозданной, глубочайшей тьмой, какая бывает только в самые безлунные, беззвездные ночи. Руслан обернулся в ту сторону, где стоял мальчик, и прошипел: — Ты!.. Заклинатель теней! Артэм был готов напасть, когда учитель хрипло закашлялась, громко захрипела, привлекая всеобщее внимание. Судя по звукам, она была в сознании; мальчик едва мог разглядеть её силуэт. — Глупец… — она махнула рукой, комнату в мгновение ока затопил беспощадный свет, сконцентрировавшийся на лице гостя. Руслан тут же закричал, хватаясь за голову. — Мерзкая сука! Мои глаза, глаза!.. Царица медленно поднялась с пола, с презрением оттолкнув руки стражи. На кончиках её пальцев плясал свет, бушующий и кровожадный. Он искал жертву, на которую мог излить свою мощь. — Не знала, что ты опустишься так низко, — госпожа Алина лениво обвела изменника холодным взглядом. Из её носа текла багровая струйка крови, пачкая ворот светлого платья. — Когда я погасила восстание в Ос Керво лет… семьдесят назад, меня назвали в народе Кровавой святой, Руслан. Как думаешь, почему? Воющий гриш ничего не ответил. Из-под его рук текла темная, горячая кровь. Комнату наполнил едкий запах горелой плоти. Артэма едва не вывернуло, желудок болезненно сжался. — Молчишь? Она наклонилась, с брезгливостью и удивительной властностью перевернула Руслана на спину. Вместо глаз на его лице зияли две черные дыры. Он снова вскинул руки, но его ладони тут же засветились, покрылись красноватыми волдырями. Нечеловеческий вой заставил почти оглохнуть. Артэм закрыл уши руками, начал пятиться спиной к стене. В этот момент он случайно задел бедром учительский стол — ваза с цветами, не удержавшись, падает с края. Раздаётся громкий треск стекла. Царица резко поворачивает голову, будто вспомнив о присутствии мальчика. На дне её равнодушных глаз мелькнуло что-то нездоровое, ломающее. Артэм сглотнул кислоту во рту, его снова подташнивало. — Уведите, — она кивнула стражникам, отвернувшись, и один из мужчин, схватив Артэма за руку, уволок его из класса.

***

С тех пор они занимались в Большом дворце. Артэм не хотел приближаться и на милю к роковому восточному крылу, где к царице так неудачно пожаловал бывший ученик. Мальчику не раскрыли дальнейшую судьбу опального сердцебита, но он и не смел интересоваться. В кошмарах его пугала картина выжженных, пустых чёрных глазниц; преследовала жестокая усмешка госпожи Алины. Кровавая святая. На самом деле, ей это подходило. Госпожа была не только милостивым и добрым солнцем, но и беспощадным, безжалостным светом. Артэм понял это как нельзя лучше. Он уже видел насилие, и был свидетелем чужой ярости. Не всегда подобная ярость может быть оправдана; но мир не черный и не белый: на всякое действие всегда есть причина. В глубине души мальчик едва ли мог обвинить госпожу, однако произошедшая картина надолго осталась в его памяти ярким пятном первобытного ужаса и собственного бессилия. Есть ли в мире место, где люди вроде него могли бы быть в полной безопасности? Артэм не знал. Несколько преподавателей пытались осторожно поговорить с ним об этой ситуации. Мальчик быстро сворачивал подобные разговоры: ему не хотелось рассуждать с кем-то о некрасивом поведении царицы и, уж тем более, говорить о своем мнении. С месяц у него не было занятий с госпожой, но однажды она просто забрала его с последнего общего урока и она начали учиться как прежде, как будто ничего не было. Наверное, так было удобнее обоим. Артэм порой скучал по родине. Равка была гораздо холоднее Колоний, вольнее и богаче. Здесь не нужно было работать до седьмого пота, чтобы заработать на буханку хлеба, но Артэм бы не сказал, что ученики могли прохлаждаться. Само собой, их учили использовать дар — в том числе в повседневных целях, с помощью чего ученики на выходе могли зарабатывать на своем таланте — но, помимо этого, преподаватели давали уроки истории, математики, культуры, языка. Мир всё ещё был воинственен по отношению к гришам, поэтому уроки самообороны проводились также часто, как и остальные. С удивлением Артэм обнаружил, что на некоторые дисциплины приглашались «отказники» — люди без дара, как их называли в Равке. Гриши не росли в вакууме, их преподавателями, а то и соседями по парте на слушании открытых лекций зачастую становились обычные люди. Общаясь с ними, мальчик понял, что в этой стране к ним относились с уважением и интересом к тому, что они могли делать. На контрасте с Колониями, Артэм даже мог сказать, что здесь гриши являлись своеобразным пластом талантливых людей, которым удачно получилось родиться с необычной силой. Однако с возрастом он начал замечать, что баланс, так тщательно возводимый правительством, не всегда работал правильно. Высшие государственные сановники, да и большая часть из аристократии, являлись гришами. Часто это становилось причиной сплетен, пересудов, что царица во всем предпочитает своих гришей. Простой народ считал их правительницу святой, но более богатые и образованные люди с этим мнением не сходились и зачастую имели более критические мысли об деяниях царицы. А сама царица — она же госпожа Алина, его учитель, — относилась к этому спокойно, можно даже сказать, равнодушно. Она была как будто выше этого, и делала так, как считала нужным. Артэм даже немного восхищался ею из-за этого. Он был эмоциональным ребенком, но всегда во всех ситуациях старался сдерживаться по старой привычке, привитой на родине, потому что в ином случае он мог случайно обозначить свой дар и навлечь беду. В Колониях гришей боялись и убивали. Так вот. О царице. Как и обещала, госпожа проводила с ним уроки. На самом деле, она была отличным наставником, до этого выросшим поколение Заклинателей солнца. После уничтожения Черного каньона они больше не появлялись, как понял Артэм, поэтому на занятиях они всегда были одни. — Госпожа, — мальчик прерывисто вздохнул, удерживая завесу из теней, — а можно уже отпустить? Сил больше нет. Царица даже не посмотрела в его сторону, опуская чашку с чаем на фарфоровое блюдце. — Нельзя. Это тренировка, Артэм, а на тренировках нужно учиться, а не прохлаждаться. Мальчик мысленно выругался на керчийском. Ну конечно. Его дар был откровенно слаб, и хоть Артэм мог придумывать различные фокусы, виртуозно оживляя образы из головы, царица часто заставляла его выплескивать весь запас энергии до конца, иссушая его до последней капли. Проще всего, конечно, было подчинять тени в темное время суток. На его родине ночь не была полновластна: когда тьма полным куполом накрывала землю, вдалеке ветра тягали тяжёлые низкие тучи, скрывающие на горизонте просыпающийся рассвет. Но Артэм любил и это: в такие моменты сильный ветер, поднимающий песок, как будто ласкал его, и мир казался небольшим, осязаемым. Артэм чувствовал себя самим собой, на своём месте. На тренировках царицы, тем более когда она беспокоила его тени своим светом, шевеля кончиком холеного пальца, Артэму это казалось натуральным издевательством. — Учитель… я кажется всё. С этими словами мальчик наконец отпустил тени, тут же проворно скрывшиеся по углам. Он тоже бы хотел уметь так исчезать: особенно когда на тебя своим фирменным прохладным взглядом смотрит царица. Даже едва заметные веснушки на её носу выглядели осуждающе. — Я не разрешала тебе останавливаться. — Извините. Я правда больше не могу. Царица вздохнула. Артэм где стоял, там же и плюхнулся на лужайку, подставляя лицо солнцу. Он выглядел очень загорелым, и щеголял своей ровной, темно-перламутровой кожей круглый год, вызывая невольную зависть девочек-гришей. Им не удалось объяснить, что дело было в земенских корнях матери, но так получалось даже солиднее. — Вы злитесь на меня, учитель? Царица совсем не царственно закашлялась, кажется, подавившись чаем. — С чего ты взял? — Ну, у меня нет того результата, который вы хотели бы видеть. Госпожа подняла бровь. — Если бы я была недовольна, я бы так и сказала. Тебе нужно быть меньше зависимым от моего мнения, — она покачала головой. Мальчик пожал плечами. Их дары были схожи, сравнение было неизбежно, да и сама царица была интересным человеком, тем самым взрослым, на кого Артэм старался равняться. — А как проснулся ваш дар? Царица застыла. На лице снова появилась привычная уже отчужденность. — Я не прошла тестирование, когда была маленькой. Я боялась своей силы, хоть и не знала о ней. Но когда мне и моему другу грозила опасность, солнце пришло мне на защиту. Царица распахнула ладонь: яркий, мягко светящийся шар запылал над рукой. Девушка с любовью глядела на это маленькое солнце. — Как и всегда. Она смахнула шар с ладони, и тот, абсолютно не обжигая, прокатился меж её тонких, бледных пальцев. — Наши дары схожи, Артэм. Мы отличаемся от других, но все мы суть одно. Ты тоже сможешь его применять, в той или иной степени. — А как я могу использовать его? В быту не очень-то полезная штука… У других гриш с этим проблем нет. Царица усмехнулась и указала на себя: — Так, как его использую я? Мальчик насупился. — Вы-то понятно… Вы царица. А я не похож на госпожу-правительницу с такими волосами, — мальчик жестами показал, что он думает о её длинных косах, как будто пафосно откидывая их назад, повторяя тем самым привычку учителя. Впервые на памяти Артэма царица безмятежно улыбнулась. Мальчика так удивил этот жест, что он сам на мгновение замер, а затем расплылся в ответной улыбке, обнаружившей ямочки на его кругловатых щеках. Кажется, этот день положил начало их дружбе.

***

Пробыв в компании госпожи Алины ещё несколько месяцев, Артэм наконец понял, кого она ему напоминает. Тетя Юна читала ему равкианские сказки, и мальчику особенно запомнилась история о царевне Несмеяне, которая никогда не радовалась и не смеялась, прекрасная в своем одиночестве, безжалостная в своей безразличности. Так было и с учителем — она казалась холодной, мертвой, и взгляд её ледяных глаз вызывал невольную оторопь у любого. Артэму было приятно хоть немного привнести краски в её полную печали жизнь. В чем-то они оказались неуловимо похожи, и он интуитивно чувствовал, когда ей требовалось общество юного гриша. Его царица, его снежная королева страшно любила зиму. Она часами могла сидеть у окна, наблюдая за бушующей вьюгой, или прогуливаться на морозе, греясь под солнцем и преломляя его свет, заставляя лучики скакать по сугробам на радость детям. В такие моменты от холода на её щеках всегда появлялся румянец, и это было по-настоящему красиво. В тот день он уговорил царицу проехаться с ним на лошадях. Белоснежные сугробы, покрывающие всё окружающее пространство на мили и мили вокруг, всё ещё были ему в новинку — он засматривался на блестящие, словно сахар, льдинки и искренне наслаждался легким морозом, щекотавшим кончик покрасневшего носа. Природа Равки была особенной, и грела его сердце. Они выехали к большим горкам, где после уроков развлекались гриши — цветные пятна с хохотом сбивали друг друга на импровизированных ледянках, сбиваясь у подножия в небольшие хохочущие стайки. Мальчик даже подумывал пригласить царицу прокатиться разок, но побоялся отказа, который мог в теории отразиться на только устоявшийся гармонии их отношений. — Тебе удалось с кем-нибудь подружиться? — прервала уютное молчание царица, наблюдая за детьми. Её стан, покрытый белоснежной лисьей шубкой, как нельзя лучше подходил окружающей обстановке. Наверное, при других обстоятельствах — кольнула шальная мысль — госпожа стала бы суровой повелительницей льда и снега. Мальчик неопределенно повел плечами, погладив своего всхрапнувшего коня по холке. — В общем-то да, — наконец ответил он, — репутация Заклинателей теней не играет мне на руку, но с кое с кем я общаюсь. Старшие гриши его в основном сторонились, но ровесники почти не обращали внимания на пугающие особенности. Когда каждый день тебе кажется ярким и богатым на впечатления, то ты и не сильно удивишься мальчику, управляющему тенями. Царица очень пристально следила за обстановкой, в которой росли маленькие гриши, и труды её не были напрасны. Учитель хмыкнула, что-то для себя решив. — Это хорошо. Они отправились ещё дальше, приближаясь к городским стенам. Позади них, на почтительном расстоянии, плелось трое стражников, которые что-то негромко обсуждали между собой. Госпожа молчала. Может быть, он зря вывел царицу? Мальчик бросил на неё осторожный взгляд. Госпожа оставалась такой же задумчивой, сама себе на уме. Стоило начать с ней беседу. — А что это за бревна там торчат? — спросил Артэм преувеличенно бодрым тоном, указывая на препятствие впереди. Когда Артэм появился здесь впервые, то не заострил внимание на дюжине широких столбов, прилегающих к высокой каменной ограде. Теперь его очень заинтересовала природа этих малопонятных объектов. — На них вешают тела государственных изменников, в назидание другим, — ровным тоном ответила царица, не глядя на мальчика. — Когда я стала королевой, их появилось достаточно много. — Они хотели устроить переворот? — сглотнув, уточнил Артэм. Ему было жутко представить, что случилось бы с госпожой, если бы у них это вышло. Царица элегантно пожала плечами, спрятанными за серебристой шубкой. — Желающих избавиться от меня и сейчас много. Ты сам стал свидетелем. Она ненадолго замолчала, будто сомневаясь, говорить ли ей дальше. — Теперь эти столбы служат напоминанием… для тех, кто захочет меня предать. С этими словами царица развернула свою черногривую лошадку к сторонней тропинке, ведущей на опушку леса. Мальчик, конечно, последовал за ней. Теперь он точно знал, что будет делать, когда вырастет. — Пойдем. Потренируешься хоть, всё равно ты с ребятами не пошел гулять, — ворчливо произнесла она. — Не, я уже накатался, — признался Артэм, — да и с вами интереснее. Царица промолчала. На самом деле, госпожа Алина не была изнеженной принцессой или испуганной дамой в беде. Она была гришой — сильной, мудрой, решительной. Прекрасной. Но и она нуждалась в защите. Может быть, когда мальчик вырастет и станет её щитом, то госпожа станет чаще улыбаться ему? Ему бы очень хотелось этого.

***

Дар мальчика был слаб, а Артэм не хотел состоять лишь из слабости. Нераскрывшийся талант не должен определять его судьбу, поэтому он решил искать всевозможные варианты для появления других навыков. Так, например, он был очень хорош в самообороне, к тринадцати годам начавший в росте перегонять остальных, но всё ещё отчаянно плох в стрельбе. Время мчалось вперед, люди придумывали всё более и более изощренные способы убийства друг друга, и царица старалась идти в ногу со временем, начав нанимать мастеров дальнего боя. Мальчик освоил холодное оружие, и даже ради интереса попробовал драться на мечах, что было крайне старомодно, на его вкус, но весьма успешно. Впрочем, и это не утолило его жажду блеснуть чем-то, кроме разочарующего дара. Сила всё ещё была частью его, как способность дышать, говорить, думать. Но в какой-то момент ориентиры начали меняться, Артэм началась задаваться вопросом: а как он сможет применить тени вне тренировки или показательного выступления? Мальчик не знал ответ на этот вопрос. Будущее всё чаще и чаще занимало его, но он старался окунуться в учёбу с головой, забываясь от внутренних тревог. Среди ровесников у него не было множества друзей, большую часть времени он проводил на занятиях, за самообучением или на тренировках с царицей. Постепенно, с годами, она начала оттаивать, меньше прячась за маской бесстрастности. Где-то в глубине души Артэм подозревал, что ныне небезызвестное прошлое царицы всё ещё приносило ей боль; а может, ей с годами всё опостылело. Юный гриш знал, что люди в возрасте с течением времени всё больше закрываются, утешаясь в своем маленьком мирке, радуясь и лелея воспоминания уже прошедшего. Может, и с его царицей было также? Положа руку на сердце, Артэм считал себя единственным, кто мог пробиться за эту стену между госпожой Алиной и остальным миром. Всё чаще он называл её мысленно так: госпожа Алина. Имя её казалось родным, сокровенным. Это имя, как и саму царицу, хотелось беречь. Мальчик много разговаривал с ней, спрашивал о делах в стране, слушая её порой едкие и ироничные комментарии, интересовался прошлым. Она не хотела говорить на эту тему, считая её слишком личной, но Артэм, как её любимчик, мог при должном рвении проскочить границы её терпения и тут. Он узнал, что когда-то царица была дружна с отказником, следопытом из Первой армии. Что госпожа Алина некоторое время путешествовала с королем Николаем до его восшествия на трон, и чьи кости уже, наверное, рассыпались в прах под натиском времени. Слышать такие истории из первых уст было удивительно: король Николай, прославленный в веках, на самом деле был шутником, душой компании, отличным другом настолько, что Алина много лет после его смерти служила его жене (генералу Назяленской, которая была «насколько прекрасной, настолько и вредной») и сыну, прошлому королю Ланцову. Ещё госпожа не хотя, но один раз упомянула, что они все помогли ей уничтожить тот самый Каньон, после чего за ней окончательно закрепилась слава живой святой. Но в Каньоне она потеряла своих близких, потеряла навсегда часть себя… Так вот. Он считал себя единственным, особенным человеком, который близок царице. Но это оказалось не совсем так. Тогда двор был необычайно оживлен; ходили слухи, что царица сегодня встречает какого-то особенного гостя. Слуги, как и те придворные, которые не могли спуститься вниз, прильнули к своим окнам. Очень много места занимали обучающиеся гриши, их царица почему-то созвала всех: около трех сотен, как насчитывал Артэм. Когда простенький, темный экипаж остановился у главной дороги, царица нетерпеливо прошла вперед. В этот момент даже Артэм всерьез заинтересовался: что же это за гость к ним пожаловал? Из кареты медленно на свет вышла пожилая женщина в закрытом длинном платье. Её густые седые волосы были убраны в высокий пучок, ничуть не скрывая худое лицо, покрытое черными линиями уродливых шрамов. Правый глаз, надежно спрятанный под повязкой, делал эту старушку откровенно пугающей. Но поразило Артэма не это. Царица, его холодная и расчетливая госпожа, всегда скупая на похвалу и улыбки, широко раскрыла объятия перед этой женщиной, словно для дорогого, горячо любимого друга. Старуха мельком окинула взглядом толпу позади царицы, стоящей на отдаленном расстоянии, а затем, словно наплевав на приличия, властно и нежно обняла Алину. Когда они наконец отстранились друг от друга, придерживая за плечи, очевидно, о чем-то говоря, из толпы гришей вывалилась малявка, завопившая: — Бабу-уля! Кто-то из стражников хотел попридержать пыл маленького гриша в синем кафтане, но царица дала отмашку, позволяя ей пройти. Тогда же девочка (почти неприличная рыжина её волос блеснула на солнце), никем не остановленная, помчалась к гостье, и та встретила её ласково и радушно. Когда вся эта странная процессия приблизилась к гришам, и без того тихий гул разговоров прекратился. Царица была строга, но справедлива, её уважали. — Сегодня нас посетил важный моему сердцу гость. Никто из вас не узнал бы эту женщину, — госпожа Алина бросила ленивый взгляд на девочку, доверчиво жавшуюся к бабушке, — но многие знают её по страницам нашей истории. Это госпожа Костюк, она же Евгения Сафина, почетный член Триумвирата гришей, последний из ныне живущих героев гражданской войны. Поприветствуем же её достойно! Среди гришей послышались удивленные аплодисменты. Несколько корпориалов нагло высунулись вперед, разглядывая живую легенду их ордена. Люди зашептались: это была та самая Евгения Сафина, бывшая при дворе фрейлиной ещё при Ланцовых, а затем вставшая на сторону Заклинательницы солнца и получившая свои увечья… Воздух загудел от музыки духовых, и госпожа Костюк, видимо, смутившись, подхватила свою царицу (какое нахальство!) и свою внучку, чтобы скрыться в просторных залах Большого дворца. Артэма разрывало два чувства: крайнее любопытство, вызванное личностью этой непонятной госпожи Костюк-Сафиной и ужасная, полная нерациональной злости зависть. Кто такая эта Евгения, чтобы хватать его царицу за руку? И почему та совсем не против, а как будто очень даже за? Немыслимо! Сердце мальчика забилось вдвое быстрее, будто пытаясь угнаться за разумом в попытках проанализировать эту ситуацию. Его приятель, сердцебит Павел, стоящий рядом, удивленно на него посмотрел, но ничего не сказал. Артэму было плевать. Он развернулся, уходя в Малый дворец. Условно говоря, без царицы ему не было прохода в королевскую резиденцию, но Артэм был бы не Артэм, если бы не смог протиснуться в дела своей царицы, хоть и без её ведома. Он знал один тайный проход, соединяющий Малый и Большой дворец. Самое забавное, что мальчик случайно набрел на него, болтаясь по зданию от бессонницы. С некоторых пор его посещали странные, черные, вязкие сны. Он будто куда-то шел, но не знал куда. Под ногами шелестел серых песок. И самое чудное — объектив его зрения менялся, будто он был выше. Вокруг его окружала тьма, но мальчик видел очертания этой тьмы, полутона, оттенки. Артэм, конечно, был Заклинателем теней, но он точно не видел в темноте. А во сне всё прекрасно просматривалось. Это необыкновенное восприятие реальности сбивало с толку. Наяву он не мог совладать со своим даром, слабеньким и бестолковым, который не мог пригодиться ни ему, ни его царице. Однако во сне он чувствовал невиданную раньше силу, могущество, будто сросшееся с самой его сутью. Нутро стонало, скрипело, хрипело, требуя, до жизненно необходимого желая: «Вернись… вернись ко мне…». Мальчик тряхнул головой, сбивая наваждение. Не время сейчас думать об этом. Артэм проворно скользнул за потайную дверцу, прошмыгнул по заросшему паутиной коридору. Он прислушался к звукам на той стороне: это были пустующие покои, но природная осторожность не раз его спасала. Убедившись, что проход чист, мальчик вышел из своего укрытия. На нем вместо кафтана красовалась светлая рубашка и просторные штаны. Он ещё не успел сформулировать свою легенду, как ноги сами повели его в нужную сторону. Артэм долго бы искал нужные покои, если бы не догадался проследить, куда спешат служанки. Вот им точно не было дела до него. Он схватил со столика какую-то вазу, чтоб занять руки, и вклинился между женщинами. На самом деле, это не редкость: часто служанкам помогали младшие родственники, но сейчас никто не захотел бы заглядывать в его лицо и разбираться, чей это сын, брат или племянник. Когда Артэм примерно понял, где находится покои гостьи, он также ловко отделился от своего прикрытия и со знанием дела пошёл на этаж выше. Риск только усилился, здесь слуг не было. Любой стражник мог остановить его и спросить, какой волькры он здесь забыл. Мальчик старался не думать о возможном наказании в случае своего раскрытия, понадеявшись, что мужчины рассудят, что он просто отбился от своего монаршего учителя. Его не любили при дворе, но в лицо знали многие. Наконец, Артэм оказался у нужной комнаты. Зайдя внутрь, и поблагодарив всех святых за удачливость, он стал искать место, где ему бы стало хоть что-то слышно или видно.

***

Поначалу они обсуждали фермерские угодья госпожи Костюковой и успехи её внучки. Артэма поразила та перемена, которую он обнаружил в своей царице: та расслабленно сидела в кресле, чуть ли не болтая ногами от удовольствия, пока Сафина заботливо распускала её праздничную причёску. — Твоя Наташа прелесть, — припечатала госпожа Алина с мечтательно прикрытыми глазами, — вся в тебя. Хоть она и проливная. — Гены, — довольно усмехнулась женщина, массируя голову своей суверенной под её счастливые вздохи. — Кто бы мог подумать, что в нашей семье через пару поколений покажутся эфириалы. — Ага, — царица самозабвенно и совершенно неприлично зевнула. — Девочка не говорила, чем хочет заняться? Я могла бы устроить её куда-нибудь. Сафина утомленно вздыхает, проворчав, что не стоит потакать её отпрыскам, особенно правнучке. Немного погодя, она всё же отвечает: — Наташа хочет к морю. Мечтает управлять суднами, доплыть до самой Керчии… Кто её знает, может, она ещё передумает. — Да, — протянула госпожа Алина, со светлой грустью глядя в сторону, вспоминая мгновения давно ушедших дней, — мою царевну тоже всегда тянуло к Истиноморю. Царевну? Мальчик встрепенулся, взволновано облизал губы. Последней царевной была княжна Ольга, дочь Николая и Зои. Насколько Артэм помнил, она утонула, покинув мир очень юной. — Кстати, говоря о наших протеже… Царица вдруг ощутимо напряглась, будто подсознательно зная, какой нелицеприятный вопрос ей может задать её подруга. — Это правда? В Малом дворце снова появился Заклинателей теней? — негромко спросила госпожа Костюкова, Артэм едва расслышал её слова. После озвученного в комнате возникла неуютная тишина. Царица вздохнула. — Да, появился. Женщина цокнула раздражённо. — Никогда не понимала твоей симпатии к Заклинателям теней. Забыла уже, как я предупреждала тебя о властных мужчинах? — Он ребёнок, Женя. Почти такой же сирота, какой когда-то была я. Сафина фыркнула. — Тогда ты тоже меня не послушала. — Многое поменялось, — холодно ответила госпожа Алина. — Теперь я самый сильный и влиятельный гриш в этой стране, а возможно, и во всем мире. Я не стану снова куклой в чужих руках. Евгения ничего не ответила, только взяла расческу со столика и начала медленно и методично вычесывать волосы своей подруги. Та смежила веки, о чем-то размышляя. — Ты умеешь ладить с детьми. Может быть, что-то дельное и получится. — О даре своего ученика я волнуюсь меньше всего. Они помолчали. Царица облизала сухие губы, прошептала бесцветно: — Мне тревожно. Гриши вырождаются. Нас становится меньше и меньше, дары слабеют. Может быть, наш чёрный генерал был прав: мир медленно вытесняет гришей. Наше могущество не может быть вечно. И, возможно, всё дело в таких людях, как я. Её подруга просипела вмиг охрипшим голосом: — Из таких неестественно сильных осталась только ты. Царица кивнула. — Мне не по себе. Ты уехала, Женя, а я осталась наедине с воспоминаниями о том, как мы все когда-то были счастливы здесь… Госпожа Костюк отбросила расческу и сжала подругу в тесных объятиях. Только царицу уже никто давно не мог согреть: глаза её и сейчас оставались сухи. Она промолвила: — Я помню их всех. Только черты лица иногда припомнить не могу, но и эта память о них постепенно исчезает, и мне кажется, вместе с ней исчезаю и я. Есть ли что-то важнее, чем память о прежних временах? Когда все были живы и здоровы, а их собственная жизнь наполнена любовью, страхами и надеждами? Губы Жени исказились в сухом, безмолвном плаче. Они обе давно были сломаны, потеряв своих любимых, но одна из них могла вернуться в обжитый особняк, утешиться в объятиях внука и правнучки, а второй приходилось выживать на руинах своего прошлого, прятаться среди работы и обязательств. Осознав это, Артэму пришлось унять своё взбалмошное дыхание. На глазах неожиданно появилась влага, впервые за много лет, но он проглотил её, подслушивая разговор дальше. — Ну, ну, — Алина погладила Сафину по спине, — не раскисай, дорогая. Зоя уже бы сделала тебе втык. Евгения невесело усмехнулась. — Назяленская в гробу наверное перевернулась от наших нежностей. Но ты права: пойдём, ты обещала мне экскурсию. Оценю хотя бы ваш новый интерьер. Царица позволила убрать волосы в высокий хвост и, подхватив подругу под локоть, вместе с ней отправилась на прогулку по множеству роскошно обставленных помещений резиденции. Вряд ли они вернуться сюда до вечера. Артэм медленно поднялся с пола, отряхнул одежду, спрятал расщелину в полу диванным столиком и неспеша двинулся в свою комнату, размышляя об услышанном.

***

Со временем Артэм открыл в себе необычайную способность к языкам. Теперь он мог переговариваться с госпожой Алиной на разных языках: родном керчийском, равкианском, строгом фьорданском и даже бегло на каэльском. Шуханский всё ещё ему не давался, впрочем, и это было вопросом времени. Когда мальчик получил отличные оценки на экзаменах, то тем же вечером прибежал похвастаться к царице, начав с ней сумбурный разговор о разных культурах их соседей. В очередной раз он удивился её образованности — вспоминая необычные словечки, он всё же мог запутаться, но госпожа терпеливо подсказывала ему, с ленивой грацией просматривая донесения. — Ты очень способный, — пробормотала в какой-то момент госпожа Алина. Артэм засиял от радости, — я более-менее освоила эти языки годам к сорока. Не представляю, какой сферой ты в итоге займешься. Преподаватели ещё не пытаются переманить тебя на свои дисциплины? Артэм робко улыбнулся. — Только если немного. Царица кивнула, наконец вставая из-за стола и забирая листочек с собственными заметками. — Кстати, тебя желала видеть госпожа Костюкова. Она сейчас в Зеленой гостиной на втором этаже, так что можешь заглянуть к ней. Госпожа Алина вместе с расстроенным от такой короткой встречи мальчиком вышла в просторный коридор. — Вы сейчас на собрание, да? — Именно так. Артэм изобразил полупоклон, вызвав невольную полуулыбку на лице своей госпожи. — Тогда до встречи, моя суверенная. Сказав эти слова, мальчик сам удивился — это прозвучало достаточно дерзко, даже немного самонадеянно. Так царицу называли только приближенные к государыне люди, и Артэм, по большому счету, к ним не относился. Смутившись до кончиков ушей, он развернулся на сто восемьдесят градусов и поспешил на второй этаж. Госпожа Костюк действительно обнаружилась в Зеленой гостиной. Евгения жила во дворце второй год, они не были полноценно представлены друг другу, но при любой невольной встрече она даже не смотрела на него, в то время как он провожал её ревнивым взглядом. Удивленный желанием госпожи Костюк, он толкнул тяжелую дверь и вошел в комнату. Та обнаружила себя сидящей на длинном диванчике, обитом изумрудной тканью. Кажется, она листала какой-то справочник, но при появлении Артэма захлопнула его и элегантно подняла голову. Оба напряженно молчали. Вблизи шрамы выглядели ещё более ужасными. Черные линии уродовали её, в общем-то, доброе морщинистое лицо и все открытые участки кожи. Единственный глаз глядел на него с любопытством и тайной неприязнью, словно она смотрела на что-то не слишком благовидное. Мальчик прочистил горло. — Вы хотели что-то обсудить со мной? Пожилая женщина кивнула. — Садись. Он примостился напротив, а она сложила свои ухоженные руки перед собой. — Тебе нравится в Малом дворце? — Да, — неожиданно для себя Артэм ответил правдиво, — уроки, которые нам дают, очень интересные. Я, правда, пока не знаю, куда подамся после конца обучения. — Ясно. Откуда ты приехал? Странные вопросы. Похоже на допрос. Но как говорила госпожа Алина, предложи то, что хотел бы получить взамен. Он решил отвечать честно. — Из Южных колоний. После смерти отца я долго скитался, пока не добрался до дома своей тети. Она и привезла меня в Ос Альту. Это была чистая правда. Он долго отшельничал, пока не добрался до Кофтона, где обитала тетушка. Родственница была в шоке: её племянник явился к ней в обносках, очень худой и загорелый до бронзовой смуглости, от него пахло солью, пылью и солнцем. Даже в кудрях его черных волос появились пши, которых тете Юне пришлось долго и тщательно выводить. — Удивительная живучесть, — пробормотала женщина. — Тяжко пришлось? Мальчик пожал плечами. — Мне было непросто. Но во время путешествия я видел и тех, кому живется гораздо хуже. В конце концов, в итоге я сижу здесь, я сыт и одет. Меня обучают лучшие преподаватели Равки, разве я мог и мечтать о таком? — Разумеется, — Евгения кивнула, — ты мыслишь довольно… положительно. Мальчик несмело улыбнулся, но Сафина даже не поменялась в лице. Всё ещё напряжена? Но чем? Что он такого сделал? Артэм прикусил щеку изнутри. Что ж, если госпожа Костюк не считает нужным быть с ним любезной и приветливой, то и он не будет. — Можно тоже кое-что у вас спросить? Спасибо. Царица немного мне рассказывала о своей юности, говорила, что вы давние друзья. Можно узнать, что с вами случилось? — он указал на лицо. Госпожа Костюк немного замялась. — Многие спрашивают меня об этом, — обронила она, — но в этом нет большой тайны, в конце концов. Когда я была молода и глупа, то связалась не с тем человеком. Я перешла на сторону нашей царицы и получила расплату от своего покровителя. История прояснялась всё лучше. Учебники скромно замалчивали многие обстоятельства, поэтому Артэм собирал по крупицам сведения о юности своей госпожи, однако ему хотелось знать больше. — Кто это был? — тихо спросил он. Сафина печально рассмеялась. Артэм неожиданно для себя подумал, что когда-то эта пожилая леди была очаровательной дамой, но годы и непростая жизнь исказили её почти до неузнаваемости. — Не удивлена, что именно ты меня спрашиваешь об этом, — она тронула глазницу, спрятанную под повязкой. — Может быть, ты чувствуешь след, оставленный твоим предшественником… Ты знаешь, что такое скверна, мальчик? Артэм кивнул. Он знал. Скверна считалось концентрированной, искаженной силой, вырванной из сердца мира. Её использование считалось непростительным, потому что губило как душу своего хозяина, так и тех несчастных, на которых срывалась её мощь. — Я хорошо знала отказника, помеченного скверной. Он не прожил долго, в том числе потому, что не был гришом, как мы. Но на мне скверна тоже оставила свой отпечаток. Может быть, поэтому я прожила так долго? — задумчиво произнесла она, отвлекаясь. Артэм вернул разговор в прежнее русло: — Так кто это был? Дарклинг, я полагаю? Женщина вздрогнула, метнув на него острый, грозный взгляд. — Проклятое имя… такого же проклятого человека. Ты должен знать, мальчик, что твой предшественник хоть и сделал многое для гришей, был грязным, злым человеком. То, что он сделал с Алиной… Она замолчала, не желая продолжать. Артэм воспрял, словно пес на хвосте у своей добычи. — Почему историю этого генерала так тщательно скрывают? Что в нём такого? Евгения тяжело вздохнула. — Потому что любой человек, знающий правду, боится появления ещё одного такого Дарклинга. Поэтому ты должен быть осторожен и благоразумен, Артэм. Никто из Заклинателей теней ещё не приносил в мир исключительное добро. Я заметила, что ты стал дорог Алине, поэтому предостерегаю тебя. Даже слова о привязанности своей любимой госпожи мальчик пропустил мимо ушей. Ум его лихорадочно пытался соединить ту информацию, которую он знал. Итак. Генерал Кириган, он же Дарклинг, последний в своему роду, сражался против Заклинательницы солнца за власть в стране. По всему выходило, что они были хорошо знакомы ещё до начала гражданской войны, когда Алина начала восстание, объединившись с младшим принцем. До этого момента всё звучит вполне логично. Но по фразам госпожи Костюк получается, что они были близки. И это тоже понятно — может, он тоже её обучал, когда она, юная и неопытная, приехала во дворец. Дары заклинателей солнца и теней очень похожи. Если генерал давно вынашивал свои планы, то он мог даже пытаться втереться в доверие Алине, чтобы заручиться её поддержкой — прекрасный политический ход. Но почему она сбежала? Что же такого этот Дарклинг сделал с его госпожой? — Я понял вас. Спасибо, госпожа Костюк, — искренне поблагодарил мальчик, в задумчивости поднимаясь со своего места. Евгения проводила его нечитаемым взглядом и с облегчением вздохнула, когда за ним закрылась дверь. Её пугала обнаруженная ею находка. Дарклинг и этот мальчик были слишком похожи. Заметила ли это Алина?

***

Мальчик с годами превратился в высокого юношу с черными волнистыми волосами до плеч, обычно убранными в короткий хвостик. Родинка под глазом делала его взгляд особенно очаровательным, чем он не единожды пользовался, задабривая царицу или какую-нибудь строптивую даму. Его пальцы украшало множество колец, смастеренных фабрикаторами — дань алчным традициям Нового Зема — но среди них особенно выделялся подарок Алины, открывающий все двери обоих дворцов. Его дар, как он считал, всё ещё был слаб. Едва ли Артэму удавался достойный разрез. Царица, как могла, поддерживала его, но юный гриш часто чувствовал себя не в своей тарелке на ежедневных тренировках. Зато он научился с лихвой использовать то, что умел — юноша мог сплести из теней толстую удавку, вполне способную задушить взрослого человека. Тени в его ладонях оживали, превращаясь в живых зверьков или более сильных фамильяров, которые своими когтями и зубами до ужаса пугали других гришей на тренировочных боях. Он был одним из лучших, но Артэму всё ещё было отчаянно мало. Его дар был гибким, опасным, смертоносным. Юный гриш искал способ улучшить свою силу и, исчерпав ресурсы Малого дворца, подумывал покинуть свой дом. Ему исполнилось восемнадцать, и по правилам он вполне мог отправиться в свободное плавание. Другое дело, как он скажет об этом Алине? Госпожа в последний год всё больше отстранялась от него. Подспудно он понимал, что закрытой царице проще медленно отвыкнуть от своего ученика, чем дождаться его выпуска и пройти через болезненное прощание: она-то надеялась, что он уедет покорять мир. Перспектив у юного гриша действительно было много. При этом царица изредка втайне проверяла состояние его дел, Артэм успешно делал вид, что не знает об этом, и в итоге все были довольны. Тетя Юна больше не приезжала к нему на зиму. Кажется, она побаивалась его. Но по правде говоря, Артэм давно перестал искать встреч с ней, зная, что тете лучше без него. За его спиной часто шептались другие гриши, придворные. Они приписывали ему роман с госпожой Алиной, даже Павел, раньше дружный с ним, назвал Артэма «царским подхалимом». Было даже жаль, что их обвинения беспочвенные. Юноша окончательно решил уехать.

***

— Завтра я отправляюсь на поиски усилителя. Царица отвела удивленный взгляд от документов. Они снова сидели вдвоем в её покоях, Артэм бесцельно бродил по комнате, собираясь с мыслями, а госпожа проверяла отчеты министров в неясном свете горящих свечей. — Что? — Вы слышали. — Артэм, — госпожа Алина со скрипом поднялась из-за стола, подошла к нему. Юноша в очередной раз с удовольствием заметил, что стал выше её почти на голову, а она оставалась такой же маленькой, аккуратной, белокурой, — о чём ты говоришь? Ты и так делаешь огромные успехи в учебе, зачем тебе уезжать… — Я хочу стать сильнее. Думаю, вы вполне можете меня понять, — юный гриш бросил красноречивый взгляд на чешуйчатый браслет Алины, который она нервно сжала тонкими, прозрачными пальцами. Царица погрустнела. — Усилитель дарует невероятную мощь своему обладателю. Но он может сыграть с тобой злую шутку, мой дорогой. Артэм поджал губы. Кажется, его снова сравнивали с генералом Кириганом, этим назойливым призраком, который продолжал жить в голове царицы. Юноша не сдержался, выпалил: — Вы говорите так, потому что думаете о прошлом Заклинателе теней, верно? — царица пошатнулась, бледнея на глазах, схватилась на спинку кресла. Он был прав. — Но я другой! Почему вы позволяете остальным гришам отправляться на поиски усилителя, а мне нет?! — Как ты думаешь, — произнесли бесцветные, сухие губы, — почему я так мало использую свою силу? Юноша оцепенел. Эта мысль посещала его, но он не знал причину такой ограниченности своей госпожи. — Это невыносимо, — прошептала Алина, не глядя на него, — ты не представляешь, каково это, просыпаться по ночам от бесконечного, сжирающего всё желания получить большее. Вся твоя суть воет от тоски, мечтая поглотить ещё больше силы. Это непрерывный порочный круг, сводящий с ума. Я очень устала. Артэм тихо прошептал: — Я знаю, о чем вы говорите, моя суверенная. На лице Алины появилась больная, ироничная улыбка. — Ты не должен идти по этому пути, Артэм. Я прошу тебя… В моей жизни был ещё один дорогой мне человек. После его смерти его тени перешли ко мне. Алина махнула рукой. Комната погрузилась во мрак. — Этот дар особенный. Я сама знаю. Тебе нужно время, чтобы обуздать его. Получив усилитель, ты не сможешь остановиться. Твоя сила уникальна, и поверь, позже ты не сможешь удержаться от соблазна сделать её ещё необыкновеннее. — «Дорогой человек»? Вы о генерале Киригане, предавшем вас? — с отвращением отозвался юноша. — Последний из Дарклингов, который пытался вас пленить? — О, поверь, — Алина печально и зло усмехнулась, — у него это получилось. Вот как. Это были обиженные слова столько не врага, сколько друга, разочарованного в своем близком товарище. Артэм не хотел стать подобным сожалением и эта мысль отрезвила его. Злость, пробивавшая нутро насквозь, вдруг отозвалась звенящей пустотой. Артэм подошел к царице и бесцеремонно положил руку на её пальцы, касаясь мягко и деликатно. Он хотел объяснить, что он не такой человек, как генерал Кириган, что он делает всё это ради неё, но госпожа внезапно перехватила его за запястье, крепко сжав в тиски. Это было их первое настоящее прикосновение за долгие годы. Впервые вот так — кожа к коже. — Ты усилитель, — пробормотала Алина, глаза её впились в лицо Артэма, что-то судорожно ища, — это уже не может быть просто совпадением. Почему ты скрывал это от меня? Ты не хочешь что-нибудь мне объяснить? Совпадение? Юноша поморщился. Она снова думала о своем Дарклинге. Зачем ей он, если у Алины есть живой, настоящий Артэм, который всем сердцем предан госпоже?! — Хочу, — произнес он. Юный гриш приблизил руку царицы к своему лицу, ласково коснулся губами выпирающих костяшек. Он любил её, нежно и трепетно, уже много лет. Как друга, как наставницу, госпожу и — ему подсказывало его молодое, юношеское сердце — даже женщину. «Впрочем, — с грустью подумал Артэм, глядя из-под ресниц на ошарашенное, смущенное лицо Алины, — вряд ли она ответит мне взаимностью». — Я люблю вас, — безнадежно прошептал он, отпуская царицу. Пунцовая Алина тотчас же прижала руку к себе, будто ошпаренную. — И всегда буду вам верен. Я подумал, что вам нужно это знать… Но сейчас я должен уйти. Он развернулся и, покачиваясь от усталости, побрел к выходу с легким сердцем. Тайна, которую он бережно хранил, наконец увидела свет, подарив — неожиданно — неописуемое облегчение. — Я не отпускала тебя, — полузабытый ледяной тон заставил его ненадолго остановиться. Его суровая царица быстро взяла себя в руки. Артэм сам себе улыбнулся и ответил: — Я не ваш подданный, вы говорили мне, помните? Запрос в посольстве так и не одобрили. — Он улыбнулся мягко, как прежде, когда был ребенком. — А налог в казну я обязательно буду отправлять. Не хочу стать новым Русланом Каратаевым. Он сделал ещё шаг. Два. — Ты не вернешься прежним, — сказала устало царица. Артэму даже стало её немного жаль. Он прошептал: — Берегите себя, моя госпожа. За ним осторожно закрылась дверь.

***

Ей хотелось закричать: чувство беды затопило сознание, мешало ясно мыслить. Артэм обязательно, обязательно впутается в какую-нибудь злополучную авантюру! Алина желала позвать дежурившую стражу, не дать самоуверенному мальчишке покинуть дворец, запереть Артэма и объяснить, что она пытается уберечь его от самой большой ошибки в жизни. «Но зачем? Я сделаю хуже. Он обязательно захочет сбежать и возненавидит меня». Бледная от волнения царица вздрогнула. Может, он уже ненавидит её? За неодобрение, невзаимность, непотухшие чувства к Дарклингу? И как мальчик мог надеяться на близость с ней? Она никогда не давала повода считать их отношения чем-то большим. Алина усмехнулась дрожащими губами и медленно сползла в кресло. Всё-таки, в свою бытность она была хорошей ученицей и слишком плохим учителем. Что она сделала не так? По-своему, но царица дорожила мальчиком. У неё не было своих детей, однако она, как могла, заботилась об отпрысках друзей и новых поколениях гришах. Ученики Малого дворца в перспективе могли бы стать угрозой, ещё больше расколовшей хрупкий мир Равки, и царица старалась воспитывать их в строгости, но справедливости. Чем сильнее дар, тем больше ответственность. Алина очень хорошо поняла это на своей шкуре. Долг вынудил её погубить Мала и Александра, избавиться от прежних моральных принципов, стать сильнее, могущественнее, беспощаднее. Она убивала ради благополучия Равки и царской семьи, принимала сложнейшие решения, отказывалась от личного счастья в угоду общественного. И что теперь? Судьба уготовила ей прозябать вечность в одиночестве, в стенах Большого дворца, жить по инерции, не потому что хочется, а потому что надо. В череде бесцветности исключение составляли Женя и Артэм, но долго проживут ли и они на этом свете? Вернется ли из своего опасного путешествия Артэм живым и здоровым? Она с трудом могла вспомнить момент, когда поняла, что сильно привязалась к мальчику. В начале он напомнил ей Александра (что-то внутри замирало, когда она думала о нем, о его схожем одиночестве), но и эти ассоциации быстро забылись с налетом времени, бесконечных уроков и разговоров. У Артэма имелся живой ум, отходчивый нрав и невиданное усердие, прочащее большое будущее. Он не унывал, когда другие гриши и отказники не принимали его. Юноша облачался в свою силу, словно в щит, и не страдал по поводу уникальности дара (как она в своё время), считая способность призывать тени — ещё одним талантом среди прочих. Но царица и не подозревала, что он захочет добыть усилитель. Как подобная червоточина, преисполненная жадностью и самонадеянностью, могла так сильно поразить его сердце? Алина не знала. Этот поступок ученика снова напомнил ей о Дарклинге. Новый виток мыслей отнес в прошлое, на многие десятилетия назад — когда она была молода и невинна, и Мал, Николай, Зоя, Толя и Тамара были живы, и Дарклинг казался им худшим кошмаром… Но с годами дети вырастают и монстры, так сильно ужасающие их, на свету кажутся не столь пугающими. Иногда Алина даже завидует, вспоминая своего наставника. Он мог быть вспыльчивым, горячим, жаждущим, и вечная борьба — сама жизнь — струилась по его венам. Её же огонь угас, а она едва разменяла сотню лет и с глубинным страхом заглядывала в свое будущее, где ей придется быть вечным защитником Равки. По своем внутренним часам Алина ощущала себя старухой, но, может статься, в ней говорят остатки той доверчивой девочки, которой она была. Скоро, совсем скоро она окончательно перевоплотится, доведенная до грани, и может тогда ей наконец станет легче. А пока она побудет здесь, у чужого огня, воспитывая юных гришей, направляя Артэма. Если он вернется, конечно. Кажется, прошло немного времени. Час? Или два? Кто-то дернул её за локоть: — Алина? Ты чего? Что случилось? — Мой мальчик ушел, — пусто отозвалась Алина. И вдруг, сжавшись, в полной мере осознав это — что он уехал и возможно никогда не вернется, заплакала навзрыд.

***

Несмотря на все старания царицы, гриши не были приспособлены к жизни во внешнем мире. Артэм осознал это в полной мере, когда начал путешествовать один. Он без труда двинулся к главному выходу из столицы — было и радостно, и грустно, что Алина никого не послала за ним. Впрочем, тем лучше. Гришей отпускали в Верхний город, но не в Нижний, спрятанный от богачей каменным застеньем. Здесь Артэм был впервые. — Юноша, закиньте пару монеток в храм Санкта Зои! Наш приход помолится за ваше здравие! Худой человек в поношенной, но чистой одежде перегородил ему дорогу. Юный гриш окинул этого мужчину недоуменным взглядом, осмотрелся по сторонам. Кажется, такая ситуация была привычна для народа. — Боюсь, я не религиозен. По словам госпожи Алины, Зоя Назяленская — настоящая, не святая — очень любила подшучивать над мнимой праведностью Заклинательницы солнца, а когда её саму при жизни также записали в ряды святых, то относилась к этому крайне скептически. «Некоторым проще считать меня посланницей бога, чем гришой-долгожительницей, — как-то призналась царица, прячась вместе с ним от ветра за уютными стенами деревянной беседки. Последние лучи вечернего солнца путались в её белоснежных волосах, подсвечивая их осенней рыжиной. — Впрочем, что одно, что другое крайне утомительно». Артэм сделал шаг в сторону, а незнакомец отскочил назад, продолжая стоять у него на пути. — Как же так, юноша? Одеты вы небедно, — мужчина окинул его оценивающим взглядом с ног до головы, — да и монетка лишняя наверняка есть. Артэм хмыкнул себе под нос, понимая, что так просто не отделается. Он махнул рукой — глаза проходимца заволокло тьмой, тот закричал, испуганный, люди начали оборачиваться на них, а юный гриш тем временем со всех ног бросился на соседнюю улицу. «Хорош царский защитник, — подумал про себя Артэм, — даже от попрошайки приходится сбегать». Вскоре он замедлил ход и начал больше оглядываться, сторонясь появления ещё одного такого прощелыги. Вскоре, припоминая месяцы своего скитания в поисках родственников в Колониях, ему пришлось обменять свой плащ и выходную одежду на что-то попроще. Юноша оказался неприятно удивлен происходящим. Множество средств из государственной казны тратилось на постройку дорог, школ и больниц, но везде царил смрад, бедность и уныние. На улице бродило множество попрошаек и церковных служащих, зазывающих зевак в местные храмы. Набожность вытесняла науку. Людям было проще верить, что святая государыня-матушка ответила на их мольбу о здоровье, чем понять, что благополучие их было обеспечено образованными лекарями и гришами-целителями в действующих госпиталях. Передвигаясь из города в город, Артэм понимал это всё отчетливее. Теперь у него наконец появилось время подумать над тем, что он живой усилитель. Насколько Артэм знал, людей-усилителей на свете уже давно не было (это хоть немного объясняло, почему его ровесники не заметили эту особенность), но и раньше каждый был на вес золота. Некоторые гриши в погоне за силой отдали бы всё, чтобы получить ранее невиданное могущество. Юноша помнил истории о том, как люди погибали, стремясь получить то, что им недоступно. «Эти существа появились одновременно с рождением нашего мира, тысячи и тысячи лет назад. Как ты думаешь, что они чувствуют, когда несмышленные, жадные, ленивые дети вроде нас приходят за их даром? — спрашивает госпожа, в задумчивости гладя ожерелье из рогов на своей шее». Размышляя всё больше и больше об этом, Артэм пришел к выводу, что в чем-то царица была удручающе права.

***

Его тянуло куда-то на запад. На месте Тенистого Каньона давно были возведены новые города: Тульск, Медяны и Николаев. В последнем месте находился большой торговый центр, где можно было бы хорошо закупиться и узнать о последних новостях. Юноша не отказался от своей идеи, но начинать с чего-то было нужно. Николаев появился лет тридцать назад, ещё при царе Романе. Он основал его в память об отце, и город оказался действительно впечатляющим: широкий, протянувшийся от границ Крибирска до глубины бывшего Каньона, переполненный магазинами, лавками и разными достопримечательностями. Вдобавок рядом с Николаевым возвышалось два завода: ткацкий и металлургический. Но впечатлило Артэма не это. Даже спустя десятилетия земли новых городов были неплодородными. Серый, выжженный песок заполнял бескрайние поля Неморя. Путники старались не оставаться на ночь на открытой местности, опасаясь старых легенд и призраков измученных людей, умерших на этих территориях. Самое странное, что Артэму был как будто знаком нынешний пейзаж. Он почему-то хотел пойти дальше, глубже. Прогулка по полупустым дорогам до Николаева почему-то приободрила его, дала энергию, словно его цель находилась очень близко. Впрочем, заночевать юноша решил всё-таки в городе: план провести ночь в пустыне действительно не внушал доверия. Артэм дошел до ближайшего постоялого двора и, скинув вещи, отправился на поиски ужина. Внизу подавали вполне приличное мясо с тушенным картофелем. Попросив хозяйку об еде, юноша рухнул в дальнем углу и вытянул натруженные ноги. Он даже слегка задремал, когда кто-то осторожно сел рядом с ним. Артэм лениво приоткрыл правый глаз, готовый к новой душещипательной беседе, подразумевающей под собой вымогание тех немногих денег, что остались у гриша в кармане, или к откровенно наглой попытке обворовать его. Но ни первого, ни второго не последовало. Справа от него сидел пахнущий табаком и солью, заросший старик, задумчиво посасывающий кончик своей трубы. Он как будто и не обращал внимания на юношу, пока сам Артэм не выпрямился, окончательно приходя в себя. — Уж прости, мест свободных нету, — пробормотал старик, не глядя на него. Артэм подобрался: — Ничего страшного. Гриш тихонько зевнул себе в кулак, рассматривая старика. Того будто что-то гложило, он обводил окружающее пространство пустым отрешенным взглядом. Артэму вдруг захотелось скоротать время за разговором с этим незнакомцем. Он спросил: — Вы проездом здесь? Мужчина медленно моргнул, отвлекаясь от своих мыслей, и посмотрел на соседа. — Можно и так сказать. Я торгую тканями, намедни вот поеду обратно на Большую землю. А ты? Большой землей называли восточную часть Равки. Артэм закусил губу, прикидывая, как часто путешественники вроде старика ездят по Неморю. Ему бы стоило тоже обзавестись компанией. Кто знает, сколько неприятностей может поджидать одинокого путника в выжженной, суровой пустыне… — А я только оттуда. Не знаете, есть ли караваны, которые на днях пойдут в Тульск? Старик хмыкнул себе в бороду. — Вряд ли кто отважится в ближайшие дни туды поехать. Ты что же, не слышал? На тех тропах сейчас чудище объявилось. Мне даже пришлось кибитку бросить, а там знаешь, сколько полотна было? Мне бы на месяц безбедно жить-нетужить хватило… Седой мужчина удрученно покачал головой. Артэм подался вперед, чуть не стукнув старика носом: — А что хоть за чудище? Вы его видели? Старик усмехнулся. — Что же ты, витязь, собрался сдюжить с этим выродком? Не отнекивайся, по глазам твоим вижу… Не видел я его вблизи, но приятель мой стал свидетелем, который на день раньше в пустыню поехал. Еду я, значица, и вижу — всадники больно знакомые. Без повозок, без багажа. Из всех них только друг мой остановился. «Езжай обратно», говорит. Седой мужчина махнул рукой, будто сожалея о произошедшем. Артэм затаил дыхание. — Я-то никогда не плошаю, меня же ждали на той стороне, я и не послушал совета. Приятель только сплюнул мне под ноги и сказал, что у них на глазах первого всадника в караване сожрал змей какой-то. Ну я двинулся дальше, часа через три вижу — как песчаная буря с горизонта идет. Я скакуна попридержал, и в это мгновение будто тень твари показалась, а потом и она сама. Широкая, длинная змея такая, и самое пугающее — три башки у неё было. Пришлось кибитку отстегнуть, и я бросился со своим жеребцом, куда глаза глядят… Старик вздохнул, поджог трубку и припал губами к изжеванному кончику. Артэм тем временем неспеша откинулся на свой край лавочки, и сжимая пальцами плащ, пытался привести мысли в порядок. «Я мог бы взять себе чешую этого змея… Мог бы…». Юноша с силой потер лицо. В ситуации, конечно, был огромный риск — отправляться на поиски непонятно чего в огромной пустыне, где на мили и мили вокруг ни одной живой души. Вдруг этот змей сожрет его до того, как Артэм успеет обнаружить чудовище? Может статься, что он и не вернется. Что же будет с царицей?.. Госпожа Алина. Её бледное, усталое лицо всплыло перед глазами. Она хоть расстроится, что он не приедет обратно в Малый дворец? Артэм не знал. Да это и не важно. Вернувшись более могущественным, он принесет гораздо больше пользы, чем сейчас. Нельзя упустить шанс. — А вы не могли бы примерно указать это место? Старик кивнул. — Отчего же, могу. Только зачем тебе это? — Мне нужно кое-что сделать. Возможно, победа над змеем мне поможет. А может, он поглотит меня, как и всех остальных. Но вы не волнуйтесь: я дам вам несколько медных монет за помощь. Так что, по рукам? — Ты не очень-то похож на воина, — сощурился старик, оценивающе оглядывая юного гриша. Артэм хмыкнул, приподнял край плаща — мелькнул блеск резной рукояти его стального ятагана. Клинок был прикреплен к поясу, слишком короткий, чтобы его заметили городские стражи, но и достаточно острый, чтобы быстро избавиться от своего противника. Артэм никогда не убивал, однако обучение в Малом дворце привило ему навыки хорошего бойца. — Ладно, — старик поморщился, — только денежки при себе оставь. Если ты всё-таки сгинешь, не хочу топтать землю с добром мертвеца в кармане. Артэм просиял, шустро выложил на замусоленный стол небольшую карту, припрятанную в нагрудном кармане. — Отлично! Так как, говорите, добраться? — Ну смотри, вот здесь, у главной дороги есть выворотень. Свернешь от него налево, и там часа два на коне прямо… Юноша сделал несколько пометок на карте огрызком от карандаша, прикинул расстояние и общий маршрут. Возможно, он будет плутать в поисках ящера много часов, а и то дней… Придется закупиться большим запасом воды и еды. Всё-таки удачно, что старик отказался от денег, они сейчас очень пригодятся. На дворе стоит лето, ранее и засушливое, значит, будет жарко. Наверное, надо бы и найти себе плащ попроще… Артэм согласился проводить старика до выхода, судорожно продумывая детали. Тот продолжал сетовать на свой потерянный товар, а юный гриш особенно и не прислушивался — его цель была так близка, на расстоянии вытянутой руки. У дверей они пожали друг другу руки, словно старые друзья. — Я вам очень благодарен, — Артэм с признательностью заглянул в серые, насмешливые глаза старика. — Не за что, юноша. Удачного пути! На этом они простились. Артэм на пятках развернулся — эта встреча разбудила в нем невероятный аппетит, он уже предвкушал сытный ужин и долгую, насыщенную разными мыслями ночь. Он ушел, так и не заметив, что образ усмехающегося старика растаял в воздухе, словно дым.

***

Утром Артэм успел обменять плащ на накидку полегче и купить провизию на несколько дней. Внимательно следуя указаниям старика, к полудню он вышел к высохшему, вывороченному из земли дереву и свернул налево. Начиналось самое жаркое время суток, поэтому юный гриш призвал тени, которые тут же мягко и знакомо обволокли его силуэт, даря желанную прохладу. В лицо бил сухой, горячий ветер, почти как в Колониях — ему очень живо вспомнилось, как он с полгода провел в отшельниках, плутая по незнакомым городам и обеспечивая себя пропитанием за счет случайной работы. Вместе с отцом Артэм жил в достатке, и впервые оказавшись на улице в полном одиночестве после его смерти, мальчик едва смог выжить. Ни один раз ему приходилось ночевать на голой земле, перебиваться объедками, прятаться от работорговцев и даже воровать. Это был жестокий урок, но Артэм его усвоил. Единственный верный способ защитить себя — это стать настолько сильным, чтобы никто и никогда не смел покуситься на то, что тебе дорого. Размышляя об этом, юноша всё чаще думал о царице. Он любил её, но знал ли Артэм свою госпожу также хорошо, как Евгения? Госпоже Алине уже перевалило за сотню. Она годилась ему в прабабушки, из общего у них был похожий дар, да вместе проведенные годы в качестве учителя и ученика. На самом деле, зря он тогда так сумбурно признался. Теперь царица всегда будет относиться к нему с неким предубеждением, её наверняка удивили и смутили его слова. Да и что он мог ей предложить — царице, полноправной хозяйке Равки, первой Заклинательнице солнца, живой святой? Ничего. Солнце начало клониться к горизонту. Странная жажда, которую он не мог утолить ни едой, ни питьем, мучала юношу всю дорогу. Ему очень хотелось получить что-то, собственные ноги упрямо вели вперед, но что именно юному гришу предстояло найти — Артэм сам не знал. Оно настойчиво звало его, манило, всё глубже и глубже загоняя в ловушку мертвой пустыни. Вскоре он понял, что окончательно потерялся. Артэм давно прошел маршрут, описанный стариком, но трехголового змея так и не увидел. Парадоксально, но какой-то внутренний ориентир подсказывал, куда следует идти дальше. То, что он искал, находилось рядом. В конце концов, гриш совсем выбился из сил: он остановился у большого камня, размером с обеденный стол, расстелил свою накидку и укрылся её же краем, сразу забывшись в неглубоком, беспокойном сне. Бывший Каньон был свидетелем тысячи смертей, памятником человеческой глупости и самонадеянности, выжженной бесцветной пустыней, до сих пор пугающей одиноких путников и детей. Но боялся ли Неморя Артэм? Пожалуй, нет. Возможно, дело было в том, что Каньон создал другой Заклинателей теней, и след его силы — сплетенной воедино со скверной, вытянутой из сердца мира — всё ещё витал в воздухе, не позволяя растениям и животным появиться в этом когда-то проклятом месте. Проснулся юноша от незнакомого, приглушенного шипения. Он тут же вскочил на ноги, давно отработанным движением стиснул рукоять ятагана, судорожно оглядываясь. Глаза его быстро привыкли к темноте, Артэм отпрыгнул назад, и по месту, где он только что стоял, ударил гибкий хвост огромный змеи. Гриш сглотнул. На него, не моргая, пялилось три пары узких зрачков, обрамленных золотистым свечением. Мгновение ничего не происходило. Шокированный юноша не мог пошевелиться, инстинкты ослепили его разум, а сердце зашлось в сумасшедшем, бешенном ритме. Артэм тут же, совершенно не задумываясь, призвал тени, которые свернулись в широкую эластичную бечевку, обвившую туловище змея. Артэм сжал кулак, пытаясь задушись чудовище — но прошла секунда, две, громадная змея изогнулась, будто сбрасывая лишнюю кожу, и рассеянные тени упали на серой песок. — Святые… Гриш понял, что её шкура каким-то невероятным образом не подчинялась влиянию его дара. Блестящие, глубокого болотного цвета чешуйки угрожающе переливались на лунном свете, когда змей не спеша двинулся в строну Артэма. По спине заструился холодной пот, юноша крепче сжал в влажной ладони свой ятаган и ринулся в бой. Он был быстрым и ловким, и змей тоже. Несколько раз Артэму удалось чиркнуть клинком по темной переливчатой коже, но и ятаган беспричинно соскальзывал, не принеся противнику никакого вреда. Змей, играясь, оставлял глубокие царапины на теле гриша. Юноша, вынужденный каждый раз отскакивать в сторону, снова призвал тени — податливые, они приобрели форму хищного ястреба, пока их хозяин отступал всё дальше и дальше от места своего ночлега. На призыв фамильяра требовалось время и энергия. Юноша почувствовал, как медленно слабеет, а приподнявшийся змей тем временем подбирался всё ближе и ближе, и даже сейчас Артэм не мог оторвать взгляда от этого диковинного, невиданного ранее существа. Змей был прекрасен в своей неторопливой грации, смертоносном изяществе — три пары клыков оскалились почти кокетливо, когда плоть гриша оказалась достаточно близко. Именно в этот момент сверху на зверя налетел ястреб, безжалостно вырывая из морды средней головы змея оба желтоватых глаза. Оглушенный аспид заверещал, а Артэм, сложив руки в резком пасе, нанес удар. Наконец ему удался чёртов разрез. Тьма проникла в него, тягучая, мрачная и родная, как молоко матери, и на выходе превратилась в острый, смертельный клинок, вытканный из самых глубоких теней мертвого Каньона. В жилах змея текла чистая сила, принадлежащая Артэму. Юноша намеривался забрать её, и не было в его жизни желания более искреннего, сильного и потрясающего, чем это. Кажется, змей нырнул в песок. Артэм, направляемый своей внутренней волей, ринулся за ним. Жажда отравила его разум. Он рухнул на колени, словно пьяный, обезумевший, пальцы впились в сухую, выжженную почву в поисках дающей мощь плоти зверя. — Змей… мой… только мой. Вскоре и на почти беззвучное бормотание не хватало сил. Он копал, копал, пальцы юноши стали серо-чёрными, словно от застоявшегося пепла и копоти. Артэм сломал несколько ногтей, царапал руки до крови о камни, но и боль не приносила ему желанного успокоения, трезвости. Здесь была его цель, его смысл. Неожиданная находка заставила гриша остановиться. Он нашел кости. Какого-то человека, маленького, хрупкого… может быть, ребенка? Или женщины? В нем слабо шевельнулась жалость. Артэм выдохнул, качая головой. Впрочем, какая ему, в конце концов, разница, кто был погребен под песками бывшего Неморя? Интуиция, шестое чувство заставило юношу копать дальше. На этот раз обвалился край вырытой ямы, обнажая кисть другого человека. Этот, судя по размеру, был мужчиной. Артэм взволнованно потер грязные руки, растрепанные волосы облепили его влажное от пота лицо. Что-то влекло юношу, и он не мог сопротивляться требовательному зову своего сознания. С невероятной жадностью Артэм коснулся старых, тусклых костей и исчез.

***

Проснувшийся Дарклинг открыл глаза, увидел какое-то необъятное песочное нечто, и снова закрыл глаза, желая раствориться в окружающих тенях. С удивлением поняв, что он больше не летающий материализованный мрак, он медленно пошевелил пальцами на руках. Ноющая боль в конечностях показалась ему резкой, непривычной. За восемьдесят лет отсутствия он позабыл о физических ощущениях и теперь они накрыли его одной большой волной. — Ч-черт… Дарклинг сглотнул сухость во рту, поразившись своему прозвучавшему голосу — юному и хриплому до безобразия. И давно он валяется на земле, интересно? Сроднившись с мыслью о том, что его скромная персона снова находится в рядах живых, Кириган обратился к своему подсознанию. Уже здесь, в чертогах собственного разума, Дарклинг мысленно ткнул пальцем в темно-зеленый сферический шар, витающий на уровне его плеч в метафизическом пространстве. «М-да, — подумал Дарклинг, — механизм удержания души представляется весьма странным. Как я всё это время мог жить с меньшей половиной своей силы, да ещё и без памяти? Ну да ладно, отказываться от него не стоит. Мало ли что придумает Алина». Алина. Её имя сладко откликнулось в груди. Его свет, его убийца и его душа. Интересно, как она живет после его смерти? Кириган припомнил образ, который успел подглядеть в голове у мальчишки — силуэт девушки в белом жемчужном сарафане, бесконечно печальной и усталой, глядящей с холодом и надменностью. Даже любопытно, какие отношения связывали её и этого мальчика. Дарклинг махнул рукой — и на месте шара появился удивленный Артэм. — А ты ещё кто такой? Мы где? — он огляделся. Их окружал каменистый берег синего моря, одного из существующих в реальности, но как воспоминание Дарклинга. Сам Кириган выдержал паузу по своей старой генеральской привычке, и ответил: — У меня много имен. Но ты можешь знать меня как Дарклинга, генерала… Мальчишка гневно сощурился. — … Киригана. Да слышал я про тебя, предателя, воевавшего против моей госпожи! И портрет твой видел! Тебя почему-то удивительно много в моей жизни, знаешь ли! Мужчина недоуменно приподнял бровь. — Другое дело, что ты вообще-то мертв. А я нет. Стоп… Артэм побледнел. — Я что, тоже умер? И попал в чистилище для Заклинателей теней?! Мужчина, не сдержавшись, рассмеялся. На самом деле, они с мальчишкой были неуловимо похожи внешне — примерно одинаковым телосложением, цветом волос, некоторыми чертами лица, даже родинка эта дурацкая… Но Артэм был так молод, и восприятие мира у них заметно различалось. Это представлялось крайне забавным. — Нет. Благодаря тебе мы оба живы… в том или ином смысле. Я, кстати, не только «предатель» твоей госпожи. Я — это ты. Мальчишка покачал головой. — Что за бред? Куда ты вообще меня притащил? — Это не бред. Отвечая на твой второй вопрос: это северный берег Истиноморя — мгновение, навсегда запечатленное в моем сознании, — Кириган на секунду окинул темным взглядом здешнею обстановку, которая была так дорога его сердцу. — Но возвращаясь к теме разговора: тебе нужно как можно скорее осознать, что ты часть меня. Иначе мы не сможем идти дальше. Это было правдой. Дарклинг не был полноправным хозяином тела, а насильно забрать его означало бы вымещение чужого сознания и потерю сил. Более того, ему хотелось знать, что было между мальчишкой и Алиной. Да и идти в мир, где тебя не было несколько десятилетий, представлялось не самым лучшим решением. Мальчишка фыркнул, сложив руки под грудью, и ехидно уточнил: — Иначе что? У тебя явно не все дома. Иди, проспись что ли, шутник. В этот момент аристократичная натура Дарклинга оскорбилась до глубины души. Пьяницей, даже так, косвенно, его не называли за всю его долгую жизнь ещё ни разу. — Ты в состоянии вспомнить последнее место, где находился? — прохладно спросил Кириган. Артэм пожал плечами. — Я покинул столицу. Пошел на запад, в сторону бывшего Каньона… Каньона… мой усилитель! Дарклинг лениво пошевелил пальцами в воздухе. — Ты про это? Рядом с ними заскользил трехголовый чешуйчатый зверь. Артэм от неожиданности сделал широкий и уверенный шаг назад, рукой нащупывая рукоять своего клинка. — Маленькое представление для того, чтобы ты оказался в нужном месте. Мне, видишь ли, очень нужно тело. Дарклинг покосился на оружие в правой ладони юного гриша. — Показательно, что ты не призвал свой дар, а сразу схватился за ятаган — неплохой клинок, кстати. Я оценил. Мальчишка мрачно усмехнулся. Дарклинг качнул головой: — В чем-то ты прав. Моё физическое воплощение умерло. Все эти годы я скитался мраком по Каньону и ждал пока ты, маленький осколок моей силы и души вернешься ко мне новым человеком. До Артэма начал доходить план очень хитрого, древнего и до недавнего времени мертвого генерала Киригана. Который, к слову, также как и Артэм, умел добиваться поставленных целей. — Ты подстроил моё путешествие в Каньон. Потому что сам бы так поступил на моем месте?.. Неважно. Что тебе нужно? — Я не лавировал событиями. Ты сам пришел в Каньон — потому что подсознательно все эти годы твоя суть тянулась ко мне, своей недостающей части. Мне пришлось лишь немного подтолкнуть тебя в нужную сторону. Сам я хочу того же, что и ты. Мужчина щелчком пальцев избавился от иллюзии шипящего змея. Артэм судорожно рыскал взглядом по его равнодушному, холодному лицу, пытаясь отгадать, несомненно, злобный и подлый замысел генерала Киригана. По-другому быть и не могло. «Хочет того же, что и я? Чушь. Он чистейшее зло, предатель, цареубийца. Человек, сломавший госпоже Алине жизнь». При мысли о царице их взгляды — темно-малахитовый и грозовой антрацитовый — столкнулись. На дне зрачков Дарклинга вспыхнула давнишняя тоска, чтобы тут же спрятаться за маской сдержанности. Скрываемая Дарклингом эмоция отозвалась в груди юноши знакомым отчаянием, горькой безнадежностью. Где-то Артэм уже это видел: в зеркале, да на лице царицы. — Едва ли наши цели схожи, — пробормотал он. — Ты так уверен? В моих силах показать тебе. — Я могу… посмотреть? — переспросил юный гриш, неровно выдохнув. Он почувствовал, что медленно поддаётся искушению. — Как? — Мы можем поделиться воспоминаниями. Ненадолго. — Как мне верить тебе? Вдруг это всё обман? Дарклинг пожал плечами. — Гарантий нет. Артэм закусил губу. Он не доверял Киригану, но и упускать такую возможность не хотел. Что, если у него никогда не получится узнать о прошлом царицы? С другой стороны, едва ли можно надеяться на честность генерала. Артэм не знал, как выбраться из этого места, да и что Дарклингу нужно. Что ж. Если не попробуешь, не узнаешь. — Ты хозяин этого тела. Я не смогу навредить тебе, — будто услышав его мысли, сказал Дарклинг. Юноша усмехнулся. — Не притворяйся белым и пушистым. Ты привёл нас сюда. Но раз уж ты заявляешь, что мы одно целое, я доподлинно должен знать о твоих целях. — Конечно, — Кириган сухо кивнул и подхватил руку мальчишки. От этого прикосновения в голове Дарклинга прояснилось; он вздрогнул, ощутив жалящую, иссушающую силы слабость. Всю жизнь Артэм страдал от того, что его дар был не раскрыт — и эта боль пронеслась по венам генерала, с лихвой одаривая жгучей завистью и даже ненавистью к самому себе. Внутри мальчика продолжала цвести печаль ностальгии по родине и отцу, а дальше жила только любовь, яркая и восторженная, бесконечная собачья преданность, от которой самому Дарклингу стало почти тошно. Они с Алиной стали учеником и учителем, и мальчик все годы хотел пробиться сквозь её отчужденность, закоренелую апатию и равнодушие. Ему оставалось только молчать и смотреть, потому что царица Равки боялась подпустить к себе кого-то слишком близко. «Так вот какой ты стала», — подумалось Дарклингу почему-то без злорадства. Он слабо сжимал руку Артэма, пока тот дрожал рядом с ним, проглатывая одно за другим воспоминание. Под его полуприкрытыми веками судорожно метался зрачок. — Александр, — наконец прошелестел Артэм. Он едва стоял на ногах, отравленный открывшейся правдой, вынашиваемым веками разочарованием и злостью. Юный гриш смог подглядеть знаменитую битву, когда Алина пронзила их клинком, отправляя в пустоту каньонного небытия, где большую часть времени оставалась разумная часть сознания Дарклинга. Артэм увидел и давнишний эксперимент, когда Дарклинг привязал свою душу к Каньону, к клочку земли и силы мира. Теперь понятно, почему здесь не росли растения, не жили звери и нервничали даже обычные люди — Неморе продолжало пылать чужой мощью, кровью и темной сутью Черного еретика. Усталый и истерзанный, Артэм вцепился в плечи Киригана: — Наше имя Александр. Мы должны отправиться домой. — Должны, — пробормотал Дарклинг. Сознание было переполнено видениями чужой-своей жизни, эмоциями, мыслями. Смогут ли они вместе нести эту неподъемную ношу? — Долго же тебе пришлось ждать до моего рождения, — бледно улыбнулся Артэм. Дарклинг подхватил его улыбку. — Терпение, определенно, наша сильная сторона. — А что будем со мной? С моей личностью? Я умру? — Нет, — прошептал Кириган, — если ты примешь меня, мы окончательно станем одним человеком. Сильным. Цельным. — Но не Черным еретиком, — пробормотал Артэм, — не генералом Кириганом, не последним из ныне живущих Заклинателей теней… — Кем-то новым, — согласился генерал. — Ты поможешь мне не совершить прежних ошибок, а я стану твоей силой, твоим мечом и щитом. Артэм кивнул, и властным, подсмотренным у Дарклинга, движением притянул Киригана к себе за затылок, прикоснулся лбом ко лбу. Они одновременно выдохнули, прикрыли глаза. Их воспоминания, мысли и стремления смешались, чтобы навсегда стать одним человеком.

***

Несколько месяцев о мальчике ничего не было слышно. Алина пыталась привычно забыться в работе, государственных хлопотах, но шагая по бесконечным коридорам Большого дворца, царица то и дело вспоминала маленького гриша, юного заклинателя, который носился с другими детьми и даже однажды спас ей жизнь. Алина не искала его. Если её и чему-то научила жизнь, так это терпению. Она, Зоя и Николай любили царевну Ольгу без оглядки, души в ней не чаяли, всегда заботились, оберегали… Но стоило девочке подрасти, царевна сбежала из-под надзора родителей, чтобы стать капитаном корабля. Она была слишком похожа на своих родителей. Может быть её вдохновили рассказы Николая о бытности Штурмходом? Или ей хотелось утереть нос подрастающему брату, показать матери и Алине свой талант? И ведь у неё получилось, Ольга нашла себе приличное судно и команду моряков. В любом случае, когда царевна подросла и сбежала, вокруг этого события поднялся шум. Николай особенно не освещал отлучку своей дочери, но через пару месяцев, тем не менее, об этом узнали враги короны и за Ольгой началась настоящая охота. Много позже Алина узнает, что двоих из команды Ольги подкупили земские наемники — и на корабль перед последнем отплытием тайно пробрались пол дюжины убийц. Кто знает, что случилось дальше? Никто не из моряков не выжил, корабль утонул, а тело маленькой царевны вскоре прибило к берегам Равки. Так или иначе, Ольга вернулась домой. Когда Алина узнала, по чьей вине умерла её воспитанница — гильдия наемников Нового Зема утонула в крови, а голова заказчика с выжженными глазницами приехала в Большой дворец в подарочной упаковке. Николай спустил Алину с поводка. Это было давно, много лет назад, но Алина всё ещё вздрагивала, когда вспоминала белое, опухшее от морской воды лицо Оленьки, крики и рыдания Зои, яростное бессилие Николая. Хорошо, что они не видели тела — однажды Алина унесет с собой в могилу и этот образ. Артэм, конечно, не был царевной. Возможно, кто-то и хотел бы использовать мальчишку как рычаг давления на саму Алину, но царица слишком тщательно скрывала информацию о нем от широкой общественности, приглашала в Малый дворец только тех, кто был полностью верен. Люди всё ещё слишком боялись Заклинателей теней. Она чувствовала, в мире что-то происходит. У неё не было с Артэмом той же осязаемой связи, что и с Дарклингом, но она чувствовала всей кожей, всей своей сутью, что на той стороне происходит нечто. Рассеянное чувство тревоги не давало покоя, но Алине ли привыкать? В конце концов, она отправила на поиски Артэма троих опытных следопытов. Царица хотела дать ему свободу, но подспудно чувствуя эти изменения, она поняла, что не сможет сдержаться. С запада пришли странные вести, будто подтверждая её смутные опасения — бывший Каньон по лету зацвел, там появились насекомые, перелетные птицы, тут и там люди начали замечать приходящих животных… Алина послала королевского охотника, и тот привез ей оленью тушу, доказывая правоту молвы. Местные наместники подали запрос на расширение цепочки городов — Николаева, Медяны и Тульска — и Алина одобрила его, послала средства на возведение нового города, заводов. В сентябре откликнулись фермеры — с просьбой расширить пастбища за счет территории Каньона… Алина уже не удивлялась, но задавалась вопросом: почему Каньон, эта пустыня мрака и скорби, резко ожила? Потом случилась ещё одна неожиданность — тени её учителя, которые все эти годы исправно подчинялись ей, которые служили ещё одним оружием — страшным, искаженным, смертоносным призраком прошлого исчезли. Ис-че-зли. Шли дни. Поиски следопытов не увенчались успехом. Алина так и продолжила бы винить себя, сходить с ума из-за странных совпадений, да вспоминать малахитовый восхищенный взгляд ученика, но однажды ей передали клочок бумаги, короткую записку, спрятанную в небольшом конверте: «Я иду за тобой» А. Алина слишком хорошо знала человека, который мог прислать ей подобные слова. Но поверить, что он восстал из могилы — чистейшее безумие. И Алина не была готова окунуться в него с головой.

***

Всё было до крайности просто — Александр прошел через главные ворота, показав кольцо-печатку, которую когда-то подарила Артэму царица. Ос Альта здорово поменялась после стольких лет, но Александра больше поразили изменения, постигшие Большой дворец. В этом когда-то уродливом здании не осталось и следа пребывания Ланцовых. Стены дворца растеряли былой блеск и лоск, но зато покрылись белым камнем, а ко входу к нему вела зеленая тропа из статуй святых и животных. С удивлением Александр узнал в них, подглядев в память Артэма, фигуры живых усилителей. Алина оставалась такой же сентиментальной. Однако он понял кое-что ещё, разглядывая бесконечные белоснежные фасады, да стражников с золотыми солнцами на груди. Большой возвышался молчаливой усыпальницей при живой царице. По всему выходило, что она сама, добровольно заперла себя в этой клетке. Александр вошел в здание, словно в собственный дом. Он знал все углы, комнаты, коридоры. Слуги узнавали его и молча пропускали вперед. Александр краем глаза выхватил удаляющийся силуэт княжны Власовой. Бежит предупредить госпожу. Что ж. И пусть. Он нашел её в саду. Как в тот, первый раз, когда впервые увидел Алину глазами Артэма. Царица пряталась под сенью широкого дерева. Дремая, она растянулась на мягкой софе, выглядя сонной и расслабленной. Но он знал — подспудно Заклинательница чувствовала приближение своего лучшего, самого драгоценного врага. Он ощущал, как ропчет чужое сердце, как сбивается дыхание — потому что сила внутри неё откликалась на его силу. Она ждала его прихода. Александр приблизился, изучая её изменившиеся черты. Она повзрослела, стала серьезнее и строже. Какие же испытания судьбы пришлось пройти этой юной девочке? — Ты вернулся. Алина медленно, величественно открыла темно-карие глаза, взглянула на него холодно и сухо. О, Дарклинг хорошо знал эти игры — только его не так просто провести. На дне её зрачков застыло узнавание. — Артэм?.. Она молча поднялась, будто не чувствуя земли под ногами, подошла ближе, коснулась самыми кончиками пальцев абриса его смуглого лица. — Что это всё значит? — прогремело, словно молния среди ясного дня. Алина воинственно отступила, брови — нахмурены, глаза — полны царственного гнева. На пальцах мелькает белоснежный свет, готовый разить и живых, и мертвых. Только не ушедшего в неизвестность ученика с взглядом заклятого врага. — Я снова жив, — говорит Заклинатель; глаза, выцветшие в зелено-серый, глядят ласково и беспощадно, — и счастлив видеть тебя, моя суверенная. Рука, занесенная для смертельного паса, дрожит. — Почему? Что ты сделал с Артэмом?.. — Я сам выбрал этот путь, госпожа моя, — шепчет, подкрадываясь ближе, — не бойся. Алина вскидывает лихорадочно горящие глаза. — Ты забрал его тело? Не подходи ближе! Царица возводит вокруг себя купол, вытканный из света. — Я помню, как ты использовала этот щит, когда мы поймали оленя Морозова… и помню, как ты учила меня в годы ученичества обходить его. Тьма, откликаясь, собирается за спиной Александра, радуется псом, приветствуя вернувшегося хозяина; гибко скользя, словно оживший змей, мрак подбирается к ногам царицы, оборачивает ступни веревкой, плывет выше… Яростная вспышка света озаряет сад. Заклинатель прикрывает лицо рукой, впрочем, зная, что от губительности этого света никуда не деться. Уязвленные тени покорно укрывают его фигуру, прячут своего хозяина. — Зачем ты пришел? Ты лишь подарил мне новый повод ненавидеть тебя! Голос её негромок, но вполне различим. Ослепительный свет вокруг жжет кожу, не дает Александру сосредоточиться; он кричит в пустоту: — Как думаешь, почему Артэм ушел? Почему он хотел большего? Царицу потряхивает. Она не отвечает. Вдалеке слышатся крики — верно, стража спешит на помощь госпоже. — Ему передалась моя жадность. И мы оба хотели одного. Александр взывает к древности, к прошлому, к тьме Каньона. Алина невероятно сильна — но он опытнее. А Артэм, юный и влюбленный, слишком хорошо знает слабости в обороне своего учителя. Их силы беспощадно сталкиваются, бьются друг о друга ожившими стихиями, словно две громадные волны цунами. Они могли бы уничтожить в бою весь сад, дворцы, всю Ос Альту, сжечь до серого пепла, утопить в душной тьме. Но сегодня этому поединку не суждено сбыться — он прорывается сквозь защиту, находит руками её тревожно сжатые ладони. — Мы желали вернуться к тебе, госпожа моя. Свет мой. Как ты могла забыть простую истину — все дороги жизни ведут нас друг к другу? Свет меркнет, исчезает. Перед ним — её хмурое, белое лицо. Во взгляде смешались в гремучей смеси и привычная уже ненависть, и злость, и усталость. — Что тебе нужно, Дарклинг? Ты вернулся из мёртвых, чтобы снова портить мне жизнь? — прошипела она, сморщившись, отдернула руки. — Ты больше не имеешь надо мной власти. Александр покачал головой. — Я и не надеялся снова неволить тебя, милая Алина. Ты больше не маленькая девочка, а я не твой генерал. Не стоит звать меня Дарклингом. — Верно! Я царица, и если ты не совсем выжил из ума, то должен понимать, что я могу с тобой сделать. — Я в твоей полной власти. — Что ж, у тебя будет возможность это доказать. Стража! Заприте его в камере! Александра окружили мужчины в дворцовой форме. Он с готовностью протянул руки и на запястьях его замкнулись кандалы, наподобие тех, что использовали дрюскели.

***

Нервная Алина вышагивала по собственным покоям, сложив руки за спиной. На улице уже смеркалось, но она явственно ощущала, как нервы её напряжены до предела. Какова наглость! Какова бесчеловечность! Прийти в облике Артэма… — Я так больше не могу, — она плюхнулось на кресло и жестом попросила Женю налить ей чаю. — Судьба снова играет в тобой злую шутку, — Женя покачала головой и отставила чайник. — Почему ты так спокойна?! Святые, я готова придушить его! — Почему-то подсознательно я думала, что в нечто подобное ситуация и выльется. Я была готова к этому удару. Царица вскинула голову — сплошной оголенный нерв, человек, доведенный до грани. — О чем ты? Женя поправила складки темно-алой юбки. Потом, вздохнув, тоже налила себе мятный чай и щедро плеснула туда настойку из валерианы, пробормотав что-то про свои почтенные года. — С самого начала было заметно их сходство, особенно в старшем возрасте. Ты по-своему любила их обоих, не отрицай; может статься, эта привязанность затуманила твой взгляд. Но не мой. Алина сжалась в кресле, едва удержавшись от того, чтобы вгрызться в пальцы. Она могла бы назначить наказание за такую грубость, могла бы отмахнуться от обличающих её постыдную слабость слов, но это была Женя. Женя. Её дорогая сердцу подруга, её воплощенное благоразумие и честь. — Так ты думаешь, что это правда?.. Что Артэм и Дарклинг — это один человек? — тихонько прошептала она, неуверенная в своих словах, боясь произнесенной правды. — Судя по твоему рассказу, так и есть, дорогая, — Сафина протянула руку, накрыла холодные пальцы Алины. Со стороны они выглядели как бабушка с внучкой — но истина состояла в том, что Женя была всего на пару лет старше Алины, и эта мысль в очередной раз уколола царицу. Теперь она лишилась и Артэма, и у неё осталась лишь верная Женя. В приглушенном пламени свечей её черные шрамы выглядели не такими пугающими. Воспоминание о том, как Женя получила свои увечья, заставила Алину ощетиниться. — Это не меняет ситуации! Наверняка Дарклинг сделал это насильно! — Кто знает, — флегматично заметила Женя, пригубляя чай, — твой ученик тоже не простой человек. Заклинатель теней и усилитель. Точь-в-точь как Дарклинг. Похожий на него и внешне, и характером. Неужели ты ни разу не замечала это? Царица сглотнула, призывая всю свою выдержку, весь свой опыт. Где же её хладнокровие? — Замечала. Но гнала все подобные мысли прочь. Они замолчали. За окном на сумеречном небе давно сгустились тучи, начал накрапывать холодный осенний дождь. Алина поднялась и захлопнула деревянные ставни. — За твоим возмущением я вижу страх. Понимаю твои опасения — лично я бы уже давно объявила Заклинателю казнь. Алина фыркнула. — Я тоже об этом задумываюсь. Дальнейшую фразу царицы прервала поднятая рука. — Стой, я не договорила. Так сделала бы я, а не ты. Не смей врать мне, Алина, что смогла бы позволить веревке замкнуться на шее твоего драгоценного мальчика. Напомнить тебе, моя суверенная, как ты рыдала, когда Артэм ушел? То-то же. Хриплый вдох сорвался с губ Заклинательницы. Она слишком хорошо помнила. — Ты не сможешь убить его. Не сможешь, родная моя. Я поняла это ещё в тот момент, когда впервые увидела вас вместе. Но ты боишься, что Дарклинг снова попытается пленить тебя. Ты боишься, что он снова причинит боль, будет бесчинствовать и сеять зло. Страх твой более чем оправдан, но позволь мудрой старухе раскрыть твои царственные глаза. Женя тяжело встала с кресла, подошла к подруге, положила руки ей на плечи. — Будь я моложе, я бы умоляла тебя избавиться от них, от их обоих. Но прошли годы… и моя собственная ненависть почти угасла, поэтому я скажу честно. Ты не выиграла сегодняшний бой — потому что испугалась, растерялась, а Дарклинг воспользовался твоей слабостью, как и всегда. Но за твоими плечами большой опыт, три усилителя, многотысячная армия, законный престол. Теперь ты наша царица. Женя педантично поправила волосы Алины, отвлекаясь, и это мгновение отнесло их глубоко назад, в тот поток времени, когда они обе были юными девушками. Сафина заглянула подруге в глаза, улыбнулась с видом уверенной в себе красивой дамы, совсем как прежде, и припечатала: — Так какой волькры ты переживаешь, словно восемнадцатилетняя девчонка? Ложью будет сказать, что он больше не имеет над тобой власти, будем честны — но и ты обладаешь властью не меньшей. — В тебя, верно, вселился призрак Зои, — хмыкнула Алина, впрочем, улыбаясь, — «волькра», серьезно? Никогда не слышала, чтобы ты ругалась. — Я ещё могу тебя удивить, надо же, — подмигнула Женя и села обратно в мягкое кресло. — Понятия не имею, какое решение ты примешь. Но мой долг — лишь напомнить царице и своей подруге истинную суть вещей. Если ты всё-таки решишь лишить его жизни или он, того хуже, снова предаст тебя, — голос сорвался, — что ж, тогда нам придется тряхнуть стариной. О возможности самого худшего никогда не стоит забывать. Алина, тяжко вздохнув, потянулась к бутылке вина, но Женя звучно хлестнула её по пальцам. — Ай! — Даже не думай пить!

***

При первой встрече ей хотелось запустить в него разрез. Хотелось закричать. Хотелось заплакать. Теперь же ей хотелось провести обстоятельную беседу с Александром в присутствии опытного серцебита. Алина так и решила сделать, велев Никите сопроводить её, но близко не подходить. Общение им предстояло долгое и очень личное. Спускаясь к дворцовым камерам, царица раздумывала о том, зачем же в столицу вернулся Заклинатель. Она проверяла — в округе не было вооружённых недружественных группировок, большинство людей, лично преданных Дарклингу, умерло, остальные доживали свой опальный век в дальних местах, а культ Беззвездного святого она и вовсе давно сослала. Вероятнее всего, он хотел как-то использовать её. Но как? С большой вероятностью, она могла бы пожелать казнить его. «Впрочем, — решила Алина, останавливаясь, — как раз-таки самонадеянности ему не занимать». Она не стала приветствовать его. Он не стал говорить ей банальное: «Я ждал, что ты придешь». Они оба знали это, и лишние разговоры тут были ни к чему. Александр не спал. Увидев свет факелов, он неспеша поднялся с койки, размял плечи и подошел к границе камеры, вставая напротив царицы. — От твоих слов зависит, останется ли голова на твоих плечах. Алина всем сердцем желала казаться властной и суровой. Она и была такой — до его приезда. Александр деланно покаянно склонил голову и тут же без капли пиетета вскинул горящие глаза, глядящие на неё с трепетом и непривычной мягкостью. Это был взгляд Артэма. Один в один. Алина подошла ближе и вцепилась в железные прутья до побелевших костяшек. — Мой первый вопрос: что случилось с Артэмом? Пленник усмехнулся. Это была чистая усмешка Дарклинга — самодовольная, ироничная. — Мальчик, как ты знаешь, моя милая Алина, хотел силы. Мужчина заходил по камере, задумчиво коснулся подбородка. Тут царица обратила внимание, как резко изменился облик Артэма — он ушел энергичным восемнадцатилетним юношей, а вернулся молодым мужчиной с выправкой, с тяжелым взглядом, с глазами, выцветшими в серый. Кажется, даже кожа его чуть побледнела, почти исчезла земенская яркость. — Это довольно сложный процесс. Если говорить проще, ещё задолго до твоего рождения, в годы экспериментирования, я нашел способ создать особый «якорь» в физическом пространстве, который смог бы удержать моё сознание от забвения в случае потери тела. Была только одна проблема — как найти новое? Тогда я обнаружил, что если проводить процесс не до конца, остается небольшой свободный сгусток — то ли души, то ли сознания, то ли силы — не могу сказать точно, это больше были теории. И ты, собственно говоря, помогла проверить теорию на практике. — Механизм активировался. Поэтому даже после уничтожения Каньона это была мертвая зона, — кивнула Алина, уходя в собственные мысли. — Иногда я «просыпался», но большую часть этих лет я провел в качестве теней, ограниченный землями Каньона. — Так вот откуда взялись все эти страшилки и истории о бывшем Неморе! — Развлекался, как мог, — развел руками Александр. — Тем не менее, я ждал, когда сгусток моей силы найдет новое пристанище. Как оказалось, за всё это время не было рождено подходящего человека. Алина напряглась. — Когда был рожден подходящий носитель, часть меня осела в этом теле. Так и появился Артэм. Все эти годы он, не помня, не зная, кто он и что он — то есть я — подсознательно стремился к недостающей части, и когда он оказался в Неморе… мы объединились. Так что, моя госпожа, не стоит меня ненавидеть — грубо говоря, ты случайно столкнулась со мной и привязалась ко мне, и злится на меня же за это глупо. Царица обернулась к дальнему углу, к Никите, спросила громко: — Он говорит правду? — Да, моя царица, — серцебит кивнул и взгляд его против воли обратился к лицу заключенного. Александр расплылся в слабой улыбке. — Давно не виделись, Никита. Серцебит удивленно приподнял брови. Что ж, это служило ещё одним доказательством — Алина хорошо помнила, как когда-то отправила Никиту и Ксению присматривать за маленьким Артэмом, когда он только приехал в столицу. Как же давно это было. Царица обернулась к пленнику. — Какие у тебя гарантии, что Артэм сам захотел объединиться с тобой? Мне трудно поверить, что мальчик, который так страсто тебя ненавидел, принял твою сторону. Глаза Александра вспыхнули огнем удовольствия. К щекам и ушам Алины почему-то прилил жар. Они оба вспомнили об их последнем разговоре с Артэмом. — Так я пленил тебя, госпожа? — хрипло спросил он, наклонившись. — Отрадно знать, что ты помнила обо мне. Затем, выпрямившись, он заговорил громче. — Поначалу он отнеся к моим словам скептически. Но я сказал, что у нас есть главная общая цель. Я, в отличии от юного Артэма, также заинтересован в благополучии нашего славного государства — но мальчик не разделял моих взглядов, так что я смог заинтересовать его лишь тобой. Согласись, что мы оба в отношении тебя всегда были весьма… опрометчивы. Я показал ему свои воспоминания, а он мне — свои. После он сам захотел этого. — Заманил мальчика в ловушку, — начала отнекиваться Алина, — если всё дело во мне, ему не было резона соглашаться. Он и так мог бы вернуться! Александр покачал головой. — Он жаждал силы, жаждал, чтобы ты смотрела на него не только как на ученика. Алина отступила назад, едва не взвыв. Глупый мальчишка! — Не вини его. Разве ты в его возрасте не желала признания, не желала моего одобрения? Сжатые челюсти царицы мгновенно обозначили чужую ошибку. — Тебе лучше не напоминать о том, что было, когда я была в его возрасте! Александр выдохнул. — Это самое сложное. Я сделал непомерно много ошибок и признаю это. — Мне мало твоих признаний! Там, наверху, сидит Женя, которую ты изуродовал! — Я знаю. Я знаю, Алина. Он нашел её руку, сжал. — Поэтому я и пришел к тебе. Я весь твой, в твоей власти и лишь тебе угодна моя дальнейшая судьба. Алина отняла руку. Её почти пугала эта покладистость, эта готовность ко всему. Когда-то она мечтала о том дне, когда он вернется. Дарклинг приходил к ней в беспокойных снах после захода солнца, затягивал её в своё родное небытие, черное и промозглое, одинокое, где спрятаться можно было лишь в его чутких руках. Это всё, конечно, бред, фантазии воспаленного сознания, но её привязанность тогда вспыхнула с новой силой. Ей верилось, что будь он рядом, всё было бы куда проще. Как ни крути, они стали похожи, и это родство иногда пугала её куда больше, чем прежнее опасность, связанная с фигурой генерала. И как оказалось, в мире есть люди куда хуже Дарклинга. Тем не менее, прошли годы, полные спокойствия и уныния, и Алина поняла, что не готова рискнуть устоявшимся миром ради своей прихоти. Даже ради Дарклинга. Но вот Артэм… — Насколько велико влияние Артэма на тебя? — Трудно сказать. Я старше и опытнее, поэтому моё сознание сильнее. Но мы слились — мы больше не Дарклинг и не Артэм. Мы решили зваться Александром. Алина нервно засмеялась. — Звучит так, как будто ты болен. — Возможно и так. Разве раньше я решился бы прийти к тебе таким, смиренным и безоружным? Нет. Никогда. Алина облизала сухие губы, мысленно выворачивая на поверхность всю неприглядную суть своего генерала. Он был жаден, самонадеян, воинственен. Дарклинг хотел её, и идя на поводу своих уродливых, искаженных желаний вознамерился бы пленить её, подчинить волю. После возвращения из мертвых он бы собрал войско, привлек прежде верных людей, культ Беззвездного, кого угодно, кто полезен, и двинулся на столицу, ударил бы, когда она не ждала. Да, это было в стиле Дарклинга. Или нет? Может он специально давит на больное место, на рану, чтобы остаться и узнать слабости обороны? Алина поднимает на него взгляд. Подавляет порыв вздрогнуть, потому что у него в глазах смешалась тоска и самое непривычное, выворачивающее, режущее её опасения на сотни, тысячи маленьких кусочков — надежда. — У нас впереди вечность. Разве я стал бы так подрывать твоё доверие? Царица повела плечами под тонким слоем шубки. Как давно она кому-то доверяла? Она оказала особую часть Артэму, когда подарила мальчику кольцо-печатку, открывающее все двери дворцов, дающее особый неприкосновенный статус. Нельзя было так выделять своего ученика, но она не могла поступить по-другому. Он был особенным, её мальчик. Дарклинг тоже занимал особое место в её сердце. Как бы Алина ни хотела, это было горькой правдой — с возрастом она научилась честности с собой. Иногда она размышляла о том, как бы они смогли переиграть Дарклинга в той войне, прийти к компромиссу, не проливать чужую кровь. Может быть, судьба подкинула ей новый шанс исправить ошибки? «В конце концов, — вздохнув, думает царица, — он не стал бы так показывать слабость, если бы не был на грани». — Я дам тебе шанс доказать свою верность мне. Всего один. С губ пленника срывается выдох облегчения. Алина потянулась в карман платья за ключом, открыла замок едва дрожащими пальцами под нетерпеливым взглядом Заклинателя. Тот застыл у двери, в нескольких сантиметрах от неё, будто опасаясь чего-то. Царица подняла на него раздраженный взгляд. — Ты позволишь? Он развел руками, чуть наклонился. Часть Алины хотела отказать ему. Сказать, что он недостоин. Но она не смогла — боясь собственного порыва, царица шагнула в чужие распахнутые объятия, прижалась к груди, слушая сердцебиение, позволила сжать себя, вдохнуть аромат волос. — Наконец-то я дома.