"(pas)monogamie"

Темнота преображается в мутную и расплывчатую картину, а сознание медленно приходит в себя. Юноша трёт глаза и поворачивает голову, оглядываясь и не понимая, где находится и что вообще происходит. Долго и тщательно всё рассмотреть не получается, ибо он отвлекается на резкую головную боль, которая ударила по самым вискам и затылку. Ощущение не из приятных, поэтому брюнет сразу приподнимается, принимая сидячее положение и думая, что от этого боль хотя бы немного пройдёт. Фёдор хмурится и всё-таки осматривает комнату. Слева от футона, на котором его любезно расположили, стоит тумбочка, справа шкаф и..больше ничего? Разве что дверь, ведущая в саму комнату.    Достоевский догадался, что, видимо, это похищение, поэтому начал пытаться вспоминать всё, что видел и помнил перед тем, как его вырубили. Ничего особенного, если честно. Помнит лишь, как выходил из школы, хотя не удивительно, что в воспоминаниях всплывает только это.    Голова сильно кружилась и на минуту ему показалось, что сейчас стошнит, но благо всё обошлось, и у юноши даже появились силы встать. Он, стараясь не создавать лишних громких звуков, дёрнул ручку двери и был не мало удивлён, когда дверь оказалась открытой. Сначала парень выглянул, дабы убедиться, что ничего ему не угрожает. В доме было тихо, никаких посторонних звуков и это больше настораживало, чем успокаивало. Не долго думая, Фёдор выходит из комнаты, озираясь по сторонам. Чувство тревоги его буквально съедало изнутри, сердце билось так громко, что казалось только звук его биения сейчас слышен по всей квартире и эхом раздаётся меж этих стен.    Достоевский не стал тратить время и разгуливать по комнатам, поэтому сразу направился к входной двери, резко дёргая ручку. К великому разочарованию эта дверь осталась закрытой.    – Блять, – Шёпотом выругался брюнет, но продолжая дёргать, надеясь, что дверь откроется из-за этого создавая шум. Но он ведь один, верно?    Дазай тем временем сидел на кухне, что освещалась лишь светом с улицы. Бинтованная ладонь держала горячую кружку с кофе, вторая – ручку. Осаму делал набросок человека, что поселился в его гнилом сердце ещё очень давно, и что-то напевал под нос.    Сердце трепетало от воспоминаний этого вечера и чувства крови возлюбленного на своих руках. А стон боли, что вырвался из сухих губ, когда арматура ударилась об голову с приличной силой... Ох, Боже, Дазай готов дрочить на это и кончать. Были ли мысли у юноши, что это не здорóво? Да, но отогнал он их в тот же момент, вновь любуясь брюнетом.    Сейчас его любовь находилась в относительно пустой комнатушке, и Фёдор наверняка не понимал, что происходит, где он и кто. Дазай был ужасно тих, даже пил кофе совершенно беззвучно, а прикосновения карандаша с бумагой не играли большой роли даже в такой тишине.    Слух уловил звук открывающейся двери, та не скрипела, но даже если Достоевский пытался быть максимально тихим, слышал Осаму прекрасно. На лице расплылась широкая ухмылка, она и пугала, и привлекала одновременно. Шатен положил ручку и аккуратно поставил кружку на стол, замечая проскочивший силуэт. Как и ожидалось, Достоевский хочет сбежать, тот остервенело дёргал ручку входной двери. Ухмылка в ту же секунду слетела с лица, и Осаму медленно встал со стула, словно хищник подкрадываясь к жертве. — Бу! Добрый вечер, Дос-кун! –Дазай навалился на друга детства, крепко сжимая в объятиях. Фёдор мелко вздрагивает от неожиданности и автоматически поворачивает голову.  — Дазай? – В большом удивлении произносит юноша, дёргая плечами, дабы освободиться от объятий, но его только крепче прижимают. Нос зарылся в сгиб между шеей и плечом, и Осаму слегка закатил тёмные глаза, чувствуя терпкий запах кофе, лимона и чужого тела. — Да, это я! Дазай Осаму собственной персоной! Что-то случилось? Куда ты так хочешь уйти? – Руки усилили хватку, заставляя ослабшую тушку рвано вздохнуть, – Неужели тебе так сильно не нравится моя компания, душа моя? – Осаму, отпусти. Это ты меня сюда притащил? Зачем? – Юноша помрачнел, но всё же уступил, прекращая сжимать Достоевского в ужасно сильных объятиях.   Фёдор очень надеялся на то, что это снова какая-то дурацкая шутка шатена, но он не понимал её смысл. Чтобы просто напугать? Это, конечно, свойственно Осаму в какой-то степени, но не таким же образом. Да ещё и так потрудиться ради какой-то шутки? Слишком уж экстравагантный способ даже для такого человека, как Дазай.    Но несмотря на внутреннее огромное негодование и невероятно быстро бьющееся сердце, что естественно означает тревожное состояние парня, внешне Фёдор не выражает абсолютно никаких эмоций. Правда, когда он увидел Осаму, стало немного спокойнее, ведь, как упоминалось, он думал, что это какой-то розыгрыш или злая шутка. Хотя поведение Дазая не говорит о том, что здесь замешано что-то "смешное" по его идиотскому юмору, но всё же! Шатен ведь его одноклассник, он ведь нормальный и не псих какой-то, значит..не должен с ним ничего сделать? Посмеётся и отпустит, таков сценарий? По крайней мере его похитил не маньяк и на том спасибо.   — А как ты думаешь, кто мог тебя притащить в мою квартиру? Серьёзно так сильно ударил..? – Дазай обеспокоенно развернул брюнета к себе спиной и посмотрел на место, которое ударил, оно было обработано и перевязано, – Не надо было так сильно бить.. – Бинтованный словно сам с собой разговаривал, осуждающе цыкал и закатывал глаза, - Тц, я решил, что нам надо больше времени проводить вместе. Ты же так отпирался в школе.. Я понимаю, что ты стесняешься, поэтому у меня в квартире можешь себя не сдерживать! Ох, Дос-кун, я же тебя так люблю! Ты правда не понимаешь этого..? - Фёдор уже хотел ответить, как Осаму развернул и схватил брюнета за плечи, до боли впиваясь короткими ногтями в бледную кожу, от чего тот тихо шипит, – Я не понимаю тебя! Почему ты не принимаешь мои чувства?! Я столько раз говорил тебе, что люблю! Какого хера ты пялишь так, будто в первый раз это от меня слышишь?!   – Не принимаю? Дазай, подумай головой, – Достоевский смотрит бинтованному прямо в глаза, слабо хмурясь. Дазай ещё с пару секунд смотрел в темные глаза, что порою отливали фиолетовым оттенком, приковывая к себе восхищённый дазаевский взгляд. Грудь сбивчиво вздымалась, и Осаму отшвырнул Фёдора в дверь, будто какого-то паршивого котёнка. Брюнет бы ещё кое-что добавил к своей реплике, если бы не последнее действие. Осаму, по всей видимости, знает, что брюнет имеет довольно слабую физическую силу и бессовестно этим пользуется. Парень обессиленно сполз по двери, оседая на пол, и шатен сел на корточки, прижимаясь чуть ли не вплотную.   — Ответь взаимностью.. Прошу..   — Неужто ты просто напросто не можешь принять тот факт, что твоя любовь ко мне не взаимная? Ты раздражаешь меня, Дазай, ни о какой взаимности и речи быть не может, – Нет, серьёзно. Шатен был интересным, это да, он отличался от других тем, что был единственным, кто мог понять и подхватить волну мыслей с Фёдором. Но из-за того, что они были, в некой степени, похожи, вызывало чувство дискомфорта и раздражения.    Осаму вёл себя максимально странно, но постепенно до брюнета доходит весь смысл происходящего и мотивы Дазая. В голове пролетела мысль, что возможно не стоило так прямо и грубо говорить носителю карих глаз об этом, но по другому Достоевский не может. Хоть как-то же надо донести до шатена, что любовь не взаимная и лучше с этим смириться.   — Это ты своих чувств ко мне не понимаешь! Моя любовь не может быть невзаимной.. Нет-нет-нет... – Осаму схватился за свои волосы, с силой сжимая их и чуть ли не вырывая мягкие пряди с корнем, - Раздражаю.. Ты тупой? – Вновь очнувшись от какого-то наваждения, Дазай сделался невероятно серьёзным и схватил Фёдора за впалые щеки, делая тому неприятно, если не больно, - Ты, блять, думай, что говоришь, ублюдок. Надо было бы посильнее ёбнуть тебя. Может, из-за сильного сотрясения и возможной амнезии наплел бы тебе всякого. И вставил бы мозги на место, – Шатен медленно опустил руку с щёк на шею, продолжая сдавливать. Осаму встал с корточек, утягивая за собой и Достоевского, которому, ещё немного, и не будет хватать воздуха в легких, –Видите ли..Чувства мои невзаимны, и я раздражаю! Ха-ха-ха! Это я виноват, что полюбил идиота! – Фёдор же молча выслушал все возмущения Осаму, а когда тот начал душить, он по рефлексу схватил его за руку, крепко сжимая и пытаясь хоть как-то оттолкнуть от себя, но все попытки были тщетны. Дазай дотащил брюнета до кухни, а там отпустил его, без интереса смотря, как тот судорожно вдыхает воздух. Достоевский упал на пол, сначала несколько раз кашлянул, а после быстро и глубоко задышал, вдыхая как можно больше воздуха, наконец расслабляясь и облегчённо вдыхая полной грудью. Юноша отполз куда-то ближе к батерее и остался сидеть там, ибо из-за всех недавних действий Дазая голова начала адски болеть, – Я, блять, хотел, чтобы всё по-хорошему было.. Но ты упираешься! Просто скажи, что любишь меня, что будешь лишь со мной! – Осаму сам не заметил, как по щекам начали стекать слезы, голос дрогнул, а бинтованная тушка медленно сползла на пол, и Дазай продолжил говорить, переодически всхлипывая, – М-мы с тобой зна-ак-комы с самого детства! Я д-ду-умал, что мы дружили! А.. А с-сейчас ты говоришь, что я тебя ра-аздража-аю?!    – Мы дружили в детстве, Дазай, в детстве. Ты сам не заметил, как наше общение с возрастом становилось хуже? – Тихим и слегка охрипшим голосом сказал брюнет, наблюдая, как шатен сползает по стене со слезами на глазах. Если он таким образом пытается на жалость надавить, то у него не получилось. Шансы бы были, но точно не в такой обстановке.    Парень не отрицал факт того, что их общение можно было назвать дружбой. Но это было, как он уже сказал, в детстве, в начальных и средних классах. Уже ближе к старшим классам они не общались так, как было раньше, Достоевский отстранился от Осаму, собственно, как и тот, по крайней мере ему так казалось. А однажды Дазай начал уделять слишком большое внимание ни с того ни с сего, а эти двусмысленные намёки...в общем, Фёдору было не совсем приятно от этого, из-за чего и нарастала неприязнь.   — На-аше общение.. – Осаму тряхнул головой вытирая слезы с лица, – Наше общение становилось хуже только из-за того, что рядом с тобой крутились другие люди, а ты был и не против даже! Неужели с ними лучше чем со мной...? – Голос вдруг стал спокойнее, и не скажешь, что минуту назад шатен закатил истерику. И, если бы Фёдор не оказался в таком положении, даже бы и не догадался, что Осаму, человек, которого он знает с самого детства, может быть настолько.. неадекватным, - Прошу тебя... Давай начнём всё с чистого листа. Будем счастливо жить вместе, и никто больше не пострадает... - Осаму медленно подошёл к Достоевскому, что начал тут же мотать головой по сторонам в поисках чего-нибудь тяжёлого, пытался подняться, но головная боль не позволила этого сделать. Дазай опустился на колени так, чтобы из лица были на одном уровне, – Ну неужели я не могу тебе дать то, чего ты хочешь? Я буду любые твои хотелки исполнять, – Бинтованные ладони мягко, совсем аккуратно и будто нежно, легли на бледные щеки, - Я вижу в твоих глазах блеск.. Это не слезы, но и когда ты смотришь на других.. такого блеска нет. Скажешь, что ты так раздражаешься, да? – Окончательно нарушая личное пространство Достоевского, Дазай сел на его ноги, смотря в тёмно-фиолетовые глаза, – Ты же не выберешься отсюда, знаешь это, верно? – Осаму притянул чужое лицо к себе, потираясь носом о нос любимого. И не в силах больше сдерживаться, шатен накрыл губы Фёдора, что раскрыл глаза в удивлении, если не в шоке. Юркий язык проскочил во влажный рот, сплетаясь с чужим, что яро протестовал и пытался выпихнуть дазаевский, тот пока что был спокоен и нежно поглаживал лицо возлюбленного, ожидая того, что Фёдор успокоится.