You were right, uncle

Рейнира Таргариен лежала на чистых хрустящих простынях. Распаренную после горячей ванны с душистыми травами кожу ласкал ветерок, проникающий через неплотно прикрытые окна. Рассеянный взгляд серо-голубых глаз был устремлен к потолку, маленькая, почти детская рука выводила узоры меж не по-детски пышных, оформившихся грудей с тугими от ночной прохлады вершинками. Пальцы скользили то вверх, то вниз к пупку, ненадолго замирая посередине. Отрада королевства вспоминала. Этот день принес ей столь многое. Первую прогулку по Королевской гавани без охраны. Первый визит в дом удовольствий на Шелковой улице. Первый поцелуй. Первую близость. От последних воспоминаний вскипала драконья кровь, а между ног становилось влажно. Резкий звук заставил ее резко перевернуться на живот, чтобы тут же игриво заболтать ногами в воздухе — из-за скрытой в стене дверцы в покои шагнул дядя. — Вижу, ты добралась вполне… — Деймон сделал паузу, оценив в каком виде предстала перед ним племянница. В приглушенном свете свечей ее нагота была почти произведением искусства. Почти — потому что произведения искусства не хочется оттрахать. –… благополучно. — закончил он, наконец. Волосы жидким сплавом серебра и золота стекали с хрупких плеч, пряча от его глаз нежную девичью грудь. Зато он мог в полной мере насладиться сумасшедшим изгибом спины и видом упругих ягодиц. — Да, я справилась без вашей помощи, дядя, — фыркнула Рейнира. Издевка в ее голосе была столь отчетливой, подобной оттиску лица его венценосного братца на золотой монете, что не оставляла сомнений — речь вовсе не об обратном пути Рейниры от борделя до замка. Не говоря уже о том, что Порочный принц никогда не был дураком. — И кто же тебе «помог», дорогая племянница? — Его губы сложились в кривоватую улыбку, он небрежно уселся напротив и с преувеличенно пошловатым вниманием принялся ждать ответа. Если бы Рейнира чуть хуже знала своего дядю, вид его мог бы ее обмануть. Эта расслабленная поза, эта насмешка в уголке рта, этот пресыщенный взгляд, кричащий об искушенности и порочности. И нет ни ревности, ни ярости. Но она знала Деймона, знала, как ей порой казалось, лучше, чем знала себя, и уж точно лучше, чем он знал себя сам. Принцесса чувствовала дикое пламя, бьющееся внутри мужчины, разъедающее его внутренности, сдерживаемое до поры. И ей нравилось то, что она чувствовала, но ей хотелось большего. Быть сухой веткой, подбрасываемой в костер его ревности, быть маслом, подливаемым в огонь его ярости. Вывести его из себя, как это сделал он, оставив ее, распаленную, неопытную, томимую неясными желаниями, судорожно поправлять одежду и ловить сочувствующие взгляды. Рейнира ненавидела, когда ее жалели. С хищной грациозностью, какую и не подозревала в себе, девушка поднялась с постели и, совершенно не стесняясь наготы, подошла к небольшому высокому столику. Тогда она была слишком взбудоражена и возбуждена, чтобы осознать унижение. Но теперь, когда сир Кристон Коль утолил ее голод, мотивы и поступки ее дяди обрели неприглядную однозначность. За попыткой ее растления (пусть она и не чувствовала себя растленной) стояло ровно то же, что и за всеми другими его взбалмошными поступками — его желание достать ее отца, его притязания на железный престол. — Вина? — спросила она, наполняя серебряный кубок. Трехглавый дракон, обвивший ножку, полыхнул рубинами глаз. Единственное, чего она не понимала, да и не хотела понять — почему он не довел задуманное до конца. — Да, пожалуй. — Деймон не сводил глаз с племянницы, не скрывая ни восхищения, ни жажды. Осознание, что перед ним больше не маленькая, забавная девчушка, а юная, необычайно чувственная женщина, только-только познавшая радости плоти, наполняло его гордостью и ненавистью одновременно. — Ты не ответила на мой вопрос. Окажись сейчас перед ним тот, кто лишил Рейниру невинности, он бы убил его наиболее кровавым и жестоким образом. А затем покрытый кровью ее первого любовника занялся с ней сексом, выколачивая своим пенисом всякое воспоминание. И плевать, готова ли она принять его член так быстро после своего первого раза, коль скоро он заставит ее кончать. В своей способности заставить маленькую принцессу молить трахать ее как распоследнюю шлюшку Порочный принц не сомневался. — Какая разница? — Наследница престола пожала плечами, протягивая дяде бокал. — Коль скоро он сделал мне приятно, и я, наконец, познала эту сторону жизни, как вы и хотели. Ведь это было вашей целью? Открыть мне, как я могу получать удовольствие от мужчины? — Истинно так. И ты оказалась куда более способной ученицей, чем я предполагал. — Их пальцы на мгновение соприкоснулись, когда он принимал бокал. Большего он себе не позволил. Пока что. — Ты теперь мнишь себя опытной леди, но я вижу драконенка, только вставшего на крыло. Есть еще много, чего ты не знаешь, чему я могу научить. Книге любви, например, описывающей в подробностях тысячу и один способ как мужчина и не только может иметь женщину. — Как я могу научиться у тебя чему-то, когда ты прерываешь свои «уроки» на самом интересном месте?! — Вспылила Рейнира, дернув подбородком. — Хороший же из тебя учитель, раз я вынуждена искать другого. Деймон нехорошо усмехнулся и медленно поднялся с кресла, нависая над девушкой: — Осторожно принцесса, не будите дракона. — Произнес он негромко. — А что делать с драконом, которого разбудил ты? — бросила Рейнира, глядя ему в глаза без тени страха, с вызовом. В следующее мгновение он повалил ее на кровать и, накрыв ладонями ее колени, широко, до хруста раздвинул ее бедра. Он никогда не сможет быть с ней нежным в постели, подумал принц, если он вообще может быть нежным. С ней в нем всегда будет ярость — дракон внутри не даст забыть, что он не был первым. Что он упустил возможность, поддавшись так не вовремя проснувшейся совести. Что он разочаровал ее, истинную Таргариен, в отличие от него плевавшую на правила с высоты Красного замка. Что он был слаб. — Дядя? — удивленно и немного жалобно спросила девушка, — Дядя, что ты заду… А-ах! Язык Деймона без объявления войны прошелся по средоточию ее чувственности. Племянница выгнулась в спине от новых ощущений, качнув бедрами ему навстречу. Мужчина почувствовал как набухают и увлажняются ее половые губы. В брюках давно было тесно, но это подождет. Он полагал, что еще успеет взять ее сзади и как следует объездить непокорную молодую кобылку. Усилием воли он отогнал картину, где он входит в узкое лоно, влажно хлюпает плоть, встречающая плоть, а на идеально белых ягодицах остаются отпечатки его пальцев; в какой-то момент он хватает сладкую племянницу за подаренное им же колье, натягивает, заставляя ее неестественно выгибаться на встречу ему… А пока он кончиками распределяет влагу между ее ног, водит ими вверх–вниз, внутренне ликуя от того, как быстро она намокла. Губы Порочного принца вернулись к ее нижним губам, прихватывая и посасывая с пошлым причмокиванием, задействуя длинный язык. Тяжело дышащая наследница застонала. Большой палец дяди проник в нее, массируя вход, другой рукой он больно сжал ее правую грудь. Удовольствие накрыло Рейниру с головой. Одной рукой она накрыла его руку на своей груди, другой зарылась в его короткие белые волосы, прижимая ближе. Ее бедра давно подергивались в такт его языку, живот напряженно дрожал, а с губ срывались бесстыдные стоны. Стонала ли она так под сиром Кристоном Колем? Она не помнит. Не сейчас, когда она близка к чему-то, что не может даже назвать. — А-ах, дядя, дядя… Деймон! — Ее милый дядя окончательно довел ее своим языком, пальцами, играми со ставшими чрезвычайно чувствительными сосками. Это походило на первый полет на драконе — чистое ни с чем не сравнимое удовольствие, свобода и отсутствие каких-либо мыслей. Мысли в голове Отрады королевства отсутствовали ровно до тех пор, пока она не ощутила тугой пенис дяди внутренней стороной бедра. Порочный принц водил головкой по ее губам, раздвигая складочки, готовясь овладеть ею. Девушка оттолкнула его и резко села. — Что ты, по-твоему, делаешь? — возмущенно спросила она на высоком валирийском. Ее голос был слегка охрипшим от стонов. — Люблю свою племянницу, разве не понятно? — вкрадчиво ответил Деймон на языке их общих предков. — Ты спрашивала, что делать с драконом, которого я разбудил. Так вот: тебе нужен другой дракон. Внутри. Там. — Порочный принц протиснул ладонь меж ее сжатых бедер и погрузил в нее средний палец. — Тебе нужен равный. Кровь от крови, — продолжил он слегка потрахивая ее, добавляя (не иначе как для убедительности) второй палец. — Нет! — Злость овладела принцессой. Рейнира по природе была сладострастной, а еще гордой и злопамятной. — Ты не будешь во мне, дядя. По крайней мере до тех пока я не смогу играть с тобой в эту игру на равных. Ты больше не воспользуешься ни моим доверием, ни моей наивностью. И уже никогда, никогда, слышишь, не получишь мою невинность. — Долго же тебе придется учиться, — вздохнул мужчина, отстраняясь. Вопреки ожиданиям, он не злился. Смотрел на нее с чем-то отдаленно напоминающим грусть, а еще почему-то с нежностью и восхищением. "Вот она. Истинная Таргариен. Ярость Висеньи и красота Рейнис", – думал принц. — Убирайся, — прошептала девушка на валирийском, совершенно сбитая с толку. Деймон молча кивнул, по–военному быстро привел одежду в порядок и так же молча направился к потайной двери. Голос племянницы нагнал его, когда он уже почти шагнул в темный, тянущий сквозняками проем. — Хочу, чтобы ты знал, я буду прилежно учиться, — на ее лице расцвела улыбка, смысл которой он не смог разгадать, — Ты был прав, дядя. Трахаться — это приятно. Прежде чем стена бесшумно встала на место, Рейнира могла поклясться, что увидела в глазах Порочного принца боль. … Чертово благородство, думал Деймон шагая по тайным переходам. В решающий момент там, в доме удовольствий, он просто не смог воспользоваться ее доверием и наивностью, в чем по иронии (не иначе) она его и обвинила. В его представлении до сегодняшнего вечера она оставалась милым, не по годам смышленым ребенком, которому он привозил разные безделушки, которого он учил летать на драконе. Он недооценил ее. Она была Таргариеном больше, чем он мог предположить. Ее не пугало, что он целовал ее, избавлял от одежды и был готов оттрахать у грязной стены в борделе. Напротив, она ринулась навстречу взрослой жизни, будто только этого и ждала… и разочаровалась, когда он не стал, не смог продолжить. Он не знал, что терзает его сильнее — неутоленная похоть или то, что он не оправдал ожиданий Рейниры. И еще одна мысль не давала ему покоя: зная натуру Таргариенов (он судил, в том числе по себе, учитывая, как они с племянницей оказались похожи), у его принцессы будет много «учителей».