Всё равно умирать

      Это конец света.       Именно эта мысль вертелась (да и вертится до сей поры) внутри черепушки Лукаса, то ли пугая, то ли пытаясь до него достучаться — будто тот каким-то образом смог проглядеть огромного трёхголового монстра, если не закрывающего своим телом всё небо, то точно бо́льшую его часть. Холодный, как пустота края, цвет его бесформенной субстанции — смертоносный и бессмысленно-жестокий. Это так противно, что Лукас отдал бы всё что угодно, лишь бы поскорее вновь увидеть диск солнца.       Только, жаль, это их не спасёт.       Скорее всего, это от мимолётного приступа гнева вены так пульсируют в висках — кого теперь винить? Старикана-Айвора с его высокомерными обидами хрен-разберёшь-на-что? Бугая Акселя с загребущими руками? Продажную Петру? Да, чёрт побери, кого угодно, лишь бы наконец разжала зубы совесть, вцепившаяся в шею за нелепое бездействие. О, как Лукасу сложно отделаться от чувства, будто он мог предотвратить эту цепочку событий, хоть что-нибудь сделать!       Но он ничего не сделал. Как и не сделал тогда, в убежище Габриэля. Он только сейчас осознал, что давал ложное представление поддержки. А ведь точно — страх сковал и без того неподконтрольное тело, пока Джесси с Петрой доблестно сражались, перекрикивая саму Бурю о том, что, если придётся, парень зубами затащит её в портал, но не бросит. И, о простят любые из творцов, он держался из последних сил в выборе из двух зол. Руки дрожали, глаза бегали и, в попытках избежать «игры в бога», он отчаянно звал по имени белобрысого напарника. Но вопль гулко ударился об обсидиановые стены — не более того.       Лукас стоял и смотрел, как недавний соперник в конкурсе Крайкона коробится и морщится эти несколько секунд, казавшихся вечностью. Парень, которого считали последним из неудачников, сейчас решал кого спасти. И Лукасу действительно жаль, что дал ему выбрать, дал ему спасти Петру. Только Петру. Где-то на закоулках разума, когда щупальце отшвырнуло двух парней в портал, Лукас уже был готов к обвинениям в трусости. Так, впрочем и случилось, но не от Джесси, а от верзилы Акселя.       Странный ты какой-то, Джесси.       Лукасу вообще казалось, что Джейсон давно переступил чёрту между храбростью и глупостью. Что этот негласный лидер «Смертников края» просто-напросто бахнутый на всю голову скоморох, решивший побыть доблестным рыцарем, когда вернулся в тот злосчастный подвал в одиночку. Когда умчался в вечерний лес спасать своего поросёнка, опять же, в одиночку. Ну не глупец ли?       Однако, Оцелот всё равно смотрел на него, точно так же, как простой человек смотрит на затейливый краснокаменый механизм гения-инженера. Непонятный, но такой интересный. За всё то время, когда их компании соревновались, Джесси казался Лукасу добродушным простофилей, везде таскающийся с Рубеном и с Оливией. Какой-то ветреный, мечтательный и, как оказалось, справедливый — Лукас даже не догадывался, что ниточка событий начнётся с простого солнечного дня, с до боли приевшихся переругиваниях Оцелотов, с шуршащих по ветру крон деревьев и со столь уверенного:       — Пусть победит сильнейший.       — Бойся своих желаний, — небрежно бросил соперник, сверкнув самодовольной улыбкой, и парень готов поклясться, что наслаждался выражением Джессинского лица. Эти сведённые брови, с морщинами на лбу, на носу и чутка искривлёнными губами, потресканными от стресса или от редкого в родной долине ветра.       Сейчас Лукас, правда, молился, лишь бы не увидеть это лицо вновь. Им нужна опора, стержень, надежда, лидер, коим Оцелот не спешил становится — по крайней мере в банде соперника. Что-то больно отозвалось в сердце — он десять раз прокручивал в голове судьбу своей команды, затерявшийся в лесах Крайкона, и каждый круг видел их тела, холодные, покрытые кровью. Или утонувшие. Или взорванные. Или-       — Ты в порядке? — произносит наконец Джейсон после колкой ночной беседы, что не успела выветриться из тесного убежища и, что более неприятно, из головы Лукаса. Оливия мирно свернулась калачиком у костра, чьи языки грозились спалить ее кудрявые волосы. Аксель сопел у глинистой стены, скрестив руки на животе. Обращаться Джесси больше не к кому.       — Да, — плохо врёт оцелот и собеседник это видит, однако не считает нужным комментировать. На языке всё ещё остались крошки от сухого печенья с шоколадными крапинками, вызывая новый приступ если не интереса, то точно внимания к человеку по правое плечо.       Отдал последнюю еду своему сопернику. Какое глупое благородство. Хотя, какая уже разница? Поест — не поест, враг — не враг, всё равно мир стремительно катится в бездну, прямо под бедрок. Лазуритовые глаза наблюдают из-под светлых ресниц, как выступает пот на висках Джейсона, но не меняется лицо. Любопытство заставляет всплыть мысли, похожие на: «испытывает ли сейчас он тоже самое, что и я?»       — Хорошо держишься, — проговаривает Джесси, и его голос тут же утонул в потрескиваниях огня, что танцует в круге из камней. От их вялого диалога ещё никто не проснулся, но было бы глупостью повысить тон голоса. Да и зачем?       «Сам себя-то видел? Успеваешь ещё командовать, что-то решать».       — Я в ужасе, — признаётся немногим позже Лукас, потирая шею ладонью. Подушечки пальцев колит, как от веток кустов сладких ягод.       — Но так спокоен в лице. Я удивлён, — он делает паузу на неловкую улыбку. От этого нос и уши начинают чесаться. — И восхищён. Ты, похоже, хороший лидер, пусть мы и не очень ладили.       От фразы, напоминавшей комплимент, по загривку пробежали мурашки. Взгляд глаза-в-глаза. Тёмное кольцо (книги называют его лимбальным) аккуратно обводит зелёную радужку, чутка выцветшую, как листва в раннюю осень. При свете колыхающегося костра аура парня обволакивает их маленькое убежище, наполняет воздух еле уловимым кусачим ароматом. Хотя, может, это Джесси так пахнет? Уткнув ладонь в щеку, Лукас скосил глаза в сторону двери, которая мало чем отличалась от широкого дубового ствола, разрубленного вертикально пополам — по коре всё ещё ползают муравьи, зазевавшиеся жучки. А за пределами этого хлипкого и откровенно жалкого укрытия бродят ходячие трупы, огромные пауки и прочие твари, что с удовольствием лишат жизни всю группу, без году неделя переставшими быть беспечными подростками. По крайней мере такая смерть будет приятно-очевидной, чем неизведанное чрево Иссушающей Бури.       Эти мысли вновь испортили и так столь хрупкий настрой двух соперников, решивших наконец поговорить — Джесси тоже это понял, и чуть отстранился, отворачиваясь к костру. Подтянув и расставив ноги, он упёрся локтями на колени, безвольно свесив ладони. На пальцах виднеются новые мозоли от непривычно тяжёлого железного меча. Лукас поджал губы, ощущая себя беззащитным без какого-либо оружия.       — Кажется, нам предстоит длинное путешествие, — произносит наконец Лукас, — «с ужасными последствиями» — хочет добавить, но не решается, замечая, как собеседник бросил на него заинтересованный взгляд.       — И не факт, что мы сможем ещё вот так… передохнуть. Возможно, это последний шанс… — Джейсон прерывисто выдохнул, боролся с желанием уточнить, но решил промолчать. Холод проходится по спине, ассоциации всплывают моментально. Они похожи на загнанных в нору лисиц, ожидая, когда охотники спустят собак — а там уже будет всё равно, стоит адреналину кончится. Он, впрочем, уже кончился.       Джесси ковыряет носком ботинка несколько травинок, что выделялись из общего ковра длинными колосьями. Воздух пропитался томительном ожиданием, может, многообещающего утра с непредвиденными проблемами. Или чего-нибудь, что всколыхнёт их мнимое чувство безопасности — и сожжёт дотла.       — …Исповедаться? — шелестящий голос Лукаса разбавил мелкие шумные всполохи огня, пожирающие поленья. Джейсон улыбнулся, чуть мотнул головой, будто нервозно оборачиваясь. Глубокие тени облегают его спину, загривок растрёпанных волос после короткой драки с зомби.       — Если только это не признание в убийстве, — шутливо тянет Джесси, но что-то в этой шутке отзывается болью. У них уже есть один убийца, не имеющих мотивов, кроме голода. Или простой жажды разрушения, что, впрочем, ещё хуже.       Они молчат ещё какое-то время, отчётливо ощущая неловкость — её липкий след можно почувствовать на коже. Звенящая тревога наконец расслабляет едкую хватку, уступая обволакивающей сонливости — перенапряжение отзывается слабостью в мышцах, тяжёлыми веками, тремором рук. Мечник чуть расслабился, опуская плечи, и подполз ближе к стене. Она холодная, пропускает вибрации от ходьбы монстров снаружи.       — Я пишу сказки, детские, — тихо отзывается Лукас, стоило Джейсону ненадолго прикрыть глаза. Оцелоту безумно не хотелось оставаться наедине с мыслями и телом, что всё никак не утихомирятся, оставив в покое несчастный желудок. Благо, он пустой, блевать нечем. Парень прикусил губу, отвлекаясь от мимолётного наваждения, добавив: — Держу в секрете от других оцелотов.       От этого Джесси удивлённо хмыкнул, на губах проступила еле заметная ухмылка. Ещё секунды две оглядывал Лукаса, словно не верил его словам, а затем похлопал рукой по месту около себя. Тот не воспротивился, аккуратно подсаживаясь рядом. Размеренный стук сердца вдруг ускорил ритм от необъяснимого волнения. На секунду Лукас засомневался в совершённом действии, но Джейсон перестал мять шею, обратившись с чуть низким холодным голосом.       — Что, Айден даже тебя будет доставать?       Лукас уловил в глазах отблеск неприязни, лучше сказать, глубоко засевшей злобы, сорняком прорастающий в выступающую артерию на шее, до самого сердца. Конечно. Было бы странно, если мечник не упомянул задиру с грубыми чертами лица и высоким самомнением. Оцелот никогда не хотел в это ввязываться, но сейчас просто обязан как-то высказаться, хотя бы из-за того, что его друг остался в окраинах Крайкона. Ему действительно хотелось верить, что он жив.       — Он бывает груб, но у него есть свои причины так поступать.       Джейсон равнодушно тянет «м», вновь обращая взор на огонь. Лисий хвост всё чаще и чаще приобретал знакомые формы — людей, мест, предметов — всё то, что осталось позади. Что стало не нужным, выцветшим, сразу после того, как группа пересекла портал в Незер. Но шатен будто хватался за эти образы, всё ещё считая их чем-то важным, пусть и не совсем нужным. Как старый пират, всё ещё ноющий про свою отрубленную ногу.       Или Джесси так сублимирует стресс, или Лукас рано отчаялся.       — Даже если так, достойных оправданий для него не найдётся, — наконец говорит Джесси. Пальцы его нервозно постукивают по другой руке, что сплелись на груди. Вывод был брошен в пустоту, Джейсон не ждал ответа, тут же продолжая. — А для тебя найдётся.       — Для меня? — выгибает бровь блондин, вновь замечая характерные ямочки на щеках собеседника. Он чуть теплее пояснил:       — Ты всегда был не таким, как они. Себе на уме. Серьёзный слишком. Теперь вижу, что так прячешь мягкость. Вот и оправдание. — Джесси вновь смотрит оцелоту в глаза. По мыслям, как по пианино, пробежалось пряное «он простил меня?». Лукас правда думал, что бездействие отличный выход, но теперь испытывает что-то между сочувствием и виной.       — Ну спасибо, — несерьёзно фыркает Лукас. Отвести взгляд оказалось куда сложнее. Живот начинает ныть, а мурашки гулять по спине. Блондин не любит эти чувства. Знает их значение. Испытывал их раньше, стоило ненадолго засмотреться на Джесси. Только вот не знает откуда они, пытается затолкать поглубже в выражение «это глупо и бессмысленно». Кроме недолгих пустых бесед, или просьбах приструнить аморальных оцелотов, у них нет ничего общего.       — Про что хоть сказки? — пытается вновь мечник и блондин сдаётся, позволяя себе расслабится. Голос парня будто убаюкивает, создаёт щит вокруг от мира, который Лукас больше не узнаёт. Этот голос и есть тот… отголосок прошлого, за который оцелот цепляется. Делает это прямо сейчас.       — Про всякое… волшебное.       — Волшебное, — Джесси пробует слово на вкус, такое нереальное, но вмиг оставившее шрам на их душах. Однако, не ушёл дальше в тёмные воды бесполезно-больных размышлений. Видно по нахмуренным бровям, что тут же вернулись на место, уступая лёгкой улыбке и томному взгляду. Он немного наклоняется, дрожит то ли от холода, то ли ещё от чего-то. — Волшебство бывает разным.       — Не спорю, но дети любят хорошее волшебство, — голос Лукаса вторит заметно затихшему костру. Поленья догорали, оставляя после себя горстку пепла. Свет становится тусклее, тени острее. Они поворачиваются друг к другу. — Куда лучше, чем то, что происходит…       Лукасу не дали договорить — Джесси рывком поддался ближе, ровно настолько, чтобы слышать сбившееся в миг дыхание. Мечник похож на зверя, притворяющегося расслабленным, но готовым напасть. Тишина вдруг начала давить, сжимать виски странной хваткой, готовой вот-вот расплыться раскалёнными подтёками смущения. Они близко, так близко.       — Прекрати. Тебе нужно отдохнуть, а не терзаться мыслями о том, как всё ужасно. Мы сможем выжить. — Вкрадчивый голос тихий, стальной. Оцелот прыгал по чужим глазам, не зная куда себя деть, и подавлял появляющийся где-то внутри извивающийся клубок чувств. Он чуть отстраняется, кивает в сторону Оливии, Акселя и Рубена.       — Тебе легко говорить, твои друзья живы. Есть за кого сражаться.       — Мы найдём и твоих. Живыми.       — Ты терпеть их не можешь, но сейчас разбрасываешься такими громкими словами. Думаешь, поверю?       — У меня есть свои причины так поступать.       Это невольно вызвало улыбку. Лукасу не хочется ругаться, он наклоняет голову на бок, вскидывает брови, но всё равно вторит Джейсону:       — Среди них найдётся достойное оправдание?       Джесси поджимает губы, бросает короткий взгляд на чужие. У Лукаса замерзают пальцы, немеют. Он всё понял, успел сглотнуть перед тем, как мечник сжал ворот его кожаной куртки и рывком дёрнул на себя. Губы соприкасаются лишь на пару секунд, ощущая весь их сухой рельеф. Этого вполне хватило, чтобы оцепенеть, прогнать по мыслям воспоминания, целиком и полностью связанных с Джейсоном. Те крохотные мгновения, когда ещё не было никаких «Оцелотов и Смертников Края» — были лишь людные улицы Крайкона, тени цветных навесов над товарными лавками, ветер, трепавший их волосы, и редкие разговоры о том, как велик мир.       А затем в голове ответ — «Нашлось».       Джесси отстраняется и выглядит встревоженно. Сконфуженно откидывается на своё место, зарывается рукой в волосы, закрывает глаза. На ушах виден румянец, вероятно, от стыда. Градацией их отношения теперь не назовёшь — эта лестница перекрутилась пару раз, расправилась и снова сжалась гармошкой.       — Это… Если я был не прав и мы не переживём бурю.       Лукас невесомо трогает подушечками пальцев нижнюю губу, на которой ещё остался сладкий след от напарника. Джесси пахнет поздней весной, мысом у горного озера и счастьем на весах Фемиды. Что-то щёлкает: между ними тоже есть волшебство, правда, зыбкое, которое может распасться, стоит сделать что-то не так. Это имел ввиду Джейсон. Захотелось рассмеяться, но парень лишь произносит:       — А если переживём… Я бы хотел повторить.       Джесси смотрит с нескрываемым удивлением, а затем глупо улыбается. По крайней мере, у них есть ещё один стимул не сдаваться раньше времени.