***
Боже, это что сон? Под боком Дамиано лежит сонная Виктория, что уже одиннадцатый час витает во снах. Его откинуло на пару лет назад, когда он каждый день просыпался и засыпал с этой красотой. Годы без нее были мучительными и невыносимыми, все казалось не таким красочным, он словно остался один во всём мире, без ее глаз, которые ей подарили сами небеса, её всю подарили небеса. Ее волосы сотканы из лучей весеннего солнышка, кожа мягкая, словно облако, а голубые радужки подарены небом, что когда грустят хмурятся серыми тучами и стекают крестильной чистыми слезами. Последнее, это меньшее, что хотелось видеть Давиду. Как тогда в девятнадцать влюбился в нее без памяти, не мог перестать любоваться ею. Только тогда он наслаждался этим, сейчас же он корил себя за эти чувства, так не должно быть. Ей было больно, очень больно и морально, и физически, его девочка нуждалась в помощи, а он идиот бросил ее на произвол судьбы, одну. Чтобы потом он сам мучился все это время, что беспощадно и медленно убивало. Чтобы кто-то другой обнимал ее днями и ночами, шептал признания в любви, целовал все тело, кто-то другой был рядом с ней, близко, дарил ей приятные ощущения и радостные эмоции. Кулаки сами сжимались. Чтобы она потом отвергала его, пытаясь забыть как самый страшный сон. Которым он теперь и являлся для нее. Дамиано прижимается к ней всем телом, укрывая их двоих одеяло. Хотя бы пока она спит он может позволить себе эту такую желанную прихоть. Он не знал как она отреагирует на вчерашний вечер и ночь. Может вновь отвергнет, а может, что-то поменяется в их отношениях. В ее сердце что-то уж точно осталось, так же как и у него. Но пока ему остается наслаждаться каждым мгновением и молится, чтобы все сложилось по второму плану. Закрывает глаза и медленно втягивает запах ее кожи. Запах немного сладкий, отдает ее духами и кончеными сигаретами, которые она так красиво скуривала вчера, лежа голой в его постели. Его ладонь с опаской прижимается к ее животику, ближе к ребрам. Чувствует, как ее грудная клетка равномерно вздымается и это успокаивает. Виктория переворачивается к нему лицом, а брюнет отодвигается, как ошпаренный. — Ты чего? — тихо смеется севшим от долгого сна голосом. — Надеюсь ты не будешь задавать вопросов о том было ли у нас что-то?- он пытается говорить спокойно, но мысленно ударяет себя по лбу. На кой черт он так сразу это говорит? — Нет, — снова смеется и серьезно смотрит на него. — И что теперь с нами? — неуверенно сказал брюнет. Виктория пожала плечами. — Не знаю. Давай не будем торопиться. Обдумаем, — она грустно улыбнулась, заканчивая предложение. Потянулась, издавая какие-то странные кряхтения и выползает из-под одеяла, ступая ногами на холодный паркет. Бегом подобрала вещи с пола и натянула на голое тело, по ее движениям было видно, что она немного смущалась, Дамиано мельком усмехнулся и уставился на девушку. — Будешь завтракать? — Нет, — коротко и отстраненно буркнула блондинка и вышла из комнаты, — Сделай кофе пожалуйста! — Дамиано вскочил с кровати и в пару шагов оказался за спиной Виктории. Он припал к ее шее, обвил ее талию руками, глядя на нее через зеркало. — Дамиано…- она положила ладони поверх его, сжимая их. — Пообещай, что это не последняя наша встреча, — шепчет ей на ухо, снова заглядывая в зеркало. — Это зависит от тебя, — она сделала еще одну попытку снять его руки со своей талии. — Это значит «да»? — губы мужчины расплылись в улыбке, обнажая белые зубы. — Это значит, — она развернулась к нему лицом, — все зависит от тебя, — Дамиано наклоняется к ней и целует в ее пухлые, после вчерашних поцелуев, губы. Виктория отстранилась, — отвезешь меня домой? — Сначала завтрак. — Дамиано, нет. — Ты когда вообще последний раз нормально ела? — девушка и сама задумалась, кажется, это было дня два назад, когда они с Итаном завтракали в ресторане перед рабочим днем. Виктория опустила небесные глаза в пол. Он поднимает ее за подбородок на себя, рассматривая немного грустное личико, что еще вчера полыхало от стравит и похоти под его напором. — Пожалуйста, — шепнул Давид. По ней было видно, что ей до сих пор трудно доверять ему, но она все-таки одобрительно кивает, она хочет остаться. Дамиано коротко обвивает ее плечи руками и выводит из тесной ванной комнаты.***
— Спасибо за завтрак, — блондинка улыбнулась, ее настроение было на высоте, а значит и настроение Давида тоже, от одной ее улыбки довольных глаз у него неистово порхали бабочки, словно у подростка. Она впервые за последнее время войдет в ресторан с счастливым лицом. Виктория открывает дверь машины, впуская внутрь немного осеннего ветра, ее останавливает Дамиано, придерживая за тонкое запястье. — Может подаришь поцелуй на прощание, — она склоняет голову набок, внимательно всматривается в его лицо и все-таки решает уменьшить расстояние между их лицами, касается губами его щеки, на долю секунды задерживается, чувствуя тепло его кожи, затем отстраняется, коротко смотрит в эти карие глаза, что точно будут являться ей до конца дня, и выбегает на улицу. Мужчина тянется рукой к месту поцелую, которое, даже от столь легкого касания ее губ, уже пылало огнем. Медленно провожает ее фигуру, пока та вальяжно виляя бедрами не скрывается за большой, стеклянной дверью. Дамиано прикусил губу, стараясь хоть какого сдержать вихрь чувств и эмоций его сердца, что так и рвалось наружу. Черт, почему его голова не додумалась предложить забрать ее сегодня вечером. Прошло буквально пару минут, а у него была, словно ломка у заядлого наркомана. Он провел лишь пару мгновений без ее глаз и запаха. С ним снова творится то, что и более пяти лет назад, она снова очаровала его. Хотя он всегда был под ее властью, под властью этих холодных, словно древние ледники, глаз. Просто четыре года он тушил пожар в сердце своим тяжелым характером, не решительностью и ненавистью. Оставалось только медленное страдание, которое уверенно очерняло его изнутри, не давая места другим женщинам, кроме сигарет и алкоголя. Стакан виски после проведенного дня в казино и еще где нибудь, казалось, стал уже некой привычкой, нет — традицией. Вчерашняя ночь показала Дамиано, что ни одна женщина не заменит его Викторию, не заменит ее нигде, как бы они не улыбались, как бы не строили глазки, как бы не извивались под ним в постели, громко крича, цепляясь за простыни. Ни одни губы не заменят ее, ни чей смех не похож на ее, хриплый, нежный, сексуальный, пробирающий дрожью, аж до самых костей. Никто не будет его любить так, как она любит, любила… Как она заботилась, нежно целовала, кусалась и царапалась, обнимала. Давид не думал, что сможет покорить ее снова, снова отдаться с ней в объятия страсти, спустя так много лет и событий. Но ему все равно придется познавать ее снова, ведь она изменилась, сильно изменилась. Стала роскошнее, красивее, но и вместе с тем несчастнее, ему не нравилось, что она буквально живет на работе. Но она ведь была счастлива с Марко, он был ее той самой опорой в трудные минуты, когда Дамиано решил совершить ошибку. Снова эти мысли о Марко и снова ладони сжимаются в кулаки, а точнее сильно сжимают руль авто. Он должен быть благодарен Марко, за то что не дал его девочке сгубить себя. Она же так любила его, а он растоптал ее об асфальт и смешал с грязью, словно она ничтожество. Теперь он ощущал себя ничтожеством, особенно после их откровенного разговора в Вегасе. Она потеряла ребенка, их ребенка, из-за него. Было бы все иначе… Нет, все уже случилось и это самое обидное. Ему хотелось загладить вину и наверстать упущенные годы его одиночества. Именно поэтому он по приезду домой напишет письмо своей девочке с приглашением в ресторан. Нужно действовать.***
Наливает янтарную жидкость в охлажденный кусочками льда, рифленый, хрустальный стакан из бутылки. Чуть разбалтывает рукой виски, напиток немного остался на стенках стакана еле заметной пеленой, стекая в общую жидкость струйками. Берет стакан, пачку сигарет, ручку и листок. В современном мире письма отошли на второй план, но было в этом что-то атмосферное. Начиная с самого написания, когда автор вкладывает определенный посыл, смысл, свои эмоции, переживания, оставляет там частичку себя в каждой букве, в каждом завитке. Далее дело за получателем, который будет чувствовать все это.