неудобства

мягкая ткань обтягивает нежную кожу, доставляя лёгкое чувство странности и дискомфорта. нэйтен закусывает губу, тщательно шнуруя ботинки, завязывая аккуратный бантик и довольно улыбаясь, любуясь результатами своих трудов. бронкс встаёт, смотрясь в зеркало и оценивая. выглядело определённо шикарно, однако очень непривычно, учитывая, что американцу подобным заниматься не доводилось. но все мысли о каком-либо неудобстве выветриваются, когда нью-йорк вспоминает, для кого это было устроено и ради чего, а предвкушающая улыбка лезет на губы, потому что слышится щелчок входной двери. нэйтен слышит шаркающие шаги, приглушенный мат в коридоре, резко разворачиваясь, когда дверь в гостиную, в которой он был, открывается. он довольно усмехается, снимая очки со своей головы, максимально соблазнительно прикусывая дужку, красными глазами следя за фигурой в проходе. — это что? — слышится вместо приветствия. у москвы голос уставший, хриплый, он опирается на стенку плечом и складывает руки на груди, голубыми глазами стреляя в сторону нью-йорка. нэйтен стоит перед ним во всей красе: короткая футболка, открывающая вид на голую полоску живота; теннисная белая юбка, аккуратно сидящая на изящной талии, длиной достающая едва ли до середины бедра; чёрные полупрозрачные чулки, сидящие на стройных ногах как влитые, подчёркивающие все достоинства, с красивой ажурной резинкой, что добавляла некой изюминки; а также массивные берцы, что плотно облегали голень. московский сглатывает вязкую слюну, смотря на всю эту картину. пожалуй, стоило ожидать именно такого, когда он разрешал бронксу остаться у него в квартире. — это? твоя влажная фантазия, honey, — нэйтен сладко улыбается, направляясь к михаилу, намеренно, видимо, виляя бёдрами, от чего юбка постоянно задиралась, открывая больше вида на белоснежную кожу. градус в помещении резко подскакивает, когда американец просто-напросто встаёт в пару сантиметрах от чужого тела. миша смотрит сверху вниз, взглядом цепляясь за едва выпирающие ключицы, зависая на неприкрытой коже живота и ног, тяжело сглатывая, натыкаясь на хитрый прищур красных глаз, что всё это время следили за ним. одежда давит, становится душно — московский оттягивает воротник рубашки, клацая зубами, раздражаясь на бронкса за умение вывести завести его за пару секунд, делая буквально ничего: лишь смотря из-под полуприкрытых ресниц, напялив на себя женскую одежду, выбрав модель поведения шлюхи. и нэйтен это прекрасно знал и понимал, откровенно нагло пользуясь такой «слабостью» столицы. — а твоей влажной фантазией, видимо, всегда было то, как тебя трахают в школьном туалете, потому что выглядишь ты под стать. — михаил усмехается, стягивая со своей шеи галстук и кидая его куда-то на диван, что был поблизости. бронкс перед ним мнётся, возбуждённо кусая губу, клыком царапая розовую кожицу, будто в смущении одёргивая короткую юбку. он перед москвой выглядит максимально невинно, насколько это может быть для парня, что надел на себя чулки и юбку, с одной определённой, известной им обоим целью, стреляя глазками. московский на такую чистоту души щурится, голубыми глазами впиваясь в открытое место, где шея переходит в плечо, желая оставить на белоснежной коже свой след, кровоточащий укус, заставив нэйтена задыхающеся стонать от боли и возбуждения, что скручивается внизу живота. — так может… будешь тем, кто трахает меня в школьном туалете, мм? — очки выпадают из руки нью-йорка, слабо ударяясь о пол, когда самого нэйтена притягивают за талию, впечатывая в стену и грубо толкая колено меж ног. бронкс сладко стонет, прикрывая глаза, а возбуждение сильнее растекается по телу и отдаётся даже в кончиках пальцев, особенно, когда чужая грубая ладонь скользит по его бедру, забираясь под ткань юбки и царапая нежную кожу кольцами. — как думаешь, мне взять тебя прямо так, в этом же виде или. — ответ московский получает, когда всё же прикусывает манящую шею, коленом сильнее давя на чужой пах. нэйтен дрожит, слабо вскрикивая, а ноги становятся до ужаса ватными, он не сползает на пол только лишь из-за сильных рук, что держали его. — прямо так, — констатирует факт москва, с удивлением и лёгкой усмешкой нащупывая на бронксе женское нижнее бельё, которое тот надел для полноты образа, не обращая внимания на собственный дискомфорт и очевидное неудобство этой затеи. — настолько хотел меня впечатлить? — слышится треск ткани и нью-йорк кусает губу от того, насколько он теперь открыт перед московским и насколько же, это, оказывается, заводит до потери пульса. нэйтен рвано стонет, не зная куда деть свои руки, хватаясь ими то за воротник чужой рубашки, то вцепляясь в широкую спину, царапая ту от спектра эмоций, шипя и задыхаясь от укусов, которыми михаил награждает его в отместку, языком широко зализывая места ранок. бронкса ведёт от такой недозаботы, ведёт от самого москвы, что одним своим видом вызывал дрожь в коленях у врагов и у самого нэйтена, что по сути тоже не был его другом, но который хотел столицу россии до потери всяких нервов и собственной гордости, что куда-то терялась в порыве страсти и чужих грубых движений. ноги сводит так, что бронкс скулит и хнычет, желая поскорее почувствовать в себе чужой член. нэйтен течёт так, как никогда не тёк в своей жизни, понимая, что смазка сегодня мало может понадобиться. — fuck you like a slut, — московский горячо шепчет на ухо, кусая мочку, рукой добираясь до чужого стояка и надрачивая. податливое тело буквально плавится в его руках, подаётся навстречу приятным движениям, а уже охрипший голос стонет его имя. слёзы выступают на глазах, бронкс жмурится от наслаждения, удивленно выдыхая, когда михаил эти слёзы сцеловывает. тяжёлые ботинки стучат по полу, а нэйтена подхватывают за бёдра, берут у той самой стены, к которой прижали, и нэйтен, чувствуя проезжающийся по чувствительным стенкам член, ни капли не жалеет о своём решении и временных неудобствах, за которые его всё же наградили.