И свет, и тьма плетутся по пятам, И спорят меж собой, и козни строят, И каждый в споре выбирает сам, Чтобы добиться для души покоя.
Ирина Расшивалова
***
Из темноты сознание выползало медленно, неохотно — будто из тягучей трясины. Попытки открыть глаза увенчались провалом, веки были столь тяжелыми, что казалось, будто их промазали клеем. В голове гудело не хуже пароходного сигнала, отдавая в виски и прокалывая мозг насквозь. Последнее, что запомнилось перед провалом в темноту, был тупой удар в грудь на тренировочном бое. «Сука!» — мысленно выругалась. Попытки подняться ничего не дали, тело отказывалось подчиняться, а тупая боль отбивала желание двигаться. И это было странно, так как удар, который был получен на тренировке, пришелся в грудную клетку. «Да чтобы я еще хоть раз с тобой в пару встала, Грег! Не дождётесь!!! Вот приду в себя и сразу выпишу пиздюлей!» — привела себя в более-менее мыслящее состояние она, так что дальнейший монолог был уже спокойнее: — «Так, давайте посмотрим. На экзамене-переквалификации с обычного отряда реагирования в спецотряд у меня был тренировочный бой с Грегом… Блядь, этот ублюдок уже давно грозился вышвырнуть меня со своего участка. Причем любой ценой!» — я вспомнила о спарринг-партнере, и мысли снова пошли не в ту степь. Если бы не головная боль, скорее всего, Грега ругали бы на чем свет стоит. Перед закрытыми глазами стали мелькать странные картинки, люди, места, эмоции. Это ''кино'' было столь быстрым, что казалось бы, что можно запомнить? Но почему-то каждый кадр впечатывался в памяти так, будто кто-то вырезал его в подкорке долотом и молотком. Когда ''кино'' закончилось, голова гудела как улей, была легкая тошнота и даже с закрытыми глазами ощущалось головокружение. Рефлекторно я попыталась принять сидячее положение: на удивление, в этот раз тело подчинилось и, отдавая легкой болью, село. Сложно описать то, что же было в чужих воспоминаниях. Первое, что вставало перед глазами — это темноволосый мужчина, что успокаивал маленькую девочку. Когда перед взором стоял этот мужчина, эмоции волнения, любви и некой уверенности переполняли грудь. Дальше шла ругань, потасовка и девочка, что должна была сидеть в маленьком домике не высовываясь, выглянула в окно. За ним стояла странная картина: лежащий труп и двое мужчин, что, взмахивая палочками, запускали друг в друга светящиеся вспышки. От этой картинки все внутри резко стало холодным, неизвестные эмоции страха и отчаяния переполняли. После парочки таких вспышек один из мужчин упал, а другой, что еще мог стоять на ногах, держась за бок, подошел к трупу, судя по телосложению, женщины. Он встал на колени, обнял труп и замер. Скорее всего — умер. Дальше было слишком много всего: неизвестные люди, страх, боль, слезы, крики, чужие эмоции переполняли, грозя взорвать тело изнутри. Потом все снова успокоилось, и перед той же маленькой девочкой уже стоял другой мужчина, который что-то спрашивал, а после ответов — хмурился. Дальше девочку отвели в какой-то особняк, где её встретили мужчина и женщина. При виде этой пары в теле появилась какая-то надежда, робкая радость, стыд, волнение. Хотя пара и не выглядела пожилой, но было ощущение, что они уже не так молоды, как казалось на первый взгляд. Семья, что приютила девочку, не отличалась богатством, но назвать их бедными все равно не повернулся бы язык. Ни мужчина, ни женщина никогда плохо не относились к девочке, они давали ей все, что ей хотелось: много сладостей, красивые одежды, игрушек, зверюшек. Никто из них не ограничивал ее, она могла спать сколько угодно, есть, что хочет, и играться, где хочет. Во времена детства эмоции счастья и радости переполняли ребенка, и это было нормально, много лучше, чем отчаяние и страх. Когда девочка подросла, к ней приставили учителей; не самых лучших, но достаточно компетентных, чтобы воспитать в ребенке дисциплину. Она училась правильно есть, сидеть, ходить, говорить и даже думать. Сначала девочка не хотела этим заниматься, отчего всё её существо наполнялось противоречиями «не хочу, но надо». И все же спустя пару уроков она загорелась идеей уметь делать всё идеально, чтобы приютившие девочку мужчина и женщина похвалили ее. В этот момент эмоции благодарности и семейной любви переполняли маленькое тело — это было бы прекрасно, если бы не столь печально. Ведь, несмотря на то, что девочка делала, они никогда не хвалили ее, не улыбались. Несмотря на то, что пара давала девочке всё, они не давали ей самого главного — любви. Таким образом и росла маленькая девочка. С каждым годом эта юная красавица взрослела и не по годам умнела. Эмоции притупились, но от этого не исчезли. Когда учителя прекратили ходить к девочке домой, она стала часто засиживаться в библиотеке. Ей было интересно все, до чего она могла дотянуться. А в одиннадцать к девочке прилетела сова с письмом, и тут стало ясно, что воспоминания были не просто странные, но еще и принадлежали девочке-магу. Дальше в воспоминаниях пошли долгие годы учебы. Девочка, что была в воспоминаниях, попала на Когтевран, там она чувствовала себя прекрасно. Никто из «орлов» никогда не мешал друг другу, уважая личное пространство. Маленькая девочка смогла подружиться с маглорожденной девочкой из Когтеврана. Они общались нечасто, но достаточно открыто. Орлы были спокойными детьми, которые девяносто процентов времени проводили за учебой и изучением нового. Остальные десять — это еда, туалет и сон. Девочке нравилось учиться. Во время изучения чего-то нового эмоции радости и предвкушения разрывали тело маленького орленка. И это не оставалось без награды. За свои старания она всегда получала «Превосходно», всегда все сдавала вовремя, никогда не вступала в конфликты, хотя дети вокруг неё нередко обращали внимание на чистоту её крови. Это немного огорчало девочку, и она часто убегала в глубь замка, чтобы поплакать. И все же, несмотря на слезы, она могла похвастаться железной выдержкой и безэмоциональностью. И, конечно же, оттого, что она вела себя столь высокомерно, как считали дети, её мало кто любил с других факультетов. В особенности Гриффиндор. И несмотря на все это, на эмоции печали, угнетения и страха, она вела себя вполне достойно, легко общалась на разные темы, в то время пока чистокровные, которые кичились своей чистейшей кровью, вели себя хуже магловских детей. Не все, конечно, чистокровные напрямую осмеивали её принадлежность крови, но разглядеть насмешку в вежливых словах не было сложно, по крайней мере, для неё. Но девочка держалась достойно, из-за чего удостаивалась уважения многих преподавателей. Ведь, несмотря на то, что профессора имели власть в школе, они все равно не смели упрекать чистокровных отпрысков. Так прошел первый год, второй, третий, четвертый. Год за годом девочка взрослела, всё чаще она замечала за собой слишком резкие высказывания, а в эмоциях стали прослеживаться зависть, злость и даже ненависть. На пятом году обучения в Хогвартсе она уже была очень красивой девушкой. Парни из разных факультетов проявляли к ней интерес, хотели стать ближе. Конечно же, такое внимание льстило девушке, и она старалась делать так, чтобы на нее обращали внимание. В это время гормоны играли во всех, и даже такая прилежная девушка совершила ошибку. Непростительную ошибку. В середине пятого курса она повздорила с одной студенткой с Гриффиндора, она была одной из тех, о ком говорят «Как с картины сошла». Эта львица умышленно или нет, но воровала внимание орлицы, и та, не выдержав такого унижения, решила ей отомстить. Сварив зелье, создающее язвы, девушка вылила его на гриффиндорку. Львица пролежала в лазарете почти неделю, а когда вышла, рассказала всем о ее поступке. С того дня никто не хотел общаться с девушкой, все сторонились её, пытаясь полностью изолировать от общества. И у них это получилось. В конце пятого курса ее ненавидели все девушки, а парни косились так, будто она призналась в убийстве. Девушка старалась не обращать на это внимания, пыталась вернуть свою славу и популярность, но даже полгода спустя у нее этого не получилось. Шестой курс начался не так, как первые пять, с самого первого дня студенты Хогвартса не хотели с ней общаться, парни с Гриффиндора кидали на нее презрительные взгляды, девочки из львиного факультета шептались, студенты из Пуффендуя пытались не смотреть на нее, слизеринцы посмеивались, а родной факультет, что радовало, остался все таким же тихим. Причину такого отношения девушка знала. Но не могла понять, что же такого плохого она сделала. Да, вызвать гнойные волдыри на теле студентки другого факультета было не очень красиво, но это же не причина так ненавидеть ее. Первые звоночки неладного прозвучали, когда девушку скинули с лестницы, попутно обвиняя в том, что она не делала. После этого инцидента она пролежала несколько дней с переломом. А дальше были порча вещей, ложные обвинения во всеуслышание, а в середине шестого года отравление, которое отправило ее на целую неделю в лазарет. В те моменты орлицу переполняли неистовый гнев и ненависть вперемешку с непониманием и обидой. Но и это все было не самым страшным. В последнюю ночь, которую она должна была провести на больничной койке, к ней пришел неизвестный гость, который принес лекарства от медведьмы. Последнее воспоминание, которое было показано в этом быстром ''кино'' жизни, было то, как девушке становится плохо, после чего ее вырвало, и в конце только темнота…***
После анализа воспоминаний и нескольких неудачных попыток проснуться мир наконец стал проявляться. Сначала глаза неохотно открылись, потом заболели от света, секунды спустя всё вокруг стало размытыми пятнами и бликами, будто какой-то неосторожный ребенок разлил воду на картину. Только час спустя мир стал более чётким, стало возможно различить потолок и белую занавеску, что скрывала остальную комнату. Тело слушалось неохотно, руки ощущались чужими, казалось, внутри будто что-то бурлит, напоминая начинающую закипать воду. Было сложно объяснить свое состояние, но из воспоминаний еще оставалась четкая картина того, как неизвестный напоил девушку ядом. В том, что это был яд, не было ни грамма сомнения. То, чем вырвало девушку, была не рвота — это была кровь. — Дьявол… Услышав хриплый чужой голос, девушка дернулась. Исподтишка оглядевшись и прислушавшись, она никого не увидела и не услышала, что ее совсем не успокоило, а даже наоборот насторожило. Кто может скрываться в лазарете школы с таким хриплым и измученным голосом? Но ни через минуту, ни через пять никто не показался, и девушка выдохнула. — Что за… Снова прозвучавший хриплый, почти могильный голос вдруг стал не таким чужим. Сидя на койке, девушка осознала, что этот неприятный хрип издавала она. Что случилось с её голосом за то время, пока она была в отключке, ей было неведомо, но, несмотря на вопросы, девушка решила дождаться медсестры. Как ни странно, к пациентке никто из медперсонала так и не подошел, а в это время тело и состояние девушки уже нормализовалось. Руки двигались ровно так, как хотелось, голова не гудела, тело не ломило, дышать стало легче, глаза не пекло, да и сознание прояснилось. «Как только выпишут из больницы, я убью тебя, Грег. Обещаю, ты будешь молить меня о смерти!» — мысленно пообещала себе девушка. — «Тот удар в грудину… я запомню его. Ты ведь умышленно туда ударил, так? А я ещё думала, чего это ты так прицеливаешься, а оно вот как. Ты еще с академии хотел избавиться от меня. Сучий сын, клянусь, я тебя из-под земли достану!» Где-то час беспробудного мысленного ругательства прошел в мгновение ока и наконец в комнату к пациентке кто-то вошёл. По лёгким шагам девушка могла определить, что это была женщина, легкий стук каблуков говорил, что она невысокая, а скорость шагов — о том, что медсестра не спешила. Через минуту затрепыхался полог шторы и на глаза пациентке показалась женщина в возрасте от тридцати до сорока. Точно определять возраст по лицу девушка никогда не умела, потому и не сильно старалась. Но было в этой медсестре что-то странное. Ее одежда напоминала мантию, которая была популярна век назад, на голове — небольшой жёлтый кепчик со скрещенной палочкой и костью. Женщина держала в руках поднос со странными бутылочками, в которых переливались разными оттенками непонятные жидкости. «Кто это? Где медсестра? Я не в больнице?» — мысленно стала спрашивать пациентка, стараясь не делать резких движений. Сама же медсестра, стоило ей увидеть проснувшуюся девушку, громко вскрикнула и, чуть не уронив поднос, прокричала: — Мисс Оливия! Вы пришли в себя, как же я рада! «Оливия? Кто это?» — осмотревшись, чтобы увериться, что около неё никого нет, девушка продолжила бесстрастно наблюдать за женщиной. Почему-то после слов медсестры девушка стала ощущать неладное, а своему предчувствию она склонна была доверять.***
После громогласного вскрика в лазарет пришли еще несколько людей, которые, узнав о пробуждении девушки, стали крутиться вокруг больной так, что младенец бы позавидовал. Но пациентка не оценила их заботы: ей хотелось ответов на вопросы, но все они в упор игнорировались, из-за чего девушке пришлось вежливо послать своих сиделок. «Что это, блядь, только что было?!» — оторопело смотря на входную дверь, где исчезли медсестры, мысленно ругалась пациентка. — «Я умерла? В смысле, я реально умерла?! А это что, загробный мир? А они ангелы? Ёбаный в рот, какого хуя тут происходит, как я здесь оказалась?! Какая, блядь, Оливия! Я не она! Я… Так, спокойно». Резко прекратив внутренний монолог, девушка сделала несколько глубоких вдохов, а успокоившись, стала снова анализировать происходящее. «Так, как бы это сейчас не звучало, а звучит оно максимально бредово, я умерла и каким-то фантастическим образом попала в другой мир, да не в какой-то там, а в мир магии и волшебства! Блядь!» — схватившись за голову и дернув себя за волосы, девушка задумалась о том, чтобы выпрыгнуть в окно, но эта мысль быстро испарилась, так как самоубийцей она себя никогда не считала. — Так, неважно, хотя это, блядь, важно. Но факт на лицо, я — Оливия Ваттер, студентка Хогвартса, учусь на Когтевране и у меня дохуя проблем. Первая длинная речь, которую на эмоциях смогла выжать из себя пациентка, далась сложно, во рту пересохло, отчего ей пришлось налить себе воды из графина. Выпив прохладную жидкость, а также давая связкам немного отдохнуть, девушка снова вздохнула и, скинув с себя покрывало, спустила ноги на пол. Около кровати стояли махровые тапочки белого цвета, и Ваттер, не задумываясь, надела их. Пол в лазарете был каменным, потому бродить босиком после болезни было не очень разумно. Пройдясь по большой комнате и расхаживая затекшие ноги, Оливия прокручивала увиденные воспоминания до пробуждения. «Мало того, что я попала в другой мир, так я еще и поселилась в чужое тело! Хах, лишь бы настоящая Оливия не проснулась и не выгнала меня. Хотя, судя по тому, что я видела, она, скорее всего, мертва», — нервно хохотнув, девушка вздохнула. — Ладно, хватит всего этого самобичевания, надо думать, как спасаться. Но перед этим… Пройдя еще один круг по пустому лазарету, Оливия вошла в туалет и подошла к большому зеркалу. Из гладкой отражающей поверхности на нее смотрела именно та девушка, которую она видела в воспоминаниях. Длинные иссиня-черные волосы, темные омуты-глаза, что будто смотрят в самую душу. Тонкие черты лица, бледная, не видевшая палящего солнца кожа, вздернутый носик, бледные пухлые губы. Опустив взгляд вниз, чтобы оценить свое состояние, девушка увидела только слабое, непригодное к дракам и неприспособленное к выживанию тельце. — Эти маги такие слабые, — с отвращением сказала черноволосая, разглядывая свое тело. — Вот поэтому я никогда не играла за магов в играх. Еще раз оглядев себя и повторив имя, свыкаясь со звучанием и мысленно отдавая себе приказ о том, что оно теперь ее, Оливия вернулась в спальню и села на койку. Что же она знала о мире магии? Да ничего! В своем мире она не смотрела известный фильм-бестселлер о Мальчике-Который-Выжил. В своей жизни она сама была Той-Кто-Выжил. Хотя, если честно признать, она знала о многих нюансах из Тик-Тока, Ютуба, новостных лент в соцсетях. Да и лучшая подруга была фанатом этой франшизы, она не только смотрела фильмы и читала книги, но и читала фанатские рассказы, которые она называла фанфиками. В общем, спойлеры в силе! И все же, несмотря на жестокую судьбу девочки, в тело которой она попала, сама же полицейская не могла похвастаться жизнью принцессы.***
Её родители были наркоманами и алкашами, которые родили её чисто из денежных выплат для малообеспеченных. Её жизнь началась ровно в то время, когда она смогла твердо ходить на своих двух. Никаких поблажек на возраст! Первым делом, которое ей пришлось проворачивать для заработка денег, стало попрошайничество. Она ходила по улицам каждый день, просила денег, еды, хоть что-нибудь, что можно было использовать в дальнейшем. Когда она подросла, ей пришлось переходить на другой способ заработка — воровство. Сколько раз она получала по рукам и пальцам, сколько раз она была уверена, что вот, в этот раз ей отрежут её руки, чтобы больше не воровала, но она всегда убегала, после чего снова возвращалась к своей бедовой жизни. Первое громкое изменение в жизни случилось в пять лет. Тогда в дом нагрянула проверка и застала мать и отца пьяными и накачанными, а возле них — ребенка, который ел что-то, отдаленно напоминающее грязь. Двух взрослых повязали и увезли в вытрезвитель, разговаривать с такими оторванными от мира было невозможно, девочку же забрали специальные службы, отправили к доктору и, получив описание здоровья, отвезли ее в детский дом. В приюте жилось не то чтобы легче. Толпа детей, брошенных родителями или сбежавшими из дома, были не лучше неадекватных родителей. Няньки, которые должны были приглядывать за детьми, обычно где-то пили, сплетничали и курили, попутно посылая всех, кто нарушает их покой. Так ей и пришлось выживать в окружении десятка ртов. Своих вещей в приюте нет и не было: если ты не спрятал что-то, что хочешь оставить только себе, то это автоматически считается общим. Хотя и было исключение: если это что-то найдено — оно автоматически становилось вещью того, кто это нашел. Этим она и пользовалась. Пять лет уличной кражи давали девочке фору, и она легко воровала нужные ей вещи, еду, одежду. Второе изменение случилось в двенадцать. Из тюрьмы вышла мать, которая каким-то образом смогла смягчить себе срок и даже выйти досрочно. Хотя девочка догадывалась как. Жизнь на улице, а потом и в приюте научила ее многому и открыла глаза на ещё большее. Попытка забрать свое ''любимое'' чадо у матери провалилась, девочка прекрасно знала, на что рассчитывает её непутевая мать. Деньги. Детям всегда было легче получить деньги в условиях уличной жизни, и это её мать прекрасно знала. После первой попытки забрать ребенка из приюта последовали и другие, которые раз за разом проваливались. Девочка делала всё, чтобы не вернуться в ту помойку, в которой жила до приюта. Даже несмотря на то, что сиротский дом был немногим лучше, здесь у неё хотя бы была еда и какое-никакое общение. На пятой попытке девочка не выдержала и, плюнув на всё, собрала немного черствого хлеба и одежды и убежала. Со дня побега из приюта прошло много лет, а если конкретнее — восемь. Отучилась заочно в школе, а точнее — за окном. И пока все дети нехотя делали задания, ей приходилось запоминать. Своровав школьный сертификат, подделала в нём подписи и поставив штамп, украденный в кабинете директора. Девочка, не забыв и о хорошей одежде, умыкнула её из раздевалок, пока дети были на физкультуре. В восемнадцать девочка поступила в академию полиции, ведь чем раньше пойдешь по этому пути, тем больше узнаешь. Так говорили преподаватели, но ей не надо было много знать, жизнь уже всему научила. Благодаря тому, что её никогда не приводили в полицейский участок, её биография была чиста. Во время самой учебы она пользовалась своим умом не только на уроках. Друзья, знакомые, полезные знакомства, связи, влюбленные парни. Несмотря на легкую антропофо́бию, девушка делала все, чтобы выжить. После окончания академии она была направлена в городскую полицию и там отработала сначала обычным полицейским, потом получила место заместителя главного по отделу, а после и сама стала главой. В возрасте двадцати трёх лет она подала заявку на переквалификацию из обычного отдела полиции в спецотряд. Это нужно было для снятия стресса. Все годы, пока она проработала в полиции, были для неё скучны и однообразны. Скольких же преступников она убила? Сложно сказать, так как она уже и сама не помнит, с кого начала. Пока ты в полиции, тебя никто не осудит, стоит только сказать, что он первым напал. Но обычное убийство всяких алкашей и наркоманов уже не помогают расслабиться. Нет, она не стала серийником, слишком опасно, её могут найти. Она решила отправиться в отряд, где убийства обязательны. И у нее это даже получилось! Заявку на проверку знаний и подготовленность телом она прошла. Почти прошла. Тренировочный бой с Грегом не удался. Если кратко, Грег был тем самым парнем, который подозревал её во всем. Убийство, наркотики, алкоголь, пропажа детей. Всё, что вел их отдел, а всё из-за того, что он смог раскопать, из какой она семьи. Предвзятое отношение, так сказать, яблоко от яблони: какая мать, такая дочь. В общем, перед тем, как что-то делать, он всегда сообщал всем, куда и с кем идет. Они ненавидели друг друга, он — за то, что она из неблагополучной семьи, она — за то, что он узнал о её прошлом. Доходило до открытых угроз убить друг друга, но никто не смел воплотить это обещание. Слишком много свидетелей. И вот она здесь, в непонятном мире, непонятно где, анализирует всё случившееся, чтобы осознать, что, скорее всего, Грег воплотил свое обещание и убил её. — Вот сукин сын, — выругалась Оливия. — А хитро же ты это придумал, наверняка медики констатировали инфаркт. Но уверена, он так просто не отделается. Откинувшись на койку и злобно смотря в каменный потолок, Ваттер еще немного подумала, после чего вздохнула. — Изменить ничего нельзя. По крайней мере, не сейчас. А значит, надо действовать из того, что имеем. А что мы имеем? Тело девушки-мага с большим багажом знаний всего, что надо и не очень, врага, который ну очень захотел отомстить, раз решился на отравление, и полный карт-бланш в плане денег от родственников. Хах, нехило… — Некоторое время темноволосая молчала, но в конце снова заговорила: — Знаешь, Оливия, за тело спасибо, пусть я и не просила, но долг отдам, я отомщу твоим убийцам и ты сможешь поговорить с ними сама. Моей платой за твоё тело будут их души. После последних слов девушка кровожадно улыбнулась. Что может быть лучше, чем месть? Даже если она не твоя, желать кому-то умереть, идти по пятам жертвы, узнавать все о ней и превращать ее жизнь в свою игру… Настоящее безумие — это когда человек знает всё, но ничего не может сделать. Кукла на ниточках со своим умом и попытки отцепить нити… а они, как бабочки в паутине, запутываются ещё сильнее.