***
Выделенная комната и правда оказалась небольшой, но бочка за ширмой позволила им вечером освежиться, а узкая кровать – совсем не проблема, если учесть привычку Вэй Усяня спать на груди супруга. Тёмный заклинатель просыпается довольно поздно, если сравнивать с ланьским распорядком, но жизнь в городе тоже только-только начинается, подчиняясь поздним из-за гористой местности рассветам. В том, что комната им досталась такая маленькая, есть свои плюсы: Лань Ванцзи, проснувшись и приведя себя в порядок, сидит с книгой на циновке рядом с кроватью. Грех не воспользоваться таким моментом и не ухватить немного утренних поцелуев! – Доброе утро, Вэй Ин, – мягко произносит Лань Ванцзи, проводя пальцами по растрёпанным после сна волосам Вэй Усяня. – Доброе утро, Лань Чжань, – счастливо откликается Вэй Усянь, нежась под тёплыми прикосновениями супруга. – Ещё десять поцелуев за утро, и я буду совершенно готов играть злостного разрушителя свадеб. Вэй Усянь тихо смеётся, видя притаившуюся в уголках губ улыбку Лань Ванцзи. – Жители не выглядели обеспокоенными, скорее наоборот. Ты уверен? – Они просто отнеслись с подозрением к пришлым, Лань Чжань. Вдруг та история окажется правдой? Лань Ванцзи целует его в щёку ещё раз и поднимается, намекая, что разрушителям свадеб тоже пора вылезать из постели. Три дня назад, когда заклинатели остановились ненадолго в очередной деревушке, взявшись за изгнание не упокоенного духа, едва ли не перед самой ночной охотой Вэй Усянь совершенно случайно разговорился с сильно опечаленным мужичком, глушившим кувшин за кувшином препаршивейшее местное вино. Тёмный заклинатель, разбалованный «Улыбкой Императора» и едва пригубивший один из таких кувшинов, подивился местным предпочтениям, а потом слово за слово выяснилось, что господин Лю совсем не опустившийся до дешёвого пойла пьяница, а сбежавший из своих краёв страдающий человек. История его была довольно проста и вызывала смешанные чувства. Полгода назад сосватал он свою единственную дочь за сына градоначальника, тот недавно овдовел в третий раз, ну мужик и решил, мол то невесты хворые были, а его дочь уже в пору вошла, не такая уж красавица, но умела и проворна: и шьёт-вышивает на загляденье, и готовит будто императорский стол накрывает, и ласкова да кротка – ну, чем не идеальная жена? К некоторому удивлению Лю Чжао сватовство их приняли с великой радостью и будто даже поспешностью, ответные дары прислали щедрые, день свадьбы выбрали ближайший, едва успели свадебные наряды пошить! Наречённые друг другу по нраву пришлись, господин Лю, занимавшийся кожевенным ремеслом, был весьма горд и рад оказаться в родстве с таким влиятельным человеком их городка, даже дела пошли на лад. Да вот только когда месяц спустя новоиспечённая госпожа Лян пришла проведать одинокого отца, то была неестественно бледна, сказавшись усталостью и небольшим нездоровьем. С любым может случиться, но ещё через два месяца дочь была совсем как полотно белёное и исхудала сильно, что вызывало у любящего отца вопросы к её муженьку и его семейству в целом. Градоначальник клялся всеми Небожителями, что дева Лю живёт в достатке и заботе, и вовсе не хворает. И предложил посмотреть своими глазами. «Зашёл я в их дом, – хрипло говорил тогда Лю Чжао, приканчивая очередной сосуд с вином, – гляжу: и правда, дочь моя здорова, и румянец, и будто даже похорошела. Рядом с мужем сидит, в глаза ему заглядывает, к боку его жмётся – как есть влюблена. Извинился я и ушёл с миром, видать почудилось мне от одиночества, порадовался, что в благополучии дочь моя живёт. А две недели назад прислали мне весточку, мол дочь ваша... скончалась намедни, – господин Лю всхлипнул, утёр нос рукавом порядком заношенного ханьфу и совершенно твёрдым голосом выдал: – Демоны они. Извели мою малышку! Не пустили меня проститься даже, вышвырнули за порог, как собаку вшивую! Господа заклинатели, ничего у меня нет, но помогите во имя Неба от эдакой дряни избавиться! А-Инь мою извели, четвёртая она была у них, и снова свадьбу назначили, твари чёрные!» Вэй Усянь предложил прогуляться до этого города и взглянуть своими глазами и на него, и на свадьбу, ежели такая действительно будет. «А после отправимся в Цинхэ, Хуайсан нам изрядно должен, и я не собираюсь его прощать. Откуп, откуп лучшим вином, радушный приём и информация – критический минимум на сотню лет вперёд!» Лань Ванцзи на это лишь качал головой и не спорил: судя по всему главу Ордена Не такой расчёт тоже устраивал, потому и говорить не о чем. Умывшись и приведя себя в приличный вид, заклинатели спускаются в общий зал. Посетителей с утра почти нет, занято всего три стола, поэтому Вэй Усянь выбирает лучшие, по его мнению, места – у широкого открытого окна с видом на площадь. Там действительно многолюдно, к свадьбе в городок стянулся народ из ближайших поселений, кто приглашённым гостем, а кто просто поглазеть да в ярмарке по случаю праздника поучаствовать. К радости Вэй Усяня подошедший хозяин заведения сегодня настроен более благожелательно, и это выглядит как повод для непринуждённой беседы. – А что же, хороша ли невеста? – заговорщицки понизив голос, спрашивает Вэй Усянь после того, как завтрак заказан. Лань Ванцзи резче выдыхает над ухом, едва не фыркая, но тёмный заклинатель отлично знает, что трактирщик не распознает тонкой мимики Ханьгуан-цзюня, поэтому делает вид, что ничего кислого и не спросил. – Девица как девица, – пожимает плечами мужчина, хотя заметно мрачнеет от поднятой темы. – Наверное, красивая будет свадьба! Вот бы поглядеть. Скажи-ка, хозяин, будут ли пиршества в городе? Выйдут ли молодые показаться? – Не будут, юный господин, просто обожди день свадебный, да иди на приём к Градоначальнику. Али торопишься? – Совсем не тороплюсь! Всего лишь думаю, чем досуг свой скрасить, – Вэй Усянь будто в задумчивости стучит пальцем по подбородку, вглядываясь в окно. – О! А не случалось ли чего необычного в ваших краях? Быть может, дух чей расшалился или мертвец какой забыл, что помер? – Давно не бывало такого, господа гости. Спокойный у нас город, – крайне поспешно отвечает трактирщик и тут же откланивается, не желая продолжать неприятные разговоры. – Вот странно, согласись, – намного тише и уже без ужимок и ухмылок обращается Вэй Усянь к мужу, – клиентов почти нет, рассказать байку-другую гостям – милое дело, но он мало того, что почти сбежал от нас, так и говорит, будто ничего подобного не случалось уже давно. Это бывшие земли Цишань Вэнь, война может и не сильно их задела, но точно была неподалёку. Уверен, если выйти в ближайший лесок, то как минимум пару гуев и восставших мертвяков мы повстречаем ещё за первый час. – Барьер вокруг города? – предлагает к рассмотрению вариант Лань Ванцзи, но в его голосе слышатся сомнения. – Давай после завтрака прогуляемся да взглянем, быть может вчера он нам не бросился в глаза из-за усталости. – Мгм.***
До обеда они обходят город вдоль и поперёк, но барьера – ни действующего, ни недавно разрушенного – не обнаруживают. При свете дня с проглядывающим в редкие окошки туч солнцем город кажется не таким уж маленьким, а заброшенных домов меньше, чем почудилось вчера. У площади всё же оказывается самый богатый район, но они находят и торговую улочку, проходят мимо домика лекаря, а ещё обнаруживают дом кожевенных дел мастера: над входом у него приколочен красный гротескный сапожок: взрослому был бы мал, а ребёнку слишком длинен, но в качестве привлекающей внимание детали – в самый раз. Дверь дома оказывается открытой, лишь притворена, и, судя по беспорядку, хозяев здесь действительно давно нет. Наверняка и ушлые люди побывали, но об этом смог бы судить лишь бросивший своё жилище Лю Чжао. На самый конец своего исследования заклинатели оставляют большой двухэтажный сыхэюань*, украшенный красными цветами, лентами и фонариками, с галдящей вереницей слуг и гостей, одновременно входящей и выходящей из широко распахнутых ворот. Несмотря на суету и кажущуюся беспечность, вход зорко охраняют трое крепких слуг, выловивших и достаточно бесцеремонно выдворивших какого-то попрошайку прямо перед тем, как Вэй Усянь вознамеривается пробраться во двор. Вряд ли его вытолкали бы пинками и оплеухами, выглядит-то тёмный заклинатель довольно представительно – в чёрном ханьфу из плотного шёлка с едва приметной искусной вышивкой облаков по рукавам и подолу, в добротных сапогах и с заткнутой за пояс возлюбленной Чэньцин, – но скорее всего тоже выставили бы вон. – Не мне, конечно, возмущаться, но ты заметил? – задумчиво спрашивает Вэй Усянь, когда они уже подходят обратно к площади. – В этом городе нет ни одной собаки. – Мгм, – после некоторого раздумья соглашается Лань Ванцзи. – В бедном квартале точно были бы. – Вот-вот, а там только кошки сновали и крысы. Интересно, местные их истребляют или тут и правда логово демона? – Слишком спокойные, – замечает Лань Ванцзи. Заклинатели выходят к площади, где снуёт народ, и на запуганных дрожащих жертв злобного демона они ничуть не походят. Обычная ярмарка, пёстрая толпа, переругивающиеся конкуренты, торгующиеся за лишний юань покупатели – как в любом городе Поднебесной. – Не сходится, – соглашается Вэй Усянь и тянет мужа к лотку со сладостями. Когда они, накупив разноцветных фруктов в карамели и немного сладких паровых булочек, доходят до двери трактира, то Вэй Усяня ловит за рукав подросток, девочка, едва разменявшая чёртову дюжину лет. Её круглое, простоватое лицо было бы довольно миловидным, если бы впечатление не портили покрасневшие припухшие глаза и опущенные вниз уголки губ. Она одета в тёмно-зелёное платье, приличествующее юной госпоже из обеспеченной семьи, и волосы забраны серебряной шпилькой с небольшими изумрудами, вот только таких девиц в одиночестве в основном не отпускают. А девчонка как есть одна, никто даже внимания не обращает, видать не первый раз случается. Вэй Усянь покорно останавливается в трёх шагах от двери, обращая всё своё внимание на просительницу. – Что случилось, милая? Лань Ванцзи становится на полшага позади супруга и тоже рассматривает девочку, отчего та сильнее тушуется, опустив глаза долу, но рукав не отпускает. Ростом она едва достаёт Вэй Усяню до плеча, но теперь выглядит ещё меньше. – Хм, юная госпожа, не хочешь ли зайти в этот замечательный трактир и испить чаю? – предлагает Вэй Усянь, не дождавшись слов или других действий даже спустя минуту. – А там и расскажешь о своей проблеме. Поколебавшись и окинув быстрым взглядом обоих мужчин, она кивает, позволяя отвести себя внутрь. Трактирщик явно узнаёт посетительницу, но кроме укоризненных взглядов больше никак не выражает своего неодобрения. Да что такое с местными происходит? Понятное дело, что юной деве не престало одной находиться в компании двух незнакомых мужчин, но на дворе день, они в людном месте и никоим образом не порочат её честь – да только косо смотреть на них начали с самого первого мгновения! Вэй Усянь вместо неловкого молчания отвлекается на купленные ранее сладости, и даже умудряется скормить одну ягодку Лань Ванцзи. Ужасно хочется тут же и поцеловать супруга, хотя он всё ещё помнит, что рядом ребёнок, но удержаться от невинного флирта категорически не может. Когда приносят чай и первые заказанные блюда, девчонка всё же отмирает, позволяя услышать свой тихий голос: – Прошу простить эту недостойную, господин заклинатель... и его спутник, – Вэй Усянь догадывается, что в нём заклинателя не смогли распознать, а значит их и вовсе не узнали, но не торопится исправлять это недоразумение. – Меня зовут Пан Цзюйхуа. И... Я прошу вас, помогите мне расстроить эту свадьбу!.. Девчонка выговаривает свою просьбу очень тихо, так что Вэй Усянь внутренне возносит хвалу её сообразительности. Они с Лань Ванцзи переглядываются, и тот, едва заметно кивнув, парой жестов умело накладывает отвод глаз на их стол. А после они оба представляются вежливыми именами без регалий и внимательно слушают ещё одну историю этого городка. Новая невеста загадочного сына градоначальника звалась Лай Байхэ. Её отец когда-то был отличным охотником, а сейчас всё больше охотился на выпивку и свободные уши. Небольшой заработок в их семье оставался лишь за счёт работы девушки у торговца тканями, отца Пан Цзюйхуа. – Они с братом влюбились едва ли не с первого взгляда, – тихо рассказывает девочка, изредка подтирая платком намечающиеся слёзы и явно не видя ничего перед собой, – сколько себя помню – говорили, что поженятся, как только Чжунши-гэ обучится ремеслу отца и сможет перенять его дело. Намечали, что в следующий год обязательно начнут подготовку, ведь брат будет тогда совершеннолетним, да и Байхэ-цзе вступит в пору как следует*. Но... – она глубоко вздыхает, собираясь с силами для дальнейшего рассказа. – Десять дней назад она перестала приходить к нам. Господин Лай сказал, что она готовится к замужеству, и не престало будущей госпоже Лян работать. Продал он её, как есть продал, – совсем на грани слышимости произносит Пан Цзюйхуа и поднимает на мужчин отчаянный взгляд, от которого у Вэй Усяня больно замирает сердце. – Брат уже несколько дней как погряз в вине от горя, лишь сегодня отец призвал его помочь на ярмарке, а потому он трезв, но... Так не должно быть! Вэй Усянь, видевший в своей жизни достаточно разных браков, лишь качает головой, не делая поспешных выводов. – А ты уверена, что Лай Байхэ не согласна на этот брак? – спрашивает он, стараясь укрыть печаль в голосе. – Конечно, она не может быть согласна! – запальчиво отвечает девчонка со всей присущей юности уверенностью. – Они с гэгэ любят друг друга, я же видела! Разве могут деньги быть важнее любви?! «О, – думает Вэй Усянь, рассматривая её дорогую одежду и маленькие украшения, – ещё как могут. Ребёнок, что не ведает нужды, не ведает и той ценности, что придают люди богатству. А девица Лай, судя по твоему рассказу, сызмальства жила в бедности, работала, чтобы прокормить мота-отца и себя, хотела выйти замуж за наследника зажиточного торговца, а он свадьбу не спешил сыграть. Так может она просто решила не упускать свой шанс на хорошую жизнь, пусть и не в любви?» Вместо этого Вэй Усянь говорит: – Конечно, не могут. Но сначала следует узнать у самой невесты, как считаешь?***
Лян Шаньфэн, градоначальник и по совместительству хозяин праздника, оказывается человеком более осведомлённым и узнаёт неожиданных гостей едва ли не с первого взгляда, при этом изрядно сбледнув с лица. Однако вняв предостерегающему взгляду тёмного заклинателя, их имена во всеуслышание не озвучивает, распорядившись выделить новоприбывшим господам места наравне с дальними родственниками, что устраивает мужчин, но вызывает некоторое молчаливое недовольство других приглашённых. Вэй Усянь с интересом разглядывает собравшихся на праздник людей, уделяя особое внимание жениху и невесте, а так же ближайшим к ним членам семьи. По меркам деревни праздник небольшой, всего человек пятьдесят собрались в большом гостевом зале, но все пришедшие, судя по разговорам, – либо родня с той или другой стороны, либо друзья семьи, причём именно из тех, что посостоятельней. Собрание самых видных членов местного общества, разодетых, соответственно, в дорогие, но частенько безвкусные наряды. Тёмный заклинатель невольно вспоминает приёмы, что устраивал Ланьлин Цзинь: тоже безумно роскошные по меркам остальных кланов, но при этом достаточно изысканные, чтобы каждый желал оказаться в числе приглашённых. Рассмотреть внешность девицы Лай оказывается не так уж просто: стан укутан во множество слоёв красных свадебных одежд, а на лице, уже не скрываемом церемониальным пологом, оказывается слишком много косметики, призванной сделать её фарфорово-совершенной в этот важный день. Вэй Усяню приходит в голову, что из-за этой традиции совсем не видно настоящего человека. Впрочем, он сюда и не совсем на лица пришёл смотреть, да и не обычным взглядом. За три часа, что они с Лань Ванцзи проводят на пиру, к молодожёнам подходит почти каждый гость, чтобы поздравить и пожелать счастливого брака. Тонкий слух заклинателей даже позволяет расслышать каждое из этих пожеланий: одни искренние, другие ироничные, третьи формально-безразличные. На секунду Вэй Усянь представляет, как бы происходила их свадьба, какими были бы пожелания от гостей? В прежние времена, скорее всего, ему бы пожелали десять тысяч смертей, а в этой – он пригласил бы разве что нескольких оставшихся у него друзей, детишек и Цзэу-цзюня. И пришлось бы стерпеть старика Лань Цижэня, разумеется, но это неизбежное зло. Зато пожелания на такой свадьбе были бы все искренние, даже от вредного дядюшки, ведь племянника-то он всё равно любит. Интересно, пришёл бы глава Цзян? Вэй Усянь усмехается собственным мыслям и снова рассматривает и прислушивается, наслаждаясь едой и кувшинчиком приятного вина, против которого супруг не стал возражать. Некоторые выводы и наблюдения сформировались ещё в самом начале празднества, но поскольку прямой угрозы не было, заклинатели просто отдыхают, сидя рядышком, переглядываясь заговорщицки и непроизвольно улыбаясь друг другу. Как и любой праздник, этот достаточно быстро подходит к концу. Едва заклинатели выходят за ворота в горящий закатными красками вечер, юная госпожа Пан вновь ловит рукав Вэй Усяня, видимо считая его более приемлемым лицом для общения. Девчонка, как и большинство людей в этом городе и на этом пиру, явно не знает его мрачного имени из прошлого. Это немного веселит. – Она не захотела говорить со мной, – говорит Пан Цзюйхуа после взаимных приветствий. Сегодня она в бледно-шартрезовом чуть искрящемся платье, и достаточно умело подкрашенное лицо кажется взрослее, чем есть на самом деле. – Скажите! Этот Лян Ючжи ведь околдовал её, верно?! – Прости, милая, – качает головой Вэй Усянь, аккуратно высвобождая свою одежду из её ослабевших пальцев. – Все, кто был сегодня на празднике, совершенно точно люди. Если и очаровали госпожу Лай, то разве что достатком. А быть может действительно влюблённость, об этом не мне судить. – Но как же так? Вы ничего не сделаете?! – растерянность девчонки медленно начинает перетекать в почти бессильную злость, а мужчины перед ней скорее просто попавшиеся на глаза объекты, нежели действительная причина. – Господин Лань, я прошу вас помочь, пожалуйста! Она преодолевает свой страх перед холодностью Лань Ванцзи, с надеждой глядя на него снизу вверх, словно на бога, способного совершить чудо, но заклинатель лишь качает головой. Вэй Усянь видит по глазам сочувствие её отчаянию, но они действительно не станут вмешиваться в подобные дела. Пан Цзюйхуа не успевает больше ничего сказать: к ним подлетает худощавый мужчина лет пятидесяти в тёмно-зелёном ханьфу и с перекошенным от ужаса лицом, которое Вэй Усянь всё равно узнаёт – один из гостей праздника, сидевший рядом с их просительницей и, судя по всему, старший господин Пан собственной персоной. – Цзюйхуа, оставь этих господ в покое! Он едва умудряется поспешно поклониться, дабы не показаться уж совсем невежливым, и, жёстко схватив непокорную дочь за руку, утаскивает её в противоположную от мужчин сторону. До заклинателей всё же доносится шипение заботливого родителя, считающего, что уже достаточно отдалился от объектов обсуждения: «Ты же знаешь, глупая девчонка! Заклинатели все одинаковые, что были Вэнь, что нынешний Цзинь, этот такой же! Что ты собиралась предложить в качестве платы?! Не лезь...» Вэй Усянь и Лань Ванцзи растерянно переглядываются, не зная, как реагировать на это. По крайней мере теперь они, пусть и ненароком, выяснили причину столь прохладного приёма в этом городе.***
Они выходят спустя примерно час после полуночи. Небо, наконец, расчистилось, и почти полная луна ярко освещает город, погружая всё вокруг в мягкую молочную поволоку. Вэй Усянь хулигански выскальзывает через окно, утягивая супруга следом, благо для заклинателя второй этаж – не помеха, так что оба мужчины приземляются, словно кошки. Улицы совсем пусты, что немного удивительно, ведь жителей да ещё с гостями наберётся едва ли не тысяча или того больше, а уж в честь праздника всегда найдутся охотники покутить до утра. Впрочем, именно пустынность позволяет сразу обратить внимание на небольшую группу людей, что начинает неумелое преследование почти от трактира: видать замешкались, поскольку сторожили главный вход, а «цели» коварно им не воспользовались. Вэй Усянь хитро подмигивает мужу, и их пути расходятся на ближайшей развилке: дорога Лань Ванцзи будет пролегать полукругом, но по более зажиточному кварталу, а Вэй Усянь бодрым шагом устремляется в район победнее. Как тёмный заклинатель и предполагал, преследователи отправляются всем скопом именно за ним. В планы Усяня не входит ждать, пока этим ребятам надоест изображать лисий хвост: зайти подальше и сбежать по крышам и теням, дел на одну палочку благовоний. Когда Вэй Усянь примечает особенно тёмный проулок, куда можно удачно свернуть и испариться, его окликают: – Слышь, парень, погоди-ка. Удивительно вежливо для ночной подворотни в неблагополучном районе, выходит, это не контролёры за бесчинством сообщников пришлых заклинателей, а целая переговорная делегация? Забавно. – Отличная ночь для прогулок, уважаемые, вы тоже так считаете? – с улыбкой оборачивается к ним Вэй Усянь, остановившись прямо посередь дороги и не дойдя до намеченного проулка десяток шагов. Что ж, можно и иначе разойтись. – Ты не зубоскаль, – нравоучительным тоном говорит самый рослый и самый старший из пяти «делегатов». От нравоучительности у Вэй Усяня всегда сводило зубы. – Мы с тобой как с человеком поговорить хотим. – О? А впятером для надёжности пришли? – на всякий случай уточняет тёмный заклинатель. Каждого из этих людей он сегодня видел: кого в трактире, кого на улице, один даже был на празднике и кидал на двух незваных гостей неприязненные взгляды, равно как и сейчас. – Чем вам заклинатели не угодили, никак не могу понять. – Ты юный ещё, не видал, чего они творили тут пятнадцать годков назад, – всё тот же нравоучительный тон плюс превосходство в басистом голосе. – Милуешься с этим... чудовищем. Это дело твоё, только лучше уходите завтра же из нашего города. Не нужны нам тут ни Цзини с этим бездарным мальчишкой во главе, ни другие кланы, к какому бы твой покровитель ни принадлежал. – Во-от как, – тянет Вэй Усянь. Вся игривость, звенящая и бурлящая в нём ещё несколько минут назад, утекает как вода сквозь сито, илом поднимая вместо себя злость. Пожалуй, можно сказать, что тело действует само: шаги быстрые, людям за такими сложно уследить. Он даже не слишком стискивает глотку, исторгавшую только что свои нелепости. – Чудовище, говоришь. Не ожидавшие такой прыти от «человека», четверо других невольно отшатываются назад, со сдавленными оханьями при свете полной луны вполне увидев, что ноги их предводителя почему-то не касаются земли. – Эй, отпусти его, чего творишь, подстилка заклинательская! – опомнившись, на Вэй Усяня кидается сначала один, потом и другие, пытаясь отцепить своего «вожака» от взбесившегося типа. Только тренированный, ловкий и гибкий противник оказывается им совсем не по зубам, даже держащий одной рукой человека больше себя чуть ли не в полтора раза. К тому же на подобные переговоры нужно идти как минимум трезвыми, а от этих ребят явно тянет вином. Небось, для храбрости. Вэй Усянь словно куль с рисом бросает на землю нравоучительного мужика и позволяет ему заполошно отдышаться, а сам оглядывает разлёгшихся вокруг людей, держащихся кто за нос, кто за руку, кто за другую часть тела, куда прилетел кулак или колено тёмного заклинателя. – Раньше на меня как минимум несколько сотен собирали, а теперь всего-то впятером, – холодно произносит Вэй Усянь без капли иронии. – Кучка недалёких дурней. Чудовище, говорите. Это Лань Ванцзи, прозванный Ханьгуан-цзюнем, по-вашему, чудовище? – он перестаёт контролировать эманации тёмной силы, что откликаются на эмоции хозяина. Глаза, скорее всего, наливаются алым, иначе отчего бы все пятеро замерли и побелели в цвет савана, что даже под светом луны видно? – Если бы на моём месте был он, то ограничился отповедью о благонравии или вроде того. А вот что же сделаю я? «С-старейшина Илина!..» – хрипит один из пятёрки, который подогадливей, и Вэй Усянь хищно ухмыляется, подтверждая свою личность. Впрочем, как следует нагнать ужаса он не успевает: в ночной тиши неожиданно растекаются переливы струн, и Вэй Усянь чувствует, как отзвуки паники рождаются уже в нём самом. Что там могло произойти, что Лань Ванцзи пришлось использовать гуцинь?! – Ваше счастье, что мне совершенно недосуг вести беседы, – тёмный заклинатель окидывает хмурым взглядом немного пришедшую в себя пятёрку, во все глаза уставившуюся на человека, которого всего несколько минут назад они так уничижительно окликнули в этих трущобах. – Но если я ещё раз услышу хоть одно гадкое слово в сторону заклинателей, особенно Ханьгуан-цзюня или юного главы Ордена Цзинь, то вы на своей шкуре узнаете, что здесь творилось пятнадцать лет назад. И это будут последние и незабываемые впечатления вашей жалкой жизни. Уяснили? Захлёбывающиеся истерические заверения в их глубоком понимании и уважении он уже не слушает. Срывается с места, словно тень, вспархивает на крышу ближайшего невысокого здания и по прямой траектории мчится к дому градоначальника, где они с Лань Ванцзи должны были встретиться. Ванцзи продолжает рождать Песнь Упокоения, и уже вблизи точки назначения Вэй Усянь слышит редкий звон, будто по мечу ударяют чем-то не металлическим. Оказавшись во внутреннем дворике с красивым садом и малым заилившимся прудиком, Вэй Усянь поначалу не понимает, с кем же идёт сражение. Лань Ванцзи восседает посреди дорожки с гуцинем на коленях, а Бичэнь с тихим мелодичным звоном возвращается к хозяину, зависая у правой руки в полушаге. Лунный свет подчёркивает белизну одежд, изящность пальцев, касающихся струн, одухотворённость лица. Будто Лань Ванцзи затосковал без своего супруга и решил присесть, поиграть! Бичэнь внезапно срывается в сторону Вэй Усяня, отчего мужчина застывает на месте в первое мгновение. Почему-то искрой вспоминается прошлая жизнь, как они сражались, как пытались и правда ранить друг друга, а только что он, по старой привычке, угрожал простым людям жестокой смертью, пусть даже и не собирался исполнять эти угрозы в столь суровой форме, но репутация тёмного из воздуха не рождается... Фантомы. Меч, конечно же, пролетает мимо, и, обернувшись, Вэй Усянь успевает поймать взглядом, как высунувшаяся из тени рука с длинными пальцами, переходящими в когти, с тем самым звуком клацает по металлу. – Что это за дряньство?! – не выдержав молчания, выпаливает Усянь, на автомате швыряя первый попавшийся в руку талисман и отскакивая поближе к супругу, что продолжает играть. Полоска бумаги сгорает, оседая бесполезным пеплом, а Бичэнь словно верный пёс возвращается хозяину под руку. – Цзянши*, – отвечает Лань Ванцзи, не открывая глаз, но явно чётко следя за окружающей обстановкой внутренним взором. Вэй Усянь сдавленно ругается себе под нос: вот так улов на охоте! Интересно, эта тварь просто обитает где-то неподалёку и потихоньку обсасывает семейство градоначальника, усердствуя на свежих супружницах сына, так что их приходится частенько менять, или же... Ответ, как обычно, сваливается пыльным мешком на голову ловца: из дома с криками выбегают отец и сын Лян, оба в нижних рубахах да штанах, явно спросонья – всклокоченные, простоволосые, Лян Шаньфэн в тапках, а младший вообще босиком. На секунду Вэй Усянь думает, что они испугались твари и бегут под защиту заклинателей, почти радуется возможности принести мир в эти места. На секунду. – Не трогайте её, прошу вас! – задыхаясь от бега, кричит господин Лян. Он останавливается, едва выбежав из дверей, и прижимает руку к груди, стараясь успокоить сердце. – Сян-цзе! Сян-цзе, не надо! – на одной ноте безнадёжно причитает Лян Ючжи, вглядываясь в тени. Вот же свинство, значит, не случайный вампир, а тщательно покрываемый! Тварь, поджидавшая момент, быстрым белёсым пятном кидается к заклинателям, но Лань Ванцзи настороже: меч снова старается достать до горла, но монстр лишь досадливо клацает зубами, отмахивается когтями и вновь сбегает в тени, едва дав Вэй Усяню разглядеть себя. Тощее, бледное до зеленоватости тело, длинные волосы закрывают лицо, белое похоронное ханьфу слегка изодрано не то битвой, не то долгим сроком носки в жёстких условиях. От талисманов она уворачивается потрясающе ловко. – Демоны раздери, сколько ж эта тварь тут обитает? – не надеясь на ответ, бормочет Вэй Усянь и вдруг осознаёт один факт. – Лань Чжань, мелодия её замедляет? Так она даже прытче?! – Мгм. Тёмный заклинатель с негодованием разворачивается ко всё ещё торчащим на пороге дома мужчинам и, не сдержав злые ноты в голосе, резко спрашивает: – Вы что, скормили ей Лай Байхэ?! – Байхэ спит, просто спит, Сян-цзе не убивает никого!.. – со слезами отзывается Лян Ючжи. – Цзецзе испугалась вас, только и всего! Парень делает несколько шагов в сторону заклинателей, когда цзянши, наплевав на заклинателей, кидается к более лёгкой добыче. Вэй Усянь, ожидавший этого, успевает раскидать связывающие талисманы, а Лань Ванцзи как раз вкладывает больше силы в мелодию: вампир будто увязает в киселе на несколько мгновений, чего как раз хватает, чтобы спеленать тварь. Вэй Усянь на всякий случай набрасывает ещё пяток талисманов – во избежание, так сказать, – и подходит к парню, осевшему на дорожку от ужаса. Его глаза будто прикованы к застывшей кривой фигуре, а рот едва слышно исторгает словно мантру «Сян-цзе». Старший Лян так же в страхе смотрит на происходящее, но указывать заклинателям боится ещё больше. Вэй Усяню абсолютно ясно, что от бывшей родственницы здесь ничего не осталось. Мелодия мягко завершается, и спустя десяток секунд Лань Ванцзи так же подходит к улову. От тощей фигуры чувствуется та самая тёмная энергия, что уже налипла на ауры семейства Лян, поэтому нет сомнений, будто всё лишь совпадение. – Рассказывайте, – холодно произносит Лань Ванцзи, и голос его убийственно требователен. И они, сбиваясь и заикаясь, говорят. Два года назад семью постигло горе: старшая дочь градоначальника Лян Юньсян умерла от тяжёлой лихорадки, что сожгла её буквально за две недели. Родители погоревали, оплакали и хотели похоронить девицу, да только что-то пошло не так. На третью ночь тело исчезло, а на пятую – явилась живая и здоровая Лян Юньсян. Излишне бледная и забиравшаяся на день в подвал, но счастливой семье Лян было не до таких мелочей. Они поняли, пожалуй, спустя месяц. Трудно было не понять, в общем-то: заторможенная, осунувшаяся, с трудом говорящая с родными дочь. Возможно, счастливое «возвращение» девушки и некоторое время откладываемая, но на радостях сыгранная свадьба сына, немного затмили разум у каждого из них. В городе поползли слухи, что ночами стали умирать люди на улице. Пьяницы, ушедшие в очередной загул, пришлые сомнительные личности – ну, подумаешь, без таких отбросов даже лучше, поди, случайности да совпадения: один замёрз, другой подрался, третий допился, наконец. После таких происшествий «Лян Юньсян» становилась немного более живой и похожей на себя, на неделю или около того. А ещё новоиспечённая супруга Лян Ючжи начала как-то слабеть, хворать и за полгода изошла, скоропостижно уйдя от лихорадки. Все трое – отец, мать и брат – не готовы были признать, что в их подвале обитает монстр. – Вы сознательно кормили эту тварь, понимаете хотя бы? – спрашивает Вэй Усянь. – Позволяли ей убивать в вашем городе случайных «ненужных» людей, приносили в жертву очередную девочку, беря её в семью и давая возможность вашей «Сян-Сян» извести её тем же способом, каким умерла она сама. Лян Шаньфэн и Лян Ючжи лишь смотрят на подёргивающегося в путах цзянши, видя в нём дочь и сестру вместо безжалостного убийцы. Это тёмное создание двое заклинателей, конечно, уничтожат. Но что делать с такими людьми? Жизни всех сгинувших за последние два года косвенно на руках этого семейства, что покрывало и подкармливало свою «девочку». Пусть не сразу осознали, но ведь после можно было обратиться в любой ближайший клан, ежели так претил покровительствующий этим местам орден Цзинь, на новорождённого вампира хватило бы и нескольких не самых одарённых заклинателей. А они предпочли закрыть глаза и лелеять своё эгоистичное желание делать вид, что всё в порядке. Тварь в очередной раз дёргается, заставив один из талисманов сгореть, и хотя её удерживает ещё больше дюжины, Лань Ванцзи плавным движением извлекает Бичэнь из ножен и в несколько взмахов рассекает цзянши, прекращая её существование и развеивая в пыль вместе с накопленной тёмной энергией. Страдальческий вопль твари и окончательно потерявших члена семьи людей сливается воедино.***
За поздним завтраком в трактире Вэй Усянь совершенно беззастенчиво липнет к супругу, норовя то покормить со своих палочек, то прижаться к боку и прошептать что-нибудь на ушко, то как-то ещё коснуться, посылая ему при этом самые лучезарные улыбки. Вчера у них не осталось моральных сил на любовные утехи, а утром ланьская дисциплина победила желание одного тёмного коварного заклинателя проваляться в постели хотя бы половину дня. Посему Вэй Усянь вынужден всколыхнувшийся азарт сублимировать в провокации. Сегодня им предстояло вновь выдвинуться в путь, как и планировалось, в сторону Цинхэ Не, потому подкрепиться перед дорогой было так же необходимо, как вчера – отдохнуть. – ...горе-то какое, да-а... – доносится до заклинателей сокрушённый голос одного из посетителей, сидящих через два стола от них. – И это сразу после свадьбы, неудивительно, что молодой господин Лян разумом помутился, – подхватывает второй гость, такой же невесёлый. Вэй Усянь глубоко вздыхает и перестаёт дразнить супруга, немного отодвигается и позволяет улыбке потускнеть. – Вэй Ин? – обеспокоенно зовёт Лань Ванцзи, заметив перемену, но тот лишь качает головой и доедает свою острую рисовую кашу. Когда разносчик забирает грязную посуду, а на столе оказывается чайничек и две пиалы, Вэй Усянь всё же озвучивает мысли, что не отпускали его с ночи: – Лань Чжань, мы вроде правильное дело сделали, повторись вчерашняя ситуация, я поступил бы ровно так же. Но вдруг подумал, – он делает маленький глоток чая, позволяя себе собраться с духом. – Если бы моя шицзе тогда обратилась демоном, смог бы я уничтожить её? – Вэй Ин... – Она была слишком добрым человеком, чтобы обратиться, к тому же заклинатель, – Вэй Усянь пожимает плечами, будто не настолько уж сильно его это задевает, но они оба знают всю глубину подобных мыслей, – всего лишь теоретическое предположение, и знаешь? Я вчера ругал этих людей, но сам ещё хуже. Лично бы притаскивал ей жертв и выкладывал в рядок, лишь бы... Лишь бы она была. Лань Ванцзи отставляет свою чашу, мягко выхватывает такую же из пальцев супруга и, не раздумывая и не беспокоясь о свидетелях, притягивает его в свои объятья, стараясь поддержать и успокоить, развеять вновь поднявшееся в нём чувство вины. – Мы всё сделали правильно. Вэй Усянь прижимается ненадолго, позволяя любви Лань Ванцзи окутать себя и прогнать всё плохое из души, а потом украдкой оставляет на щеке мужа поцелуй и отстраняется, снова искренне улыбаясь. – Что ж, пойдём вершить благие дела дальше? – Вэй Усянь допивает подостывший чай и усмехается. – Слушай, такими темпами мы станем самыми альтруистичными заклинателями! Следующее дело точно только за оплату. У нас скоро на еду и кров не останется с эдаким подходом! Лань Ванцзи лишь качает головой на эти заявления, уголки его губ чуть подрагивают в намёке на улыбку: Вэй Усянь никогда не забирает у просителей плату, если видит, что для них это слишком непосильно, первый же мчится по вот таким просьбам забесплатно проверять слухи и сплетни, он как никто другой знает, что помощь другим не должна ограничиваться их возможностью отблагодарить. «С тобой хоть на край света», – думает Лань Ванцзи. – Г-господа заклинатели, прошу простить этого недостойного, что прерывает вашу... беседу, – раздаётся совсем рядом запинающийся голос. Вэй Усянь как ни в чём не бывало благосклонно кивает подошедшему, веселясь с его заметного смущения. Совсем молодой мужчина, едва ли двадцати годков, в тёмно-сером тёплом ханьфу и с сумой на плече. Пунцовеющие щёки и отводимый в сторону взгляд явно свидетельствуют, что парень застал их невинные обнимашки. Вероятно, слух об их личностях уже разнёсся по всему городу, так что посетители трактира старательно не обращают внимания на слегка фривольное поведение Вэй Усяня. Тем удивительнее, что кто-то решил обратиться к ним прямо. – Господин Вэй, господин Лань, меня зовут Хао Хэнь, – говорит юноша, когда ему разрешают устроиться на лавке по другую сторону стола. – Я пришёл вчера из деревни в десяти ли отсюда, мой отец надеялся, что к празднеству здесь окажется кто-то из заклинателей Цзинь, до нас они редкие гости... И заклинатели с интересом слушают новую историю.