Люблю тебя нездешней страстью, Как полюбить не можешь ты: Всем упоением, всей властью Бессмертной мысли и мечты. В душе моей, с начала мира, Твой образ был напечатлен, Передо мной носился он В пустынях вечного эфира. Давно тревожа мысль мою, Мне имя сладкое звучало; Во дни блаженства мне в раю Одной тебя недоставало.
©М. Ю. Лермонтов — "Демон"
Орзакс опускается низко. Воронья всклокоченная голова, укрытая рассыпающимися в пепел при одном лишь человеческом касании перьями, ложится массивным на вид, но невесомым клювом прямо в дрожащие смертные ладони. Знаменует полное свое поражение. Он пытался. Действительно пытался. Однако чувство оказалось слишком сильным. Таким сильным, что он мог и желал весь мир к ногам одного заурядного парня сложить. А тому мир не нужен совершенно. Это читается во взгляде, устремленном на преклонившегося низко демона. Растерянность, страх. И любопытство. Те самые умные проблески горящего ко всему новому взгляда. Та самая необходимая Орзаксу надежда на то, что сложится все нормально. Что он будет необходим даже после того, как вскрылась вся правда. Будь у демона человеческое сердце, оно бы сейчас разорвалось. И он бы рухнул здесь замертво, держа голову на ладонях своего смертного возлюбленного. Но он не человек. И, будь он им, не склонялся бы он почти до уровня земли, лишь чтобы возложить голову в руки юноши. Его собратья ядом бы плевались ему в след. Он готов был отречься от всего. Он уже отрекся. Орзакс не желал жертвовать тем единственным упоительным чувством, что связывало его с этим миром, ради собственных целей. Ради целей Бездны. Будь проклято его демоничнское происхождение. И весь демонический род заодно. Он любит. Любит этого не самого умного, не самого статусного, не самого красивого по человеческим меркам юношу. Потому что у демонов свой взгляд на любовь. Свои мнимые стандарты. Хоть чистой любви в своем собственном ее понимании Орзакс никогда не видел. Но надеялся, что существо, в чьи руки он покорно возложил свою голову, сможет ему помочь это ощутить. Потому что Орзакс был уверен в том, что чувствовал. Это чувство было выверенным, как выстрел из созданного Их руками оружия, размеченный одним лишь взглядом и холодным расчетом юноши. Оно было проверено годами. И знанием. Орзакс знал, что ощущал Перси. Он делил его чувства. Был его чувствами. Стал Им. И он бы желал, чтобы Перси разделил это чувство. Они были предназначены друг для друга. Они должны были стать единым целым. Даже если это потребует того, чтобы Орзакс отказался от дальнейшей жизни в потаенных уголках души возлюбленного. От постоянных попыток скрыть себя. Выйти под ослепляющие солнечные лучи, которые брезжили сейчас на самом горизонте. Весь мир замер на эти неясные расплывчатые секунды. Ожидание щемящее, болезненно долгое. Орзакс чувствует слишком много и чувствует за двоих. Перси чувствует ком в горле и желание сбежать. Но ноги остаются приросшими к полу и он держит возложенную голову треморящимися руками, ощущая на себе непонимающие взгляды остальных. Слишком неловко. И страшно. И больно. В его руках, глядя на него огнем самой Бездны, голова того, что он считал частью своей души. Оно выглядит могущественным. Оно огромное, оно — воплощение ярости и гнева, мести в чистом ее виде. Но оно спокойно. И удивительно ласково. Во взгляде, застланном пламенем преисподней, читается обещание. Клятва на крови, своей и чужой, пролитой с ранних лет в битвах, где они сражались, теперь кажется, бок о бок. Невидимая вязь тонкой паутины общих воспоминаний. Общей жизни. Проходит ещё несколько секунд. Орзакс смотрит взглядом неморгающим, прежде чем потянуться к Перси, медленно и осторожно, словно дикое животное. Черный гладкий клюв скользит по лацкану замаранного в пыли недавнего сражения пальто. Воронья голова лбом утыкается в грудь Де Роло, пока тот неловко и предельно ласково зарывается пальцами в чужие перья. Орзакс не чувствует тактильности юноши. Но видит касание. Прикосновение отражается в его разуме словно расцветающее прямо сейчас небо — посреди непроглядной тьмы медленно нарастающее светящееся желтым пятно с красным ободком, ярче любого пламени. Оно поглощает его полностью и не оставляет после себя ни единого волнения. Только огромное, всеобъемлющее чувство абсолютной нужности, от которого все его теневое "Я" содрогается, поддаваясь под касания воплощенным телом. Перси неустойчиво подгибает ноги, прежде чем свалиться на землю, немного пришибленно хрипнув. Объяснить это будет сложно. Но он... Постарается.