Герцог Алва, наступите на меня!

Ты не знаешь, как это произошло. Это было быстро, глупо и очень неожиданно. Герцог Алва возвращается с приёма у царственной четы после недавнего подавления Октавианской ночи. Тебе тоже довелось в этом участвовать, но пришлось держаться в тени, потому что он ещё не придумал, как бы представить тебя в свете. И вот он в своём кабинете, довольный и немного усталый. Зовёт тебя, и ты приходишь. Из твоих уст внезапно вырывается: «Наступите на меня». — Я не ослышался? Наступить на вас? — он удостаивает тебя холодным взглядом синих, как у смерти, глаз. — Да, монсеньор. Прошу Вас оказать мне такую честь. И простить мою несдержанность, — отвечаешь ты. Лгать ему смысла нет — тут же раскроет. — Что ж, вы чудак. Но почему бы и нет? Ты распластываешься на ковре в его кабинете, и перед тобой открывается дивный вид. Рокэ Алва хорош собой. Да что там — писаный красавец. Особенно с этого ракурса хороши его длинные мускулистые ноги в парадных сапогах на каблуке. Как же ему идёт черно-синее! И вправду, не зря его зовут Кэналлийским Вороном: он по-птичьи наклоняет голову и задумывается, куда же наступить. Будто дразнит. Или действительно не понимает? Ты смотришь в озадаченные синие глаза и тихо говоришь: «Да-да, прямо на меня и наступайте. Куда хотите. Вам можно. Вам все можно, монсеньор». Он пожимает широкими плечами и ставит ногу тебе на грудь. И всё же, какой вид! Длинные мускулистые ноги в обтягивающих брюках прямо над тобой. Он наклоняется, чтоб взглянуть тебе в глаза, и твоё сердце замирает. Длинные чёрные волосы падают с плеч, обрамляя узкое овальное лицо. Он непроизвольно закусывает тонкую нижнюю губу, оглядывая тебя. — Этого достаточно? — лениво спрашивает он. — Если монсеньору так угодно, то да. Но я хочу большего. Наступите сильнее. Каблук резко упирается в твою грудь. Прямо в солнечное сплетение. Он будто пригваздывает тебя к полу, и ты резко вздыхаешь. «Да! Вот так!» — на одном дыхании вскрикиваешь ты, не понимая, отчего кричишь — от удовольствия или от боли. Ты вздрагиваешь под ним, тяжело дыша. И всё же это ощущается небывало хорошо. «Сильнее, монсеньор», — шепчешь ты. — Если надавлю сильнее, то могу сломать вам ребро, — отвечает он и наступает на грудь слева, поближе к сердцу. Ты пытаешься проглотить этот стон, но он все равно вырывается из груди. Ты улыбаешься. Да, вот так. Правильно. Он встаёт на носок, чтоб дать тебе вздохнуть спокойнее, но потом резко опускается на пятку, вжимая каблук в твоё тело. Тебя ведёт, и от внезапной приятной боли все вокруг него расплывается. «Да, да, так и надо. Вот так. Какой же вы классный», — тихо говоришь ты. И затем снова: «Да, вот так. Можно больно, да. Делайте со мной, что хотите. Я в вашей власти. Ну же, жёстче!» Он убирает ногу, чтоб достать шпагу. Затем резко наступает тебе под дых. Ты взвизгиваешь и улыбаешься. «Да», — только и произносишь ты. Щёку рассекает резкая тупая боль. Он ударяет тебя тупым концом шпаги. «Больше ни слова. Ваш скулёж меня утомил», — приказывает он. Ты киваешь. Затем он сильно наступает куда-то ниже груди справа. Ты сдерживаешь стон и улыбаешься. «Если бы я надавил чуть сильнее, то отдавил бы вам печень», — ровно произносит он. Затем резко нажимает носком на грудину. «А вот если здесь, то вы бы вскоре умерли. Причём долго и мучительно. Перелом грудины вылечить почти невозможно», — говорит он и наступает сильнее. В какой-то момент он легонько наступает тебе на шею. Дышать становится тяжелее, и ты открываешь рот. Затем воздуха становится все меньше, и голова кружится. Он тут же убирает ногу. Ты дышишь часто и глубоко, хватая ртом воздух. Тебя ведёт, и ты просто лежишь, пока мир немного крутится. «Вы сможете встать?» — спрашивает он. Ты пытаешься, но не получается. Он подаёт тебе руку и прижимает к себе. Ты кладёшь голову ему на грудь и пытаешься устоять на подкашивающихся ногах. Он бережно подводит тебя к дивану и предлагает сесть. Так ты и поступаешь, с улыбкой опираясь на его плечо. Да уж, это было тяжело, но того стоило. — Вы в порядке? — спрашивает он. — Да, монсеньор. В полном, — улыбаешься ты, все ещё дрожа, как осиновый лист. — Вам понравилось? — У вас странные, я бы даже сказал — извращённые вкусы, друг мой. Но я бы попробовал с вами ещё что-нибудь. Как насчёт вина?