Когда конь не валялся

За колоннами что-то с глухим стуком посыпалось на мраморный пол. Царь Одиссей, отвлёкшись от вышивального стана, на который натягивал основу для нового покрывала Пенелопы (схема изображала нечто среднее между прогулкой под парусом и экспедицией аргонавтов), понимающе хмыкнул и направился в соседний зал. На полу рядом со стремянкой сидел его не менее венценосный собрат Менелай в окружении целой горы свитков. Один из них, видимо, и ставший причиной пергаментного извержения, он держал в левой руке. — Зря лазил, — подсказал правитель Итаки, — это сборник рецептов Эвриклеи. — Уже вижу, — вздохнул Менелай, потирая шишку под растрёпанными кудрями. — Э-э… А ещё мифы остались? — Не знаю, не читал, — развёл руками Одиссей, — и уж точно не прочитаю, раз вы меня под Трою тащите. Постой, у тебя же собственная библиотека вроде была? — Ты с Пелиона рухнул? — Менелай возвёл глаза к потолку. — Я же царь Спарты, мне реноме не позволяет! У настоящего спартанца может быть только три свитка: Гомер, другой и синий. А все остальные, вместе с коллекцией бабочек, у Агамемнона в микенской сокровищнице. Но я там уже всё перерыл целых два раза, пока братец меня не спровадил. Библиотека ему самому нужна — он список кораблей составляет. — Я одного не понимаю, — Одиссей принялся подбирать с пола рассыпанные хартии, — чем тебя наши мифы не устраивают? По-моему, такого ассортимента чудовищ и страшилищ ни у одного народа не встретишь. Со всей ойкумены собрался, между прочим. Брр, даст Афина, никогда с ними не свижусь, кроме как на пергаменте… — тут счастливый муж и отец машинально поёжился. — Против ассортимента я ничего не имею, — согласился Менелай, присоединяясь к нему. — Ассортимент поистине редкостный. Но ты сам посуди: вот, например, Медуза Горгона. Один взгляд — и ты садовая скульптура. Впечатляет, не спорю, но даже если нацепить горгонью маску с полным портретным сходством, убойной силы во взгляде не очень-то прибавится. Или, скажем, Немейский лев. Ты представляешь, сколько должна весить шкура, которую не берут стрелы? И как в такой шкуре прикажешь кое-кому башку отгрызать? — Кое-кому? А-а, ты про Париса, — понизил голос Одиссей. — Я бы ему, конечно, тоже не отказался, выражаясь по-спартански, башку отгрызть. Но почему именно мифическое чудище? Тем более сейчас, когда уже есть список кораблей? — Вот именно. Много чести устраивать специальный анабазис из-за одного прохиндея. Я сам с ним разберусь! — оскорблённый супруг Елены Прекрасной соскочил со стремянки и принялся расхаживать кругами по библиотечному чертогу. — Пусть на всю жизнь запомнит, что есть такие силы, которые лучше не злить свинскими поступками… — Ага, понял, — ухмыльнулся хитроумный царь Итаки. — Если Париса вместо тебя оттреплет какое-нибудь посланное богами страховидло, другие сделают правильный вывод и не осмелятся красть чужих жён, потому что про это миф есть? — Вот! Теперь ты понимаешь, что для такого плана миф нужен не абы какой, а чтобы его можно было устроить своими руками? А поскольку окаменять взглядом и отращивать лишние головы я сам не научился, придётся искать что-нибудь более практического свойства. — Как насчёт Кербера? Злющая адская псина… — Три пасти и дракон сзади, — саркастически напомнил Менелай. — И светится в темноте. — Со свечением будет непросто, — прикинул Одиссей, — а головы можно хоть из дерева вырезать… — Эврика! — Менелай нарезал два круга в обратном направлении и остановился. — Кажется, придумал! Надо сделать деревянную собаку, большую, как лодка, и на колёсах. С тремя головами и драконьим хвостом. Раскрасим светящейся краской. А внутри буду сидеть я и управлять механизмом. Останется выманить Париса к воротам Трои каким-нибудь посланием, и уж тогда, если он со страху не помрёт… — спартанец улыбнулся невинно и в то же время плотоядно, как Медуза Горгона при виде будущей садовой скульптуры. — Эпично, — потёр руки Одиссей. — Только, может, лучше соорудим коня? В нём места больше. Да вот хотя бы Ахилл с Аяксом заберутся внутрь и тебя подстрахуют… — Нет, не пойдёт, — подумав, возразил Менелай. — Ну ты представь: ночь, силы зла властвуют безраздельно, Парис жмётся к воротам, и тут на него из тумана выезжает… лоша-адка? Это уже не миф получается, а какой-то совершенно новый жанр. Сова Афины, присматривавшая по привычке за хозяйкиным любимчиком, просопела себе под клюв: «Псих» — и вылетела в окно. Впрочем, идея с собакой ей тоже представлялась многообещающей…