Катку в дотку?

      Томный вечер заполняется нарастающим напряжением, которое всё больше росло при ещё одном убийстве в игре. Убийство не врага, а своя же смерть. Пальцы скользили по клавиатуре, будто играли задорную мелодию, иногда задумчиво останавливаясь, чего-то выжидая. Правая рука лежала на мышке, что меняла свой цвет в минуты, чем, собственно, первое время отвлекала. Игра шла не первый час, поэтому можно было сделать первоначальный вывод о счёте: всосали или ебём. Сергей сидел в своей излюбленной позе: нога закинута на стул и упирается в грудь, руки на своих местах, а глаза в мониторе. — Да почему меня на миде вечно унижают? — в тёмной комнате раздался громкий звук удара по клавиатуре; мышка куда-то отлетела в сторону. Судя по крикам, Серёжа был чем-то опечален отчасти. — Тима раков… По этим словам и сделан тот вывод: всосали. Игра шла по зыбучим пескам, где народ начал буйствовать и все слова летели на Сергея, когда тот тупил на миде и явно давал киллы противнику. Это, естественно, никак не давало положительных эмоций парню, что и так кипит, как чайник на плите. Темноволосый парень откидывается на спинку и потирает лицо руками, убирая некоторые локоны, которые прорвались сквозь наушники с ушками котика. Дверь со скрипом открылась. В комнату вошёл дружественный запах Курседа, который при входе улыбался так, будто сфоткал Акуму исподтишка и сейчас довольствуется этим, выражая свой успех именно улыбкой. Кир что-то рассматривал в телефоне, иногда отвлекаясь на друга, как бы привлекая к себе внимание, и снова пускал загадочный смешок. — Что тебя так рассмешило? — темноволосый сидел с непонятным выражением лица, пока внутри него зарождался интерес. Может в своей улыбке он кроет надменность, когда очередной проигрыш настиг Серёжу? Да нет, Курсед никогда бы не смеялся над катками парня. — Да так, — Кир с лисьим прищуром держит контакт, — нашёл тут кое-что. — И что тебя настолько привлекло, что ко мне решил припереться? — Сергей разворачивается на кресле в сторону лежащего, который уже отвёл глаза в телефон и, прикрывая рукой свою улыбку, откинул телефон так, чтобы экран не был виден Акуме. Было понятно, что парень и так на нервах, а тут ещё и гость пришёл со своим загадочным материалом, который почему-то упирается темноволосому в горло, и он горит желанием узнать, чего там есть в телефоне. Он откладывает наушники на стол, после чего, развалившись на кресле, смотрит на мордашку Кира, смотрящего то на гаджет, то на парня. Чертёнок тот ещё — умеет играть глазками. — Бля, чел, — Серёжа сводит брови к переносице, и его нос немного приподнимается, — либо говори, либо пиздуй. Игра прерывается раздражением темноволосого, что уже проиграл и на очередной проигрыш не хочет попасть. Да и сам знает, что играть с Курседом — конечная твоей надежды на шанс заработать хоть один килл. Поэтому Сергей сразу обрубает начало, не дожидаясь середины, где главную позицию займёт сплитовый хуй. — Расслабься ты, — снова пускает смешок, — помнишь, я тебе говорил, что, типа, наши дрочеры ебнутые дети шлюх? — И? Курсед кивает на свой телефон и дожидается, когда мышка клюнет на сыр, а не сам подставит мышеловку перед носом. А Сережа глупая мышь, которая явно поведётся даже на обычный манящий пальчик. С цыканьем, но парень встаёт со своего стула и забывает про продолжение игры: понятно, что проиграл, чего тянуть дальше? Начинается другая нечестная игра, в которой Сергей уже выкинул свою колоду, а тузы и не брал — не умеет. Рука переворачивает телефон, и он видит какой-то рисунок, где изображены Акума и Курсед. Было бы всё просто, если бы не содержание этого арта: Курсед придерживает тело Акумы, который закинул одну ногу на обувную полку, своей рукой держит чужую, другой же упирается в стену, смотрит на себя в зеркало, пока член партнёра находится в нем. Сочный, горячий арт заставляет расширить глаза и перевернуть в обратное положение телефон, но не получается — он улетает к руке Кира. Смешная ситуация, где оба парня смотрят друг на друга и понимают, к чему всё это шоу было. Тот самый кот облизывается, пока мышь ищет, куда бежать. — Реально ёбнутые, — говорит Акума, опуская глаза в пол, прикусывает нижнюю губу в попытках отмазаться и побыстрее съебаться из комнаты. — Я, короче, в магаз. Тебе чё надо взять? Мурашки бегут по телу, когда глаза встречаются с кошачьим взглядом. Такое чувство, будто кот загнал мышь и вздох жертвы остаётся при себе. Курсед вскакивает с кровати и пытается перехватить Сергея, который понял, что конец таких вздохов настанет, если он просто будет стоять. — Я это, — руки парня уже во всю пытались схватить желанную добычу, но парню удалось ускользнуть, — пойду. Парень вылетел из комнаты, как ошпаренный. Неожиданно было завидеть такое действие от близкого человека. Если не опускать шутки про то, что на твиче все геи, ситуация, мягко говоря, соответствует стереотипу. В горле уже давно сушит, а пить воду как-то банально. — Надо сходить ещё за соком, — проговорил про себя парень, обувая кроссовки. На улице было относительно тепло. Киевские новостройки радовали своей красотой и уютом. Каждый день выходишь на улицы и видишь: дети резвятся на площадках, мамочки, сидящие на скамейках, что-то бурно обсуждают. Солнце пробивается через высокие здания. Одним словом — Красота. Не зря Серёжа выбрал именно этот район. Буквально за углом уже видна излюбленная пятёрочка, с которой парней не раз выгоняли: украденные тележки, разбитые бутылки, споры с консультантами. В самом здании всегда было очень светло; пахло выпечкой, смешанной с каким-то порошком, и остальными продуктами. Пройдя до нужного отсека с напитками, парень взял сок, который чаще всего берет себе. Затеял взять отраву для друга, в виде большой банки Red Bulls. — И как эту гадость можно только пить? Походив по магазину, Акума забрёл в стеллажи с бельём. Шагая к другим отделам, парень всё-таки краем глаза рассматривает бельё и натыкается на упаковку чёрных чулков. Останавливаясь, руки сами потянулись к красивой упаковке. Сжимая её, она издаёт характерный звук, и, немного поворачивая, Сережа выдыхает. В голове всплыл арт каких-то фанатиков: темноволосый в чёрных чулках у зеркала, в откровенном свете, а сзади пристроился Кир. Пальцы мгновенно задрожали, а дыхание сбилось. Он взял картонку с бельём внутри и направился в сторону кассы. В голове крутилось много вопросов, но главный мигал красным цветом: «Ты ебнутый?» Сергей никогда не практиковался в сексе; рука занимала свои позиции, и дрочка устраивала парня с подросткового возраста. О девушках даже и речи не заходило. Были какие-то недооценённые намёки на это, но Акума, как маленький мальчик, который потерял свою маму, закрывал лицо руками и прятался. Да, просто прятался из-за стеснения. Когда дрочил, просто представлял женские руки, что ползут по его ногам и останавливаются на бедрах, — и кончал. Такая жизнь была ровной и без лишних всплесков. Но, как только он съехался с Киром, то дрочка ушла на второй план: стыдно было думать, что за стенкой живёт ещё один человек и может слышать его рваные вздохи и скулёж, когда завершался процесс. Как только Курсед уходил куда-то по делам, Сергей выхватывал этот момент: запирался в комнате, прикусывал свою вторую руку и дрочил. И даже сейчас, когда ему пробивают эти чёртовы чулки, он по-прежнему хочет спрятаться от всего, лишь бы не смотреть на то, как кто-то посмеивается с его реакции на обычную вещь. Акума до сих пор имеет за собой гору стеснения и непонимания самого себя. Даже при трансляциях с другом он показывает ту личность, которая гложет его каждый раз и тянет вниз. Даёт понять другим, что он реально девственник; усиков не хватает и звания «сын маминой подруги». Парень выходит из магазина с полным пакетом. Вроде особо ничего не купил, но нести в руках паршивую упаковку стыда — не хотелось. В глаза попадает солнечный луч, и Сергей останавливается на пару секунд, подмечая, что солнце не собирается пока садиться за крутые холмы и многоэтажки. «Вечер ещё продолжается» — с этой мыслью темноволосый парень продолжает свой путь к дому, где, к сожалению, его ожидают с другими помыслами и без слов — «Чё купил, макака?» Входная дверь тихо открывается, и никто не летит на данные звуки. Сережа понял, что парень сидит в наушниках и вряд ли его услышал. Поставив пакет на обувной пуфик, парень снова отвёл взгляд на также рядом стоящие кроссовки, которые стоили довольно дорого. Быстро порывшись в пакете, он достаёт заветную картонку. Это всё до сих пор выглядит грязно, но ничего не поделаешь ради интереса. Прошмыгнув в соседнюю комнату так, чтобы Кир не увидел, Акума закрывает дверь на щеколду. Тревога то появлялась, то исчезала. Серёжа не мог предсказать, как отреагирует Кир. Может, всё, что было раньше, ещё один большой рофл в сторону Акумова? Это как раз таки он проверить и хочет. Интерес, снова, ничего более. Синтетика красиво облегала ноги с короткими волосками. Кружевные пояса находились чуть выше колена — смотрелось изящно. Даже слишком на простом парне. — Надо что-то сверху интересное надеть, — подойдя к шкафу, глаза парня наткнулись на полку с футболками Курседа. Над головой появилась «воображаемая лампочка». Акума тут же схватил одну из вещей и напялил на себя, будто родился в ней. Элемент одежды был немного велик парню, потому что рост играет свою песню в их дружеских отношениях. Кир, конечно, не еблан, чтобы шутить над такой хуйней, но, бывало, пропускал такие колкости. Иногда вставал в полный рост на стримах, когда Акумов сидел на стуле, чтобы снова подстебнуть. Серёжа спокойно относился к таким шуткам, Кир же махал рукой и ставил вывод — не доебался. Акума рассматривает себя в зеркало шкафа: тонкие ноги в чулках выделяются на фоне всего остального, мятая черная футболка почти прикрывает тёмно-синие боксеры, не уложенные темные волосы падали на лицо. От такого вида Сережа сам готов дрочить, но лишь прикрывает рукой лицо и спрашивает самого себя: «В кого я, нахуй, превратился?» Точно ведь. Пару лет назад Сергей не думал о закрытой жизни, где будет настоящим хиккой, только с парнем, почти такого же настроя, в одной квартире. Сергей прекрасно помнит, как мать гордилась его отличной учёбой и прекрасными достижениями в спорте. Парень не был слабым: крутился на турниках, отжимался по времени, спокойно бегал километровки. Помнит, как его компания состояла из людей, которые готовы тебе чем-то помочь и на любой вызов прийти. Яркая улыбка была востребованной на лице темноволосого парнишки, что и души не чаял в различных беседах. Жаль, что бывают такие повороты, где тебе нужно принять решение: терпеть или исчезнуть. Сережа выбрал второе, к сожалению. Его повседневная жизнь скатилась на опустошенную комнату, где свет горел только от монитора и иногда от лампы, когда он удосуживался что-то написать, записать. Синие круги под глазами стали слишком страшны, поэтому Акумов перестал часто рассматривать себя в зеркало. Запускал рост волос на лице, на голове. Мог не мыться неделю — не потому, что лень, а просто не хочется. Слишком душно было от постоянных дел, которые стояли на своих местах и никак не двигались. Хотелось что-то убрать, в частности себя. Нескончаемое время привело к тому, что Акумов с переездом полностью пропал: перестал отвечать матери, не выходил в магазин неделями, питался консервами, мусор складывал около входной двери, не обращал внимание на сообщения старых знакомых. Просто играл. Игра затопила все его чувства. Лишь сохранился звук клавиш и щёлканье по мышке. Ничего более Акума и не хочет помнить из прошлого — противно от самого себя и своих действий. Сережа превращался с каждым вздохом в извращенца. Представлял себя в каком-то порно, где его девушки ласкают, а он с улыбкой отвечает рукой в ответ. Пытался почувствовать каково это кончить в кого-то — читал комментарии, спрашивал разных людей в анонимных беседах. Всё было не то, абсолютно. Интерес топил, а жажда изучить что-то ужасала парнишку. Но всё-таки находится девушка, которая с радостью повествует о том, что и как делается. Более того, она даже сказала, что когда кончают в тебя, то чувства более ярче, нежели ты изливаешься в тело. Серёжа поверил. Ну, а что ещё остается делать маленькому девственнику, который всё время отворачивался от наготы девушек? Лишь слушать и читать об этом. Сейчас — не то, что раньше. Хорошо, что это всё прошло. Акумов спокойно выдыхает, говоря, что всё в прошлом. Но снова бросая взгляд в зеркало, он понимает, что старое никуда не уходит, лишь некоторые воспоминания превращаются в туман, а многие в огромную каплю на теле, что скатывается каждый раз. Всё-таки еблан — ничего более. Прикусывает губу и зажмуривает глаза в попытках принять данное влечение ко всему, что происходит. Он не так и близок с Киром, поэтому и сомневается в данности таких действий и своего ответа. Всё так неправильно и грязно, что хочется взять три пальца в рот, и хорошо так проблеваться. Возможно, они не из тех, кто готов принять и дать друг другу шаг на такие повороты, но кто-то определённо займет интерес и подожжёт огни другого. — Серёг, — Курсед подаёт свой прокуренный голос, и слышно, как он начинает приближаться к двери, — Ты чего пакет не отнёс на кухню? Опять всё скинул на меня? — Забыл, — отвечает Акума, набирает воздух в лёгкие и резко выдыхает, — Сорян, бро. Ручка двери дёргается — Кир ещё раз дергает и снова подаёт голос. — А чё ты закрылся, долбаёб? — слышатся нотки непонимания и некого удивления. — Я, это… — И не хватает тех самых резких идей, которые проткнут все сомнения и тёмные уголки данной комнаты. Сергей не решается открыть дверь и просто показать себя, свои идеи и грязные мысли — ссыкун. — Чё «это»? — Кир как всегда резок, требователен в быстроте слов и действий. — Играть в хоррор собирался, — Акума щёлкает пальцами и отходит от зеркала; он смотрит на свой монитор и вспоминает недавнюю ситуацию. — Ты же, еблан, в прошлый раз меня напугал так, что я со стула, блять, улетел. Давай, бро, теперь я тебя уже читаю. — Хуесос что ли? — вопрос остаётся без ответа, но Курсед не уходит, Сережа это чувствует. — Ты же пока не сел за трансляцию? — Нет. — Я, короче, хотел тебе сказать, — Кир останавливается в своей речи и протягивает «э», — По поводу сегодняшней ситуации. Ты не подумай лишнего, я просто еблан и решил пошутить так. Да, шутка хуевая, мог не то подумать и так далее. Долбоёб я, вот и всё. Акума отбрасывает свои мысли о неправильности данной покупки и мыслей. В голове появляется один ответ на все вопросы — шутка. — Давай открывай, мне в комнате кое-чё взять надо, — послышались шаги, которые отдалялись всё дальше и дальше. — Всего лишь шутка? — повторялось не раз в голове. Теперь «это» не смотрелось так привлекательно, как минуту назад. Снимать их было жалко, потому что Серёжа знал: если снимет, то точно порвёт к хуям. Ну, или стрелку сделает. — Похуй, оставлю так. — натянув клетчатые штаны и чёрную зипку, парень вышел с комнаты. Глаза ищут слитого: в проходе кухни, он опять залип в телефон. Кир отвлёкся от своего занятия и рассмотрел фигуру напротив. — Чувак, тебе холодно? — под зипкой проглядывалась знакомая майка, но Кир на это говорить ничего не стал. Больше всего удивили капроновые носки? Больше похоже на них. — Че у тебя на ногах… Акума глянул вниз и подумал: «А как оправдываться? Не могу же сказать, что специально купил чулки. Тогда Курсед точно больным посчитает». — А, это? — стример закусил губу и нервно забегал глазами по лицу друга. — Да просто решил попробовать, они ещё по полу скользят прикольно, вот… Конечно ему не поверили. Реакция друга была странная: вскинул бровь, потом приподнял правый уголок губы и вовсе повернул голову так, чтобы его лица не было видно.       «Смеется?» — задал сам себе вопрос Акума и сложил руки на груди. — Ну и хули ты ржешь там? — Ты хоть сам понял, что щас спизданул, малой? — Кир отходит от стенки и кладёт телефон на кухонный столик, где лежала ещё парочка вещей, какая-то бумажка мелкая, и за стульями виднелся пакет, который принёс Серёжа. — Да хули тебя опять что-то не устраивает, еблан? — Акума до сих пор помнит, что лучшая защита — это нападение. Только без понятия, сколько защита ещё выдержит. — Купил носки просто, блядь. Курседу, видимо, надоели эти заезды, где Серёжа жмёт на газ и не видит знаков «стоп». Парень начинает двигаться в сторону Акумы, пока тот пытается рассмотреть под «шторами» волос его глаза. Три шага становятся слишком большими: Курсед уже стоит впритык, тянет руку к клетчатым штанам и футболке, даже не стыдясь. Своим татуированным пальцем подцепляет верхний элемент одежды и приподнимает для «открытия» к штанам. Параллельно ловит глаза друга, который удивлённо следит за руками и только в последние моменты понимает, к чему всё ведёт. Снова эта ситуация, где Серёжа становится не своим, только и ставит барьеры. Сейчас не помешало бы ударить Кира за такое, не помешало бы его растоптать и унизить так, чтобы стать выше всех людей, не только Кира, не только выше своего страха. Но это снова не Серёжа Акумов. Давно пора понять свою сторону и дать правильное действие. — За дурака меня держишь? — юноша присел на корточки и поднял штанину уже до бедра. Колени начали дрожать от касания тонких холодных пальцев по еле заметной сетке чулков. Казалось бы, Сергей вот-вот упадёт, но руки его друга резко переместились на талию, закрепив сзади в замок. — И ты хотел скрыть «такое»? — горячий шёпот обжигал ухо, оставляя фантомный след. В комнате стало жарче или Акуме всего лишь кажется? Ладони хватаются за широкие плечи, прижимая ближе к себе родное тело. — Не отпускай, — парень весь извивается, ему срочно нужна какая-то опора, потому что он понял, что друг не справится с тем, чтоб полностью удержать его, — прошу… Кир подхватил мальчика на руки и унёс в комнату, в которой буквально пару минут назад стоял сам Серёжа и натягивал капрон на ноги. Дверь распахивается и ударяется о стенку. С писклявым звуком она немного отдаётся назад, пока разгорячённые тела заваливаются на кровать. Комната исчерпала свою правильность, когда позволяла себе заполнять вздохи Серёжи при его «трансформации». Сейчас она принимает в себя двоих мужчин и довольствуется, как краснеющий Сергей упирается локтями в матрас и рассматривает партнёра напротив. Ей приятно быть той камерой, что не записывает для кого-то. Курсед стягивает с себя ненужное худи, что приросло к его телу и является всегдашним, нежели повседневным. Волосы неприятно лезут в глаза и в рот, но ситуация пропадает, когда татуированная рука освобождает от занавеса и предоставляет полный осмотр данной диковинки: Серёжа с неким прищуром плывёт по телу своими зелёными глазами, без любых помех облизывает красные губы и незаконно разводит ноги, давая намекнуть на снятие поверхностного предмета. Кир понимает и делает. Цепляется за края штанин и стягивает их, Акума помогает этому процессу — чуть приподнимает таз и пальцами спускает резинку, что держалась на талии. Вид похоти и неопределённости на данный момент овладевает очами Кира. Скулы начало сводить; штаны потеряли свою значимость и открыли невиданное человеку, который и в мыслях не держал такое изящество. — Я в ахуе, — говорит сплитовый и сокращает расстояние. Время слишком короткое, когда оно очень нужно. Резко припадает к чужим губам и ластится ближе, не останавливает руки на плечах, а ведёт по всему телу. Хватает за ляжки, приподнимает и делает наклон так, чтобы тело легло на кровать полностью. Чувствует под руками непривычную ткань, которой касался лишь однажды — это вызывает интерес и большую реакцию в штанах. Серёжа отдаётся полностью и не может себя контролировать. Не желает даже пальцем пошевелить, потому что за него это сделает Кир. Только делает ленивый захват волос и опускает, когда партнёр трясёт головой. Курседу не нравилось прикосновение к своим волосам, даже в сексе это остаётся его барьером для близости. Но всё же коснуться пару раз Акуме удаётся и даже этому он радуется. Улыбается, когда Кир проводит языком по бедру и запускает руку под свою же футболку. Чувствует, как теплота распространяется по всему телу от прикосновений. Лишь одно задевание эрогенной зоны вызывает у Акумы глухой стон, который он сразу же проглатывает с краснеющим лицом. — Неожиданно, — выдаёт комментарий партнёр и смеётся, как старый друг на какой-то пьянке. Акумов и сам не ожидал, что обычные сумасшедшие действия приведут к тому, что друг будет одаривать дыханием, разглаживать участки кожи и проводить языком по мягким местам. Это ахуенно-пиздец как. — Ты девственник? — выдаёт снова Кир и останавливается в своих развратных деяниях. Сдерживается для уточнения: надо ли быть грубым и дать почувствовать опыт, либо сделать всё нежно, да так, чтобы тот скулил и рвал своих демонов для ускорения. — Да. Это становится новым толчком для дальнейших дорог, которые ведут в глухое село. Всё снова сводится к тому, что Серёжа смущается: сводит ноги, закрывает лицо руками и пытается отдалиться от Кира. Тот лишь терпит и понимает дискомфорт лежащего. Для него всё впервые. Девственность даёт о себе знать — она закрывает глаза и уши Серёже. А Серёже самому это не нравится, но почему-то боится своей неправильности. — Я не могу… — Выдаёт Сергей и приподнимается окончательно. Не даёт рукам взаимодействовать телу, а взгляду путаться в блаженном лице, — не могу. — Почему? — Мне страшно, — проглатывает ком в горле и мнёт рубашку в своих руках. — Страшно от всего или от неопытности? — От себя. Курседа перехватывают мысли: он не знает, как реагировать даже на такое заявление. Пилит карими глазами другого, что весь сжимался и пытался прикрыть бугорок. Сам вид парнишки был до жути смешным, если смотреть на него в этих чулках и подмечать, как первокурсница с мамочкиным наборчиком. Но Курседу не хочется смеяться: член неистово ноет, и штаны только ограничивают свободу, руки сжимают покрывало, челюсть стиснута, мысли заполнены только Акумовым. Всё слишком идёт не так, как надо. Будто вся нежность испарилась и похоть двоих тут же пропала — осталось недопонимание. — Я могу остановиться, — Прерывает тишину Кир, — и не продолжать это, пока ты не будешь готов. — Я не знаю, Кир. — Его голос таит в себе злобу, и только тяжелый вздох поглощает все лёгкие. Зарывается руками в свои тёмные волосы и лишь скулит, совершенно не понимает как дальше и зачем это, — я уже не знаю, что хочу от самого себя. Меня тянет, но я, пиздец, просто, бля, как я боюсь, ты бы только знал. — Акум, — сплитовый делает первый шаг и кладёт руку на запястье друга, — дай мне знать чего ты боишься, ок? Если тебе что-то не понравится, то ты сможешь меня остановить. Я буду нежен, чел. «Чел» — это было сказано так нежно и убедительно, что Серёга решает довериться. Просто стоит и впрямь расслабиться наконец-то. Дать волю своим годам и выпустить всех чёртиков, а ангелочков послать на определённый срок. Недавно в этой комнате он рассматривал себя в зеркале, а тут не может даже поднять глаза на друга и признаться в своих мыслях. Стыдно как, но хочется и колется… Курсед отпускает запястье и пальцем проходится по косточке до локтя. Чуть толкает его в плечо, чтобы тот лёг на спину для удобства. Незамедлительно нависает сверху, всё так же смотря, как Акумов пытается прикрыть своё лицо рукой. А Кир лишь мечтает открыть его. Нежные прикосновения возвращаются, но не под футболку. К шее прикасаются шершавые губы и нетребовательно целуют. Оставляют не один поцелуй, а множество. Акума выдыхает и поворачивает голову так, чтобы открыть ещё больше места для желанной ласки. Чужой нос утыкается в скулу, либо проходится по подбородку, переходит к лицу и выцеловывает щёку. Волосы спадают на лицо Серёги, и тот чуть морщится. Кир лишь смеется и отстраняется, забирая с собой шторы, которые вызвали такие эмоции. Не думая о своём ноющем стояке, Кир успешно терпит и делает всё плавно, отдавая всю свою красоту движений и нежных поцелуев, которые рассыпались по рукам и дошли до ног. Партнёр закидывает одну ногу на своё плечо и разглаживает ткань, подцепляет её своими коготочками и со смехом отпускает, когда Акума начинает мычать. Это всё слишком задерживается. Серёжа сам это понимает и просто не выдерживает, хоть и пару минут назад говорил себе об остановке. Но когда член вжимается в ткань и неприятное пятно заставляет ещё больше удостовериться в желающем, то все прошлые мысли идут нахуй и Акумка действует самостоятельно. Подхватывает края футболки и выгибается в пояснице, чтобы дать пространство для снятия ткани. Открывается другой вид, совершено вкусный, нежели предыдущий. Акума теперь смотрит размыто и тянется к чужому лицу. — Ты стал увереннее, — подмечает Кир, когда падает в чужие руки и дает управление парнишке, который его затянул в поцелуй. Смог и сам. Это нравилось, и Кир понимал, что можно идти дальше. Оглаживать ноги стало слишком утомительно, а открытая грудь слишком притягательна — руки пускаются в бойню. Как корабль, плывут по морю, где золотые рыбки стали серебряными. Оглаживают бока, проводят около пупка и доходят до сосков. Пальцы начинают играть с выпирающими частями тела, выдавливая хриплые стоны в поцелуй. Курсед выбрал правильный путь и даёт полный «вперёд» экипажу. Акума прикусывает губы и с отчётливым звуком разрывает поцелуй, но втягивает повторно, как свежий никотин. Руки сцепляются на шее и притягивают ближе к себе, чтобы не упустить момент, когда Кир отстранится и прикроет своё лицо волосами. Хочется водить пальцами по его пухлым губам и острым ключицам, невесомо касаться подбородка и приподнимать голову так, чтобы взгляд казался лисьим. Эти действия пожирали Серёжу внутри, и тот скулил, как шавка без косточки. Было ощущение, что их стоны слышал абсолютно весь дом. Серёже будет стыдно перед соседями. Но, когда между твоими ногами находится популярный стример, да ещё и красивый, мысли об этом улетали куда подальше в ту же секунду. Пухлые губы расцеловывали уже во всю бедро, подцепляя зубами тонкую ткань, выдавливая из Серёжи сладкие вскрики этим действием. — Будь немного тише. — широкие ладони сжимали мягкие половинки, задевая ногтем пульсирующий сфинктер, но не позволяя себе заходить намного дальше. Дразнить Акуму было приятно до бабочек в животе. Кир до дрожащих пальцев насыщался телом, которое металось по кровати и с хрустом выгибалось в спине, подобно породистой кошке. Благо Серёжа захватил лубрикант в аптеке, находящейся прямо в их доме, весьма удобно. Холодная жидкость растеклась по двум пальцам, потихоньку начиная согреваться. — Я с тобой, просто расслабься. Парень активно закивал головой, запрокинув её назад. Он понимал, что первое время будет неприятно, но за этим последует наслаждение, которое он не получит даже от выигранной катки в доту, или ванильного мороженого вечером, которое Акума любит до безумия. Но всё эти воспоминания о безумии сходят на нет, когда тёплая рука оглаживает коленку, плавно двигается по внутренней стороне бедра и перекатывается на талию. Другая, без лишней спешки, касается сфинктера, что чуть подрагивает от непривычных действий, и с долей нежности совершает круговые действия. Смазка скатывалась по пальцам и ощутимо проходилась по сжимающемуся кольцу мышц. — А ты, видимо, подготовился, раз гладко даже тут, — Кир прижимается телом и ведёт слюнявую дорожку языком. Припадает к соскам и вычерчивает треугольники. Слушая восторженные вздохи, сплитовый не теряет времени — медленно проникает одним пальцем. Акума, казалось, побледнел в лице и только красные щёки могли помочь отличить его реальный оттенок. Весь зажмурившийся, с открытым ртом, ждёт те минуты, когда сможет спокойно дать волю своему голосу и перестать чувствовать себя так закрыто. Желает на данный момент малого: Курседа и потери неизвестного жжения в груди. Это чувство огня разгорается внутри и расползается по мелким уголкам, добирается до мозга и щелкает именно там. Сергей приподнимается в плечах и изгибается в пояснице, желая освободиться от резкой колкости. Скулит, как партизан на пытках, не может ничего сказать, просто шипит и неловко откашливается. Весь покрылся потом и неописуемой дрожью, а огонь всё ярче, и Акума становится мелкой дощечкой, которую сложно не задеть — хочется насладиться даже меньшим. Партнёра ведёт: юноша изгибается под ним, бесстыдно причмокивает губами и теряет вязкую слюну изо рта. Рука ложится на живот и опускает тело на кровать каждый раз, когда палец проходит дальше и подушечкой проходится по стенкам. Чувство узкости внутри Серёжи немного смешит, но этого казалось мало, чтобы перестать возбуждаться от чужой девственности. Зрачки расширяются, когда видят прикушенную нижнюю губу и пылкий юношеский взгляд, что направлен на доминанта. Зелёные очи слишком яркие для такого серого человека, как Акума. Этот контраст заставляет рассматривать ещё больше, не желая обращать внимание на мир вокруг. Земля должна стать родным домом и отдаваться без остатка — за этим следует и ответ человека. Кир отвечает по-другому: «готов отдать всё ради тебя». И эта фраза становится последним флажком для старта, где парень не мямлит, а действует наперёд. Фаланга проталкивается дальше и доходит до основания, чуть позже делает пару движений назад-вперёд, чтобы унять дискомфорт внутри партнёра, пока тот беспрестанно вопит от непривычных ощущений. В голове до сих пор держится заметка «он девственник», и, определённо, Кир не поставит крест на неопытности друга, потому что хочется показать сторону наслаждения, что предаст расслабленность. Желает услышать тот окончательный вскрик, поэтому ведёт рукой по бедрам и перемещается к паху. Чувствуются бритые волоски, что снова отрастут, дней через пять. В каких-то местах Сергей не трогал волосы, но это не особо ощущается, так как Курсед притрагивается к пенису и оглаживает головку под мычания товарища. Все зоны недоступности стали пробиты; анус партнёра был готов к добавлению ещё одного пальца. С прибавлением тоже шло туго — параллельно рука проходилась по длине члена, а губы расцеловывали колени. Кир, как самый настоящий кот, карими глазами выхватывает эмоции принимающего, а тот, в свою очередь, лишь вертит головой, дрожит, как осенний лист на ветру. Слишком тяжко — сплитовый понимает. Сергей принимал всё без остатка, поэтому действовал по принципу: «возьму всё от тебя». Принимал жаркие поцелуи, безоговорочно ждал момента, когда тёплое дыхание снова коснется бедра и чужой палец пройдётся по ребристым стенкам. Снова бросало в самозабвение, где Акуму поджигали, как ведьму в восемнадцатом веке. Своими ручонками давит на бока, гребёт под себя простынь и сжимает подушку так, что остаётся след от пальцев. Открывает рот с тусклым писком или пошлым стоном; уголки глаз так и копят в себе слёзки, что вот-вот должны скатиться по личику. — Тяжело? — Кир не любил говорить во время процесса, но почему-то хотелось спросить о состоянии, о чувствах. — Бля-я, — протягивает Акума, когда чувствует очередной толчок пальцами до основания, подушечка касается стенок и заставляет закрыть половину лица рукой, — просто…сука. — Сам ты сука. Играется даже в таких моменты, когда застенчивый девственник сжимается от чарующего голоса, даже не в состоянии взглянуть на свой член, где разместилась чужая рука. Курседа забавляет это, и он улыбается без лишней насмешки — искренне и с восторгом. Делает ещё пару толчков и вытаскивает под учащенное дыхание. — Вставлять или довести первоначально? Снова говорит намёком, который не в состоянии понять Акума. Только и думает: как же больно будет, когда всё пойдет уже не через пальцы. Серёга готов был и от них кончить, а тут будет целый член. Блять. Остановить этот азарт он не может, дрожь в ногах тоже. Огонь становился лишь ярче; парнишка понимает, что всё слишком далеко зашло, поэтому не имеет право давать заднюю. — Похуй, продолжай, — говорит куда-то в сторону, потому что морально не может посмотреть в карие глаза, что и без того чувствовались на теле, — только помни про своё «я буду нежен», еблан. Колени немного согнулись, дабы парню было удобно двигаться внутри, не сделав больно другу. Хотя потом сложно будет обращаться к Серёже как «бро» или что-то в этом роде. Но, как думал нижний, эту тему они не будут поднимать ещё очень долгое время. Налитая кровью и возбуждением головка пристроилась к разгоряченному нутру и медленно, с обещанной нежностью, погрузилась внутрь. Акума лишь задержал дыхание и считал секунды, пока плоть в презервативе проникала глубже. Закусывал губы, будто являлся вампиром-самоканнибалом, вследствие образовывались открытые ранки; во рту скапливалась кровь, которая смешивалась со слюной и терялась в организме каждый раз, когда парень глотал. Пламя внутри жжёт стенки, как и член, который заполнял анус до середины. Принимающий чувствовал — он мог дать себе ответ на вопрос «сможет ли глубже?». Именно в такие моменты Серега начинает почему-то думать, что-то искать и выбирать пути. Смешно. Киру весело, поэтому он делает резкий толчок до самого предела. Телом припадает к другому и чувствует, как чужой пенис трётся о его живот; чужие руки ищут опору и находят именно на спине. Было бы всё так легко, если бы не ощущались подстриженные коготки, что проходились линиями по лопаткам. Жарко и неприятно. — Спину не царапай так сильно, — парень шикнул куда-то в шею, — больно же. Партнёр слушается и обхватывает шею, не давая отстраниться. Красно-чёрные локоны щекочут вспотевшее лицо, где находится лёгкий румянец и мокрые дорожки от слёзок и пота. Как же липко и грязно, но все эти чувства забываются, когда получаешь очередной толчок в тело и чувствуешь неописуемую дрожь по телу. Татуированная рука придерживает бедро, сжимает и шлёпает со звуком, иногда поддевает чулки, что сползают до лодыжки, но это бессмысленно. Около уха слышатся краткие глухие стоны, которые выходили в шипение и «бля». Парой пухлые губы прижимаются к тонкой коже на шее и оставляют след, не рискуя поддевать, когда Сергей начинает взвизгивать при толчках. Темп становился всё быстрее, а скрип новой кровати громче. У Акумова в голове белая пелена, по телу дрожь, а внутри целый пожар; Кира бросало в переживания по поводу кровати. Смеётся и отстраняется от тела. В парнишке туго и горячо; мягкие стенки обхватывают приличный размер плоти; также резко разжимая, приносят парню больше удовольствия. Курседу нравится вид, где разгоряченное тело мечется по кровати. При этом разносит по квартире оглушительные стоны, непристойные слова и имя Кира. Чёрные волосы давно прилипли ко лбу и смешно накладываются друг на друга. Зеленые глаза прикрыты длинными ресницами, что стали мокрыми из-за неуверенных слёзок. Ноздри то и дело расширялись-сужались. Хотелось всё это сохранить и спрятать в папочке «моё — не трогать». И никто не тронет, потому что неинтересно, да и кому надо? Сплитовому чудику надо. Даже больше надо. — Бля, — толкается с истекающими силами, — нашёл, — всё тот же лисий прищур и ухмылка, когда зеленоглазый на месте выгибается от новых ощущений, что настигли его до самых чувствительных точек. Теперь Кир толкался лишь в комок нервов, сжимая мягкие бедра и хрипло постанывая. Не комната, а сплошная баня. Даже на минуту показалось, что так и есть, ведь у Курседова новый одеколон с запахом, возможно, ели. Сергей не разбирался особо: отдавал свое предпочтение более сладким ароматам, но всё же не мог согласиться, что духи друга завлекали и завораживали, как очередные клетчатые штанишки по акции. Грубый толчок становится пиком Акумы — кончает. Он содрогается, издаёт истошный крик, что никак не схож со стоном. Слишком уж долго он терпел для своего первого раза. Белая жидкость растеклась по собственному животу. Два толчка партнера приводят к изливанию на чужой пресс под утяжеленный выдох. Тело Кира падает рядом, не думая о состоянии юноши рядом. Хочется заснуть и забыть о всяких чувствах, что сейчас вертятся, как червяки. Сплитовый понимает, что граница дружбы теперь пройдена. А дальше что? Эта граница держала всю систему, и всё идёт к концу нормальных отношений? Этого он боится. Незнание дальнейших событий приводят в панику, от которой стоит бежать. Курседов думает про себя и потирает руками лицо: «Такое чувство, будто сделал это всё незаконно, пиздец. Акуме за двадцать, а по личику скажешь, что все семнадцать. Куда, блядь, этот закон делся…» — Кир, — Сережа заявляет о своём присутствии дрожащим голосом. Парень мычит в ответ и жмётся. В голове только: «Говно, залупа, пенис, хер…» и больше ничего, потому что дальше думать не хочется и остаётся чувствовать себя тринадцатилетним школьником, который подрочил на свою одноклассницу, почему и трусит смотреть в глаза. Не смешно. Хотя пару минут назад его брало наслаждение от вида друга, от пошлых звуков и выкриков своего имени. Вот это и смешно — кот попал в мышку. — Как ты понял про чулки? Карие глаза разглядывают голую спину. Парень вытирал сперму салфетками, которые покупал Кир пару дней назад и положил именно в эту комнату. Опять всё связано. «Ничего не хочется» — говорит себе под нос сплитовый и окутывается одеялом, что немного слезло на пол. В голове снова буря мыслей, которые сейчас никак не разобрать из-за бессилия. Будто у старшего был первый секс, нежели у Серёжи. — Ты чек забыл выкинуть и оставил в пакете, сын шлюхи, — с этими словами он прикрывает глаза. Парень не готов дальше общаться с Акумой. — Пошёл нахуй, еблан конченный, — говорит без обиды, даже со смешком, — тебе понравилось? Этот вопрос остается без ответа и понятно почему. Акумов разглядывает фигуру, что тихо сопела и не могла поддерживать диалог. Зелёные глаза снова натыкаются на шею, где красовалась татуировка — притягательна. Не сможет унять ломку, пока не оставит след, как и делал Кир во время соития. Хочется стать ближе именно таким способом. Кровать прогибается под вторым весом, рука упирается рядом с телом, и губы приближаются к участку шеи. Останавливается на уровне, когда нос чуть задевает подбородок. Должно быть страшно, но всё уже позади. Поворачивает голову и прикасается к коже; всасывает участок и аккуратно смыкает зубы, оттягивает и отпускает. Место принимает красный цвет, который со временем станет фиолетово-синим, и татуировка немного закроет эту шалость. — Если ты про уебищный энергетик — нет, если про чулки — да. Остальное сам знаешь, — подает голос Кир, когда поворачивается на бок и скрывает своё лёгкое смущение. — Это так, прикол для разнообразия. — Чулки? — Энергетик уебищный.