Значит...

Бьёт — значит любит. Саша глотает кровь, текущую из носа. Он в этом уже не уверен. Тех, кого бьют, обычно не любят. Или любят? Саша уже ни в чём не уверен. Слёзы вместе с кровью льются в горло. Петров зажимает себе рот рукой, чтобы не взвыть в голос. Больно. К горлу подкатывает ком. Так было всегда. Постоянно. А когда началось Саша уже не помнит. Кажется, первый раз был после премьеры «Притяжения». Потом, разумеется, была небольшая вечеринка. Петров выпил чуть больше положенного. Вернулся домой. Сергей не стал кричать на него и устраивать сцен. Просто молча подошёл, сильно ударил несколько раз, затем так же молча, ушёл в спальню. И запер за собой дверь. Спать той ночью Саше пришлось в гостиной, на диване. А следующим утром, когда Петров готовил себе кофе и размышлял о том, как его гримёрше перед сегодняшними съёмками будет трудно замазать огромные синяки под заплаканными глазами, Безруков подошёл к нему со спины, обнял поперёк талии и поцеловал в шею. Вот просто так. Как будто ничего не было. И Саша простил. Простил и заставил себя поверить, что такого больше не будет. Но это повторилось. Во второй раз. Потом в третий. В четвёртый. Шестой. Десятый. Двадцать пятый. И Саша прощал. Снова и снова. Он продолжал уверять себя, что всё хорошо. Что так и должно быть. Что если Серёжа с ним так поступает, значит так с ним и надо. И ничего другого он не заслуживает. Саша любил. Всегда. Когда его били со всей силы в лицо и бросали на паркетный пол. Когда на него срывались и бросали в него хрустальные бокалы, которые разбивались о стену, и осколки летели ему в лицо. Когда обманчиво-ласково шептали на ухо, что он бездарность и ничтожество, и тем же шёпотом обвиняли во всех человеческих бедах. И сейчас любит. — Саш, открой дверь. Слёзы всё ещё льются в горло вместе с кровью. Саша всхлипывает, шмыгает носом и снова растирает солёные капли по лицу. Он не откроет. Потому что надоело. Он не хочет больше терпеть. Не хочет быть безвольной куклой, с которой можно делать всё, что хочешь. Не хочет, чтобы снова было больно… — Серёж, что-то случилось? Петров улыбается. Он ещё не знает, что его ждёт. Он уверен, что всё будет хорошо. Они просто сядут рядом, поговорят и завершится этот разговор поцелуем. В мечтах было так. В реальности — совершенно по-другому. Сергей подошёл вплотную и ударил по лицу наотмашь. Саша с невероятно громким звуком упал на пол. Из разбитого носа тут же потекла кровь. Юноша не успел даже вздохнуть — его снова начали бить. На этот раз ногами. Потом схватили за запястье и швырнули в сторону. Петров сполз по стене на пол. Он представляет, что это всё происходит не с ним. Это просто очередная роль. Как же глупо думать, что это поможет. Глотая кровь, Саша поднялся на ноги и, пошатываясь, пробежал мимо мужчины в спальню. Запер дверь и сполз по стене на пол. К крови прибавились слёзы. — Открой мне дверь. — Нет. Петров знает, что это ничего не изменит. У Сергея всё равно есть ключ. И зайти в спальню он может в любой момент. Ручка двери поворачивается, и дверь открывается. Саша не видит, что его возлюбленный заходит в комнату и садится рядом. Не видит — слёзы мешают. — Сашур, ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Он бесстыдно врёт. Но Петров в который раз верит. Ложится на его колени, пачкая его джинсы смесью крови и слёз. Он за это получит, но потом. А сейчас его ласково гладят по голове. Саша перехватывает его руку и, поднеся её к лицу, прикасается к ладони губами. Целует руки, которыми его каждый раз мучают. Которыми его рано или поздно убьют. — Я знаю. Ты меня любишь, я тебя тоже. И иначе быть не может. Прикосновения становятся нежнее. В них ощущается тепло и… любовь? Хотя, скорее всего, Саше просто так кажется. — Вот видишь. Ты у меня молодец. Почему-то Саша вспомнил, что так разговаривают только с психами. Он и есть псих. Стокгольм — это психическое. Петров снова задыхается в рыданиях. От осознания собственной беспомощности. Рядом с этим человеком он ничто. Маленький мотылёк рядом с огнём. Безруков осторожно берёт его за запястье, заставляя подняться. Саша послушно садится и тут же падает в его объятия. Его обнимают, крепко прижимая к себе. Дают мнимую надежду на счастье. — Серёж, ты ведь больше так не будешь? — Не буду. — Обещаешь? — Обещаю. Большего Саше не надо. Если он тут же отстраняется. Чтобы посмотреть в манящие серо-голубые глаза. И осторожно прикоснуться к его губам.