Я все нашел

Моя жизнь в самом начале - это череда неудач. Взять хотя бы тот день, когда я родился. На улице метет метель, температура пошла к отметке минус сорок. Люди собрались за столом, слушают очередную нудную речь президента, готовы уже открыть шампанское, а у мамы схватки начались и воды отошли. Вот так мне и повезло родиться на утро после нового года. Так каждый мой день рождения либо отмечается ночью в Новый год, либо никогда. Еще ни разу на нем не было моих друзей, тех, кого я хотел бы видеть, лишь скучные лица родни. Хотя... были ли у меня эти самые друзья? В детском садике все время доставал один и тот же мальчик - Вадим, словно других и не было рядом. И все потому, что у меня волосы были светлые, вились пружинками из-за них похож был на одуванчик. Так меня и называли почти все. Я злился, но уперто, с сопением пытался игнорировать все насмешки. Помню, как часто Вадим залеплял мне в волосы жвачку, а маме приходилось ее оттуда вычесывать. Я морщился от боли и плакал от обиды. Во время тихого часа часто устраивали темную, и всегда во главе мелкой банды был тот самый Вадим. В школе мне повезло, словно утопленнику, попасть в один класс с Вадимом, хуже - нас посадили за одну парту. Мой враг покосился на замершего меня и хмыкнул, в его глазах отражались все те пакости, что он уже придумывал. Со страхом второго сентября ерзал на стуле и ждал того момента, когда Вадим хоть что-то отмочит, но он затих. Неделя ожидания была хуже, чем ад, хуже, чем вообще что-либо. Я даже вздохнул спокойнее, когда обнаружил свой портфель в туалете, плохо лишь то, что в женском, но, спасибо девочкам, они мне его принесли. С того дня и чего только не было, никогда и не думал, что у людей может быть такое богатое воображение. Вот тогда жвачка мне казалась ерундой. Не помню даже, сколько раз я выуживал учебники из унитаза, сколько раз домашку вырывали мне из тетрадей, а слухи, что волной распространялись обо мне, один другого хлеще. На уроках все время чувствовал пинки ногами под партой и тычки острым карандашом в бок. Меня несколько раз запирали в классе после уроков, в раздевалке спортивного зала и даже как-то раз в подвале просидел два часа, пока сторож не услышал моих криков и не вытащил меня оттуда. Мелкий и до ужаса тощий, не мог дать сдачи и, сцепив зубы, все терпел изо дня в день. Вадим все не унимался. В десятом классе он поймал меня в коридоре, зажал в угол и стал задавать вопросы. Его интересовало лишь одно: есть ли у меня девчонка. Я упирался, пытался оттолкнуть его, сбежать, но это казалось невозможным. Он нависал надо мной как скала и буравил взглядом темно-серых глаз, а тонкие губы кривились в ехидной улыбке. - Ну че ты, щуплый, рвешься, ответь, и я отстану. - Да нет у меня никого! - вскрикнул я, когда он особо сильно сомкнул пальцы на плече. - Отстань уже! Вадим усмехнулся, наклонился и тихо так спросил: - Импотент, что ли? Не стоит? Блин, как было стыдно, щеки горят, руки трясутся, и чую, до того хреново, почти на весь этаж заорал: - Отъебись от меня! Что ты всегда до меня докапываешься? С трудом, но я смог вырваться из его рук и рванул, куда глаза глядят. Залетел в кабинет химии и попытался отдышаться, но было ощущение, что сердце сейчас выскочит к черту. В ушах все еще звучал крик, что догнал меня в спину: - Ты чё, белены объелся, Одуванчик?! Обидно, мне было до дрожи обидно. Пришел в тот день домой и заперся в комнате. Ревел как чертова баба. Напряжение не отпускало, а тело продолжало реагировать на воспоминание его пальцев на моих плечах. С одной стороны, до омерзения противно было, а с другой... во мне все горело, возбуждение прокатывалось по телу. Ненавидел себя, презирал за то, что так реагирую именно на него. Он же сволочь, мучил меня всегда, садист чертов, а я... Сидя на полу, размазывал слезы по лицу и проклинал все на свете. Завтра снова в школу... не хочу, как же не хочу. Утром встал больной и разбитый, тело затекло, потому что уснул, как сидел, прямо на полу. В горле першило, и меня как-то вело из стороны в сторону. Похоже, я простыл после ночи на холодном полу. Дополз по стенке до ванной, там умылся и вроде немного пришел в себя, оклемался, но голова так болела, что почти трещала по швам, если такие у меня имелись. Вот нет бы мне дома остаться, нет же, уперто полз учиться. Даже понять не могу, что меня туда несло, зачем? Впервые за все годы опоздал на урок, никогда еще учитель алгебры не смотрел на меня с таким недоумением в глазах, словно я демон из ада. - Дима, ты опоздал, - начал он обвинительно. - Простите, - прохрипел я. Как видно, что-то он понял, потому как просто кивнул и тихим голосом велел: - Иди, садись на место, не задерживай всех, а то останетесь на перемену. Урок прошел как в тумане, чувство, что я вообще не там был. К третьему мне стало еще хуже, все плыло и вертелось перед глазами, кашель начал раздирать горло. Мне приходилось его задерживать все время и часто отпрашиваться в туалет. К концу дня понял, что, возможно, до дому не дойду: тело так горело, что не вздохнуть, не выдохнуть, ощущение, что я вдыхаю и выдыхаю огонь, к тому же ртом, ведь нос давно не дышал. Звонок прозвенел, шатаясь, я поднялся со стула и, сделав пару неуверенных шагов, замер в проходе, вцепившись в парту руками. Как сквозь вату до меня донеслось: - Одуванчик, чё встал? Двигай тазом. Вадим... как же все хреново, итак сейчас сдохну, так еще и у него на глазах. Почему мне в жизни всегда не везет? Я бы с удовольствием подвинулся, всем клянусь, но, черт все дери, не мог и все тут. Попытался что-то ответить, но во рту как в пустыне, перед глазами поплыли черные круги, мир завертелся, и я сполз на пол. - Эй, Дим, Дима, ты чего? Впервые он назвал меня по имени, а я в отключке почти. Рука легла мне на лоб, она казалась ледяной, так хорошо. - Мать твою, да ты весь горишь. Какого ты, мелкий пиздюк, раньше никому не сказал, что тебе плохо. Идиот. Толь, бери его сумку. Я почувствовал, как сильные руки, его руки, подхватили меня, и Вадим легко, словно ничего и не вешу, поднял с пола и прижал к себе. - Держись, Одуванчик, сейчас донесу до медпункта, а там скорую вызовут. Слышишь, Дим? Я хотел ответить, что слышу, но сознание окончательно унесло меня на черных волнах беспамятства. Очнулся дома, в своей кровати, с единственной мыслью - не приснилось ли мне все это: и то, что он назвал меня впервые по имени, и то, что нес на руках и даже волновался. То тепло, которое я ощущал всем телом, неужели всё это мне только приснилось? Закрыл глаза и вздохнул, рядом кто-то пошевелился. - Дим, сынок, ты как? Хочешь что-нибудь, попить, покушать? Я помотал головой, мне ничего не хотелось, тело было каким-то ватным, горло драло наждачкой и болела грудь. Мне пришлось проторчать на больничном две с лишним недели с диагнозом: грипп. И где я умудрился эту бяку подцепить, но привязалась она ко мне крепко и уходить не желала. Температура, как цирковая собачка, прыгала от тридцати шести и шести к тридцати семи и четырем. Шел в школу после болезни с таким диким волнением, словно еще чуть-чуть, и мир рухнет, настанет всему каюк. Переступил порог класса и словно по команде все замерли, а я искал глазами его. Когда наши взгляды встретились, он ухмыльнулся, как делал это и всегда. На подрагивающих ногах, я дошел до парты и опустился на неудобный скрипучий стул. Вадим нагнулся ко мне и тихо прошептал: - С возвращением, Одуванчик, без тебя тут даже скучно было. Его тон, он снова был такой, как и раньше, из голоса ушло то тепло, что я смог ощутить тогда. Словно ничего и не было. Дни вновь потекли однообразной волной, все было как и прежде, он подтрунивал надо мной, посмеивался и все так же не воспринимал всерьез. Правда, больше не было тех жестоких подколок и тычков, он не пытался пнуть побольнее или ткнуть карандашом в бок. Честно… иногда я скучал по этому всему, тогда у меня было хоть такое его внимание, теперь же его просто не было. Иногда я почти толкал себя к тому, чтобы подойти и признаться, но моя решимость таяла с каждым сделанным шагом, и, не доходя до Вадима пары метров, останавливался и тупо стоял, пялясь в одну точку. И так почти каждую пятницу. Клянусь, не знаю, почему я выбирал именно этот день недели, но, приходя домой, запирался в комнате и не находил себе места все выходные. Мама все пыталась до меня достучатся, узнать, что со мной происходит, но, как и все подростки того возраста, признаться ей мне было просто стыдно. Я замкнулся окончательно, отгородился стеной от родных и близких мне людей, от тех, с кем когда-то делился всеми тайнами и секретами, мечтами и желаниями. Так я прожил еще один год, и пришедшие каникулы не принесли мне больше той радости, что испытывал раньше. Три месяца, целых три длинных долгих месяца без него. Казалось, что это чувство съедает меня живьем, поглощает по капле, по миллиметру, не дает сделать вздох, убивает. Мне почти как воздух было необходимо видеть Вадима, его серые глаза, черные коротко-стриженные взъерошенные волосы и улыбку на тонких губах. Хоть невзначай коснуться, проходя мимо в коридоре, слышать голос или смех. Я был зависим… да, как наркоман от дозы или алкаш от бутылки водки. Моя сила воли… ее попросту не было. Сколько раз пытался себя заставить, сколько раз запрещал смотреть на него? Бесконечно много, но ничего из этого не помогло. Я ненавидел себя, презирал и не понимал. Что вообще во мне не так, почему вот такой? Почему, когда мои сверстники заигрывают с девчонками, я не могу так же? Почему мои глаза не останавливаются на изящных, тонких девичьих фигурках? Почему взглядом выискивал его сильное атлетическое тело с широкими плечами и гордой прямой осанкой? Почему? Кто сделал меня таким? Я урод, неправильный, извращенец? Кто я, что за странное и никому ненужное существо? Вопросы раздирали меня на части, и хотелось выть, словно и не человек, а загнанный в угол и раненый дикий волк. Когда мама предложила поехать на каникулы в деревню к дедушке, согласился тут же. У меня была одна надежда, что хотя бы там отвлекусь от него, хоть на время смогу выкинуть из головы эти прожигающие и клеймящие сердце глаза. Мне нужен был покой, пока окончательно не свихнулся от всего мной пережитого за этот год, от всех мыслей и чертовых вопросов, которые сам себе задавал и на которые так и не смог найти ответа. В деревне было тихо, почти безлюдно, из жилых домов осталось только семь, да и там все одни старики да старухи. Я часто ходил в лес, что граничил с нашими землями, и подолгу сидел окруженный звуками природы, рисовал иногда, а порой писал стихи, пытался отвлечься от всего и сразу. К концу третьего месяца понял: исписал две толстых тетради в восемьдесят листов, изрисовал кучу альбомов, а выкинуть его из головы так и не смог. Все мои рисунки были пасмурными и темными, а стихи печальными и тяжелыми. Через пару дней мне отправляться домой, а в голове все такой же хаос и неразбериха. Город встретил суетой и шумом, после тишины деревни он почти оглушал. Хотелось вновь спрятаться. Мама радостно обняла меня, как только сошел с автобуса, папа лишь положил руку на плечо. До начала учебы осталась неделя, мне как раз хватит времени подготовиться. Но была еще одна мысль, которую хотел обсудить с родителями. Когда мы подъехали на старой папиной Волге к нашему подъезду, я немного повеселел. Все же рад был увидеть родной дом. Сердце билось в груди, и было какое-то странное волнение. И тут отвел глаза в сторону и увидел его… Почему... здесь, в нашем дворе? Он же живет двумя улицами дальше. Почему? Все мгновенно рухнуло вниз, звеня градом осколков из разбитых на части эмоций и чувств. Он стоял, облокотившись о дерево, и обнимал какую-то темноволосую девчонку, укрывая ее плечи своей ветровкой. Больно… как же было больно, словно вырвали сердце, раскурочив грудную клетку, вложили бесполезный и уже ненужный орган в мои руки. Я увидел, как Вадим засмеялся, слегка пригнулся к миниатюрной брюнетке и поцеловал ее в щеку. С ней он был другой, нежный, мягкий, наверное настоящий. Сжав кулаки и с трудом отведя взгляд, заставил себя пройти несколько метров до подъезда. Мама, не заметив изменений в моем настроении, что-то весело щебетала, и сквозь боль, грызущею меня заживо, я улыбался ей, заталкивая как можно глубже все свои чувства и эмоции. Мне удалось уговорить родителей в тот день, и меня перевели в другую школу, туда приходилось добираться на транспорте, но лучше это, чем те муки, что ждали рядом с ним. Я закончил школу, отправился в институт и даже издал пару сборников стихов, которые стали довольно популярными. В двадцать пять лет открыл свою первую выставочную галерею, где мои картины нашли своего ценителя. Их мрачность и своеобразная техника покорили многих. С Вадимом мы больше никогда не встречались. А восемь лет назад я переехал жить в другой город. Мои стихи и картины принесли хорошие гонорары. Денег было больше, чем достаточно. Жизнь, вроде, наладилась. Я смирился уже давно, что гей, и прекратил задавать ненужные вопросы. У меня были любовники, кто-то лишь на день, кто-то был рядом даже пару лет. Жизнь текла своим чередом, в ней все устаканилось и наладилось. Я редко вспоминал Вадима и всегда почему-то с теплом, не знаю, возможно, он был тем, кто научил меня не сдаваться и преодолевать боль, принимать себя таким, как я есть. И спустя вот уже двадцать лет я счастлив. Олег сам нашел меня, сам предложил встречаться. Он всегда говорил так: «Я превращу твою жизнь в счастье, и со мной забудешь все и всех. А улыбка никогда не покинет твоего лица». Он прав был, во всём прав, пусть всё было не сразу, но он выполнил каждое сказанное слово. И теперь у меня есть тот, кого люблю, кто дает тепло мне и покой, но все равно иногда перелистываю старые школьные фотографии и смотрю на него, и просто улыбаюсь. Я знаю, что он женился (мне рассказала мама по телефону), что у Вадима двое детей, два мальчика-близнеца. Он счастлив, как и я теперь. Спустя столько неудач, что было у меня в начале жизненного пути, наконец-то вокруг нет боли или терзаний. Ведь теперь есть он. Видеть его, говорить с ним, дотрагиваться или просто смотреть телевизор - вот оно счастье. Делить одну кровать, вдыхать запах сильного тела, греться в кольце рук и благодарить… без разницы кого, просто благодарить, что он у меня есть. Каждое утро мы вместе завтракаем, глядя в глаза друг друга, и он касается моих ног своими ступнями под столом, смеется моим глупым шуткам. Спустя столько лет я смог понять главное: если не сдаваться и искать, можно найти того, кто принесет свет во тьму, оставленную другим. Моя жизнь - череда неудач… Чушь, я самый удачливый ублюдок в этой жизни. Ну вот, наверное, и вся моя история с ее неудачами и падениями, болью и терзаниями, которые привели меня к моему кусочку счастья. Мне больше нечего искать, я уже все нашел. *** Невысокий светловолосый мужчина, сидящий на большой кровати, нажал на крестик в углу экрана и, сохранив текст, закрыл ноутбук. Две сильные руки обхватили его за плечи, и горячие губы коснулись шеи. - Ты закончил, Дим? - Да, Олег, мы можем ехать к моим родителям, - улыбнувшись, проговорил блондин и прикрыв зеленые глаза, откинулся назад, облокотившись на мощную грудь черноглазого брюнета. Дима искренне улыбался, спустя столько лет он возвращался назад домой, в свой город, и был счастлив. Его больше ничего не тяготило. Прошлое осталось в прошлом, а впереди новый день. Дима повернулся к Олегу и поцеловал того в губы, на миг погрузившись в мир где были лишь они одни.