Маульташен, вайсвурст и кнедлики

Хайнс замер, сдерживая торжествующую улыбку, что далось ему нелегко, потому что трясло от кофеина его немилосердно. Легкие шаги в соседней комнате замедлились, два, один… Идеальный тайминг! - Перри Утконос! Я рад, что ты выбрал время и заглянул ко мне! – Хайнс взмахнул рукой. - Трепещать! Точно-ловушко-инатор! Я подогнал его точно по твоим размерам, поэтому... Агент О.Б.К.А. вежливо изучал затылок Хайнса, для пущего эффекта повернувшегося к нему спиной в размашистом жесте, а потом Перри просто долбануло по голове тяжелой крышкой и мир перестал. И начался заново с белого пятна, понемногу разделяющегося на халат и бледное лицо. Перри проморгался, добавляя взгляду четкости и укора. - Ты в порядке? Перри Утконос, скажи, что ты в порядке. Перри смотрел на Хайнса снизу вверх, потирая твердую шишку на темени, в глазах его читалась обида. - Мы так долго воюем, а я ошибся, рассчитывая твой рост. Мне так жаль. Перри молчал. - Либе матушка пригласила меня на семейный ужин, - выдавил Хайнс, наконец, - И я могу думать только об этом. Перри молчал. - Могу ли я как-то загладить вину? Хочешь пойти со мной? Будет пудинг, и суфле, и кнедлики, и паштет, и вайсвурст, и маульташен, и лаубскаус… - речь Хайнса превратилась в рычащий поток согласных, сметающий Перри все дальше и дальше от самого приглашения, словно Хайнс не ожидал от него согласия и суетливо старался отсрочить отказ. Так и было. Хайнс действительно не ожидал. Причем, от себя не ожидал тоже. Он на самом деле пригласил Перри на ужин? Сейчас тот, конечно, вежливо откажется, как иначе, но сам озвученный вопрос на мгновение допустил реальность, где Перри согласится. Перри прижал ладони к груди и улыбнулся. Смущенно стряхнул пыль со шляпы и вернул ее на голову. Пошатываясь, поднялся на ноги, кивнул. В глазах все еще двоилось, но он решительно протянул Хайнсу руку. Половина Хайнса умерла на месте. Вторая смогла взять контроль и немного сгладить недоразумение. - Нет, нет, Перри Утконос. Не сейчас. Это воскресный ужин. Перри задумчиво потер лоб, перебирая больше нервы Хайнса, чем свой список дел, и выразил полную готовность составить ему компанию в столь непростой ситуации в назначенное время. - Тогда я заеду за тобой? Или приходи ко мне, и поедем от меня. Сохраним твою инкогнитовость. – Хайнс деланно хихикнул. Перри кивнул. На прощание он еще раз улыбнулся и ободряюще похлопал Хайнса по плечу. А его ловушко-инатор - по кнопке Самоуничтожения. Но, видимо, Хайнс настолько нервничал из-за родителей, что не сработала даже она. Дверь аккуратно закрылась запасным комплектом ключей. Теперь Хайнса трясло не только от кофеина. --- Он до последнего не верил, что Перри придет, но тот уже ждал Хайнса у машины, когда он спустился, запинаясь о свои же ноги. На приветствие не хватило сил. - Я поведу, - непривычно кратко сказал Хайнс. Перри обернулся резче, чем следовало, и в его глазах промелькнул страх, видимо, вождение Хайнса оставило ему неизгладимые и не самые приятные воспоминания. Взяв себя в руки, он просто вовремя приоткрыл пассажирскую дверь и галантным жестом предложил Хайнсу садиться. Отказаться было грубо и Хайнс сел не туда, куда собирался. Хотя понял он это уже на подъезде к дому, слишком погруженный в свои мысли. Весь путь он молчал, будто Перри по навигатору вез его на казнь против его воли. Агент О.Б.К.А. бросал на него озадаченные взгляды, не понимая, куда подевался его неумолкающий доктор Фуфелшмерц, и что за перепуганная персона заняла его место. Тормоза рявкнули. Навстречу первой вышла хайнсова либе мутти. Хайнс начал что-то сбивчиво врать, невпопад добавляя слова приветствия и благодарности за приглашение в середины предложений, а Перри подумал, что никак не может определить возраст фрау Фуфелшмерц. Она казалась не старше Хайнса. Холодные глаза смотрели в упор. Перри показалось, что она ни секунды не верила в их легенду, в друга по работе. Тяжелый взгляд проникал под кожу, под каркас мышц, заставляя вздыбиться волоски на затылке. Он внушал несостоятельность, ошибочность присутствия. Рядом с фрау Фуфелшмерц витало презрительное долготерпение. Причем, касалось оно не столько Перри, сколько ее сына. Перри выставил перед собой цветок в горшке, как щит, и на белом лице расцвела механическая улыбка. - Мне больше нравился твой предыдущий коллега по работе. Питер. Кудрявенький такой, - наконец выдала фрау. "Коллега по работе" звучало обнаженным словом "любовник". Перри оборотился камнем, но внешне остался невозмутим. Лишь накрыл влажные ледяные пальцы Хайнса своими и легко сжал, когда пытка приветствием завершилась, и фрау Фуфелшмерц удалилась встречать кого-то еще. От успокаивающего жеста Хайнс ощутил, как внутри него что-то твердеет. Что он, возможно, доживет до вечера. Перри же подумал, что злодей, состоящий из мелочной бытовой жестокости и тирании под прикрытием белого фартука и крахмаленных манжет, в глазах общества, может и злодеем-то не считаться. Он сомневается, что в О.Б.К.А. озаботились подобрать агента для фрау Фуфелшмерц. Стоило бы. --- - Хайнс, майн готт, не горбись! - Хайнс, не закатывай глаза на свою дорогую мутти. - Хайнс! Каждый окрик стирал с бледного лица Хайнса еще один слой жизни. Он чувствовал, что его подвергают изощренной прилюдной экзекуции, но не позволял рукам дрожать, растягивая в улыбке рот. Тренированно делал вид, что удары не достигают цели, хотя, если продолжать метафору, стрелы били друг другу в оперенье, расщепляя его до основания древка. Он затравленно посмотрел на Перри. Тот спокойно распиливал свою порцию мясного штоллена тупым фамильным серебром, закончил и так же спокойно передал Хайнсу салфетницу, о которой он не просил. Легкое соприкосновение пальцев на холодном фарфоре, незаметное подмигивание, Хайнс сглотнул и снова подумал, что все это переживет. Пусть старший Фуфелшмерц популярностью не пользовался, его брат привлекал всех. Негромкий голос, приятный смех, участливое внимание к собеседнику. Роджер располагал к себе с первого взгляда, мамин любимец, красавчик, папина гордость. Душка. Бледный Хайнс послушно перебирал вилкой содержимое своей тарелки и с нарастающей тревогой ожидал, когда приятность Роджера распространится до Ванессы и Перри. Не произнося этого про себя, он кожей ощущал, что не вынесет, если Ванесса вынет наушники и приветливо вольется в обсуждение кикбола. Но Ванесса сидела прямым истуканом, ее взгляд застыл на солонке, а мысли, перемешиваясь с текстом песен, опустились слишком глубоко, чтоб она хотела вынырнуть на поверхность, где светило социальное солнце Роджера. Она воспринимала дядю как еще одну причину, по которой она тут застряла на лишние полчаса, и по ее меркам, вина была непростительной. Перри словно был накрыт стеклянным колпаком и обаяние младшего Фуфелшмерца налетало на невидимую преграду. Перри не улыбался ему в ответ, не кивал, при этом его поведение не казалось невежливым. Как Роджер - роджерность, Перри генерировал вписываемость в компанию, словно что-то естественное и неиссякаемое. Он красиво ел, ловко орудуя левой рукой, и, если кто-то из многочисленных Фуфелшмерцев и занимал его, то только Хайнс. - Хайнс! Локти со стола! Перри осторожно поднял взгляд от манжет и увидел, как вздрогнувший Хайнс дернулся, меняя позу. Долговязый, нелепый, подпертый с обеих сторон, он выглядел как никогда несчастным. Убрав со стола острые локти, Хайнс ссутулился еще больше и, стараясь казаться незаметнее, словно стек под стол, пока носы его ботинок не уперлись в ноги Перри. Не меняя меланхоличного выражения, Перри тоже вытянул ноги вперед, оказывая странную, но ощутимую поддержку. Легкий подбадривающий тычок, напоминание, что Хайнс среди родни не один. - Хайнс! Ты ничего не ешь! - Хайнс! Не смотри на часы. - Хайнс! Хайнс отшвырнул салфетку и вскочил, задев коленями столешницу. Неодобрительный звон потревоженной посуды подчеркнул неуместность жеста, движения и всего Хайнса тут, среди нормальных людей. Высокий соусник все еще шатался, когда Хайнс выбежал в коридор, растолкав всех сидящих, и Перри вовремя придержал его за ручку. Немного смущенно улыбнулся, извиняясь за себя и за Хайнса, и получив в ответ надменный, но благоволительный взгляд от фрау Фуфелшмерц, он последовал за ним. По пути Перри слизнул остатки кисло-сладкого соуса по семейному рецепту и вернул на место вешалку. Хайнс пронесся тут, сшибая на своем пути все. Перри надеялся только, что он не сильно ударился. У них случались серьезные стычки «по работе», доходило и до драк нередко, да постоянно, но за каждый хайнсов синяк Перри переживал как за свой. Проходя мимо старомодного зеркала, покрытого потеками амальгамы, Перри не удержался от быстрого взгляда. На полке перед зеркалом стояли семейные фотографии в темных рамках. Роджер. Роджер. Чета Фуфелшмерц. Роджер. На групповом снимке Перри узнал Шарлин. Немного поискав глазами, заметил и маленькую Ванессу. Еще Роджер. Ни одной фотографии Хайнса. Хотя... Совершенно незаметный, серый и маленький, мальчик-Хайнс в откровенно девчачьем наряде жался у ног матери, счастливо прижимающей к необъятной груди сверток с, очевидно, Роджером. Перри почувствовал горечь во рту, и соус был не при чем. Да, Хайнс не вырос красивым, или обаятельным, но Перри знал, каким восторгом могут гореть его глаза, как он говорит без остановки, если его слушать, каким энергичным и одержимым он предстает, когда очередная идея между гениальностью и безумием, посещает его голову. Любовь к нему являлась вещью простой и естественной. Он точно не заслужил презрения, его семья не имела права не замечать его. Хайнс был достоин больше, чем быть принятым, как нечто обыденное, вроде нелюбимой мебели. Забитого невеселого мальчика с фотографии хотелось увести подальше. Сейчас Перри где-то ждал взрослый Хайнс, и уж его из этого гадюшника Перри собирался забрать немедленно. Своего Хайнса. Нездешнего романтика, которого хотелось обнять прямо сейчас до тошноты и боли в кончиках пальцев. Перри прошел мимо фото-алтаря имени Роджера, более не задерживаясь. Хайнс нашелся на крыльце. Перри окинул взглядом вызывающе белую шею с начисто сошедшим засосом, подавил хулиганистую мысль, подначивающую ухватить Хайнса за рубашку, втащить на праздничный стол и зацеловать прямо там, на глазах его суки-матери и отца-засранца. Он просто положил руку на костлявое плечо. Не оборачиваясь, Хайнс резким движением скинул ее. - Возвращайся к гостям, Перри Утконос. Оставь меня, я в порядке. Это не в первый раз, и точно не в последний. Мне жаль, чтоб ты знать. Колючий акцент проступал еще сильнее, когда Хайнс злился. Тонкие губы принимали зловещие гримасы, еще больше казалась горбинка носа. Он испытывал негодование, но старался его скрыть, пытаясь принимать привычную дозу боли от семейных встреч со смирением и покорностью, только ярость все равно прорывала тонкую оболочку приличий, их последний рубеж. Не меняясь в лице, Перри обеими руками притянул к себе подбородок Хайнса и серьезно, очень старательно поцеловал его в губы. Хайнс закрыл глаза. Спокойная власть Перри наполняла покоем и его. Сперва, он замер, не представляя, что произойдет потом, но деликатный поцелуй все продолжался и Хайнс осмелился отдаться ему, отвечая со всей страстью, на какую был способен. Сильные пальцы стиснули плечи, как Хайнс привык, но скользнули ниже до талии они так, как ему бы хотелось - естественно и легко, как течет вода. Сладко заныло внутри, руки бесстыже легли на бедра, но реальность нагнала сбежавший от себя разум, и Хайнс отстранился. Конечно, он хотел этого, хотел дерзких пальцев на коже, поцелуев и даже большего, но он этого не заслуживал. После всего, что Перри услышал, он не должен был вообще тут оставаться, что его держало? Уж не хайнсова готовка. Хайнс пристально посмотрел Перри в глаза. - Если ты так хочешь меня утешить и все, лучше остановись. Остановись и никогда не продолжай. Прищурившись, Перри пожал плечами и поцеловал Хайнса снова. Послышались вежливо шаркающие шаги. Роджер был слишком воспитан, чтоб появляться бесшумно. Перри поправил и без того идеально завязанный галстук, немного нервно кивнув Роджеру и, развернувшись к Хайнсу, указал большим пальцем куда-то за спину. - Да. Иди, заводи машину, я сейчас. Роджер смотрел в след уходящему Перри с отлично скрываемой завистью. Бросив настороженный взгляд на дверь, он достал из кармана портсигар. Хайнс не повернул головы, он внимательно смотрел через серую улицу, сквозь маленькие клумбы, ограниченные неровными камушками, туда, где раньше находилось неприветливое здание общественных купален. - Что ж, Хайнс. Если бы ты постоянно все не усложнял и не бесил маму, это был бы не ты. После щелчка зажигалки раздался жадный вдох. Идеальному Роджеру редко доводилось реализовывать плохие привычки, точно не в Дэнвилле, где его знали абсолютно все. Белоснежная улыбка и золотой кубок Кикболла не сочетались ни с сигаретами, ни с алкоголем, а благодушные дэнвилльские мамы не позволили бы мэру целовать своих детишек, знай они, что еще он делал тем же ртом. Роджер был обречен на жену, двух детей разного пола и золотистого ретривера. От него этого ждали. От Хайнса никто никогда ничего не ждал, ему можно было все. И что он выбрал? Быть отличным отцом. Супружеские отношения с серьезным агентом О.Б.К.А. да детские схемы нелепых игрушек. Секунда торопила секунду в затянувшейся паузе не начатого разговора Роджера сжирала такая зависть, о которой Хайнс и помыслить не мог. - Роджер, дорогой! Ты там? - Иду, мам! Роджер посмотрел на растрепанный затылок старшего брата. Нелепый, заспанный, в мятой рубашке, Хайнс вцепился в перила костлявыми пальцами, и только это выдавало его смятение. В остальном он казался отрешенным, ветер добавлял беспорядка его волосам, заставляя слезиться глаза. Хайнс явно видел не с детства знакомый пейзаж, что-то другое, более пугающее, там впереди. Вглядываясь в недоступные Роджеру дали, он думал, что возможно именно там ему и место. - Я был рад тебя видеть. Тут. Это правда. Хайнс неопределенно пожал плечами, все так же, не поворачиваясь к брату. Когда за Роджером закрылась дверь, он аккуратно подобрал его тлеющий окурок и пару раз ткнул в потемневшую от времени древесину перил, рассыпав вокруг моментально умершие искры.