Куколка

Подходя к дому, Спок замедлил шаг. Рядом с подъездом припарковался грузовик службы доставки, и то, что рабочие выгружали из него, заставило сердце забиться чаще. Всего неделя прошла с тех пор, как Спок оставил заказ на сайте, но и за эти дни он успел много раз обдумать свое решение, передумать и отказаться от заказа, а потом снова взять себя в руки. Ему это было нужно, как и любому живому существу, в чьи функции жизнедеятельности самой природой заложен секс. Случай Спока был своего рода уникальным, он долго искал выход и, когда открывал закладку сайта заказов, был уже полностью уверен, что это именно то, что ему нужно. Выбрать можно было все: рост, вес, телосложение, объемы, структуру кожи, цвет радужки и волос. Спок чувствовал себя грабителем в пещере сокровищ — хотелось всего и сразу, но при этом он точно понимал, что выберет. Образ сложился в его голове очень давно, он был навеян собственными предпочтениями и фантазиями, оставалось только проставить галочки там, где стояли описания параметров. Светлые волосы, синие глаза, чуть выше среднего рост, худощавое телосложение. Спок придирчиво выбирал форму носа и губ, остановившись на пухлых розовых, с чувственной ложбинкой носогубной складки. Даже длина пальцев была опциональной, что уж говорить про половые органы. Спок несколько раз менял выбор, но в итоге остановился на том, что нужно. Голограмма с изображением его заказа внушала оптимизм: кукла была невероятно похожа на то, что Спок искал. А сейчас она стояла перед его дверью в пластиковом боксе, на боку которого было указано «Лично в руки», а также его имя и адрес. Курьер, помечавший что-то в падде, поднял голову, когда Спок поравнялся с ним, понял, что это его клиент и приветливо улыбнулся. Спок привычно растянул губы в похожей улыбке, дававшейся ему с каждой неделей тренировок все лучше. Скоро он ничем не будет отличаться от людей, среди которых живет третий год. Ничем, кроме одного. Общаться с людьми Споку было сложно. Они были суетливы, громки, эмоциональны и выделяли жидкости, которых сухая кожа вулканца выделить не смогла бы никогда. Это вызывало брезгливость — главную помеху в нормальном функционировании. Если с учениками Спок держался на расстоянии — и футы от кафедры до первых рядов аудитории были только в помощь, — то с остальными людьми было сложнее. На помощь приходил интернет и заказы на дом, в свою квартиру Спок не пускал никого, но изредка приходилось оказываться от людей очень близко. Как сейчас, когда курьер протягивал ему свое стило для того, чтобы клиент оставил пометку в падде о том, что заказ доставлен. Спок, извинившись, достал собственное перо, расписался, указав, что получил его в срок, а курьер был внимателен и вежлив. Мама часто рассказывала ему про Рождество: великий земной праздник, одной из особенностей которого был безвозмездный обмен покупками — подарками. Мама говорила, как она ждала утра, чтобы распаковать коробки, достать оттуда все, что подарили ей родные и друзья, какой восторг она испытывала. Почти то же самое, кажется, испытал и Спок, когда освобождал покупку от упаковки. Первым, что он увидел, были волосы, даже на ощупь мягкие и шелковистые, ласкавшие кожу руки нежными касаниями. Материал специально был выбран искусственный, хотя на сайте был большой выбор натуральных. Но представить, что он трогает чьи-то волосы, Спок не мог — его мутило от отвращения. Искусственные были гораздо лучше и приятнее, не требовали особой заботы и не вызывали брезгливости. Идеально. Как и кожа, силиконовая, с добавками органической краски для натуральности изображения, имитирующая настоящую всем, даже чуть расширенными порами у крыльев носа и на лбу. Казалось, что на покупке через пару часов появится щетина, настолько искусно она была выполнена. Брови покупки, густые, темнее, чем волосы на голове, были идеально уложены ровными арками, а длинные ресницы закрытых глаз чуть подрагивали от легкого движения воздуха из кондиционера. Спок осторожно, одним пальцем поднял веко, затем второе, и глубоко выдохнул. Синева глаз куклы почти ослепляла, оттенок «Райский голубой» и черная точка зрачка — прекрасное сочетание, от которого пересыхало во рту. Совершенство. Спок нашел себе настоящее совершенство, он не мог отвести глаз от того, что ему открывалось с каждым аккуратно убранным слоем упаковки. Кукла была одета, что будило воображение и заставляло дыхание учащаться от предвкушения. Спок полностью вынул ее, поставил перед собой и с нескрываемым восхищением осмотрел и огладил везде. Они были почти одного роста, губы Спока находились на уровне губ куклы, и, поддавшись искушению, он чуть наклонился и коснулся их. Мягкие, податливые, сухие — ровно так, как ему и хотелось. Зубы, выполненные из более твердого пластика, ощущались как настоящие. Спок, зная, что кукла не посмеется над ним за неумение, что примет любым, не заставляя при этом чувствовать влагу слюны, поцеловал ее так, как давно хотел, но не мог себе позволить. Плечи и ключицы — силикон, обтянувший арматуру внутренней конструкции, — были крепкими и при этом достаточно мягкими: объемам резиновых мускулов Спок уделил особое внимание при заказе. Прижав куклу к себе, он продолжил целовать ее, чувствуя ликование. Он оказался прав. Именно так и нужно было сделать уже давно. Но перед тем, как приступить к пиршеству плоти, Спок должен был все подготовить. В правилах на сайте и в красочном буклете, вложенном в специальный отдел упаковочного бокса, описывались правила ухода, где гигиена была на первом месте. И создатели, и покупатели отдавали себе отчет, что кукол приобретают не для вечерних чаепитий. Поэтому Спок внимательно изучил всё заранее, достал рекомендованный набор средств, заказанный одновременно с куклой и лежавший вместе с буклетом, и начал готовиться. Первым делом куклу следовало раздеть, и хотя Спок планировал сделать это более романтично, но необходимость и брезгливость подстегивали. Неизвестно, кто и как касался его куклы при производстве и упаковке, и использовать ее по назначению, не продезинфицировав, было бы истинной глупостью. Поэтому Спок, унимая волнение и легкую дрожь в пальцах, раздел свою покупку, внимательно отмечая про себя то, как грамотно и точно был выполнен его заказ. Кожа на взгляд была гладкой, но чуть шершавой на ощупь, теплой от встроенных внутрь аккумуляторов. Волос, как и значилось в заказе, не было. Даже ненатуральные, лишние волосы на теле его игрушки Споку претили. Длинные пальцы с ровными ногтевыми пластинами, едва заметные синие прожилки вен, нанесенные анатомически точно, даже несколько родинок, как Спок указал в дополнительных опциях, — все было на своем месте и все казалось идеальным. Раздев куклу и аккуратно сложив на кресло специально заказанную по меркам одежду, Спок осторожно поднял ее на руки и отнес в душ. Какими бы безопасными и рекомендованными ни были средства, доставленные с заказом, но Спок все равно больше доверял воде. К счастью, производители предусмотрели и это: мытье не могло испортить куклу, но Спок все равно беспокоился. Он с темным ожиданием смотрел на то, как намокают и темнеют светлые волосы, как незакрытые глаза заливают струи. Не выдержав, Спок сомкнул кукле веки, тонкие и нежные даже на вид, совсем как у людей. Не то, чтоб он знал это наверняка… Спок тщательно вымыл свою покупку, протер мягкой замшей везде, даже в самых укромных местах, о которых до этого времени старался не думать — время еще не пришло. Но нужно было смыть химический запах, избавиться от ощущения того, что кукла все-таки неживая. Спок мыл ее, не жалея очищающего средства, и когда кожа начала скрипеть и стала влажной на ощупь, он выключил воду, вытер куклу мягким полотенцем, отнес в спальню и рассмотрел как следует. Все было идеально, даже стало лучше, чем когда кукла стояла в коробке. Теперь она была почти как настоящий человек, только неестественная поза выдавала, что это не так. Отойдя на пару шагов, Спок прикинул, как лучше будет уложить ее, а потом подтянул повыше, устраивая затылком на подушке, чуть развел ноги и согнул руки, не чувствуя сопротивления тугих шарниров. Кукла двигалась легко, принимала те позы, которые захотел ее хозяин, и эта покладистость привлекала Спока. Кукла была так не похожа на всех знакомых ему людей, и этим была прекрасна. Уложив куклу так, чтобы поза была одновременно привлекающей и естественной, Спок еще раз посмотрел на нее со стороны и понял, что настало время испытать ее в деле. Полотенце, которым он для правдоподобности обмотал тело куклы, скрывало гениталии, и, сдернув его, Спок увидел то, от чего старательно отворачивался весь вечер. Тяжелая, симметричная мошонка, ровный длинный член, в обхвате ровно для кулака Спока, гладкая кожа паха, — все было прекрасно. Идеально. Ровно так, как он и хотел. Раздевшись, Спок лег рядом с куклой, притянул ее поближе, разрушив идеальность позы, и прикоснулся губами к пухлым губам, послушно раздвинувшимися под его языком. Во рту не оставалось привкуса, только легкий запах мяты — в душе Спок мазнул по нёбу куклы зубной пастой, добавляя правдоподобности. Губы были мягкими и податливыми, кожа терлась о щеку Спока гладко, не царапая щетиной и не оставляя раздражения. Только тело не двигалось, и из-за этого ощущение связи с неживым объектом не покидало Спока. Но он не видел в этом проблемы. Кукла не елозила, не суетилась под ним, не дышала шумно в ухо, не делилась слюной и потом, не отвлекала суетными разговорами. Это был идеальный партнер для секса, и Спок, взяв приложенный к покупке флакон специальной смазки, немедленно нанес ее на тело куклы и на свой член. Ягодицы — слой почти натуральной кожи на силиконовых вставках, — были крепкими, упругими, но мягко ложились в ладонь. Если по ним ударить, то раздался бы звук натурального шлепка и соприкосновения кожи, но Спок не хотел портить свой подарок. Наоборот, он был мягок и нежен, хотя кукла не могла почувствовать боли, но это было нужно самому Споку. Он медленно вводил член в растягивающийся под его движениями анус, чувствовал скольжение члена внутри, смазку, облегчавшую движения, тугость искусственной плоти вокруг него. Кукла смотрела на Спока распахнутыми глазами, синими и почти живыми, а Спок, державшийся над ней на вытянутых руках, боялся двигаться, чтобы не спугнуть удивление с кукольного лица. Такая: с раскрытыми губами, с широко распахнутыми глазами и прядями волос, упавшими на лоб, она казалась живой, отвечающей на каждый толчок Спока, и только звуков от нее нельзя было добиться. Кукла молчала, пока Спок, прижавшись ртом к ее плечу, размеренно и четко двигался, достигая оргазма. Даже после этого, когда силы ненадолго его оставили, когда Спок почти рухнул на куклу, она не изменилась в лице, а Спок, лежа на ней, обводил указательным пальцем ее нос и глаза, проводил по ресницам, чувствуя на коже легкую щекотку, касался все еще раскрытых губ с виднеющимися за ними краешками белоснежных пластиковых зубов. Куклу снова пришлось мыть, и Спок, делая струи сильнее, не смотрел на то, как стекает по бедрам сперма, как ее уносит в водосток. Только потом, когда Спок вытирал куклу, он посмотрел на ее спину и ягодицы, но ничего примечательного там не было. Копчик, влажная искусственная кожа между ягодицами — на несколько тонов темнее, чем на теле, все было анатомически правильно, — сжатый анус, скрывающий собой несколько плотных резиновых колец, делавших ощущения настолько настоящими и удивительными, что у Спока подвело в животе. Куклу хотелось снова. Но вместо этого он одел ее в пижаму и уложил в кровать на бок, лицом к себе. Лег рядом и притянул ее ближе, обнял, уткнувшись во впадинку ключиц носом, и так уснул до самого утра. Ничто не тревожило его, ничто не мешало. Кукла была мягкой в его объятиях, только бедро, в которое Спок упирался пахом и потирался во сне, было мускулисто-плотным. Как будто настоящим. С куклой было много хлопот. Ее нужно было мыть, тщательно чистить, особенно после секса, переодевать, менять позы — притворяться, что она настоящая. Но Спок не заботился о натуральности. Ему доставляло удовольствие именно то, что кукла была полностью в его власти, что она была безмолвной и неподвижной, пока он сам не сгибал ее колени или локти, не усаживал в кресло или на стул, когда садился обедать, а она была его единственной компанией. Она молчала, когда он рассказывал о том, как прошел день, как были несносны его ученики, какие шалости устраивали кадеты своим инструкторам и преподавателям. Спок жаловался, что ему пришлось пожимать руку неприятному человеку, что она была липкой и потной. Он рассказывал, что видел сегодня по дороге в Академию и обратно, делился планами. Это странным образом помогало ему сосредоточиться и отточить какую-то важную речь — кукла слушала молча и внимательно, не перебивая и не вставляя “ценных” замечаний. Спок привык к ней очень быстро, втянулся в чуть изменившийся порядок дня, и это ему нравилось. Он заказывал кукле новую одежду, пополнял запасы чистящих средств и смазки, придумывал новые позы для нее — словно был фотографом, которому нужно было живописно уложить свою модель. Споку не казалось странным его времяпрепровождение. Наоборот, только такое ему и подходило. Гардероб куклы рос, время, которое Спок проводил с ней, тоже становилось больше. Но только в одном кукла пока была обделена. У нее не было имени, а Спок даже не подумал о том, что она безымянна. Для него она была просто «Кукла», и это заменяло ей и имя, и место в жизни хозяина. Спок не заметил, что стал с каждым днем немного отдаляться от всех, с кем раньше по необходимости находился рядом. У него и без этого был небольшой круг общения, а все остальные считали, что он не от мира сего. Теперь почти половина его времени была занята куклой — обедами с ней, разговорами с ней, переодеванием и мытьем, и сексом, к которому Спок привязывался все сильнее. Кукла была красива потусторонней, ненастоящей красотой, идеально подобранной на сайте производителя. Ее синие глаза доверчиво и открыто, с дружелюбием смотрели на хозяина. Ее губы были послушны и открывались перед ним, принимая поцелуй или скользящий в горло член. Ее силиконовые мышцы сжимались с нужной плотностью, доводя Спока до необходимой разрядки. Ее кожа краснела от трения, что Спок заметил лишь на второй день, и почти весь вечер тогда посвятил тому, чтобы вызвать на кукольном лице румянец или оставить на ягодицах отпечатки своих ладоней. Кукла улыбалась, когда Спок рассказывал что-то смешное, хмурилась, когда он посвящал ее в свои тайны, и грустила, когда Спок направлял уголки ее губ вниз. Продолжалось это недолго, Споку не нравилось видеть ее такой, и он тут же возвращал на прекрасное лицо улыбку. Но только за те почти четыре месяца, что Спок обладал куклой, имени у нее так и не появилось. - Джим! Стой, Кирк! Спок посторонился, уходя с дороги несущегося по коридору кадета, а потом еще раз, пропуская его преследователя. Это было грубым нарушением субординации и правил Академии, но Спок не стал отчитывать нарушителей. Мысли его были поглощены новым заказом, ждущим в кабинете. Кукла получила обновку, а Спок — несколько минут мыслей о вечере, когда опробует ее. Не замечая никого вокруг, он шел к аудитории, где должен был следить за прохождением теста “Кобаяши Мару”. Но, услышав фамилию пробежавшего мимо кадета, Спок мгновенно вернулся в реальный мир. Эту фамилию он встречал в списках сдающих уже в третий раз, и причина такой настойчивости была ему непонятна. Сдать тест было невозможно, Спок лично разрабатывал его и программировал так, что никому и никогда не удалось бы выполнить все поставленные задачи. Нужно было научиться проигрывать, и ничего лучше, чем безнадежный сценарий, человечество пока не придумало. Мысли о кукле отошли на второй план, когда Спок поднялся на наблюдательный пункт, откуда через толстое стекло открывался прекрасный вид на модель мостика с рассаженными за пультами специалистами, пока еще тоже кадетами. Только кресло капитана пустовало. Но и это продолжалось недолго. Дверь на «мостик» распахнулась, и в нее влетел на ходу застегивающий форму и приглаживающий волосы кадет. Он, отсалютовав преподавателям без тени смущения за опоздание, занял свое место, и тест объявили начавшимся. И только Спок, стоя в глубине наблюдательного пункта, не мог привести в порядок дыхание от изумления, обрушившегося на него с силой сотен атмосфер. Прямо перед ним, настоящая, улыбающаяся и отдающая приказы хрипловатым низким голосом, сидела его кукла. Только ожившая и обретшая, наконец, свое имя. Джеймс Кирк. Спок отстраненно наблюдал за тем, как проходит испытание. Казалось, что на площадке все шло по плану — клингонские «птицы» атаковали «Кобаяши Мару», щиты падали, воображаемый звездолет под управлением Кирка терял мощности и сдавался под атаками, раненые гибли, экипажи пытались сохранить присутствие духа. Оком этой бури был невозмутимо улыбавшийся Кирк, развалившийся в кресле капитана непринужденно и вульгарно, расставив ноги. Спок смотрел только на него, боясь выйти из спасительной тени спин всех стоявших рядом преподавателей. Ему казалось, что стоит только подойти ближе к стеклу, и все увидят его смятение и возбуждение. Он не сводил с Кирка глаз, все больше и больше убеждаясь, что его любимая кукла была с ним словно из одной формы отлита. Все было одинаковым. Даже больше — идентичным: от линии роста волос до появившегося на щеках румянца. Спок мог бы побиться об заклад, что и под одеждой Кирк похож на его куклу. Или та — на него. Меж тем, испытание завершалось. Спок поражался нахальству Кирка, доставшего из кармана яблоко и начавшего им сладко хрустеть. Крепкие белые зубы откусывали крупные куски, перемалывали их, освежая пухлые губы сладким соком, а Спок, чувствуя жажду, не мог отвести от них глаз. Короткая пауза, возникшая после отказа энергии, не отвлекла его. Она не была критичной, все шло по плану. Но, как выяснилось, не совсем. Неведомым образом щиты клингонов пали, открыв уязвимые места, и Кирк решительно велел целиться в них, что привело к предсказуемому результату. Экипаж «Кобаяши Мару» был спасен, звездолет Кирка уцелел, раненые были взяты на борт, а тест… Тест оказался пройден с невероятным результатом. Кирк его всего лишь прошёл, при том, что сделать этого не мог никто. — Как, черт возьми, ему это удалось? Спок, зная, что обращаются к нему, сделал шаг вперед. — Даже не знаю. Кирк, хрустевший яблоком, с усмешкой победителя смотрел на отделяющее его от наблюдавших стекло. Спок же, вместо того чтобы проверить логи прохождения теста, выискивая в нем ошибку, ставшую роковой, терялся в мыслях. Этот парень, Кирк, стоявший перед ним сейчас, лишал самообладания даже привыкшего отсекать свои чувства Спока. Решив отложить разбирательство и поиск ошибок на потом, Спок попрощался с коллегами и отправился домой. Он шел, привычно стараясь разложить все случившееся по полкам разума, но ничего не получалось. Казалось, что Кирк — неведомо ожившая любимая кукла Спока, перемешал его мозг, как в миксере, оставив только обрывки мыслей, без конца и начала. Это несколько пугало привыкшего к однообразию и размеренности Спока. Обычно под вечер, вернувшись домой, он отбрасывал все текущие дела и суету, отдаваясь времяпрепровождению с куклой, но сегодня даже она не вызывала интереса. Поставив ее перед собой, Спок долго вглядывался в знакомое до мельчайших подробностей лицо: тонкую проволоку остова, арматуру, заменявшую кукле кости, искусственную кожу, так похожую на настоящую. Сомнений быть не могло. Кукла была вылитым Кирком, и это смущало. Если раньше Спок знал, что его кукла уникальна, создана по его заказу и по его предпочтениям, то сейчас оказалось, что в мире есть другое — живое — существо, отвечавшее всем его вкусам. Не привыкшему к такому Споку невозможно было найти определения своим чувствам и мыслям по этому поводу. Он смотрел на куклу, не чувствуя больше привычного трепета ожидания или возбуждения. Если до этого вечера ему не составляло труда возбудиться при виде совершенства своей игрушки, то сейчас казалось немыслимым даже дотронуться до нее с подобными намерениями. Кирк, сам того не зная, проник в центр мыслей Спока, и кукла стала овеществленным продолжением этого. Спок испытывал смущение, глядя на куклу. Пустив в ход воображение, можно было представить, что это именно Кирк стоит сейчас перед ним в джинсах и простой белой рубашке, расстегнутой на груди. Возможно, если бы Спок отвернулся, то его кукла засунула бы руки в карманы, чуть отставила ногу и с усмешкой посмотрела на него, точно зная, о чем думает хозяин. Это читалось во внешности настоящего Кирка – его понимание своей привлекательности и насмешка над теми, кто не устоял перед ней. Пораженный, Спок сел в кресло, стараясь не поворачиваться к стоявшей посреди комнаты кукле. В разуме все перемешалось, ломая заведенный с детства порядок. Образы куклы и настоящего Кирка — живого человека и привычной игрушки, с которой Спок проводил время и не боялся заниматься сексом, находиться рядом, трогать, — наслаивались друг на друга и смешивались в непонятный пока Споку феномен. От влечения к кукле Спок одним шагом сместился к невообразимому для него раньше интересу к живому человеку — и не лучшему представителю этого рода, если судить по тому, что Спок успел понять о Кирке. Ошеломленный и нуждающийся в покое, чтобы обдумать все случившееся, он оставил куклу, а сам ушел в спальню, впервые за последние месяцы отправившись спать в условном одиночестве. В устоявшейся жизни Спока одна за другой сдвигались тектонические плиты его бытия. Если раньше он мало обращал внимания на тех, кто находился с ним рядом и окружал на работе, включая кадетов, то сейчас каждый из них удостаивался его пристального внимания. Спок отдавал себе отчет в том, что в каждом проходящем мимо ожидает увидеть Кирка, но не мог себе запретить искать его. Его внимание не было вознаграждено, хотя Спок всячески уговаривал себя, что он не расстроен этим. Единственным способом сосредоточиться было дело — разобраться в насущной проблеме: как Кирку удалось пройти тест. Это оказалось несложно. Стоило только внимательнее вчитаться в логи прохождения теста, как Спок сразу нашел то, что способствовало удаче Кирка. Подпрограмма, вгрызшаяся в его код, как червь, повредила тщательно выстроенные строчки, заставила исчезнуть пару пунктов из исходных данных. У клингонских “боевых птиц” уничтожили щиты, и только делом времени было бы их поражение. По времени выходило, что это случилось именно тогда, когда неожиданно на тренировочном мостике погас свет, а все компьютеры перезагрузились. Тогда подпрограмма и вцепилась в код Спока, переписывая его под себя. Не нужно быть гением, чтобы понять, кому выгодно изменить ход испытания, но нужно было иметь несравненный интеллект, чтобы написать такую программу. Если это сделал сам Кирк, то Спок мог только поаплодировать. Но и не возмутиться не мог. Программа была идеальной, тщательно и логично выстроенной, направленной на достижение единственной цели. И то, что ее взломали, било по самолюбию Спока. К сожалению, доказательств того, что именно Кирк написал и внедрил ее, не было. Физически Кирк не мог бы этого сделать, значит, на тренировочной площадке был его сообщник, имеющий доступ к ходу испытания. Именно его и следовало найти, а уже после этого, получив признание, выйти на Кирка. Спок пока не отвечал точно на вопрос, что случилось, хотя руководство Академии требовало немедленного ответа. Он решил самостоятельно разобраться во всем. От этого зависела его честь и репутация, и никому не было позволено подрывать их. Спок внимательно просмотрел списки принимавших участие в тесте, особенно выделяя тех, кто находился не на мостике, а за мониторами. Подходящих кандидатур было несколько, и Спок вывел на экран падда информацию о них. Каждого следовало проверить. Едва решив гложущую его загадку, Спок снова вернулся к мыслям о Кирке не в рабочем ключе. Этот кадет тревожил его разум, и чем больше времени проходило, тем сильнее Спок это чувствовал. Его интриговала схожесть Кирка и куклы, пугало то, что от сравнения он перешел к переносу своего увлечения на живого человека. Спок, решив отложить эти размышления до более подходящего момента, отправился домой. У него было три маршрута: быстрый, предпочитаемый и длинный, которым он пользовался, когда было необходимо поразмышлять на ходу. Этот путь лежал через центр Академии и главный вход, а дальше шел по живописным улицам Сан-Франциско. Мелькавшие дома, дороги, кафе и магазины, пролетающие мимо машины парадоксальным образом не отвлекали Спока, а позволяли сосредоточиться. Он шел, погрузившись в свои мысли, пока какой-то элемент, выбивавшийся из привычной картины мира, не привлек его внимания. Это было до нелепого смешно, если бы Спок допускал проявления юмора и шуток судьбы в своей жизни. За столиком уличного кафе, мимо которого он шел, сидела одна из студенток, имевшая доступ к работе его программы. Ее фото было среди тех, что Спок загрузил в свой падд. Орионка Гейла, четвертый курс факультета связи, одна из лаборанток на тесте «Кобаяши Мару», премило ворковала со стоящим с ней рядом Кирком, державшим в руках блокнотик официанта, но ничего туда не писавшим. Вместо того, чтобы принимать заказ, Кирк наклонился к Гейле, прошептал что-то ей на ухо, а девушка засмеялась и нежно ударила его ладошкой по плечу. Кирк наклонился еще ближе, Споку было видно, как он касается губами щеки Гейлы, но громкий окрик хозяина кафе заставил Кирка отстраниться. Оставив девушку, он скрылся на кухне, и именно этот момент Спок выбрал, чтобы решиться. Он сел за соседний столик, скрытый кудрями густого плюща, обвивавшими реечную ширму, и приготовился ждать. Ему нужно было совсем немного – пара слов, утвердивших бы его во мнении, что именно Гейла помогла взломать программу. Но вместо этого он услышал над ухом тихое покашливание, а когда поднял глаза, то увидел Кирка, щедро и радушно улыбавшегося ему. — Привет, я Джим, ваш официант. Разрешите предложить вам меню? Спок понял, что речь отказывает ему. Он пытался ответить, что ничего не нужно, может быть, только кофе, но язык его не слушался. А Кирк же, наоборот, смотрел внимательно, улыбался и никак не показывал, насколько глупо выглядит его клиент. — Может быть, кофе? — пришел он на выручку Споку. Тот кивнул, сдавшись. Он, конечно же, не притронется к тому, что готовил не сам, этот напиток вовсе не входил в число его любимых и использовался только по необходимости. Но сидеть в кафе, ничего не заказав, было неправильно. Ему все еще было нужно найти хотя бы косвенные улики того, что Кирк с помощью Гейлы взломал его программу. Но этим планам оказалось не суждено сбыться. Едва Кирк принес кофе — Спок уже не удивлялся, увидев, что пальцы Кирка были один в один похожи на пальцы куклы, — как Гейла, подозвав его, быстро поцеловала в щеку, прощебетала что-то и ушла. Прощание и вид Кирка нисколько не намекали на что-то большее, чем дружба, но Спок не считал себя профессионалом в оценке человеческих эмоций и чувств. Одно он понял точно — сегодня удача не улыбалась ему. Он рассеянно крутил чашкой по столешнице, оставляя за ней коричневые капли и тонкие ручейки, пытаясь понять, как вести себя с Кирком и как выяснить ответы на терзающие вопросы. Как ему удалось взломать код? Почему кукла Спока похожа на Кирка? Почему Спок не может найти себе места? Последний вопрос был самым главным. Логичная натура Спока предполагала, что дело именно в сходстве куклы и Кирка, и, выяснив причину, он перестанет об этом думать. — Сэр, принести вам еще что-нибудь? Спок заметил, что так и не притронулся к кофе, а чашка, пропутешествовав по столу из одной его руки в другую, оставила после себя неряшливые кляксы. Кирк с понимающей улыбкой забрал чашку и протер стол, а потом повторил вопрос: — Желаете еще что-нибудь? — Я бы хотел узнать, кадет Кирк, как вам удалось взломать программу теста «Кобаяши Мару»? То, что вопрос застал его врасплох, Спок заметил по секундной, даже меньше, паузе между выдохами и удивленному выражению лица. Но Кирк быстро взял себя в руки, дежурно улыбнулся и переспросил: — Простите, сэр, я не совсем понял, о чем вы. — Кирк, вы взломали мою программу для теста «Кобаяши Мару». У меня есть доказательства того, что в исходный код были вписаны новые строчки, а случилось это в тот момент, когда в тестовой аудитории погас свет. Тогда ваша подпрограмма взломала мою и стерла исходные данные, что позволило вам пройти тест. — Я все еще не понимаю, о чем речь, сэр. Я даже не знаю вашего имени, поэтому ничего не могу сказать и о вашем коде. Я прошел «Кобаяши Мару» сам, пусть и с третьего раза. — Это невозможно, — Спок оставался непреклонным. — Этот тест нельзя пройти, кадет. — Для меня нет ничего невозможного, сэр, — ослепительно улыбнулся Кирк. — Так, может быть, еще кофе? Круассан? Шоколад? — Спасибо, ничего не нужно. Спок чувствовал себя неуютно в такой близости к Кирку, наклонившемуся к нему будто бы услужливо, а на деле — очень смущающе. Сейчас он доминировал над Споком, разоружая его улыбкой и несгибаемой наглостью, позволявшей лгать в глаза. Спок чувствовал его ложь, но ей нечего было противопоставить. У него были только логи теста, лишние строчки кода, уничтожившие данные о щитах клингонских кораблей. А у Кирка имелась непрошибаемая уверенность в себе — самый сильный козырь. Спок еще раз порадовался тому, что его кукла не может разговаривать и вести себя подобным образом. Если бы она не только внешне была похожа на Кирка, то Спок бы не выдержал и уничтожил ее, как навязчивый раздражитель спокойствия. — Уже уходите, сэр? — с улыбкой проводил его Кирк, а во взгляде его читалось нетерпение от того, что докучливый посетитель не торопится. — Мы встретимся с вами на академических слушаниях, кадет, — сохраняя достоинство, ответил Спок. — У вас нет доказательств, — помахал ему на прощание Кирк. Со стороны могло показаться, что услужливый официант прощается с щедрым клиентом, но голоса их становились все ниже и звучали все угрожающе с каждым произнесенным словом. — Я их найду, — пообещал Спок. — Удачи, — премило улыбнулся и Кирк. Спок вышел из кафе, не заплатив, но вспомнил об этом только на пороге собственной квартиры. Было мелко и подло думать, что эта досадная случайность принесет Кирку немного проблем, но Спок не удержался. Он негодовал от разрушавших его стройную жизнь эмоций. Наглость Кирка была триггером, разбудившим в Споке всех спящих демонов, он с ужасом признался себе в том, что злится из-за собственного бессилия. Кирк был прав. Доказательств не было, не было ничего, кроме догадок и явных улик вмешательства в ход теста. Совет Академии может принять версию Спока, потому что Кирк был единственным заинтересованным в прохождении теста лицом, но он все время был на виду, и это сводило обвинения Спока к теории. Сам того не замечая, Спок почти разорвал душивший его воротничок строгой формы. У него дрожали руки, но несколько дыхательных упражнений позволили немного сосредоточиться и успокоиться. К сожалению, в это время на глаза Споку попалась его кукла, уже второй день сидевшая неподвижно в кресле. Ее взгляд был направлен в противоположную стену, а Спок почему-то видел перед собой насмешливый взгляд Кирка и почти наяву слышал низкий шепот, говоривший, что у него нет доказательств. Сняв куртку и расстегнув застежку брюк, Спок подошел к кукле, рывком выдернул ее из кресла и, грубо перехватив под грудью, понес в спальню, где и бросил на кровать. Кровь кипела, как при плак-тау, Споку необходимо было приглушить мучившую лихорадку, и ничего лучше, чем грубый секс, еще не было для этого придумано. Даже если партнер был тих и неподвижен, и вообще не был живым существом. Одежда куклы, тщательно и с любовью одетая Споком, обрывками полетела на пол. Он не сдерживался, впиваясь в мягкую пружинящую плоть, обтянутую искусственной кожей, оставлял на ней темнеющие следы — спасибо натуральным тонерам и мастерству изготовителя. Спок не глядя вылил в ладонь смазку, пожалев ее в этот раз для своей игрушки, перевернул ее на живот и впился зубами в беззащитную шею под ровной линией роста ненатуральных волос. Кукла молчала и стоически принимала его ярость, а Спок трахал ее безжалостно, вымещая то, что вызвал в нем Кирк — ярость и желание, слившиеся в эту минуту воедино. Он на потом оставил ненужные рефлексии и размышления о том, что стало причиной его поведения, что — и кто — вызвали эту вспышку. И не хотел думать о том, что будет, если под ним таким же беззащитным и принимающим окажется настоящий Кирк. Безумие отступило сразу же, едва Спок, слив злость и сперму в услужливо растянутый зад куклы, откатился на свою половину кровати. Ему стало страшно и стыдно за то, кем сделали его проступившие на поверхность эмоции. Посмотреть налево было сложно, Споку стало неловко даже перед своей куклой. Он уже не понимал, что с ним происходит, и всю ночь не смыкая глаз, анализировал свои мысли и чувства. По всему получалось, что виноват Кирк. Спок не мог отрицать невероятного совпадения придуманной им внешности для куклы и реального человека. И то, что Спок испытывал к своей кукле сексуальное влечение, которое сейчас — стоило признать это открыто — перенеслось на Кирка, было обусловлено лишь тем, что тот воплощал в себе все идеальные параметры, привлекавшие визуально и физически. Но, в отличие от игрушки, Кирк был самодовольным наглым лжецом. И реальным человеком. Раньше Спока привела бы в ужас перспектива близости, а сейчас она не казалась чем-то невероятным и недопустимым. Но это эмоциональное вскрытие помогло Споку. Теперь, когда он разобрался в собственных переживаниях и выяснил их причину, то мог успешно справиться с проблемой. Аккуратно вымыв куклу и оставив ее в гостиной, Спок вернулся в спальню, где остаток ночи посвятил крепкому сну уверенного в своей правоте человека. А наутро, едва начались рабочие часы, положил на стол Комака докладную, где изложил факты и свои догадки о том, что случилось при прохождении теста «Кобаяши Мару» кадетом Дж. Т. Кирком. — Сессия созвана для разрешения тревожной ситуации. Кадет Кирк, выйдите к трибуне. Спок, хоть и сидел прямо, чуть скосил глаза, чтобы увидеть, как ошарашенный и ничего не понимающий Кирк поднимается с места и спускается вниз. — Кадет Кирк, в распоряжение Совета была передана докладная с расследованием прохождения вами теста «Кобаяши Мару». В ней говорится о намеренном вмешательстве в ход испытания для того, чтобы испытуемый положительно прошел тест. Так как подобное не подразумевается условиями, как факт принято утверждение, что тест был взломан. В частности, в код программы была внедрена подпрограмма, изменившая условия задачи. Так как единственным заинтересованным лицом в прохождении теста были вы, то Совет просит вас объяснить озвученные факты. Кирк помолчал несколько секунд, переваривая перенасыщенную канцеляризмами речь Комака, а потом уверенно заявил. — Адмирал, я могу с уверенностью сказать, что не взламывал тест «Кобаяши Мару», а прошел его честно. — Это невозможно, — заявил со своего места Спок, которого снова задела наглость кадета. Кирк врал в лицо Совету, и терпеть этого Спок не стал. — Коммандер, прошу вас занять место обвинителя, — выступил Комак, — и разъяснить Совету суть ваших претензий к кадету Кирку. — Да уж, пожалуйста, — грубо попросил Кирк, а его голос, усиленный микрофоном, разнёсся по всей аудитории. Спок, сохраняя видимое спокойствие и выдержку, спустился к кафедре и повторил свое обвинение, изложенное в докладной. — Таким образом, принимая во внимание заинтересованность кадета Кирка и его выдающиеся успехи в курсе программирования, я могу почти со стопроцентной уверенностью объявить его виновным в мошенничестве и нарушении этического кодекса поведения, а именно, положения 1.7 Устава Звездного Флота. — Я протестую, адмирал, — заявил на это Кирк. — У коммандера Спока нет улик, доказывающих мою виновность. Все, о чем он сказал, может свидетельствовать о моей вине только косвенно. Я не имел доступа к управлению тестом, к его коду и к наблюдательному посту преподавателей, откуда мог внедрить подобную подпрограмму. — Вам и не нужно было, — возразил Спок. — За вас это сделала кадет Гейла. Она имела допуск к запуску и работе программы. И именно она обеспечила вам прохождение теста. — Протестую. Мы с Гейлой даже не знакомы друг с другом. — А у меня есть доказательства обратного, — снова отбил его слова Спок. — Я лично видел вас разговаривающим с ней после сдачи теста. И ваше общение проходило в дружеском ключе. Поэтому я прошу вас, адмирал, вызвать этого кадета для дачи показаний. Спок посмотрел на Комака, и тот, бросив короткий взгляд на покрасневшего и нахохлившегося Кирка, вызвал Гейлу. Девушка спускалась со своего ряда заметно испуганной. — Кадет Гейла, напоминаю, что вы должны честно отвечать на вопросы Совета, иначе ваша ложь может стать причиной наказания и повлияет на ваше личное дело и успеваемость. Вы будете говорить только правду? — Да, адмирал, — потухшим голосом заверила девушка. — Верно ли утверждение коммандера Спока, что кадет Кирк поручил вам внедрить написанную им подпрограмму в код тестового задания «Кобаяши Мару» с тем, чтобы успешно пройти его? Весь зал замер, ожидая ответа Гейлы, даже Спок почувствовал, как тянет в груди. Он смотрел на то, как Кирк не сводит с девушки глаз, а та не отворачивается, смотрит на него со злостью, даже не понимая, что этим подписывает им обоим приговор. — Да, адмирал, — наконец, ответила она. Раздосадованный Кирк от злости ударил кулаком по кафедре, и та затрещала, в микрофоне раздался противный писк, от которого у половины зала заложило уши. — Держите себя в руках, кадет Кирк, — призвал его к порядку Комак. — Иначе к вашим обвинениям добавится еще одно. — Простите, сэр, — севшим голосом извинился тот. Комак коротко кивнул, принимая извинения. — Совет принял во внимание косвенные доказательства, предоставленные Академическому Совету коммандером Споком, а так же прямое утверждение кадета Гейлы о том, что она действительно способствовала успешному прохождению кадетом Кирком теста «Кобаяши Мару». В вынесенном Советом решении принимается к сведению отличная успеваемость кадета Кирка, то, что ранее он не был замечен в подобных правонарушениях, и личное ручательство капитана Звездного Флота Кристофера Пайка. Исходя из этого, Совет Академии определяет меру наказания кадету Кирку в виде восьмидесяти часов общественных работ, занесению в личное дело информации об этом разбирательстве и его последствиях, выговору, лишению привилегий в назначении на должность и аннулированию результатов испытания «Кобаяши Мару». На этом разбирательство окончено. Прозвучал короткий резкий стук молотка по подставке, члены Совета поднялись и вышли из аудитории, а после них к выходам потянулись и кадеты. Гейла, дав Кирку пощечину и прошептав что-то яростное на ухо, ушла тоже. Только Спок, Кирк и еще один кадет, возможно, его друг, остались в аудитории. — Доволен, гоблин? — прошипел, потирая саднящую щеку, Кирк. — Я не могу быть доволен или не доволен, кадет. Вы заслужили это наказание за свое шулерство. Лично я считаю его невероятно мягким. Удачного дня. Спок отвернулся и направился к двери, но был остановлен резким рывком за локоть. — Чертов гоблин! — кричал ему в лицо Кирк. — Какого хрена тебе это нужно? Теперь мне не видать нормального назначения, ты, ублюдок! Каждое его слово сопровождалось премерзким и нестерпимым для Спока ощущением попавшей на кожу чужой слюны. Это было противно и гадко, и Спок вытирал лицо ладонью, а потом извлечённым из кармана платком, но вошедший в раж Кирк продолжать кричать на него. Спок мог понять его досаду — в одночасье лишиться славного будущего, карьеры на выбранном им самим корабле, продвижения в звании. Но только Кирк сам был виноват в этом, и винить мог только себя, а никак не Спока. Тот медленно отступал назад, стараясь избежать ненужного и слишком близкого контакта, но Кирк надвигался на него, пока его друг не поспешил на помощь. — Вам лучше уйти, коммандер, — сказал он, стараясь удержать злого Кирка, и Спок не преминул воспользоваться добрым советом. Кирк и его товарищ остались в аудитории, крик понемногу стихал, а Спок, выведенный этой ситуацией из равновесия, поспешил домой. Там его ждала безмолвная и неподвижная кукла, которой Спок приготовил отличное развлечение на вечер. Слюна Кирка высыхала на его ладони, и Спок, проклиная сам себя, осторожно поднес ее к лицу и понюхал. Прошлой брезгливости уже не чувствовалось. Это и было больше всего неприятно. Кажется, все убеждения Спока исчезли, едва он снова столкнулся с Кирком. Принятие этой близости ошеломило Спока. Он добивался совершенно противоположных результатов, но все обернулось против него же. Еще никогда он не позволял чужим частичкам пота, слюны, пыли оказываться на себе надолго. Но в этот раз он не принял душ, когда вернулся домой. Ладонью, на которой, словно капли кислоты, чувствовалась чужая слюна, он провел по щеке куклы, а потом прижался к ней своей щекой. Возбуждение, и без того угнетавшее весь день, достигло астрономической высоты. Кукла под Споком скрипела и мялась, но он продолжал терзать ее, снова и снова видя перед собой не искусственную кожу и стеклянные глаза, а живое, искаженное в ярости — или страсти — лицо Кирка. Оргазм был пугающе силен, лихорадка, снова одолевшая Спока, не отпускала дольше, и он, боясь сам себя и своих чувств, долго стоял под ионным душем, стараясь избавиться от наваждения. Но все было тщетно. Утром, унося куклу с развороченной постели, Спок заметил, как безжизненно — насколько бы ироничным ни казалось это определение — обвисла ее рука. Осмотрев куклу тщательнее, Спок обнаружил, что ночью сломал ее — и не только снаружи. К вывернутой под острым углом руке добавились трещинки, разрушившие туго натянутое кольцо силиконовых мышц, из-за которых анус вывернулся наружу, нарушая все очарование идеальности куклы. Ощупав ее изнутри пальцем, Спок нашел разрывы в гладкой кишке. Под силиконом не было упругих колец, которые создавали подобие проникновения в живое тело. Впервые Спок порадовался тому, что находится рядом не с настоящим человеком, по другой причине, чем брезгливость. Ему невмоготу было думать, что могло произойти с его любовником, если бы Спок позволил себе быть с ним таким жестоким, как этой ночью с куклой. Человека невозможно было склеить и пересобрать, сдать по гарантии в фирму-изготовитель. Спок смотрел на свои руки, которыми вчера, не чувствуя силу, выламывал прочную арматуру, заменявшую кукле кости. Липкий холодный страх против воли одолевал его. Стараясь отвлечься, Спок занялся обычными вещами. Он принял душ, переоделся, приготовил себе завтрак — и старался не смотреть туда, где сидела изломанная кукла. Спок пугал сам себя тем, какие демоны могли враз подняться в его душе, и он запрещал думать об этом, чтобы не сдаться унынию окончательно. Вместо этого, убеждая себя действовать, как разумное и логичное существо, он позвонил в фирму, откуда ему доставили куклу, и описал девушке из поддержки проблемы, которые у него возникли. — Сэр, боюсь, вынуждена сообщить, что в условия гарантийного ремонта подобные повреждения не входят. Вам придется заплатить за это, или же мы можем бесплатно увезти куклу для переработки. — Я заплачу, — глухо ответил Спок. Ему была невыносима мысль, что он просто расстанется со своей куклой. И иррациональное чувство вины в нем требовало, чтобы он заплатил за лечение… На этом месте Спок осекся. Исправил повреждения, вот как правильно, он ведь думает не о живом человеке. Девушка записывала характер повреждений, которые диктовал Спок, а сам он старался отогнать непрошеную мысль о том, что было б, если бы на месте куклы был Джим Кирк. — Когда вам будет удобно сдать изделие курьеру? — Сегодня, — сказал Спок. — Сегодня я буду дома весь день. — Хорошо, сэр, — любезно сообщила девушка. — Курьер будет у вас с четырнадцати до четырнадцати двадцати. Доброго дня. — До свидания, — попрощался Спок. До прибытия курьера оставалось чуть больше двух часов, и что делать, он не знал. Находиться с куклой в одном помещении было тяжело, душу томило какое-то неприятное чувство, но вместо того, чтобы позволить себе в ней копаться, Спок решил потратить выпавшее так удачно время на проверку учебных планов. Звонок от входной двери раздался в четырнадцать пятнадцать, и Спок не глядя нажал кнопку, а сам остался ждать курьера в холле. Он уже подготовил куклу к транспортировке: достал убранную коробку, сопроводительные документы, а саму ее оставил стоять в углу возле двери. Курьер, вежливо постучав и услышав «Входите», осторожно заглянул внутрь. - Мистер Спок? – осведомился он, и тот кивнул, взмахом руки приглашая его зайти. Вслед за курьером вошли грузчики, и Спок отвернулся, принимая планшет, чтобы расписаться. Что-то странное, чему не было места здесь и сейчас, темным пятном промелькнуло в голове, но Спок, отворачиваясь от двери, не хотел смотреть, как упаковывают его куклу. - Что это за хрень? – вдруг раздался изумленный голос – уже слишком знакомый, чтобы Спок мог подумать на то, что ему показалось. Он обернулся и увидел, как на пороге стоит Кирк, не сводивший глаз с куклы в руках грузчиков. Спохватившись, Спок невежливо отодвинул курьера, стоявшего рядом, сделал несколько шагов вперед, закрывая спиной куклу, и слишком громко и грубо спросил: - Что вам здесь нужно, кадет? Кирк же, не обратив на него внимания, подвинулся, чтобы снова увидеть свою точную копию - голую, со сломанной рукой и закрытыми неживыми глазами. Курьер, хоть и старался сохранить невозмутимый вид профессионала, сталкивавшегося и не с таким в своей работе, все равно не мог превозмочь себя и не пялиться глупо то на Кирка, то на куклу. Он встряхнул головой, будто прогоняя туман, из-за которого в его глазах двоилось. Споку стало дурно. - Вон! – крикнул он, хватая Кирка за плечо и выталкивая за дверь. – Вам нечего здесь делать! Он захлопнул дверь, чувствуя тихую дрожь в пальцах и холод в груди. Едва приведя в порядок дыхание, Спок повернулся к курьеру. - Где еще я должен подписать? Напуганный вспышкой его гнева, тот протянул падд, пальцем указывая, где не доставало подписи Спока, а потом, сдавленно попрощавшись, вышел, придержал дверь для грузчиков и, стараясь не оборачиваться, быстрым шагом отправился к лифту. Кирк все еще стоял на площадке, с ненавистью сверля взглядом дверь в квартиру Спока, а тот, удостоив его коротким, брошенным свысока взглядом, надежно заперся, будто подозревал, что Кирк начнет выламывать дверь. Но этого не произошло. Посмотрев на экран домофона, куда транслировалось изображение с камеры в подъезде, Спок выдохнул. Кирка уже не было. Дрожь не покидала тело, пришлось сесть в кресло, закрыть глаза и проделать несколько дыхательных упражнений для успокоения. Медитация помогла. Спустя полчаса Спок мог уже рассуждать логически, ровно выстраивая в голове ряд образов, и ничто больше не металось перед мысленным взором темными мешающими пятнами. Ему невыносимо было думать о том, что увидел, а главное, к каким выводам пришёл Кирк, увидевший перед собой свою точнейшую до мельчайших деталей копию, голую, сломанную и вручаемую Споком удивленной технической службе. Тем же вечером девушка из техподдержки перезвонила Споку, чтобы сообщить, что куклу ему вернут через шесть дней полностью исправной. Спок поблагодарил ее и отправился спать. Половина кровати, которую раньше занимала красиво уложенная и подготовленная к изображению сна кукла, была не занята и резала этим взгляд. Спок натянул повыше одеяло, отвернулся и заснул, стараясь не думать о внезапно вернувшемся одиночестве. Квартира была тиха и пуста, ничего не разрушало эту тишину. Раньше Спок мог хотя бы немного наполнить ее своим голосом, пока рассказывал кукле, как прошел его день. Или тонкие стоны, которые заглушала подушка или кукольное плечо, раздавались в спальне. Сейчас же не было ничего. Это оглушало. Дни тянулись медленно, словно резина или капля дождя по стеклу. Спок вставал по часам, в одно и то же время принимал пищу, шел на работу и с нее, старательно обходя кафе, где работал Кирк. К исходу вечера шестого дня Спок был морально опустошен. Он скучал и мучился от вины, которую не должен был чувствовать по отношению к кукле. Но это было сильнее. Он, сам того не желая, ассоциировал повреждения, нанесенные кукле, с тем, что мог бы сделать с Кирком, если бы тот попал в его руки вечером после совета. Спок думал, что было, если бы он так яростно брал живого Кирка, если бы он, не сдерживаясь, растягивал его членом, не заботясь о боли, не переживая о том, что может повредить ему. Оставался бы тот безмолвным, как кукла, или сопротивлялся бы? Кричал на Спока? Дрался? Что было бы, если бы Спок чувствовал на себе его пот, слюну, его ярость и проклятья? Спок не знал, как ответить на гнетущие его вопросы. От одной мысли, что он был бы рядом с ожившей куклой – нет, с настоящим Кирком, чья кожа чуть теплее, глаза чуть ярче и ресницы чуть длиннее, - Спока перемыкало. Он ждал возвращения куклы, с нетерпением стремясь выплеснуть на нее чувства, которых раньше никогда не испытывал и не думал, что будет. Спок утешал себя предвкушением того, как проведет этот вечер. Заглаживая вину, он заказал для куклы новую одежду, средства для ухода и чистки, даже косметику. Производители клялись в рекламе, что она сделает любимца клиента еще «натуральнее» и «чище», и Спок хотел попробовать это на своей кукле. Пусть даже ее искусственная кожа наполнена тонерами и красками, но она достойна того, чтобы стать мягче и глаже, ласкать ладонь Спока при прикосновении. Как и в прошлый раз, курьер и служба доставки ждали Спока у подъезда. Увидев их, он прибавил шагу, почти взлетая. В плотной коробке, полностью закрытой и без опознавательных знаков, была кукла Спока – отремонтированная, вычищенная, пахнувшая латексом и предвкушением безответных ласк. Горя от нетерепения, Спок подписал бумаги, расплатился с доставкой и отдельно добавил на чай курьеру, стараясь не впадать в паранойю от того, каким понимающим и даже жалеющим был его взгляд. Когда коробка оказалась в его квартире, Спок дрожащими руками раскрыл ее и нетерпеливо отбросил крышку в сторону. Кукла оказалась еще краше прежнего, или ему так показалось из-за того, что он скучал. Спок боялся даже дотронуться до нее, наслаждался пока только чуть более ярким румянцем и блестящими влажными глазами. Мастерство производителей достигло пика. Казалось, что невозможно было бы сделать ее еще более «живой», но им удалось. Спок понял, что все его планы о тихом вечере пошли прахом. Сняв остальную упаковку, он подхватил куклу за бока и понес в спальню. Даже мыть ее было не нужно – она пахла теплой кожей и ненавязчивым приятным ароматом. Только была чуть тяжелее. Спок решил позднее почитать новое руководство, присланное с ней, чтобы узнать, какие новые девайсы добавил производитель. Сейчас было не до того. Кукла неподвижно висела в его руках, но Спок успел нащупать и упругие мышцы, и крутой изгиб поясницы, переходящий в круглые ягодицы. Ему хотелось взять вернувшуюся куклу, снова сделать ее «своей». Мимолетом Спок почувствовал, что кукла тоже будто бы рада видеть его, что она отвечает на его действия своим легким недоумением и почти осознанным желанием. Но, оставаясь в трезвом уме, Спок отбросил эту мысль. Его разум был занят сейчас другим, не оставляя времени и места для раздумий о зеркальности проецируемых эмоций. Кровать тяжело просела под их общим весом, но Спок не замечал этого. Он гладил куклу по волосам, прочесывал их между пальцами, обводил ногтем линию густой брови и краешки ресниц, наслаждаясь их шелковой упругостью. Глаза у куклы казались ярче, но, может быть, это только из-за освещения. Все равно Спок любовался ей. Он вспоминал, как делал заказ, выбирая по каталогу именно то, на что реагировали его тело и душа, что вызывало в нем трепет. Спок даже забыл, насколько его кукла похожа на Кирка, радовался просто тому, что в его жизни появился такой идеал. Положив ладонь на щеку куклы, он наклонился, чтобы провести губами по ее губам, приветливо разомкнутым, пухло-розовым, по-настоящему кукольным. Спок закрыл глаза, отдаваясь сейчас только тактильным ощущениям – и именно они не подвели его. Одновременно Спок почувствовал щетину – едва заметную, но уже колкую, - на щеке куклы, а языком, углубляя поцелуй, попал в теплый влажный плен. Щетина. Слюна. Спок распахнул глаза, отпрянув от куклы, а та потянулась за ним, полуприкрыв глаза и все еще открыв рот. - Кирк… Возбуждение, охватившее Спока, должно было пропасть в момент узнавания, но парадоксальным образом стало сильнее. Он сидел перед обнаженным Кирком, открывшим глаза – настоящие, живые глаза, которые мог перепутать с искусственными стекляшками только полный идиот, каким Спок себя сейчас и чувствовал. - Что вы здесь делаете? - Ты мне скажи, - Кирк снова разлегся на кровати, не сводя со Спока наглых смеющихся глаз. – Я весь в нетерпении услышать твой рассказ. - Проваливайте! Спок резко поднялся, кровь зашумела в ушах, и он не слышал, что делает за его спиной Кирк. Спока одолевал вал нахлынувших чувств и переживаний, словно прорвавших плотину, ранее тщательно их сдерживавшую. В нем снова бурлили ярость и желание, и отвращение от прикосновения к живому существу, и непреодолимое, сводящее с ума вожделение. Кирк не был его куклой, но он был лучше – хуже! - чем она, во сто крат. - Проваливайте! – повторил Спок, не выдержал и закричал, повторяя одно и то же: - Вон! Вон отсюда! - Уверен? – Спок не видел Кирка, но даже от вальяжности, пропитавшей каждый звук, что тот издавал, по коже бежали мурашки, а в голове мелькали картинки того, как сейчас выглядит Кирк, лежавший в его кровати. – Что-то мне подсказывает, что у тебя были другие планы. Извини, я не твоя куколка… Или тебе именно это не нравится? Спок часто дышал, пытаясь вспомнить хотя бы одно из ежевечерних упражнений. Но, как назло, голова была девственно чиста от мыслей, им руководило только тело, требовавшее сейчас взаимоисключающих действий: взять готового Кирка или бежать от него. - Тебе неприятно трогать людей? Поэтому ты такой занудный говнюк? Трахаешь пластик с извращениями, а на людей не встает? Голос Кирка грубел и понижался с каждым словом, теперь в нем была только ярость – не такая, как у Спока, тщательно сдерживаемая, а вызывающая, громкая. Спок заслушался модуляциями, где каждая «р» была как точка занижения, звуки были ритмичными и яркими, окрашивались охрой гнева, складывались в жестокую мелодию, каждая нота которой била по нервам. Спок слушал и не услышал, как Кирк подошел к нему сзади. Только когда влажная ладонь коснулась члена, обвила его тугим кольцом, он очнулся. - Или встает? – залился ядом в уши голос Кирка. - Отвали! – не выдержал Спок, развернулся и ударил его в грудь, отбросив на несколько шагов назад – прямо на кровать, куда тот и рухнул. – Заткнись! Заткнись! Спок навалился на него, прижал своим телом к матрасу и бил неловко из-за невозможности размахнуться. Кирк, скользя под ним, как уж, выворачивался, отвечал так же резко, пока Спок, получив удар в живот, не задохнулся и не обмяк. Кирк опустил занесенную снова руку, дышал часто и хрипло и все смотрел на Спока, будто пытался сжечь его взглядом. - Долбаный извращенец! – прошипел Кирк. – Надеюсь, тебя стошнит от того, что ты ко мне прикасался. Спока действительно мутило, он едва видел перед собой перекошенное лицо Кирка, но вовсе не брезгливость была тому причиной. Он покрепче перехватил за запястья его руки, прижал их к матрасу, наклонился к его лицу и коснулся губами губ – настоящих, пухлых и влажных от слюны. Впервые Спок был так близок к тому, что раньше вызывало в нем только тошноту и отвращение, но именно их он и не чувствовал сейчас. Он коснулся языком краешка верхней губы Кирка, обвел ее по контуру, провел по носогубной впадинке до кончика носа и лизнул его, заставляя Кирка смешно сморщиться. Зато теперь на его лице не было ненависти, только глубокое удивление и оцепенение от того, что делал Спок. - Что ты творишь? - Тш, - шикнул на него Спок. Любой лишний звук выбивал из подобия транса, в который он успел впасть, чувствуя тепло лежавшего под ним тела. Кирк замолчал, но больше от неожиданности, чем подчинившись. Спок успел изучить его, чтобы правильно понимать мотивы. Тщательно фиксируя каждое мгновение происходящего, раскладывая его на составляющие – где-то на задворках разума – и анализируя эмоции, Спок прижался губами ко рту Кирка и скользнул языком внутрь, чувствуя острую кромку зубов, так не похожих на безопасные пластиковые, и влагу. Кирк не остался в долгу, ответил на поцелуй, обхватил ладонями голову Спока и прижал ее ближе. Они целовались по-настоящему, что могло бы изумить или напугать Спока, если бы ситуация складывалась иначе, и не Кирк сейчас лежал под ним. Только подумав об этом, Спок осознал, что Кирк совершенно гол, и все его недостатки: оспинки на коже, родинки и прыщи, волосы, покрывавшие ровным пушистым слоем ноги и руки, темневшие на впалом животе, - все сейчас оказалось выставлено на обозрение жадному взгляду. Его член, полутвердый, лежащий на бедре, терся о ткань форменных брюк Спока, оставляя на них неопрятные влажные пятна, но впервые Споку не хотелось немедленно стянуть их с себя, чтобы отправить в стирку. Наоборот, хотелось раздеться по другому поводу, и он неловко заерзал, пытаясь одновременно не выпустить из объятий Кирка и стащить штаны, которые даже забыл расстегнуть. Кирк, поняв, почему Спок вырывается, отпустил его и с нескрываемой насмешкой наблюдал, как тот неловко выпутывается из одежды. Споку было стыдно: за свое поведение, за свои мысли, за желание и за то, как четко очерчивался под бельем вставший член. Он пытался прикрыть его рукой, но Кирк, все еще сохраняя насмешку во взгляде, отвел ее, сам потянул за резинку, открывая сначала темную головку, а потом и весь ствол до мошонки. Глядя позеленевшему Споку в глаза, он нарочито медленно и картинно облизал ладонь и обернул ее вокруг его члена, несколько раз провел по стволу вверх-вниз, снова добавил слюны и начал дрочить ему размеренно и ловко, забавляясь тем, как Спок, закусив губу и зажмурившись, позволяет себе поддаться на омерзительную для него ласку. Кирк ласкал его долго, мучая и издеваясь, доводя до края и ослабляя хватку - Спок готов был уже умолять дать ему кончить, презрев все свои принципы и самоуважение. Только тогда Кирк, обхватив его за шею и зашептав на ухо что-то неразборчивое, но горячее и жадное, сжал ладонь на члене крепче, двигал ей вокруг головки, усиливая нажим, а Спок, выгнувшись в его руках и умоляя себя не застонать, кончил, до боли в сведенных бедрах вбиваясь в кулак и пачкая его спермой. Он скатился с Кирка, уткнулся лицом в подушку и дрожал от последних спазмов, чувствуя, как расслабляется все тело, начинают болеть перенапряженные мышцы. С трудом повернувшись к Кирку, Спок замер, наблюдая, как тот, требуя взглядом внимания, подносит ладонь ко рту и слизывает до капли всю выжатую из Спока сперму. Это было так мерзко, так противно – ощущать каждое его движение всем телом, но Спок не мог отвести глаз, понимая, что теперь окончательно пропал и целиком растворился в ощущениях, которыми щедро поделился Кирк. - Кажется, профессор, это называется личной заинтересованностью? – увидев непонимающий взгляд, Кирк объяснил: - Вы переспали с кадетом, на которого подавали рапорт. Как думаете, Совет Академии согласится на пересмотр моего дела? Спок все еще не понимал, о чем тот говорит, а Кирк, поднявшись с постели и игнорируя собственное возбуждение, указал куда-то за спину. - Там камера, профессор. И запись с нее благополучно сохранилась на моем компьютере. Советую вам хорошо выспаться перед завтрашним разбирательством. Тело все еще плохо слушалось Спока, и когда он попытался подняться, Кирк опередил его, снова кинув на кровать. Он успел схватить с пола штаны Спока, прикрыться ими и выскочить за дверь, где было уже невозможно его догнать. Спок, чувствуя себя грязным снаружи и опустошенным в душе, почти не пытался. Он увидел, что лифтовый холл пуст, а с лестницы доносятся быстрые шаги, и понял, что этот раунд Кирку и собственным желаниями безнадежно проиграл. Следующий день состоял из череды поражений самому себе в попытках казаться спокойным и невозмутимым. Он с ужасом ждал, когда его вызовут к Комаку, каждый сигнал коммуникатора воспринимал как приглашение на казнь. Но звонка все не было, занятия шли по расписанию, и даже студенты не донимали его. Только к концу дня, поймав Спока на выходе из аудитории, его остановил Пайк, с которым у него были почти приятельские (в понимании Спока) отношения. - Мой оболтус был у тебя? – сразу после приветствий перешел к делу Пайк. - Какой оболтус? – опешил Спок. Он и не знал, что у Пайка есть сын, который, к тому же, учится в Академии. Странно, что об этом еще не судачили. Спок не был любителем – и профессионалом – сплетен, но такое непременно достигло бы его ушей. - Кирк, - устало поморщился Пайк, будто от одного только имени его пронзал острый приступ мигрени. Что ж, в этом Спок готов был его понять. Услышав проклятое имя, он едва не вздрогнул, но суровым усилием воли заставил взять себя в руки. - Почему ваш? – не сдержал он любопытства. Пайк вздохнул. - Потому что мой, - он криво усмехнулся. – Он должен был подойти к тебе вчера, чтобы извиниться. Не то чтоб я его проверял, но все же… Он был у тебя? Спок не знал, как ответить, поэтому сказал почти правду, умолчав об основном: - Был. Но извинений я от него не дождался. Если вы повстречаете его раньше, чем я, то передайте, что его извинения мне не нужны. Рад был увидеть вас, Кристофер, но мне пора. Не дождавшись ответа, Спок невежливо повернулся к Пайку спиной и поспешил в свой офис, тщательно отсчитывая про себя ритм шагов, чтобы не сорваться на позорный бег. Отлично задуманное извинение, Кирк. С такими успехами в планировании атак вам самое место среди офицерского состава Флота. Прошлым вечером после бегства Кирка Спок тщательно изучил каждую полку на стене в спальне, каждый уголок, куда Кирк мог установить камеру. Он не смог ее обнаружить. Первой мыслью было, что Кирк блефовал, но делал он это так уверенно, да еще и доказал свою наглость и хитрость тем, как сумел подменить куклу, что Спок поверил. Он убеждал себя, что у Кирка не было возможности установить камеру, что он просто наглец и глупый мальчишка, берущий на испуг апломбом и ложью, но подлая мысль о возможности истины в словах Кирка не отпускала. До конца рабочего дня Спок просидел как на иголках, ожидая того, как вернется домой и еще раз проверит всю квартиру на наличие слежки, но звонок из службы доставки отвлек его от этих планов. - Мистер Спок? – тренированно-любезным тоном спросила девушка. – Мы готовы вернуть вам ваш заказ. Все имеющиеся поломки исправлены, гарантия на заводской брак действительна. Когда вам было бы удобно принять курьера? Спок забыл о том, что ждал возвращения своей куклы – Кирк успел полностью подчинить себе его мысли. Но отказываться от нее Спок считал подлостью. Даже если она стала ему не нужна, не принять ее обратно означало отправить ее на переработку, почти как убить. - Сегодня? – спросил он. – Можно мне получить ее сегодня? - Конечно, сэр, мы работаем до девяти вечера. Ваш заказ будет поставлен в очередь, ожидайте. - Спасибо, - сказал Спок, но ответом ему были лишь сигналы прерванной связи. Спок смотрел на стоявшую в пластиковой упаковке куклу и не понимал, как он мог перепутать с ней живого человека. Как бы реально ни выглядела кукла, но все равно были заметны различия. Спок сидел в кресле перед стоявшей посреди комнаты коробкой, наклонившись вперед и уперевшись локтями в колени. Он чувствовал, как горела под ладонями кожа щек – совсем так, как говорила мама. Тогда маленький Спок не понимал, как кожа может гореть, а мама, смеясь, отвечала, что он еще узнает, каково это. Ее земные шутки смущали разум Спока, он не понимал их, а отец неодобрительно смотрел на маму, качал головой и объяснял сыну, что обороты речи у землян не всегда буквальны, и не стоит так их воспринимать. Но сейчас Спок не был согласен с отцом. Он горел, чувствовал, как растет температура его тела, едва он снова видел перед собой лицо куклы – Кирка, такого похожего и такого отличающегося от своей неживой копии. Да и от всех тех людей, которых Спок знал или хотя бы однажды видел. За прошедшие дни Кирк успел въесться ему в подкорку мозга, проникнуть под кожу там, где оставались липкие следы его ладоней, там, где они прижимались друг к другу. Кирк выводил Спока из привычного равновесия, из лада с самим собой. Стоило только Кирку появиться или Споку – подумать о нем, как баланс рушился, погребая под своими обломками прошлое спокойствие. Одно только он понял с пугающей ясностью: какой бы чудесной ни была его кукла, какой бы подходящей или молчаливой, или идеально чистой она ни оставалась, но Спок не сможет больше дотронуться до нее. Он мог сравнить свое состояние с тем, что бывает после принятия наркотика, когда реальный мир теряет краски и очертания, а тот, что приходит в дурмане, кажется настоящим и ярким. Он мог бы сравнить себя с голодным, грызшим в изматывающем пути безвкусные лепешки, а сейчас сидевшим за столом, ломившимся от сочных горячих яств. Спок мог бы сравнить себя, но не умел. Вместо этого он с пугающей отчетливостью понимал, что его обсессия изменилась. И если раньше он бежал от телесного контакта с людьми, то сейчас стремился к нему, пусть только полученному от единственного человека. И заменять однажды испробованное эрзацем не смог бы. Спок смотрел на куклу и понимал с обескураживавшей его ясностью, что не сможет больше дотронуться до нее. Но даже так он не смог бы проститься с куклой. Вернуть ее было бы предательством, пусть даже выдуманным, но легшим бы на его душу камнем. Уничтожить ее самостоятельно казалось ему почти убийством, противоречащим его натуре. Но видеть куклу он больше не мог. Приняв решение, Спок уже не колебался. На его запрос ответ пришел почти мгновенно. Банк, постоянным клиентом которого он был, пошел навстречу пожеланиям и готов был предоставить нестандартную ячейку для хранения его ценностей. И пусть кукла к ним уже не относилась, но воспоминания, связанные с ее появлением у Спока, были важны. Не было бы куклы – не было бы настоящего Кирка, пусть только один раз оказавшегося близким Споку. Закончив день тем, что он несколько минут стоял у захлопнувшейся навсегда дверцы ячейки, Спок почувствовал себя удовлетворительно: принятое решение было верным. Он прошел этот этап своего пути, и даже ошибки, совершенные им, воспринимались как правильные. Следующее утро он встретил без грызущих душу сомнений и упреков. Как обычно, приняв душ, позавтракав и одевшись, он вышел из дома, чтобы отправиться на работу. День обещал быть теплым, солнечным – точно подходившим под обновленное состояние Спока. Воодушевившись, он выбрал длинный путь к Академии, забыв, где тот проходит. Сказать, что, увидев Кирка, Спок замер на половине шага, было бы ложью. Он не подозревал, что застанет его в этом кафе так рано, в то время, когда в Академии начинались первые занятия. Но Кирк был там, все так же пленяющий посетителей бесшабашной улыбкой и нарочитой услужливостью. Спок замедлил шаг, проходя мимо, а Кирк, заметив его, изменился в лице, на котором явно проступили злость и еще что-то, недоступное пониманию Спока. Он прошел мимо, стараясь не показывать, что следил за каждым движением Кирка, за тем, как тот коснулся плеча сидевшей за столиком девушки. Спок не ревновал – он не умел и не знал, как действует это чувство, но обида, мгновенно поднявшаяся в нем, затопила душной волной. Споку было неприятно видеть, как Кирка касался еще кто-то, что этот кто-то оказался к нему неприлично близко, пусть даже расстояние сократил сам Кирк. Они никак не отреагировали на появление друг друга словами, но с обеих сторон явно пахнуло предчувствием грозы. Ночью, лежа в опустевшей без куклы кровати, в квартире, где, как обычно, не было ни единого живого существа, кроме него самого, Спок уверился в том, что Кирк солгал ему про камеры. Коды доступа Спок писал лично, и установкой системы безопасности занимался тоже сам. Никто не смог бы взломать их, даже Кирк, уже провернувший такое однажды. Уверенность Спока базировалась на факте отсутствия в квартире следящих устройств и на том, что Кирк проник к нему не самостоятельно, а с помощью фирменной службы доставки, без сомнений, подкупленной. Спок проверил квартиру в последний раз этой же ночью, прервав бесцельное бодрствование. Камер не было. И причин, почему Кирк солгал об этом, Спок тоже не находил. Возможно, они лежали в плоскости человеческих эмоций, которые были закрыты для его понимания и абсолютно ему чужды. Размышлять о них или придумывать, не понимая мотивов и природу чувств, Спок не мог и принял их как данность. Кирк обманул его, взломав код «Кобаяши Мару». Кирк обманул его, притворившись куклой и проникнув в дом Спока. Кирк обманул его, сказав про камеры. В Кирке было так много лжи, что она могла бы заполнить его целиком. Спок не признавал ее и чурался. Это не отменяло того, что Кирк завладел его мыслями, оставив лишь несколько процентов на то, чтобы продолжать вести привычный образ жизни. Спок не испытывал страха с раннего детства, он стоически принимал возникавшие на его пути проблемы и угрозы, сопротивлялся им или отпускал, не принимая в расчет. Они были – и оставались там, где возникали. Одного только Кирка и свое отношение к нему Спок нес дальше, растворял в себе, понимая, что его интерес и возникшая неприязнь имеют одну причину. То, с какой тщательностью он выбирал себе ранее куклу, с каким усердием избегал личных контактов, брезговал ощущением чужих прикосновений или, упаси Сурак, жидкостей, так щедро извергаемых человеческим телом, сейчас поменяло полярность, став из омерзительного одним из самых чувственных моментов, испытанных им. Спок смирился и решил ничего не делать, усугубляя этим свою новую обсессию. Он осознал это спустя неделю, когда в очередной раз прошел мимо кафе, в котором работал Кирк, убедился, когда встретился с ним в коридоре Академии, и решил сдаться, когда в одну из ночей, отмечая про себя отсутствие прежнего отвращения, коснулся собственного члена рукой, которую до этого смочил слюной. В каждом движении он слышал эхо того, как это делал Кирк, и возбуждение, не находившее удовлетворения после расставания с куклой, получило новый выход. День за днем, неделю за неделей Спок глубже погружался в свои вновь открытые переживания. Он перестал скрывать от себя и, кажется, от Кирка тоже, что теперь тот стал объектом его внимания. Спок не знал, как расценивать взгляды, которыми Кирк встречал и провожал его. Иногда они сцеплялись глазами надолго, из-за чего происходили маленькие недоразумения, в которых одинаково страдали оба. Зависшего Кирка безуспешно пытался вывести из оцепенения его друг, имени которого Спок не знал. А его самого часто отвлекали собеседники, которым не повезло столкнуться с ним в коридоре и завести разговор. Спок понимал, что ведет себя неподобающе, даже глупо, но тело и разум жили отдельно друг от друга, и неизвестно было, кто больше оказался заинтересован Кирком, хотя страдать за это приходилось Споку. Только на улице, когда Спок, уже как обычно, шел мимо кафе, им никто не мешал. Иногда он присаживался за столик, который, как успел узнать, обслуживал Кирк, заказывал чашку кофе и сидел несколько минут, дожидаясь, пока напиток остынет. После этого поднимался, оставив за нетронутый кофе щедрые чаевые, которые Кирк не брал. Их несовместное со-существование длилось и длилось, выстраивая между ними сложный лабиринт никем не высказываемых эмоций и фантазий. День начинался обычно: утренним туалетом, завтраком, быстрым просмотром новостей и расписания, в которое внесли изменения. Несоответствие бросилось в глаза сразу же. Спок получил для обучения новую группу – с кафедры командного состава, у которой начинался обязательный курс ксенолингвистики продолжительностью в семестр. Спок, уже зная, кого увидит, открыл дверь в аудиторию, осмотрел ее в поисках Кирка, одновременно жалея о том, что это курс высшего уровня. В аудитории были только кадеты из группы; привычные голоэкраны за спиной, на которые транслировалось изображение преподавателя для тех, кто обучался дистанционно, были отключены. Атмосфера была камерной, тесной – идеально подходящей для ускоренных курсов, где с каждым студентом преподаватель занимался больше времени. И только один из кадетов решил проигнорировать его. Кирка, чья фамилия значилась в табеле, в аудитории не было. Спок подавил вспыхнувшее раздражение и сделал то, чего не делал в аудиториях никогда – провел перекличку. На нужную фамилию ожидаемо никто не отозвался. - Кто знает причину отсутствия кадета Кирка? – обратился Спок к остальным. Все молчали, только парочка студентов переглянулась. – Может быть, вы объясните мне его отсутствие? Один из кадетов, к которому обращался Спок, поднялся по стойке «Смирно» и громко, как на построении, ответил: - Кадет Кирк, сэр, отсутствует по личной причине! - Во время обучения личных причин не бывает, - напомнил ему Спок. – Доложите о прогуле вашему старшему офицеру. - Есть, сэр! - Садитесь. Спок провел занятие на одном опыте, не проявляя особого внимания к занимавшимся кадетам, хотя это подразумевал формат курса. Он знал, насколько это непрофессионально, но, с другой стороны, информацию он давал в полном объеме, а ученики не отвлекались, вели конспекты и послушно отвечали на задаваемые вопросы. Уровень их предподготовки был удовлетворительным, и Спок остался почти доволен. Но на обратном пути домой он впервые заговорил с подошедшим к нему за заказом Кирком: - Вас не было на моем занятии, кадет. Спок смотрел только на умелые пальцы, которыми Кирк держал карандаш. Но даже так ему было понятно, что он сейчас сверлит взглядом его макушку, а о чем он думает, Споку оставалось только догадываться. - Сказать «спасибо», «вот ваш заказ» и «иди к черту» на клингонском, ромуланском и андорианском я могу и без ваших занятий. И, кстати, профессор, что будете заказывать? Спок не сразу понял, что слышит идеальное произношение своего родного языка, настолько логичным и плавным был переход Кирка от английского к вулканскому. - Кофе, - как обычно, попросил Спок, и Кирк, коротко кивнув, чтобы показать, что принял заказ, исчез. Когда перед ним на столе оказалась чашка горячего напитка, которой Кирк касался одним пальцем, ловко держа остальными блюдце, Спок перехватил его руку и сказал, впервые решившись пойти до конца: - Нам нужно поговорить. Он медленно поднял лицо к напряженно смотревшему на него Кирку и скорее прочитал по губам, чем услышал: - На каком языке вы хотите услышать «Иди к черту», профессор? От неожиданности Спок сильно сжал запястье Кирка. Чашка, зазвенев, опрокинулась на стол, одарив на прощанье веером горячих темных брызг. Блюдце, упав на пол, разбилось, а Кирк схватил руку Спока своей свободной рукой и прошипел ему в лицо: - Какого черта тебе нужно, извращенец? Или вы там все на Вулкане считаете себя такими крутыми, что дотронуться до человека противно? У вас там касты или что? И тебе не мерзко жить на Земле, есть то, что приготовили грязные ничтожные земляне, пить то, что они сварили? Учить их грязных тупых детей, наконец? Может, ты и матерью своей брезгуешь, ты, урод? Ярость, волной поднявшаяся в Споке, затопила его от ступней до макушки, заставила тело гореть, а разум – сдаться. Спок не чувствовал границ силы, когда схватил Кирка за горло, пережимая его. Последнее, что он хотел бы слышать сейчас – это слова о матери, единственной, к кому Спок испытывал любовь, граничащую с обожанием, единственным человеком, чьи прикосновения были ему приятны и нужны. Единственной – до самого Кирка. И сейчас, усиливая хватку на его горле, Спок все еще не понимал, почему что-то внутри требовало от него Кирка отпустить. Сам же Кирк, хрипящий, покрасневший от нехватки воздуха, вцепился Споку в пальцы, пытаясь разжать их, чтобы вздохнуть. Вокруг метались яркие пятна, раздавались крики, кто-то положил руку на плечо Спока, чтобы отвлечь его от теряющего сознание Кирка. Спок обернулся, стараясь сдержать свою злость, чтобы не пострадал невинный человек, и на его голову вылили кувшин ледяной воды, имеющей странный запах. И привкус – Спок машинально облизал губы, ставшие вмиг сладкими и пряными. Холод отрезвил его, он отпустил Кирка, сделал шаг назад, отступая от столика, на котором безвольным кулем висел Кирк, и сказал только одно: - Простите. С трудом поднявшийся на ноги Кирк сплюнул ему под ноги. - Пошел ты… Вали к своей куколке, извращенец. Спок, стараясь сохранять спокойствие, выпрямился, задрал подбородок и спокойно – не чета его прежнему состоянию – произнес: - К сожалению, ваше пожелание не может быть выполнено. Куклы больше нет. Он развернулся, не слыша окриков за спиной, не собираясь вступать в дискуссию или общаться с наверняка вызванной кем-то из посетителей полицией, и ушел, стараясь по пути не думать о том, что только что чуть не убил человека. Следующее утро встретило его похмельем, самым худшим из имеющихся – душевным. Спок не спал этой ночью. К утру голова, привычная и к большим нагрузкам, гудела, в груди тянуло болью и чем-то неприятным, похожим на тошноту, но всё указывало на то, что Спока тошнит от самого себя. Он не мог трезво проанализировать свой вчерашний поступок. Едва только вспоминал, какими словами бросался Кирк, ярость снова просыпалась, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. Кирк разбудил в нем демонов еще худших, чем Спок ожидал. Этот человек вывернул наизнанку всю его жизнь и привычки, и самым ужасным было то, что Спок не мог его винить. Даже то, что он вчера говорил о его матери, сейчас не казалось по-настоящему обидным. Скорее, злость Спока была отражением злости самого Кирка, старавшегося обидеть в ответ на выдуманные им же оскорбления. И всё-таки в его словах оставалось немного правды. Споку она была неприятна. Он не ожидал, что в чужих глазах выглядит надменным и зазнавшимся, что его неприятие – и боязнь – обычных человеческих соприкосновений и привычек дадут повод думать о нем как об извращенце. Сейчас, анализируя свое поведение, Спок понимал, что именно так все и выглядело. Мысль о том, как правильно и вовремя он попрощался с куклой, принесла запоздалое чувство радости от верного решения. Размышления предсказуемо обратились от куклы к Кирку: сердитому, кричащему, оскорбляющему и, как итог, – распростертому на столе под удушающей хваткой Спока. От этих воспоминаний чуть задрожали пальцы, напрягся живот, а член предсказуемо окреп. Спок решительно встал с кровати, не давая себе поблажек, и, не позволяя идти на поводу у желаний, отправился в душ. Силой воли и несколькими упреками ему удалось успокоить восставшее против контроля разума тело и взять себя в руки. Спок, позавтракав, вышел из квартиры, собираясь посвятить этот выходной, как и все предыдущие, работе, но за порогом его ждал настоящий сюрприз: в лифтовом холле на подоконнике сидел Кирк и невидяще смотрел на дверь его квартиры. Казалось, даже появление Спока не вывело его из задумчивости. Спок подождал несколько секунд, прежде чем задать логичный в такой ситуации вопрос, но Кирк неожиданно опередил его. – Я пришел извиниться! – с необъяснимой для Спока эмоциональностью сказал он. – Я и в прошлый раз приходил для этого, но… Причины «но» были Споку понятны, а что ответить на это, он не знал. Отступив, он жестом пригласил Кирка в квартиру, опасаясь излишнего внимания соседей. Тот же не торопился, выждал еще немного, прежде чем медленно, будто опасаясь нового нападения, войти внутрь. – Я хотел извиниться, – повторил Кирк. – За вчерашнее. Нельзя было мне так… о матери… – Я принимаю ваши извинения, кадет, – чопорно кивнул Спок. Он не предпринимал никаких действий, не пытался снова вызвать Кирка на разговор, но тому это и не было нужно. – Джим, – снова удивил его Кирк. – Меня зовут Джим. – Я зна… – попытался заметить Спок, подумав, что раньше никогда не называл его так даже в мыслях. Он почему-то всегда был Кирком, и никак иначе. – Я знаю. Кирк – Джим – по-детски шмыгнул носом, осмотрел небольшой холл квартиры Спока, помолчал, бросил на него короткий взгляд, снова отвел глаза… Спок совсем не понимал, чего Кирк ждет и чего хочет. Извинения он принес, Спок их принял. Причин задерживаться не осталось. – Почему ты сказал, что избавился от куклы? – Спок начинал думать, что Кирк решил поставить рекорд по неожиданностям в это утро, но ответил честно: – Она мне больше не нужна. – И как ты?.. Ну, – он мялся, подбирая слова, пока Спок не понял, о чем тот никак не решается спросить. – Заказал сейфовую ячейку для долгосрочного хранения. – Это хорошо, – облегченно выдохнул Кирк. – Хоть она и не живая, но хреново было думать, что ее уничтожат. Это сходство, сам понимаешь… Спок кивнул, хотя ничего не понимал. Он продолжал ждать, когда Кирк объяснит свое появление более рационально. В то, что он пришел извиниться, верилось слабо. Все прошлое поведение Кирка противоречило его же словам. – Ладно, я… – сдался Кирк, шагнул к Споку, почти прижимаясь к нему, а тот не отступил, как сделал бы обычно. От Кирка шло тепло, Спока тянуло к нему, как змею к прогревшемуся за день камню; так и он позволил себе немного погреться рядом с Кирком. – На самом деле, я не за этим. Спок ждал, что он еще скажет, но вместо дальнейших объяснений Кирк встал напротив него, удерживая его взгляд своим, склонил голову, облизнулся немного нервно и на одном дыхании произнес: – Я действительно не хотел так говорить о твоей матери и обижать тебя, хотя, признайся, ты был этого достоин. Но если тебе хочется попробовать, то я готов помочь! Он замолчал, едва вымолвив последнее слово, оставляя за Споком право решать, принимать его предложение или нет. Но Спок молчал, ошарашенный такой атакой. Кирк расценил это по-своему: – Ладно, извини, это было глупо. И еще раз – прости за вчерашнее. Он отступил к двери, собираясь уходить, но Спок успел схватить его за рукав куртки, едва не оторвав его из-за приложенной силы. Кирк посмотрел на его пальцы, смявшие ткань, поднял глаза на Спока, решившего для себя в этот момент все, и едва успел произнести: «Что?..», – как Спок толкнул его к двери, приник всем телом и прижался губами к его удивленно приоткрытому рту. Он не умел целоваться, поэтому просто неловко прижимался, но Кирк, чуть посторонившись, сказал: – Спокойно, ковбой, не так сильно, я же хрупкий, – снова открыл рот, так, как было нужно, и поцеловал Спока по-настоящему. Это было странно – снова чувствовать на себе тепло другого существа, упругость губ, влажность языка, скользящего по ним и едва касающегося его языка. Очень странно, но из-за этого – возбуждающе и полно, чего Спок ни разу не испытывал до этого. Джим заставил его отступить, вел перед собой, не выпуская из объятий и не разрывая поцелуя, из-за чего они наталкивались на стены и двери, но дошли до спальни. – Присядь, – неразборчиво прошептал Кирк, заставляя Спока сесть на кровать, снял куртку, стянул через голову футболку и отбросил ее за спину. Спок жадно поглощал каждый дюйм открывшегося тела, каждое движение Кирка навстречу, раскрыл руки, снова принимая его, и ткнулся губами в губы, заслужив этим тихую насмешку. – Не торопись. Спок и не собирался, но тело оказалось сильнее. Словно после долгого голода, забыв о предосторожности, он держался за плечи Джима, уткнувшись носом ему в щеку, пытаясь перехватить ведущую роль, но получалось плохо – так сказывался недостаток опыта. Джим сел на его бедра, оседлав их и крепко сжав своими, обнял левой рукой за шею, а правой прочесывал снизу вверх короткие густые волосы у него на затылке, щекоча ими свою ладонь. Он учил Спока недолго, наука оказалась не из хитрых, и Спок уже сам, спустя несколько минут, правильно скользил языком в его рту, позволяя Джиму чуть посасывать его, двигал головой, сам удерживал Джима так, чтобы было удобно им обоим. Спок настолько погрузился в ощущения от настоящего первого поцелуя, что не сразу услышал, скорее, почувствовал, как Джим тихо и коротко застонал ему в рот. – Что? – сразу вскинулся Спок. – Тебе больно? Что? Джим недоуменно посмотрел на него, а потом рассмеялся. – Это не от боли, – успокоил он. – Мне хорошо. – О, – удивился Спок, для которого такие звуки были вовсе не спутниками удовольствия. Но Кирк не был ранен, не выглядел так, будто ему было плохо. Наоборот, кожа под ладонями Спока была горячей, чуть влажной от пота, на скулах и груди темнели пятна румянца, а глаза блестели даже из-под полуприкрытых ресниц. – Мне продолжать? – Будь добр, – насмешливо попросил Джим. – Если ты остановишься, то я точно тебя возненавижу. Спока не нужно было упрашивать, он снова привлек его к себе, ловя губами губы, гладил взмокшую шею, чувствуя слипшиеся во влажные иголки короткие волосы на затылке. Джим ерзал у него на бедрах, потирался грудью о грудь и тяжело дышал. Спок чувствовал прикосновения твердых сосков, возбужденный член Джима, давящий на ткань штанов. Опасаясь непредсказуемой реакции, Спок положил руку ему на пах, легко погладил и сжал, а Джим, изогнувшись в его руках, застонал – уже громко, низко, от чего по телу Спока пробежала волна мурашек. – Так хорошо? – спросил он, напряженно вглядываясь Джиму в лицо, а тот, зажмурившись, кивнул и снова подался к нему всем телом. – Просто отлично, профессор. Вы можете позволить себе больше. В доказательство Джим привстал, расстегнул ширинку и сам направил руку Спока под белье. Ладони коснулся вставший член, тяжелый, горячий и чуть влажный. Это, без сомнения, совсем не походило на ставший привычным Споку сухой и послушно-эрегированный член куклы, на который он так редко обращал внимание. Наоборот, член Джима хотелось трогать, гладить и сжимать, обводить мягко-упругую головку. Спок обхватил ее кулаком, погладил большим пальцем по вершине, сосредоточившись на щелке, из которой показалась капля смазки. – Черт, – прошипел сквозь зубы Джим, уткнулся лбом в плечо Спока и чуть поддал бедрами, вбиваясь в его кулак. – Так, да. Спок сосредоточился на том, чтобы правильно стимулировать член, совсем забыв о себе. Но юркие руки Джима оказались под поясом его брюк, он тоже, как и Спок до этого, ласкал его член, добиваясь этим почти болезненной твердости. – Охренеть, да? – спросил Джим, глядя на Спока мутными глазами. Выглядел он сейчас вызывающе и развратно: взъерошенный, вспотевший, разрумянившийся и возбужденный. Рот Спока наполнился слюной от того, каким аппетитным сейчас выглядел Джим. Губы Кирка распухли, посередине нижней чуть кровила небольшая трещинка, а Спок, удивляясь собственной реакции, потянулся к ней и слизнул небольшую каплю крови. На языке чувствовалась медь и соль, а сама кровь была красной – даже после стольких лет жизни на Земле это все еще удивляло Спока. Люди, такие отличающиеся, такие хрупкие и сильные в своей слабости. Внутри Спока росли два противоречивых желания: ему хотелось забраться в Кирка, растерзать его, чтобы посмотреть на него изнутри, забрать себе целиком, наслаждаясь вкусом его крови и запахом тела, но вместе с тем хотелось защитить и укрыть, заслонить от всего, что может причинить ему боль. Даже от себя. Джим заметил его нерешительность, правильно понял ее, словно настроился на частоту мыслей Спока, наклонился так, чтобы их лица оказались на одном уровне, и сказал: – Ни о чем не думай. Словно это было легко. Спок привык думать всегда – это было неотъемлемой частью его личности и расы, и сейчас он не мог перестать запоминать и анализировать все происходящее. Но Джим, видя это, разозлился, прикусил острый кончик уха, и, пока Спок потирал его, пытаясь прогнать боль, смотрел ему в лицо. – Ни о чем не думай, – потребовал он. Спок был уверен, что ничего не получится, но кивнул, соглашаясь. Джим довольно улыбнулся, снова поцеловал его, но коротко, сухо, оставив после поцелуя привкус незавершенности. Спок крепко держал его за пояс брюк, и Джиму пришлось надавить ему на запястья, чтобы освободиться. – Куда ты? Видимо, на лице Спока царило такое недоумение, что пробрало даже Кирка. Он наклонился, коснулся губами его щеки и спросил на ухо: – У тебя есть что-то вместо лубриканта? У Спока оставались запасы смазки, купленные вместе с куклой, но он не был уверен, что она подойдет человеку. Он не колеблясь показал тюбики Кирку, а тот придирчиво выбирал, тщательно рассматривая каждый и читая состав и предупреждения. – Эта подойдет, – с небольшим сомнением сказал он. – Не лучшее, что может быть, но лучшее, что есть у нас. Спок не совсем уловил смысл его слов. Он наблюдал за тем, как Джим развязывал шнурки на ботинках, снимал их, а потом, с трудом поднявшись на ноги, подошел к нему, еще сидящему на краю кровати, бросил, не целясь, тюбик куда-то за спину Спока, а сам остался чуть в стороне. Он поддел пальцами пояс штанов и стянул их, а потом, не глядя на загоревшегося изнутри Спока, снял белье, отправив его в ту же кучу, куда и верхнюю одежду. Спок не смотрел на его лицо, не видел его выражения, настолько привлекательным казалось тело, полностью обнаженным показавшееся перед ним. Джим был красив, без сомнения, воплощал в себе все то, что нравилось Споку, будило его желания. Но, даже имея в своем распоряжении точную копию Кирка, Спок не представлял, насколько хорош тот был настоящим. В отличие от куклы, грудь Джима была покрыта волосами, густо, хотя и не на большой площади. У Джима были родинки и шрамы по всему телу. У Джима были бледно-розовые крупные соски, напрягшиеся тугими комками и покрасневшие от прилившей крови. Волосы у него в паху были темнее и гуще, а поросль на ногах была почти незаметна. Спок проскользил взглядом до самых ступней, отмечая, что у Джима кривые мизинцы, чуть подвернутые к ступням, как бывает от неудобной обуви, которую носишь в детстве, а потом вернулся обратно, задержавшись взглядом на крепком члене, который, в отличие от кукольного, не стоял вертикально вверх, а тяжело покачивался между ног, закрывая собой некрупную мошонку. Спок с трудом отвел взгляд от гипнотизирующей его сознание картины, посмотрел Джиму в глаза и теперь точно понял, от чего тот стонал. Споку было так хорошо сейчас, что он готов был кричать. В его руках накопилось столько силы, что он мог бы разгромить в труху кровать, комнату, весь мир – и разорвать на части любого, кто посмел бы встать между ним и Джимом. Только сейчас Спок понял, что испытывают мужчины его расы в пон фарр, понял, почему они или соединяются с выбранным партнером, или погибают. Если бы Джим сам не подошел к нему, Спок бы умер от желания и невозможности получить вожделенное тело. – Хэй, профессор, что вам сделала несчастная кровать? – тихо, едва слышно, но с заметной насмешкой спросил Джим, подходя к Споку и становясь на колени между его ног. Спок только тогда заметил, что сжал кулаками сталь остова до вмятин. Джим обвел их пальцами, ошеломленно посмотрел на лицо замершего Спока и простонал: – В первый раз такое вижу. Непонятно было, восторг или страх прозвучали за его словами, но Спок успокоился, увидев, как Джим прижимается ближе к нему – грудью к паху, гладит его ноги от коленей до бедер, кладет руки на бока. – Так много одежды, – успел пожаловаться он, и сразу Спок понятливо стянул ее с себя, оставаясь только в брюках. Джим же не торопился отойти, чтобы позволить ему раздеться до конца. Вместо этого он продолжал гладить его ноги через ткань, лег щекой на пах Спока и потерся об его член. Спок подавил в себе новый стон – только дрожь, прошедшая по телу, выдала его состояние. – Можешь не молчать, – лукаво улыбнулся Кирк, поднимая к нему лицо. Спок, открыв рот, смотрел на него, голого, сидящего между его ног, на синие глаза, блестевшие в падающем из окна потоке света, и понимал, что последние его внутренние барьеры рухнули, оставив после себя только пыль, мгновенно развеявшуюся удовольствием. Споку не было ни стыдно, ни противно, как он успел навоображать до того, как поддался собственным желаниям. Он позволил себе отдаться похоти, подчиниться умелым рукам Джима, и нисколько уже не жалел об этом. Джим отодвинулся, разул Спока, заставил приподняться, чтобы снять с него оставшуюся одежду. Чуть подождал перед тем, как снять трусы, погладил натянувший тонкую ткань член, слыша над собой сдавленное шипение Спока, а потом снял и их. Брюки и белье повисли у Спока на щиколотках, и он нетерпеливо стряхнул их с себя. Оставшись голым, он упал на кровать спиной, неловко поерзав, подтянулся выше, и тогда Джим лег на него. Его тело казалось невесомым, с ним можно было бы сделать все, что хочешь – неравенство сил позволяло это, – но Спок подчинялся его опыту, старался не торопиться, хотя желание становилось сильнее с каждой секундой. Джим целовал его, коротко и быстро, касаясь губами щек, лба, носа, облизал подбородок, поднялся до виска и подул в ухо, наблюдая за тем, как Спок морщится от удовольствия. – Нравится? – спросил Джим, а Спок кивнул, не понимая, как можно разговаривать, когда желание почти достигло пика. Они соприкасались членами, подтянутый живот Кирка гладко скользил по животу Спока, их лица были на одном уровне, а Спок не мог отвести взгляд от улыбавшегося Джима. Кирк поискал в складках одеяла смазку. Не отпуская Спока, он сумел открыть тюбик, неловко выдавил из него гель и растер по ладони. Спок видел это краем глаза, был не в силах отвести взгляд от Джима. А тот приподнялся, обхватил рукой с уже теплой смазкой его член и провел по нему вверх-вниз. Скольжение было гладким, но плотным, хоть и не приносило разрядки. Джим дразнил; причин этого Спок не понимал, он готов был кончить прямо сейчас, настолько яркими и полными казались ощущения. Но Джим отвел руку, снова потянулся к тюбику. Тот, как назло, выскользнул из его руки. – Помоги мне, – попросил Джим, и Спок, с трудом повернув голову, чтобы увидеть, куда закатилась смазка, нащупал тюбик, надавил на дозатор, и прозрачный гель нехотя выдавился на руку Джима. То, что Кирк сделал потом, стало для Спока откровением, которое он навсегда сохранил в памяти. Не смущаясь и не отводя глаз, Джим завел руку назад, и Споку только оставалось представлять, что он ей делает. Все отражалось на его лице: и легкое неудовольствие от боли, и старание, с которым он растягивал себя, и пришедшее им на смену удовольствие. Спок видел только движущееся плечо, закрытые глаза Джима и капли пота, стекавшие по его лбу, но фантазия подгоняла возбуждение, рисуя самые жаркие картинки. Спок приоткрыл рот, дыхание его становилось все чаще и суше, а Джим, прикусив губу, сосредоточился на своих ощущениях. Только когда он распахнул глаза, выдохнул с долгим стоном и вздрогнул, почти заваливаясь на Спока, тот очнулся от медитативных наблюдений за ним. – Все, все, – словно сам себе повторял Джим, опустил правую руку на кровать, и Спок увидел, как мелко она дрожит от напряжения. Даже то, что Кирк вытер испачканную смазкой ладонь о простыни, не показалось отвратительным. Сейчас Спок был готов ко всему и на все, любое действие Джима возбуждало его, и легкая нотка испорченности, с которой тот двигался, говорил, трогал его, усиливала возбуждение. Джим, оперевшись на локти и колени, полулежал на нем, приводя в норму сбившееся дыхание, а Спок, удивляясь своей смелости, положил ладони ему на спину и провел ими вниз, через крутую ямку на пояснице к упругому заду. Ягодицы Джима были раздвинуты, Спок скользнул между ними двумя пальцами каждой руки, раскрывая шире, обвел подготовленное отверстие ануса, гладкое от смазки, а Джим, застонав ему в грудь, сказал: – Давай, давай же! Спок никогда не делал этого и не думал даже, что сделает – настолько отталкивающей была сама мысль. Только у куклы он проверял таким способом наличие травм или чистоту после ванны, но не ожидал, что засунет пальцы в тело живого человека. Внутри было тесно даже после растяжки, чисто и скользко. Спок попробовал взять Джима пока только двумя пальцами, но не выдержал, ввел три и раздвинул их, чувствуя, как поддаются следом мышцы, как растягиваются шире, но все равно продолжают туго сжиматься в такт рваным вдохам Кирка, все еще лежавшего на Споке без сил. – Твой член… Член! Спок не понимал, о чем Джим говорит. Что? Куда? Зачем? Ему было достаточно и так – с Кирком, лежащим на нем, с членами, зажатыми между их животами и касавшимися друг друга на каждом выдохе, с пальцами в заднице Джима, мелко дрожащего и подающегося на них. Спок прикусил плечо Джима, давя в себе стоны и крики, трахал его пальцами все быстрее, заставляя вздрагивать и подтягиваться выше по нему, но Джим упрямо уперся в матрас, по-бычьи наклонил голову и зло посмотрел на Спока. – Член! Я хочу твой член. Спок выпустил его, забыв об осторожности, и Джим поморщился от боли, но жаловаться не стал. Он сам лег на спину рядом со Споком, дернул его за локоть, заставляя повернуться к себе, а дальше Спок все делал сам – без подсказок и понуканий. Хотя следовало признать, что даже они в исполнении Джима были невероятно горячи. Спок выдавил смазку, кулаком провел по стволу, распределяя ее, а Джим, лежавший перед ним с широко разведенными ногами, удивленно смотрел, как показывается между пальцев головка. – Хочу тебя, – повторял он, признаваясь сейчас за них обоих. – Так хочу тебя. Пока Спок готовил себя, Джим снова завел руку за спину, выгнувшись крутой аркой. Спок увидел, как он гладит себя по промежности, как дразнит анус пальцами, водя вокруг, но не толкаясь внутрь. Это было невыносимо – видеть все, но ничего не делать, и Спок ненавидел себя за промедление. Но и торопиться, подвергая их обоих возможным травмам из-за плохой подготовки, тоже не стал. Только когда он понял, что хватит, Спок подсунул под бедра Джима руки, вздернул его повыше и устроил ягодицами у себя на коленях. Это было не очень удобно, зато так все оказывалось на виду. Спок придержал член сначала под головкой, потом – у основания, пока медленно, удивляясь тому, как раскрывается для него анус, вводил член внутрь. Там было гладко, тепло и тесно, даже кулаком невозможно было добиться такой всеобъемлющей тесноты. Когда Спок так же медленно начал выходить, Джим туго стянулся мышцами сфинктера под головкой, сжался, не выпуская ее из себя, и застонал, требуя, чтобы Спок вернулся обратно. Было сложно поступить иначе. Спок аккуратно опустил Джима обратно на кровать, позволил ему положить одну ногу себе на плечо, чтобы остаться бесконечно раскрытым. Двигаться было невмоготу и одновременно нельзя было не двигаться. Спок почти не выходил из Джима, лишь понемногу толкаясь внутрь и наружу, а все остальное делал сам Кирк, сжимаясь в такт толчкам и расслабляясь, когда Спок двигался назад. Это было невероятно: еще никогда Споку не было так хорошо – с кем-то, в ком-то. Он не замечал, что делает Джим, сосредоточившись только на том, какой он внутри. Для сенсорной перегрузки не хватало самой малости, Спок готов был кончить только от наблюдения за помутневшим взглядом Джима, метавшимся по его лицу и груди, за распухшим ртом, растянутым и красным, за его лицом, мокрым и разгорячённым от охватившего жара. Спок сосредоточился на том, чтобы продержаться подольше, и не заметил, как рука Джима оказалась у него за спиной. Гладкий кончик пальца ткнулся в анус Спока, а тот вздрогнул, вбиваясь в Джима так плотно, что мошонка оказалась до боли прижатой к его копчику. Спок удивленно, даже немного обиженно посмотрел на Джима, но увидел только хитрый синий взгляд. – Спорим, тебе понравится? – сипло и тихо спросил Кирк, а после – облизнулся, наслаждаясь тем, как завороженно Спок следит за его языком, скользящим по губам. – Просто позволь мне… Сейчас Спок готов был подарить ему всю свою жизнь, если бы тот захотел, а он просил о такой малости. Спок кивнул, и Джим улыбнулся в ответ, обещая взглядом, что не навредит. Он осторожно и медленно обвел анус вокруг, щекотно касаясь туго сжатых морщинок кожи, скользнул внутрь всего на фалангу. Это было странно, еще никогда Спок не касался себя там, кроме как для гигиены. Но оказалось, что эти ласки возбуждают – и не в меньшей степени своей грязью. Джим ввел в него уже два пальца, пока еще кончиками, но от натяжения непривычных к этому мышц, от раздражения миллионов нервных окончаний, сосредоточенных там, Спока обрушило вниз. Он упал на Джима, все еще оставаясь в нем, а тот одновременно сжимал в себе его член и трахал пальцами, слушая, как глухо и сбито дышит Спок. – Тебе понравится, – приговаривал он, ускоряя движения руки, поворачивая ее в запястье, чтобы ввести пальцы глубже. – Я обещаю. Джим успевал целовать его ухо, пока говорил, дотягивался до его виска и щеки, а Спок лежал на нем и думал, что этот день все же станет для него последним. Они были плотно сомкнуты друг в друге, и удовольствие, проходящее через одного, передавалось другому. Спок закрыл глаза, расслабился, позволяя Джиму самому брать его, сжимая внутри или толкаясь пальцами. По телу шло тепло, отданное ему Джимом, Спок грелся о него, терся телом, стремясь получить больше того, что тот давал. Оргазм был катастрофически близок, и Спок почти жалел об этом. Ему не хотелось отпускать Кирка, хотелось брать его без остановки, наслаждаясь живым телом, отдачей и поцелуями, о которых он раньше не имел представления. Это был новый опыт, неожиданный и тем более приятный. Только в таком близком контакте Спок и себя почувствовал живым. Джим замер под ним, тяжело вздрогнул, потом еще раз. Член Спока внутри его тела обняло горячей теснотой, три пальца, скользившие в его анусе, замерли тоже, останавливаясь на самом полном растяжении. Мошонка потяжелела и подтянулась, и Спок почувствовал, как вверх по стволу толчками движется сперма, выплескиваясь внутрь. Он чувствовал каждое мгновение своего оргазма, переживал его, словно за двоих, принимая от Джима и его удовольствие от наполненности и принадлежности. Спок будто наяву видел, как расслабляется от удовольствия каждая мышца его тела, мог почувствовать ток крови по венам – и своим, и Джима. Он выгнулся, запирая в себе его пальцы, вгоняя член глубже в упругий зад – и Джима тоже выгнуло под ним. Он напрягся и замер, обмяк, но они все равно не могли расстаться, еще несколько минут лежали, слушая дыхание и чувствуя тела друг друга в такой близости, будто впаявшиеся друг в друга. Спок с трудом очнулся, заставил себя отпустить Кирка, застонавшего от перенапряжения и дискомфорта. Но вслух он не сказал ничего, только придвинулся ближе к лежавшему на спине Споку. Тот рассматривал знакомый до отвращения потолок спальни, как часто до этого, размышляя о своем одиночестве. Но сейчас все изменилось слишком кардинально. Рядом сопел и возился устраивавшийся поудобнее Джим, и Спок с ликованием понимал, что теперь он уже не один. – Теперь я точно не буду ходить на твои лекции, – сообщил Джим, а Спок, неприятно удивленный, обернулся к нему. – Почему? – Чтобы тебя не обвинили в фаворитизме, – фыркнул Джим, готовясь рассмеяться. Он внимательно рассматривал лицо Спока, обводил линию брови пальцем и ждал реакции. – Вступать в отношения с кадетами запрещено. – Это правило давно стоило отменить. – Отменить? Правило? И это сказал вулканец? Да я сотворил монстра, – громко смеялся Джим, а Спок удивлялся, откуда у него взялись на это силы. Но постепенно смех затих, Джим успокоился, прижался ближе, согревая Спока, и прошептал на ухо: – Серьезно, не уверен, что смогу слушать твои лекции и не представлять тебя голым на столе. – Кхм… – Спок не задумывался о таком развитии событий, но теперь, когда Джим озвучил их, сам дал волю воображению. – Пожалуй, я тоже. Джим хотел было сказать еще что-то, но Спок, удобнее устроив руку у него на спине, заставил наклониться к себе и поцеловал, прекращая возможную болтовню. Они успеют обо всем подумать позже. Кажется, у них будет такая возможность. Спок снова поежился от удовольствия, но не столько от того, как яркий язык Джима скользил по его языку, сколько от окончательного осознания – он больше не один. Вместо эпилога Спок стоял за коробкой, не видя Джима, но был уверен, что тот ухмыляется и ждет реакции на свой сюрприз. Спок не знал, как отреагировать. Джим всегда удивлял его, но еще никогда – настолько. – У меня много вопросов, – наконец признался он, сделал шаг влево и увидел, как Джим, сложив на груди руки и чуть наклонив голову, наблюдает за ним. – Я готов на них ответить. – Спрашивать про размеры и объемы, наверное, не стоит? Ты снял их, пока я спал? – В точку, Шерлок! – Я не Шерлок. – Я знаю, – ответил Джим и прикусил нижнюю губу, что, как Спок уже знал, означало спрятанную усмешку. – Тогда я спрошу только о причине появления этого… изделия. – Изделия? – наиграно удивился Джим. – Его зовут Элиот, и он не изделие. – Почему Элиот? Кукла была совсем не похожа на «Элиота». Она была похожа на Спока до мельчайших подробностей, даже – Спок на миг зажмурился, поняв это, – складкой крайней плоти под головкой. – А почему бы и нет? Ты же как-то называл, ну, меня… Мою куклу. – Нет. Спок рассматривал в профиль «свое» тело, идеально совпадавшее по параметрам с его настоящим. Вид сбоку был привлекателен. За несколько недель близкого общения с Джимом Спок научился думать о себе такими категориями. – Никакого воображения, – картинно закатил глаза Джим. – Ты трахал ее, не узнав даже имени? Ты чудовище! Теперь Кирк не скрывался, смеялся в голос, наблюдая за растерянным Споком, рассматривавшим самого себя с видом катастрофического недоумения. – Зачем ты его заказал? – Чтобы Рудольфу не было скучно. – Рудольфу? Изумлению Спока не было предела. С Джима сталось бы заказать еще кого-то, чтобы поставить его в неловкое положение, как Кирк любил. – Рудольфу, – пальцем указал себе за спину Джим. Там сидела «его» кукла, которую он настоял вернуть из ячейки, аргументируя тем, что «ей там скучно». Предположение было настолько нелогичным и неправильным, что его стоило бы занести в анналы, но вместо этого Спок послушно вернул ее домой. Теперь кукла-Джим сидел в кресле, одетый в джинсы и мягкий голубой свитер, так подходивший его глазам. И скучал, о чем доверительно сообщал настоящий Джим, заставляя Спока еще больше недоумевать. – Почему ты так его назвал? – Он красивый, – ответил Кирк, будто это само собой подразумевалось. – Я хотел назвать его Кэрри, но понял, что он Рудольф. Спок прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, медленно выдыхая через приоткрытый рот. Спорить с Кирком и постигать странные изгибы его логики было выше способностей Спока, да и кого угодно в этой части Вселенной. – Хорошо, – согласился он. – Рудольф и Элиот. Хорошо… Что мы будем с ними делать? – Поженим, – пожал плечами Джим. – Не только же нам с тобой быть вместе. Они тоже хотят. Однажды Спок подумал, что с появлением Джима его жизнь приобрела новый смысл. Теперь он был близок к кому-то, кто был ему приятен, был его продолжением, с кем можно было разговаривать обо всем, целоваться, заниматься домашними делами и сексом. Только логики довольно часто Спок в Джиме не замечал – ее просто не было, как и в его последних словах. Возможно, это было заразно, но он почувствовал иррациональное удовольствие, услышав это. Они были вместе, и это было больше того, о чем Спок когда-то мечтал.