Она не любит его

      Она не любит его.       Конечно же, не любит, потому что как можно полюбить того, кого только что встретил? Этот прекрасный молодой человек — незнакомец для неё, а сам факт того, что он так высок — захватывает дух, и только этим он, пожалуй, выделяется из всей кучи людей при дворе Её Высочества.       Только «Высочества», потому что отец решил завестить трон противной младшей сестрёнке, которая всегда была лучше неё в глазах родителей и всех Подземцев. Но Ирацибета-то знает, что это не так, что это она лучше, а все остальные просто слепы, раз не видят этого. Как жаль, что она скрывала низкую самооценку за огромным эго. Но ведь мы-то с вами знаем, что Ирацибета и правда прекрасна во всех существующих смыслах, а её голова поистине великолепна. Некоторые даже хотели бы себе такую голову. Кто эти некоторые? Пока неизвестно, но они точно существуют.       Илосовик Стейн был отлично сложен, но приходилось сильно задирать голову или вставать на высокую подставку, чтобы хорошенько рассмотреть его лицо.       Он никогда не укладывал волосы в какую-то особую причёску, не «зализывал» их, да это и ни к чему, потому что они у него и так всегда хорошо лежали.       Его голос, такой бархатный, особенно потрясающе сочетался с комплиментами, которые он говорил Ирацибете. Речи Стейна зачастую оставляли после себя приятное головокружение у Ирацибеты, но она изо всех сил старалась не дать ему понять, что она падка на комплименты, а комплименты были для неё в новизну, поскольку собственный муж был щедр на льстивые слова только для Мираны.       «Ирацибета Стейн, Стейн Ирацибета» — пробовала на вкус она, сочетая своё имя с фамилией Илосовика, так, прикидывая — красиво ли звучит. «Красиво» — тут же думала она, облизываясь и вспоминая кроткую улыбку этого парня, когда он пришёл к ужину, на который великодушно был приглашён.       Что и говорить, в него была влюблена вся женская половина её двора, но королеве было противно от того, что кто-то на него ещё смотрит, кроме неё самой. «Это мне только можно говорить с ним, только мне можно на него смотреть, он только мне должен целовать руку, и больше никому!» — кричал внутренний голос, но она подавляла в себе это желание забрать Илосовика только себе и больше никому не отдавать. Никому в целом свете.       Ну, и что, что есть этот дурной Король. Ему, значит, можно с её сестрой ширкаться, а ей, настоящей королеве (пусть ещё даже не правящей королеве, но настоящей же), нельзя хотя бы чуть-чуть позаигрывать с собственным Валетом? Ещё как можно. Ирацибете можно всё.       Она не любит его.       Тогда почему один только его вид вызывает сладкую истому, по всему телу разливается жар, а от его «моя Королева» к горлу подкатывает приятная тошнота? Почему так тянет где-то внизу, почему становится так невыносимо хорошо рядом с ним, почему ей так хочется, чтобы он не пропадал из её поля зрения, чтобы не прекращал говорить красивые вещи, чтобы говорил всё, что угодно, пусть даже ерунду, но говорил? Почему она смущается, когда он смотрит на неё, почему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы не опустить взгляд, почему такого не случается с остальными придворными?              Но она стойко держится и ведёт себя как обычно, словно ничего не происходит, словно его слова её не задевают, а один факт его присутствия в зале не вгоняет её в краску и не заставляет румяниться. Благо, белила отлично исполняют свой долг.       По утрам она пьёт чёрный кофе или крепкий чай, и каждое утро ругается на повара из-за того, что сделал так горько и невкусно. Но разве она сама не заказывала этот горячий напиток? Разве ей самой не приятно ли ощущать кое-как наступившую бодрость и какие-то силы, помогающие ей прожить этот день до конца?       Пробуя кофе и ощущая языком его горечь, она отплёвывается и мысленно жалуется, что в этот раз он ещё более крепкий, чем обычно. Но у теперь Королевы не может быть слабостей. Она казнила собственного мужа, что ей какой-то кофе? Игнорируя мысль, что Илосовик — тоже её слабость, она залпом опрокидывает в себя содержимое чашки. Даже не поморщившись.       Она не любит его?       Наверное, любит. К слову, она ещё сама не определилась. Да, он помог ей многого достичь, расправиться с Ашеониколасом. Да, он галантен, да, высок, да, красив. Но это ещё не повод его любить. Или повод? Столько вопросов к самой себе и к нему, и ни на один вопрос нет ответа.       Если не его, то кого ещё любить? Родителей? Мирану? Подданных? Смешно.       Никто ещё с ней не обращался так, никто так нежно не вёл себя по отношению к ней, к Ирацибете. Сие вводило в ступор, но как ещё-то? Необъяснимые чувства, странное влечение к этому Валету. Её Валету.       Недавний случай с той садовницей поверг её в стресс, пусть её волнения и переживания и были отмщены. Алекс Голдвин найдена не была, но глаз у Стейна отнят в знак того, что Королеве очень не понравилось поведение Илосовика и то, что он наобещал этой садовнице.       От былой горечи чувства предательства не осталось и следа. А что, он поплатился за предательство, почему бы и не жить дальше так, как было прежде.       Она не любит его.       Что за чушь? Конечно, любит. Ещё как любит. И даже уже не скрывает это.       «Ирацибета медленно встаёт из-за стола и обходит мебель, никуда не торопясь. А взгляд прикован к Стейну. Королева разглядывает его так, словно первый раз видит. Огибая стол, она подходит к стулу, на котором сидит Илосовик. Он так же внимательно смотрит на Ирацибету, как и она на него. Когда между ними остаётся около фута, она быстро, даже слишком быстро подходит к Илосовику. Она комкает его вечернюю тёмную рубашку и тянет за воротник вниз, к себе. Даже сидя на стуле он был выше её. Он послушно наклоняется, а его свисающие волосы закрывают единственный глаз.       Когда его лицо оказалось на одном уровне с её, она небрежно покрывает его лицо поцелуями, оставляя на подбородке, лбу и щеках маленькие красные сердечки, хоть помада и была чуть смазана после ужина. Кажется, что ей почти всё равно, что она просто пьяна, а два бокала вина сыграли с ней злую шутку, но она почти трезвая, а сердце так штормит под рёбрами, что она сейчас чувствует себя настолько живой, как никогда раньше не чувствовала.       Она останавливается, чтобы откинуть волосы с его лба и взглянуть в глубокое тёмно-серое озеро его глаза. А после продолжает, что-то шепча.       И ей абсолютно плевать на то, что Королевам не под стать любить Валетов.       Она не любит его.       Неправда. Любит. Даже после того, как он предал её во второй раз. Теперь с какой-то Ам.       «— Она просто не давала мне прохода! Я говорил ей, что люблю Вас одну… — вполголоса произносит он.       «Врёт и не краснеет. Бессовестный. Продолжай лгать мне, а я сделаю вид, что верю в твою чушь. Говори мне ещё, что любишь меня, и тогда я смогу простить тебе всё на свете, не только это. Давай, польсти мне ещё, мой милый льстец. Буду рада послушать твои очередные лживые признания»       — Бедняжка без ума от меня, — посетовал Валет, глядя на Ирацибету. Королева даже не поворачивается к нему и поправляет чуть съехавшие с центра проксимальных фаланг перстни с рубинами.       «Представляешь, я тоже» — грустно смеётся она про себя, но виду не подаёт. Она даже не отгоняет от себя эту беглую мысль, потому что сия простая правда преследует её и так каждый день, каждый Божий день. «Но ты не имеешь права зажимать кого-то в коридорах. Ты принадлежишь мне. И что сделать теперь тебе за это? Второй глаз выколоть? Слепым ты будешь уже не таким интересным. Если любишь, то прощаешь, так ведь? Тогда тебя прощу. Ам — нет» — от этих мыслей лицо непроизвольно становится теплее и краснее. Она наконец поворачивается в сторону Стейна, разлёгшегося на маленьких ступеньках. Королева чуть прищуривается. «Даже не удосужился сделать взгляд более честным. Поучись у моей сестрички… Почему я всю свою жизнь вынуждена сталкиваться с ложью, почему она преследует меня везде, почему, почему, почему?» — думает она, а с каждой секундой гнев внутри растёт, словно лава поднимаясь из жерла вулкана её души. — Голову с плеч! — вспыхивает Ирацибета, не в силах мириться с предательством. Боль от разочарования в Илосовике и злоба достигают своего апогея, но выкрик отданного приказа приносит некоторую разрядку. Наступает облегчение. Не сразу, конечно, но наступает. Лицо ещё розовое, но становится лучше, а мысли потихоньку приходят в порядок.       Она не любит его?       Любит. Особенно тогда, когда гадкая Мирана отправляет их вдвоём в ссылку.       «Ирацибета слышит приговор и поднимает глаза на Стейна, тёплым взглядом одаривая его. — Единственное утешение, — мягко произносит она. «Пожизненная ссылка будет не так ужасна, если рядом будешь ты» — в мыслях говорит она. Ирацибета улыбается. Бывшая королева даже не помнит — когда последний раз на её лице была такая широкая улыбка. Когда она думает о том, что теперь Илосовик будет рядом с ней всегда, но при этом не будет иметь возможности смотреть на любых других девушек и женщин — это греет ей сердце. Сразу становится так легко и кажется, что время в ссылке пролетит незаметно. А там и до смерти недалеко. Но, в любом случае, она успеет побыть рядом со Стейном до тех пор, пока они не умрут от возможного обезвоживания, голода, холода или в пастях диких зверей. «Остаток жизни мы проведём вместе» — мечтательно думает она, пока Илосовик не направляет на неё свой кинжал с намерением убить Ирацибету. Всё происходит так быстро и неожиданно, что она ахает, когда замечает острое лезвие в свободной руке Стейна. Сразу после секундного шока и оцепенения наступает ужас, и боль от нового, самого ужасного в её жизни предательства — пронзает её сердце не хуже кинжала. Мысли мечутся в голове со скоростью света, а сама она не знает — что и думать. «Может, мне вообще кажется» — успокаивает Ирацибета себя. Она до последнего надеется, что кажется, пока Таррант не выбивает кинжал из руки Илосовика. Звон лезвия об землю действует отрезвляюще и сумбурные мысли раскладываются по полочкам. «Хотел убить меня!» — понимает она, тут же озвучивая. — Хотел убить меня! — кричит она, дёргая рукой с цепью. — Хотел убить меня! — повторяет она, пока собственные солдаты уводят их всё дальше от места битвы»       Она не любит его?       Это он не любит её. Может, когда-то любил. Первый год или два после их знакомства. Но это ещё большой вопрос. А любит ли она его?       А она и сама не знает. Она не знает — что чувствовать. История повторяется. Она снова не знает — что чувствует к этому человеку. Он жив, она жива, но он больше не пытался убить её.       «Она любит его, но ей больно. Ей больно, но она любит его. Она знает, что любит, но не хочет признаваться в этом ни ему, ни себе. Она будет злиться на себя, если сама для себя решит, что любит его. Кишки выворачиваются наизнанку от голода, слюны мало и можно теперь только гадать — когда они умрут и от чего. Им уже посчастливилось найти немного воды в Чужих Краях, но они ещё не ели. Спорная ситуация получается. «Интересно, кто умрёт быстрее — я или он» — медленно размышляет она, а мозг уже хочет уснуть от отсутствия пищи и воды. «Но я буду любить его до самой своей смерти, вне зависимости от того — кто откинет коньки быстрее» — вяло и очень вскользь думает Ирацибета, желая свалиться и уснуть прям здесь.       — Если не хочешь сдохнуть во сне, шагай дальше, — грубо бросает он. Не осталось и следа от нежного тогдашнего шёпота, когда он ещё был валетом, а она — королевой.       Ирацибета встречает его фразу молчаливым согласием и с трудом переставляет ноги, продолжая путь»       Она не любит его.       Разве? В таком случае, его скелет был бы не посажен на растительный трон, а скорее разобран на косточки и раскидан повсюду. Раны на сердце затянулись со временем. Никто их никогда не зашивал, никто не склеивал её разбитое сердце, никто не собирал его по кусочкам. Раны долго затягивались и, казалось, совсем затянулись, пока Стейн не принял попытку снова её убить в её же растительном замке. Эта попытка была со смертельным исходом. Для него, конечно же. Ирацибета больше не захотела жить и бояться того, что каждый день может стать для неё последним из-за её же любимого человека.       Ей было очень жаль. Но она не плакала. Не потому, что не любила. А потому, что не привыкла плакать. Она не помнит — когда плакала. Это было так давно, что, казалось, слёзы текли по её лицу давным-давно, много десятков лет назад. Они обычно собирались в уголках глаз, накрашенные ресницы мокли, но на бо́льшие вольности Ирацибета не осмеливалась. У неё были возможности, чтобы спокойно поплакать, у неё были причины для слёз, но она понимала, что если начнёт, то не остановится, пока не выплачет все глаза.       Когда она плакала в детстве — родные и все остальные тут же начинали спрашивать причину слёз, а ей было неловко говорить, что она плачет из-за каких-то мелочей, и она переставала плакать или выдумывала стоящую причину для слёз.       Она привыкла не плакать. С годами стало намного легче сдерживать слёзы.       Всё что угодно, но только не слёзы. Она была очень эмоциональным человеком, могла кричать, могла смеяться, могла удивляться, могла пугаться, но она не могла плакать. Слёзы казались проявлением слабости.       Частые вздохи, сдавленный голос, хрипение и какая-то сухость во рту вкупе с огромным давлением в горле — и она боялась, что вот-вот заплачет, что слёзы потекут по щекам, а она не сможет их сдержать.       Она не плакала сразу после убийства Стейна, но потом, спустя какое-то время, когда она осознавала то, что больше он никогда не скажет ей что-либо, никогда не посмотрит на неё, а она, в свою очередь, никогда не притронется к его коже и не услышит его голос — были моменты, когда хотелось обронить одну-две слезинки. В основном это случалось, когда она вспоминала минуты, которые проводила рядом с Илосовиком. Объятия с ним, поцелуи, совместные приёмы пищи, прогулки… Всё это было так далеко, но в то же время невероятно близко. У них было прошлое, но не было настоящего. И никогда не будет будущего. Время был неплох, но он даже со своим забавным акцентом, яркими глазами, по-идиотски смешным тиканьем и постоянной растерянностью рядом с ней, с Ирацибетой, никогда не заменит Илосовика с его бархатным голосом, глубокими серыми глазами, восхитительным ростом и комплиментами. Комплименты были и от Времени, но они не задевали так, как задевали речи Стейна.       Она не любит его?       Любит. Любит даже после всего того, что сделал он и что сделала она. Илосовик Стейн всегда будет в её сердце, периодически ненавязчиво напоминая о себе посредством ассоциаций и воспоминаний, греющих душу хорошими моментами из прошлого, когда они были вместе, и воспоминаний, разбивающих сердце на миллионы осколков, когда Ирацибета понимала, что он и всё то, что было между ними — в прошлом. Безвозвратном прошлом.