Открытка

В руках Карла дрожит небольшой плотный листок бумаги. Он должен был быть более похожим на открытку с приглашением, но грешно падкий на творческое самовыражение парень слишком перестарался и сделал из этого своеобразный арт объект, сделал небольшой пустой белый лист более похожим на какое-то письмо, такое пылкое и чуткое, не скудное на эпитеты и немного смелые выражения. Старательно оформленное именно так, как именно могло понравиться — нет, скорее, Карл надеялся на то, что понравится — ему, именно ему, адресату этого письма. Сбавив шаг, геолог наконец-то удосуживается поднять взгляд и приостановиться, дабы не запутаться в худых ногах, рассматривая издалека давно завиденного парня с непроизвольной слабой улыбкой. Он стоит, небрежно покрытый капюшоном любимой толстовки и спрятавший руки в карманы, не стесняясь блистать своей ухмылкой, так добродушно и энергично общаясь. С друзьями. Карл тяжело вздыхает от собственной оплошности, ведь он вовсе не рассчитывал подходить к Леону с довольно личной просьбой именно тогда, когда он окружён своими приятелями. Но, к сожалению, он настолько затянул с созданием открытки из-за такого длительного нежелания даже просто вставать с кровати, что сегодня был последний день, когда парень мог подойти к своему другу — завтра будет уже поздно. Каким-то неведомым чудом ощущая свои синяки под глазами, которые после этой ночи, кажется, стали ещё больше, шахтёр, немного нахмурившись, лишь сжал открытку в своих руках и уверенно пошёл прямо к компании своих друзей, надеясь на то, что сегодня ему повезёт чуть больше обычного. Кажется, Леон уже давно его заприметил. — Чё надо, узник концлагеря? — довольно резко раздаётся агрессивно настроенный ребяческий голос, после которого все разговоры компании как назло утихли и все обратили свои взоры на безмолвно остановившегося напротив хамелеона дрожащего парня, который до сих пор боялся даже поднять взгляд. Но ему плевать на то, что их с Леоном друзья пронизывают геолога злобой, плевать на то, что все смотрят на него с издёвкой, плевать на это, невзирая даже на лёгкую дрожь в конечностях, ведь он впервые за неделю услышал голос, от которого в его груди трепеталось чувство, среднее между неосязаемой лёгкостью и тяжестью, подобной переехавшему его слабое костлявое тело грузовику весом несколько сотен тонн. Он чувствует, что второе чувство сильнее, давит чересчур больно, но Карл судорожно выдыхает, поднимает взгляд на своего любимого друга примерно на уровень его плеч и робко протягивает открытку с искренней улыбкой. — Леон… м-мог бы ты посетить мой праздник завтра? Я… я приготовил торт, — слова льются сами по себе, словно заученные, сопровождаемые дрожащей и до боли неуверенной, хотя и действительно радостной улыбкой. Окружающие их вещи перестали существовать, лишь Карл, руки которого не переставали дрожать, очки были готовы вот-вот спасть с переносицы, а дыхание легко выдавало себя своей громкостью и сбивчивостью, и Леон, который быстро выхватил красивую бумажку и беглым взглядом сначала рассмотрел её издалека, а затем быстро пробежался между строчек «письма». На лице парня быстро мелькают разные эмоции, но, судя по всему, чем больше он читал, тем шире становилась улыбка на его лице — не самая искренняя, из-за чего внутри Карла что-то сжималось от волнения. Ящеру потребовалось всего полминуты, чтобы чуть опустить открытку, переглянуться со своими друзьями и негромко кашлянуть, придерживая лист бумаги пальцами у самой середины. — Ты приглашаешь меня на свой день рождения завтра? — приторно сладко тянет Леон, даже удосужившись немного нагнуться и хищно прожечь своим хитрым блестящим взглядом растерянное лицо очкарика насквозь. Геолог лишь сглатывает вязкую слюну и часто кивает, словно покорная собачка, очевидно забавляя этим своего друга — по крайней мере, такой громкий унизительный смех наверняка подразумевал только это, который резко сменился непродолжительным молчанием. Злобная улыбка ослепляет, как лезвие ножа у собственного бедра, — Пиздец, ты такой наивный! Ты правда думал, что я брошу завтра все свои дела и помчу к тебе на радуге гейской любви?! — смешки, вылетавшие изо рта парня, звучали всё более резко и безумно, пока его фигура, небрежно придерживавшая самодельную открытку, начала вертеться и показывать поделку всем своим друзьям, чуть ли переигрывая со своими эмоциями, — Нет, ну вы, блять, прикиньте… наш уродец настолько хочет меня, что хотел видеть на своём дне рождения то-олько меня! — удостоверившись, что письмо прочитали все, хамелеон вновь тыкает уже немного помятой бумажкой в лицо шахтёра, всё так же придерживая её посередине. Голос становится подобным шёпоту, пока в слезящихся глазах остолбеневший Карл видит перед собой только прежний хищный убийственный взгляд, — и знаешь, что с такими, как ты, делают?.. У парня даже нет никакой необходимости задавать вопрос вслух — перед его лицом раздаётся шелест рвущейся бумаги, а открытка рвётся на клочья, постепенно всё больше теряя свой первозданный вид и превращаясь в немые цветные бумажки. Это всё происходит слишком быстро, Карл даже не замечает, как эти же клочья с действительно приложенными усилиями летят в его сморщенное лицо и Леон, злобно усмехнувшись, но, судя по всему, не насладившись организованным собственноручно шоу вдоволь, толкает бездыханное тело геолога, чуть ли не сбивая его с давно ослабших ног. Однако каким-то чудом очкарик остался стоять на дрожащих ногах, роняя тихие всхлипы, стоны и первые слёзы лишь от первобытной обиды и боли, пока ящер довольно кивает своим друзьям. — Погнали, оставим этого нытика. Ну, бывай, педик! — парень в зелёной кофте наигранно мило улыбается, махая объекту издевательств и громких насмешек рукой, отворачиваясь и устремляясь со своей компанией прочь, проронив громкое «боже, надеюсь, я не заразился сифилисом» напоследок. Смотря на них с застывшим на устах «прости меня, я правда не хотел, я виноват», Карл невольно падает на колени и, полностью ослеплённый собственными навязчивыми мыслями, прямо сейчас напоминавшими что-то вроде часто мелькающих абсурдных картинок и слов, громко дышит и пытается подобрать с грязного и сырого асфальта уже едва намокшие обрывки прежней пёстрой и яркой открытки, всецело посвящённой любимому человеку, но сейчас всё это лишь грязь, такая пустая и бессмысленная грязь, в которую этот же человек с превеликим удовольствием окунул с головой — и, несомненно, обязательно сделает это снова в следующий раз. С огромным трудом вновь поднявшись на ноги, Карл отряхивает грязь с разболевшихся колен и уходит прочь, оставшись ни с чем. На самом деле, ему правда повезло — он был уверен в том, что ему достанется гораздо больше и свой праздник он отметит не дома, а в травмпункте. Как-то даже жаль, что именно сегодня повезло.

***

На столе стоит небольшой клубничный тортик. В левой руке уже полчаса дрожит серебряная вилка, но, даже не двигаясь, Карл не решался сделать должное, полностью погружённый в свои бесцельные мысли, загонявшие его в тупик всё сильнее ежедневно, забирая всё больше его жизненных сил. Не то, чтобы у него они ещё остались. Вилка перед собственным лицом действительно устрашает. Он не видит и не представляет, как поедает при помощи этой вилки нежный слоёный торт с начинкой, но чувствует, что если сделает хоть одно лишнее телодвижение — эта вилка с тихим свистом вопьётся в бледную и практически невидимую кожу, начнёт копаться в ней, как во вкусном торте, и то, насколько это будет больно — последнее, о чём парень задумался. Но нет, сейчас этого не будет. Он пытался так много раз, но что-то словно держит его в этой убогой и такой несправедливой жизни, поэтому, может, он просто должен перестать ныть и делать то, что должен. Ради Леона. Даже если ему это вовсе не сдалось, даже если Леон не задумывается об этом, даже если Леон яростно ненавидит. Чувствуя скатившуюся по щеке дрожащую слезу, Карл с сильнейшим трудом и ужасным тремором тянет вилку к торту, немного нажимает на него, насколько он способен сделать это в своём состоянии, и тянет визуально приятное кондитерское изделие ко рту. Однако, распробовав торт, наступает далеко не ощущение эйфории и удовлетворение вкусной пищей, а давно знакомое непросветное чувство тошноты. Что ж, он был уверен в том, что почувствует только то, как его сейчас стошнит, потому что этот кусочек торта было единственным, что ел шахтёр за последние полтора дня. Он был даже рад этому, ведь если не при помощи собственных усилий, так при помощи блевоты и прочих нелицеприятных процессов он продолжал двигаться и жить, не сдохнув где-то на полу собственной квартирки. Именно поэтому Карл подрывается на громко скрипнувшем стуле и бежит в уборную настолько быстро, насколько ему позволяли ноги, практически полностью лишённые даже мышц. Но планам по выводу куска торта не было суждено сбыться из-за громкого и продолжительного стука во входную дверь. Невзирая на то, что находившийся в прихожей парень вовсе не ожидал гостей, он посчитал первостепенной задачей открыть дверь, а что будет дальше… впрочем, какая разница? Карл припадает к входной двери с заплетающимся ногами, с трудом открывает щеколду, которую можно без особого труда взломать за считанные минуты, и, пытаясь опереться хотя бы об наличник, толкает дверь. Зелёная толстовка, небрежно накинутый капюшон, из-под которого выбивались рыжие пряди, руки в карманах, длинные шорты — всё, что хотел и так боялся увидеть Карл прямо в этот момент. — Привет, э-э, — торопливо мямлит Леон, не позволяя истощённому геологу сказать и слова. Очкарик лишь видит, как ящер в спешке копошится в своих карманах, после чего достаёт небольшую картонку и протягивает её своему другу, — держи. Хватая дрожащей рукой небольшой пёстрый конвертик, геолог поднимает взгляд, пытается произнести хоть одно слово благодарности — но Леон в точно такой же спешке уходит, больше не сказав ни слова. Карл сжимает бумажку в руках покрепче, после чего с тем же трудом прикрывает дверь, даже не дотянувшись до щеколды. Забыв о всех своих прежних хлопотах, он хочет вернуться на кухню и проанализировать ситуацию уже там, но, сделав лишь один шаг вбок, понимает, что больше ни на что не способен. Раздаётся грохот — парень обессиленно припадает к стенке и садится на пол прямо возле двери, продолжая держать «подарок» перед собой. Обычная дешёвая покупная открытка. Худощавые пальцы немного нажимают на открытку по бокам — и Карл читает немногословную надпись «С Днём Рождения!», больше ничего. Глаза бегают по каждому углу картонки, каждой буковке — и взгляд начинает дрожать от слёз. Парень расплылся в неверящей улыбке, продолжая просто смотреть, чувствуя, как полуживое сердце в груди застучало быстрее от чувств, которых так боялся, но всё равно не мог с ними ничего поделать. Может, Леону действительно не плевать и у Карла действительно есть причина бороться и продолжать существовать?.. Геолог, устав сидеть, скатывается по стене и полностью ложится на пол, продолжая держать любимую открытку перед лицом до тех пор, пока глаза не закрылись сами, отправляя уязвимого размышляющего о всяком бреде парня в недолгий тревожный сон впервые за пару дней. Всё его тело так болит…