«Противоположности притягиваются»
В седьмом классе русого писклявого мальчика трое парней зажали возле кабинета истории. Была как раз перемена, народу рядом уйма, учителей и кого-то выше статусом достаточно. Парни возвышаются над заходящимся в треморе Ваней, хихикают, но вот к Ване девочка подходит, одноклассницей была, если парень правильно помнит. Девочка с косичками на парней оглядывается, потом на русого взгляд переводит, и у парня уже всё, бабочки, готовая благодарственная речь готова, она пришла его спасти от старшеклассников. — Привет, а ты не помнишь, где у нас география? Девчачий смех где-то вдали. Юношеские голоса ударяющиеся о барабанные перепонки звучали слишком… Слишком… Слишком больно Ване было думать. Голова отваливалась. Тело ныло. В ушах гул постоянный стоял, не затих, даже когда домой пришел. Маму было страшно дожидаться, Ваня, как только девять стукнуло на часах, спать лёг и одеялом накрылся по уши. Так Ваня ее дождался, переждал, пока пойдёт сама спать. У него с мамой договоренность о самостоятельности была, парень должен утром вставать сам, пока она дверь входную закрывала. Русый мог наконец раскрыться и дышать нормально. Дома остался. «Что делать дальше?» — посмотрим. Всегда есть старый друг Вова, на которого как раз и можно было свалить синяки на лице и теле. Какие школьные года были у Серёжи? Ну, по его рассказам, — очень весёлые. А если точнее, — по рассказам его старых друзей, с которыми Ваня познакомился у Серёжи на встрече выпускников, они большой компанией зависали вместе. Думалось Ване: «Ну, круто, была компания, и что?», а дело было в том, что у Серёжи имелось три такие компании. И Ваня бы никогда не сказал, что Пешков из тех, что маску когда-то носил, но именно она ему помогала так быстро меняться перед другими, всегда нужно быть весёлым, но не придурком, уравновешенным, но не скучным. Серёже прекрасно шли маски. До одного момента. Был, кажется, вечер очередного понедельника, у кудрявого, тогда ещё каштанового цвета волос, парня, телефон от сообщений из разных групп разрывался, все куда-то звали. «Привет Серёж, пошли с нами в кино» «да давай там фильм ахуенный тебе такие нравятся» «я щас могу билеты забронить а на месте отдадите мне деньги ок?» От фильма стошнит, скукотища ебанутая, он уверен был. Было лень переться к долбоебам в другой конец города, ради «крутого» кинотеатра. Денег нет, ну, на этих кретинов уже и пяти копеек не найдется. Пошли вы в жопу. Игнор. «серёг дарова го к нам сегодня» «у меня батя хуйню какую то достал))))» «бля че несет…не слушай эт настойка какая то, ты с нами?» Нет. Вы — ебанные пидоры, которые набухаются в щи от одной стопки, а потом друг другу сосать будут. Серёжа настойки правда ненавидел, мерзко и всё. Пидоры — компашка не по мне. Игнор. «прив серый ты че как)» «мв щас у меня дом и у еня есть кое чо иниереснон» «ебать леш пиши нормально…. и хуль ты там достал? ждите кароч я подойду через 5 мин, серег приходи рил мы давно не виделись» Вот они, старые, добрые, любимые старшеклассники. Чтобы понять, что за: «кое что», мозг ломать не нужно. Провод зарядки откинут в сторону, зажигалка успешно найдена в карманах домашних спортивок, и ключи мастерски тихо провернулись в скважине. Утром маму Лену ждал не её милый Серёжа, а вусмерть пьяное и укуренное тело, которое даже не разделось в кровати, так и заснуло в кедах. От него на всю комнату тянуло мерзкой травкой, в комнате духота, запах в кофту впитался и никак не выветривается. У него зрачки всё ещё широкие, дверь хлопнула всего пятнадцать минут назад. Слов не было, как и сознания Пешкова в ту секунду в маминых руках. Трясла со всех сил, пытаясь привести в чувство. У Вани шок, у Вани руки потряхивает от рассказанного, а Серёжа сигаретой больше затягивается, усмехаясь на слова друга. — Боже, да не реви ты, у всех такое было, — на балконе прохладно, у парня в объятьях теплее. Наверное. Ваня стоял в метре от него и дорожки солёные пальцами стирал. — У меня нет, у меня всё хорошо было, — окурок летит вниз, цепляясь за другие балконы, у Серёжи улыбка надменная и руки, сложенные на груди. — Что? Правда? Ваню-ю-ш, а чего ж ты мне всегда другое рассказывал? — Пешков губу закусывает и смотрит вопросительно, ведя уголок усмешки всё выше. У Вани сил не хватает, чтобы дышать, всё ушло на сжимание кулаков от злости, ещё бы немного и из глазах зелёных кровь хлынет, капилляры безжалостно полопаются.***
Ром внутри горло жжёт, приятно горячо становится в теле. Через полминуты голова ватной становится, ноги не чувствуются, руки слишком лёгкие. Радостно до безумия, смеяться со всего хочется. И целоваться хочется. А Ваня рядом так кстати, как же он хорошо подходит под сегодняшнего партнёра. Как же красиво выглядит его лицо в приглушённом свете, исходящем от лампочки над барной стойкой. — Ваня, — Серёжа странно-сладко тянет гласные и на парня открыто пялится, на кисти тонкие, которые рюмку с ромом крутили, размазывая алкоголь по краям, — люблю тебя. — Серёж, ты пьян, хватит, — в себя опрокидывает алкоголь и думает, на бармена глядит, на пальцы свои слишком странные, на Пешкова, — хоть я тебя тоже люблю. Серёжа ближе жмется, руками за плечо цепляется и нависает так, что Бессмертных приходилось особо сильно упереться телом в стойку, чтобы не опрокинуться вместе на пол. Русый в лицо заглядывает, взяло уже, как и Серёжу, зрачки бегают, улыбка всё выше плывет, пальцы всё время шевелятся, щекоча слегка. В ответ бегающие карие глаза все же находят зелёные, и смотрят-смотрят-смотрят, что же Ванечка будет делать дальше, что же Ванечка скажет своему любимому. — Серёжа, пошли домой.***
Ты наливаешь всем шампанского и все становится весело. Я наливаю себе водки, и всем становится страшно.
Ванечка Серёжу побаивается, не всегда, правда, лишь когда у него депрессивная фаза сменяется маниакальной. И это далеко не про психоз и беганье по квартире с ножом. Нет. Это про десятое за полчаса: «Вань, давай пойдем курить», «Вань, давай уедем куда-то», «Ванюш, давай мы песню напишем, солнце». У Серёжи проблемы, проблемы у Вани. От Серёжи, конечно. Серёжа его в туалете зажимает и держит за кисти над головой, коленом между его ног упираясь. Ваня кряхтит, улизнуть и смыться пытается. Вот ещё немного, и прямо в этом толчке смоется, выхода нет. Сережа языком мажет по шее почти до самого глаза, оставляя мокрую дорожку, от которой прохладно становится, ветер из настежь открытого окна на кухне задувает. У Вани уже колени дрожат, но не упасть. Не шевелится. Пешков обычно пугает просто. Сегодня у Вани пот холодный стекает по спине. Сережа смотрит на Ваню, как на бедную косулю в поле, он же — какое-то подобие льва. Смотрит, выжидает любой реакции, и снова припадает. Уже мерзко становится, но Сережа одной рукой за дверную ручку дёрнул и защелкнул. Холодно, но ветер уже не дул. А второй под футболку полез, жадно ощупывая подкачанное тело. Парень ногу всё выше ведёт, русому затея на носочках стоять совсем не нравится. Поддается. Простанывает коротко, слишком приятно колено в яйца упёрлось. Ну прям так, что Серёжа вторую руку отпустил, вызволяя Ваню из оков, и уже двумя пошел по телу. Пресс ногтями поддевает, соски царапает, по груди красные линии выводит, следы от обломанных ногтей оставляет. На какой части Ваня больше шипел, туда он и возвращался. Ваню телом вжимают в плитку, ягодиц касаются под шортами, но ещё не под боксерами. Ваня сжимается весь и откинуть его пытается, но Пешков как вкопанный стоит и упирается голыми ногами. Ноги Бессмертных в носках скользят нелепо, он равновесие ловит и на Серёжу только больше наваливается. У Вани член дергается от действий. Но не хочется. Уже поздно, Ваня спать хочет, уже как часа три назад бы упал под одеяло и откинулся до утра. Но нет, Серёжа пьяный в стельку, во время своего самого плохого периода лезет прямо в ванной. Лезет под трусы, полуставший член хватая, что дух перехватывает. А дышать то хочется. Так больно, но, кажется, Ваню сейчас без анестезии обрезают. Серёжа слишком вниз кожу тянет, сухой рукой по сухому члену водит агрессивно, натягивает больно, и скалится. Скалится, как тварь последняя, как тот самый лев перед бедной жертвой. Оба люди, но почему-то жизнь слишком странной стала, стоило Ване Серёжу полюбить. Больше не хотелось. Бессмертных расслабиться пытается, не выходит. Серёжа в шею дышит громко, мерзко. Ухо языком обводит и мочку всасывает. Ваня такое никогда не любил, противно и слишком мокро. Ваня подскальзывается, на пол летит, коленями ударяясь о пол. Серёжа ещё больше радостный. Руки себе в штаны пихает и охотно член достает.Ужас.
Страх.
НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ
Серёжа член в глотку пихает и по обе стороны Ваниной головы руками хватается. У Вани рвотный рефлекс сильный, еда уже вот-вот прыснет из пищевода. Пешков голову свою мокрую от пота закидывает и стонет громко. Ваня давится членом, слезами и едой, давно пережеванной. Колени о плитку трутся, на утро больно будет очень. Руки висят вдоль тела. «Что делать?» Ваня пытается укусить, Серёжа большими пальцами уголки рта придерживать начинает, разрывая теперь ему не только челюсть, но и губы. Мерзко, противно, никак. Член по языку проезжается с силой, губы рвутся, в заднюю стенку упирается головка солёная. Как же Ване жаль, что рецепторы вкуса существуют. Вкус похож на запах от помойки. Плесень, рвота, тухлая рыба — что-то между и вместе. Яйца чужие подбородка касаются. Слюна стекает большой лужей на пол. Челюсть ноет невообразимо, рот ещё больше раздирают. Болят зубы от давления. Руки на бедрах чужих. Из последних сил оттолкнуть пытается. Поздно. Сережа ладони разводит дальше, у Вани ручей крови стекает в лужу. Мычит, член дальше всего загоняет и держит-держит-держит. Во рту вкус ещё более противным становится, выплюнуть хочется, но держат за голову. Не пошевелиться. Держит и кончает, выплескивая сперму, почти сразу заливая ее в глотку, но из каких-то найденных сил Ваня корнем языка путь ей загораживает. Сережа отпускает, и Ваня падает прямо под Серёжины ноги, руками упираясь в черный пол, пачкая колени в месиве, что накапало раньше. Сплёвывает все прямо под себя. Серёжа что-то мямлит, трусы со звонким шлепком натягивает и уходит спокойно, напевая что-то. У Вани пелена перед глазами. Рук своих увидеть не может, зрение плохое, но не в этом дело. Ваня сказать что-то пытается, — в кадык словно нож вонзают, вытаскивают, в глотку изнутри засовывают и начинают проворачивать. Чистой тыльной стороной ладони нервно пытается вытереть подбородок. Все равно мерзко. Ваня, наступая в мокрое, поднимается, дабы в зеркало посмотреть. Не он. Больше не он. Глаза красные, губы потресканные все полностью, не так, как обычно от ветра. Тут и не ветер его, в саднящее теперь, горло трахал, крепко держа голову. Тут и не ветер ему на язык кончил и ушел, ничего не сказав.больно.
мерзко.
противно.
отвратно.
никак.
торг.
отрицание.
грусть.
Это я виноват.***
Такими темпами ты меня убьешь. Успокойся. Мне не сложно тебя любить, когда в споре ты слова лишнего не даешь вставить. Подумай и позаботься обо мне. Я стараюсь, чтобы у нас всё было лучше, а ты закапываешься все больше и больше. Ты же меня любишь, знаю точно, ты просто из нелюбимой тобой семьи. Давай, я тебя к психологу отведу. Я мог влюбится и любить кого угодно, но я ведь тебя люблю, Серёж. Подумай, пожалуйста, хорошенько, умоляю, подумай. Ты же знаешь, я могу себя убить каждую ночь. Ты же знаешь все мои проблемы и старые травмы, ну почему ты ведешь себя именно так? Звезды такие красивые правда? И ты у меня такой же красивый, не злись, давай я тебе помогу, хоть с чем угодно, я всё сделаю, чтобы тебе было легче.