прощай, Паш...

— Юр, я устал. Паша устал. Устал и запутался. Он уже не понимает, что происходит. — М? — Юра нехотя отзывается, не поднимая глаза. Он знает, к чему Паша ведёт. Каждый раз, когда Паша заводит этот разговор, он или не придумывает, что сказать дальше, ожидая инициативу от Юры, или начинает не в то время и не в том месте, а Юре удаётся ловко избежать бессмысленную (по его мнению) беседу, лишь каждый раз подмечая секундное отчаяние в глазах Паши, которое он быстро и привычно скрывает за напускным спокойствием. Они оттягивают этот разговор как могут. А сейчас — никого вокруг, только они в студии. Подгадал нужный момент. Вот сученыш. — Нам надо что-то решить. Что нам делать… Он делает паузы между словами, но говорит преувеличенно уверенно, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — В первую очередь — перекур. Юра до конца пытается увернуться, скрыться от неудобного разговора, мысленно взывая всем богам, чтобы по случайному стечению обстоятельств у кого-нибудь зазвонил телефон, чтобы отключили свет, да, в конце концов, чтобы какой-нибудь бешеный фанат пришёл и начал ломиться в студию. Но чуда не происходит. Он уже нервно подрывается, взгляд бегает, пытаясь найти спасительную пачку сигарет в захламленном пространстве вокруг, и уже делает шаг к выходу. — Нет! Кажется, Паша сам испугался того, как полуистерично вскрикнул и с какой ловкостью за секунду оказался рядом с Юрой, впиваясь в рукав пальцами, и настойчиво не даёт уйти. Юра лишь глубоко вздыхает и кивает, нервно поджимая губы. Паша еще лишь на секунду задерживает руку, но тут же обессиленно опускает. Видимо, на этот раз разговора все-таки не избежать. Что ж, чем раньше Юра Паша они разберутся, тем лучше. Они садятся друг напротив друга — Юра на диване, Паша на стуле, — сохраняя непривычную дистанцию. Никто не решается начать разговор. — Ты что-то хотел обсудить? Юра устал, поэтому уже откровенно и нагло говорит с сарказмом. Он лишь хочет поскорее домой, чтобы закончился этот дурацкий разговор, дурацкий день, чтобы перестать видеть грустные глаза Паши каждый раз, когда игнорирует его полукасания и полунамеки. — Я хотел обсудить наши с тобой отношения. Отступать уже некуда, поэтому Паша лишь глубоко вдыхает воздух через нос и смотрит прямо в глаза Юре. Невыносимо смотрит своими грустными глазами. — Наши отношения? Юра усмехается и с вызовом смотрит в глаза Паши, смущая его еще больше, так что он начинает нервно хрустеть пальцами. — У меня жена, ребенок… Юру бесит наивность в голосе Паши. Юру бесит тон, с которым говорит Паша. Юру бесит Паша. — Да, Юр, жена, ребёнок, а еще я! Или ты хочешь перечеркнуть всё, что между нами было? Паша заводится, что аж подпрыгивает на стуле, сжимает ладони в кулак и чуть подаётся вперёд. — А что между нами было? Юра отзеркаливает позу и сам слегка наклоняется, продолжает вопросительно смотреть в глаза, слегка вздернув бровь. — Это ты мне лучше скажи! Сначала «Пашка, ты такой хороший, с тобой так хорошо», целуешь на концертах — да что там на концертах! — вспомни, как мы веселились в турах. А репетиции? Паша смотрит прямо на Юру, ища хоть малейшую поддержку в глазах напротив. Пашу уже не остановить. Он завёлся. Юре только и остаётся, что слушать весь гневный и, кажется, последний монолог. — А потом, что же? Юрий Музыченко вспоминает, какой он примерный семьянин! У тебя жена и ребёнок. А Пашка что? А Пашка, как собачка, прибежит по первому зову, повиляет хвостиком. С бодуна накормит, напоит, в лобик поцелует. Плечо подставит, проблемы выслушает. Как же это так здорово получается! А ты подумал про меня? Что я чувствую каждый раз, когда вижу веселые семейные истории в инстаграме? Или твои комментарии на публике? Я так не могу! Я не понимаю, кто я для тебя! Значу ли я вообще что-то?! Или просто… С каждым словом Паша становится всё краснее, дыхание учащается, ноздри раздуваются. И вдруг он замолкает. Тишина после такой гневной тирады кажется не то, что давящей, — оглушающей, удушающей. — Юр… Я ж для тебя просто игрушка? Развлекуха, разнообразие?.. А я, как дурак, повёлся… Голос уже дрожит и последняя фраза звучит сломано, скомкано, как и последние 15 минут. И до Юры доходит — он плачет. Паша плачет. И до Юры доходит, что он наделал. — Юр, что же делать?.. Но Юра молчит. Знал бы он сам, что делать. Прижать в объятиях и не отпускать? Нет. Уже нет. Встать и уйти? Но Юра не такой. Как же он мог не заметить… Даже не так. Как же он мог не признавать, что Паша смотрит на него влюблённым взглядом не в шутку; что напряженные переглядки Ани и Паши на сцене после поцелуя (с Пашей, конечно) давно перестали быть шуточными, а Аня не упускает возможность напомнить о своем присутствии; что периодически проскальзывающие колкие фразы Ани по отношению к Паше не что иное, как ревность; что любовный треугольник стал безвыходным, а сам Юра пропал в нем, словно в Бермудском; что всё давно перестало быть шуткой. Юра злится от своего бессилия. Юра злится, что не может ничего сделать с ситуацией. Юра злится на Пашу, на Аню, на себя. И эта злоба уже неконтролируема. — Блять, Паш, я ж не мамка тебе! Ты уже взрослый человек и должен сам понимать, что делать дальше, а не спрашивать меня, как будто я мигом всё решу!!! Юре кажется, что это кто-то другой говорит все слова, что его рот говорит сам по себе, а он лишь наблюдает за ситуацией со стороны и не может никак повлиять. Это совсем не то, что он хочет сделать. Всё совсем не так, как он хочет. — Юр, не говори так… Паша смотрит красными, полными слез глазами на Юру, его нижняя губа подрагивает, а по щекам всё еще текут слезы, оставляя соленые дорожки. Нет. Он смотрит сквозь Юру. И Юра не выдерживает. Он подаётся вперёд, стремительно сокращая расстояние между ними, и невесомо целует Пашу в губы. Отстранившись, он подскакивает с дивана, берёт с вешалки куртку и бросает последний взгляд на Пашу, отмечая про себя, что тот даже не сдвинулся с места и вообще никак не среагировал на его действия. И Юра уже думает, что зря поступил так, зря поддался эмоциям. Он уже боится себя и того, что может натворить. — Прощай, Паш… Юра уже стоит в дверях, когда говорит это почти шепотом, но этот шепот кажется ему невыносимо громким в этой тишине. Только тогда Паша наконец переводит взгляд и смотрит в упор, глаза в глаза. Юра уже представляет, как Паша с таким же нечитаемым, непоколебимым выражением лица достаёт откуда-то пистолет и стреляет прямо в него. И лучше бы это было так, лучше бы Юра вообще умер на месте или испарился, чем видел этот потухший, отчаянный взгляд в глазах. Не выдерживая и нескольких секунд, Юра разворачивается и выходит, отрезая путь обратно. — Да пошёл ты… Последнее, что слышит Юра. Последнее, что может сказать Паша уже уходящему Юре в спину, прежде чем сорваться и зарыдать уже в голос. И он плачет. Рыдает. Ревёт. Пока ему не становится легче, пока боль не сменяется глухой пустотой, выедающей всё изнутри. Паша плачет из-за несправедливости. Как же он умудрился влюбиться в лучшего друга?.. Но и Юра же отвечал взаимностью, всё шло хорошо, как же всё разрушилось в один миг?.. Он не понимает, почему не может спокойно жить и любить того, кого хочет. Не понимает, почему Юра так поступает с ним — и вообще, как он может поступать так с ним. Не понимает, что теперь делать дальше… Паша плачет, пока не остаётся сил. Пока он не обнаруживает себя посреди студии с тлеющей сигаретой в пальцах, сидящим в одной позе столько времени с затекшими ногами и спиной. Он поднимается и на ватных ногах доходит до заряжающегося телефона. Нет пропущенных звонков, сообщений. Нет вообще ничего. Непослушными пальцами он старательно набирает текст, пока на экран капают оставшиеся слезы. Юре хочется кричать, плакать, рвать и метать. Ему невыносимо хочется обратно — прижать, обнять, поцеловать, но он просто садится в машину и на автомате едет домой. Ему кажется, что все краски в мире вокруг вдруг пропали, все звуки — исчезли, остались только он, боль и одиночество. И Юра понимает, что поступает, как мудак. Понимает, что не простит себя за это. Понимает, что уже ничего не вернуть. Лишь белые кафельные стены станут свидетелями неконтролируемой истерики. Никто не увидит через запотевшее зеркало, как он сидит на дне ванной, обняв колени, пока вода смывает слезы. И тогда Юра готов проклясть Криса Айзека, чья песня доносилась из гостиной сквозь шум воды и собственные всхлипы, Пашу, Аню, себя, жизнь, судьбу, да вообще кого угодно. Когда Юра наконец заставляет себя вылезти из ванной, на экране загорается новое входящее сообщение от контакта «Пашмилаш».

Юрчик

онлайн

Я ухожу из шляп.

01.34, прочитано