Страшненький букет

Они опять кричат. Опять ругаются. Опять у обоих на душе мерзкое, душащее чувство. Но они не прекращают. Это уже дело принципа. Либо ты, либо тебя. Олежа уже порывается просто улететь, оставив Диму испускать флюиды ярости в пустоту. Но Дима цепко держит в руках конспект. Аккуратно, не сильно сжимая, по большей части фокусируясь не на ссоре, а на том, чтобы не сделать призраку слишком больно. "Давай же, сомни его, порви, сделай уже что-нибудь, пожалуйста!" — в голове крутится навязчивое желание почувствовать наконец боль, а не томиться в ожидании, пока Дима не взорвется. Но тот этого не делает. Хоть он и продолжает хмуриться и уже почти не контролирует громкость своих реплик, в его глазах блестят хрустальные бисеринки слез. Он не хочет делать Олеже больно, он ненавидит ощущение могильного холода на коже, когда призрак вроде бы улетает куда-то за пределы комнаты, всё ещё злясь, но оставляет после себя ощущение, что ты... Предатель. — Д-дима, ты чего..? — Чего?! Устал я! За-е-бал-ся, понимаешь? — Ты устал? ТЫ заебался?! Да ты издеваешься?! Олежа сам уже переходит на истеричные нотки в крике. Так не хочется, но.... Оно само. — Тебя обижать заебался, понимаешь? — продолжил Побрацкий уже гораздо тише. — Я не хочу делать тебе больно, мне от себя так тошно становится при виде тебя... Такого. Обиженного, тусклого и... Холодного. Олежа замер, встревоженно приподняв плечи. Дима поднял руку с конспектом, с застоявшимися слезами на глазах посмотрел на него и... Развернулся. Олежа встрепенулся было, думая, что Дима сейчас что-то с конспектом сделает, но Побрацкий лишь бережно положил его на стол и вышел из комнаты. Олежа вылетел в коридор, насколько ему позволял конспект. — И куда ты пошёл?! Ничего не хочешь со мной обсудить!? Ты трус! Просто так сбегать от разговора! Дима молча двигался по направлению к лестнице. Олежа взбесился. Ему почти не обидно, что Дима вот так ушел от разговора, но он был просто космически зол. Душнову не оставалось ничего, кроме как вернуться в комнату и ждать. Подсознательно Олежа волновался, что Дима сделает что-нибудь необдуманное. Дима вернулся под утро. Все ещё мрачный, какой-то серый, с заплаканными глазами и... Страшненьким букетом цветов, явно найденных где-то в парке на клумбе. — Это что? — Олежа непонимающе хлопает ресницами. — Цветы. — Это я вижу. Но откуда и зачем? Олежа не злился и не обижался. Он устало, с какой-то ноткой нежности вздохнул и подлетел ближе к человеку. — Т-тебе. С клумбы нарвал, подумал, тебе понравится... Дима упорно не хотел смотреть Олеже в глаза. Куда угодно, но не в призрачные циановые глаза. — Дима. — Что? — Дима! — Да что?! Дима, почти раздражённо вскидывая голову, смотрит на призрака. Тот улыбается. Нежно, мягко, и так тепло-тепло. И Дима не понимает, как на это реагировать. — Извинения приняты. А теперь давай спать ложись. Всю ночь, небось, не только цветы собирал. Устал, наверное? — Не устал. Буркает Побрацкий и смотрит в пол. — У тебя глаза красные. Ты прости меня, пожалуйста, Дим. — Это ты прости, Олеж. Я не должен чуть что хватать конспект. — Да, не должен. Молодец, что осознаешь. — Ты вроде извинялся. — А ты вроде извинения принял. Олежа снова тепло улыбается и вдруг обнимает Побрацкого. Тот, не зная, куда деть руки, сначала неловко держит их в воздухе по разные стороны от тела, а потом робко касается холодного, почти неосязаемого спектрального тела мертвого студента. — И правда, как настоящий.... Дима почему-то говорит это вслух. Хотя, вообще-то, не планировал. И обнимает крепко, жмурясь от приятной прохлады. Олежа смеётся тихо и прикрывает глаза, укладывая свой подбородок на крепкое плечо студента. Тот делает несколько шагов в сторону и, прямо в одежде, вместе с призраком в обнимку падает на кровать, носом зарываясь в его почти неосязаемые, но пахнущие мятой волосы. Они мягкие и чуть спутанные. И Дима улыбается. И он не думает о том, что завтра его призрак исчезнет, потому что последние два пункта "почувствовать свободу" и "найти себя" в конспекте только что перечеркнулись жирной красной полосой.