часами ранее
— Ликс! Мы обязаны сходить сегодня в музей. Там будет выставка из картин Эдварда Мунка, Пабло Пикассо, Сандро Боттичелли.. А дальше Феликс даже не пытался слушать и запоминать. Он снова уснул. Ему снилась зима. Крупные хлопья снега падали на шапку, куртку, ресницы, щеки и губы, будто мягко целовали. Небо украшали стразики под названием звезды, а в центре расположилась величественная красная, словно наполненная кровью, Луна. Тёмная ночь. Как будто его, Феликса, поместили в переделанную под позднее время суток коробку, облепив необходимыми наклейками и пайетками. Звуков не было. Ни машин, ни ветра. Полная тишина. Именно поэтому брюнет не сразу заметил подошедшего к нему парня. Тот сначала просто стоял, устремив на него взгляд. Феликсу казалось, будто незнакомец смотрит настолько пронзительно, будто специально заставляет физически ощущать копошение в черепной коробке. Мерзко. — Ты смотришь на звёзды? — тихий, почти беззвучный вопрос, — Там, куда направлен твой взгляд, располагается Гидра. Брюнет сначала скептически посмотрел на чужие руки, затем в глаза, после чего снова на небо. Никакую Гидру он не видел. Как вообще можно что-то увидеть благодаря звёздам? Феликс только повернулся и открыл рот, чтобы задать свой вопрос, но незнакомец исчез. Ли несколько раз покрутился, но никого не увидел. Может, он куда-то спрятался? Юноша сначала медленным шагом исследовал все места, куда можно было бы спрятаться, но нигде никого не находил, пока не дошёл до красивого, но довольно маленького здания, выкрашенного в темно-бардовый цвет. Руководствуясь, по всей видимости, девизом «слабоумие и отвага», Ли зашёл внутрь. Света не было. Как только глаза привыкли к темноте, Феликс, стоя на одном месте, готовый выбежать в любой момент, принялся рассматривать помещение. На стенах висели картины, но темнота не позволяла разглядеть, что на них было изображено. Невольно взгляд опустился на пол. Первым делом стала заметна лужа. Красная, как Луна. Лужа крови. А в ней нож. Ноги перестали слушаться, Феликс рухнул на кафель. Лихорадочно оглядываясь и тяжело дыша, брюнет отполз в угол и закрыл глаза. Вот-вот его накроет паническая атака. — Тебе здесь не место. Уходи. Проснись.. Шёпот около уха. Тело покрылось мурашками от такого ледяного тона. Ощущение, будто ему не слово сказали, а облили холодной водой. — Проснись! Проснись! Проснись! Феликс! Шёпот превратился в крик, а Феликс открыл глаза и резко приподнялся с места. Бан Чан стоял около кровати, слегка дергая его за плечо. — Тебя совершенно не разбудить. Я же позвонил минут тридцать назад, ты уже должен был быть готов. Давай, вставай, я жду. — Дерьмо..настоящее время
— Да, полное дерьмо.., — дублирует Феликс собственную реплику, сказанную сегодняшним утром. Кажется, он произносит ее слишком громко для музея, потому что ловит на себе недовольный, чуть ли не брезгливый взгляд одной старушки, — Извините. Не то чтобы Феликс не любит картины, танцы или классическую музыку. Скорее, просто не разбирается. Не понимает. Другое дело — компьютеры. Всякие проводки, маленькие детальки.. вот что нравилось Ликсу. И вот чем бы он хотел заниматься вечность. Жалко только, что вечной жизни не существует. Разве что у вампиров. Но кто сказал, что вампиры — реальные существа? Старший лишь качает головой, заметив снова ушедшего в свои мысли друга, и отходит к следующей картине. Феликс перебарывает в себе желание убежать и подходит к группке людей, какие внимательно внимают каждому слову гида. — «Вампир», от норвежского «vampyr», известна также как «Любовь и боль», с немецкого «Liebe und Schmerz» — картина норвежского художника Эдварда Мунка, написанная в 1893 году. Феликс обращает внимание на, кажется, самую огромную картину в музее. На ней изображена рыжеволосая женщина, обнимающая мужчину, спрятавшего лицо на её груди. Губами женщина приникла к его шее. Ли неосознанно прикасается к собственной двумя пальцами, словно проверяя, не ранена ли она. Картина, вызывая у юноши смешанные эмоции, заставляет активно работать мозг и анализировать. Ликс отмечает для себя, что мужчина выглядит подавленным. Будто бы случилось что-то, что навсегда оставило отпечаток на его душе, а жизнь полностью потеряла краски. Кстати, о красках. Очень сильный контраст между огненными волосами, бледной кожей девушки и буквально серым мужчиной. Феликс возвращается к женскому силуэту, ее положению и ловит себя на мысли, что это именно она «высасывает» из него и физическую, и моральную энергию. Часть ее волос падает спутнику на голову, создавая впечатление стекающей крови. Может быть, этот мужчина уже давно мёртв?.. Именно поэтому в его изображении преобладают тусклые краски? — Такая композиция допускает двойственную трактовку: утешает ли женщина своего возлюбленного или, наоборот, питается его силами, подобно вампиру? — гид словно читает мысли парня, — Исследователи видят в этой работе яркое выражение комплекса Мадонны и блудницы, отразившегося на многих произведениях художника и его страха перед женским началом. Экскурсовод указывает рукой в противоположную сторону, демонстрируя ту самую «Мадонну» Мунка. А Феликс, словно тринадцатилетний мальчишка, сглатывает и почти сразу же отворачивается. Кажется, перед женским началом у него тоже есть страх. Не сказать, что женские тела вызывали у Ли отвращение. Нет, совсем нет. Скорее, они были сравнимы для него с искусством. То есть, не интересовали. Феликса вообще не интересовали ни отношения, ни чувства. Он считал это чем-то второстепенным. Гораздо важнее были посиделки с друзьями, влипание в различные рисковые, но веселые (до поры до времени, как говорит Сынмин) передряги. Феликс юн. А юность любит радость. Поэтому ему и не хочется тратить время на серьёзность, планы и мысли о будущем. Это все будет потом, он ещё вырастет, и у него будет время подумать. А молодость она одна, она временна, ее надо прочувствовать. — В своих воспоминаниях о Мунке, Рольф Стенерсен приводит слова, брошенные художником об одном недавно женившемся знакомом: «Он стал словно каша. Его следовало бы вырвать из её рук. Он прилип к её груди — она ужасна. А у него пустые глаза и серое лицо» — цитата, практически дословно описывающая картину, — голос гида возвращает в реальность, и Ликс продолжает внимательно (удивительно для самого себя) слушать, — Другая цитата, она из дневников художника, сопровождающая «Вампира», также соответствует описанию картины, но окрашена уже совершенно иначе: «Он опустил голову на её грудь — он чувствовал, как кровь текла по её жилам — вслушивался в стук её сердца — он почувствовал прикосновение горячих губ на своей шее — по его телу прошла дрожь — трепет желания — и он прижал её поближе к себе». — Неужели тебе стало интересно? — Крис подкрадывается незаметно, либо это Феликс так увлёкся. — Тише, — младший шикает и отмахивается. — Молчу, молчу, — Чан поднимает руки вверх, улыбается и отходит. — Моделью для мужчины на картине послужил шведский писатель Адольф Пауль, а для женщины — специально нанятая натурщица. По воспоминаниям Пауля, замысел картины появился у Мунка спонтанно: однажды писатель зашёл в гости к художнику, когда тот рисовал модель с огненно-рыжими волосами, стекавшими по её плечам, словно кровь. Брюнет мысленно ликует и гордится своей мыслью о сравнении волос с кровью. — «Встань перед ней на колени, — велел он, — опусти на её колени голову“. Она склонилась надо мной и прижалась губами к моей шее, окутав меня своими волосами», — озвучивает воспоминания писателя гид, — Мунк начал рисовать, и очень скоро он написал своего „Вампира“». Впервые картина была представлена публике осенью 1893 года под названием «Любовь и боль»; в «Вампира» её переименовал, как предполагается, Станислав Пшибышевский. Как и многие другие картины Мунка, «Вампир» существует в нескольких вариантах, включая графические. Художник создал также литографию по мотивам этого произведения. В феврале 1988 года одна из копий «Вампира» была похищена из Музея Мунка, однако, картина была вновь обретена осенью того же года. Гид замолкает, позволяя людям усвоить информацию, насладиться картиной и собственными впечатлениями и мыслями, а спустя минут десять отправляется с этой же группкой к следующей картине. Только Феликс с места не двигается, он словно ногами прилип к полу, а глазами к картине. — Ты сейчас в этой картине дыру прожжёшь. — А? Феликс словно выходит из транса, трёт напряженные глаза и медленно поворачивается к другу. — Я говорю, ты сейчас в этой картине прожжёшь дыру. Ты смотрел на неё неотрывно минут тридцать, изредка моргая. Так понравилась? Если хочешь, кстати, можем сходить куда-нибудь. Историю остальных картин я знаю. Ликс лишь кивает, и парни выходят из музея. Свежий воздух слегка отрезвляет, рассеивая туман в голове. — Знаешь, эта картина.. она.., — брюнет по привычке засунул руки в карманы, — интересная. Завораживающая, вот. Она словно гипнотизирует смотрящего, заставляя теряться в собственных догадках. Сначала я подумал, что женщина целует мужчину. Ну, типа, знаешь, он выглядел буквально уничтоженным, убитым собственным горем, а спутница решила утешить его лаской. Но! — Феликс максимально активизируется, резко жестикулируя, потому нечаянно ударяет Чана по руке, — извини. Так вот, на самом деле, она его не целует. Она — вампир. Это она заставляет его чувствовать себя ничтожным. И именно она его убивает. Потому он и серыми красками представлен. Сзади слышатся шаги, а затем хлопки. Парни оборачиваются на шум и лицезреют перед собой юношу, скорее всего, ровесника. — Извините, что отвлёк вас. Просто мне так понравился ход ваших мыслей, что я не смог не среагировать.. да, немного в странном виде, но я просто привык так выражать эмоции, — незнакомец тихо смеётся, а после дарит (Солнце, прости, но, оказывается, есть что-то ярче тебя) лучезарную улыбку. Ликс молча смотрит, нет, пялится на юношу, ведь тот до невозможного красив. Или даже можно сказать, ослепителен. Он конкурент горячему Солнцу, неотразимой Луне, пленительным звёздам, освежающему ветру и бездонному океану. А если говорить конкретнее, то незнакомец чуть выше Феликса и Бан Чана, его волосы выше плеч выкрашены в яркий красный, разрез глаз придаёт выразительности взгляду, делая молодого человека похожим на лиса. Одет он достаточно просто, но со вкусом: серые джинсы, белая блузка, сверху накинута чёрная кожаная куртка, на шее кулон-змея (интересно, это что-то значит?), в одном ухе сережка-клинок, на пальцах красуются кольца, а на ногах кеды. Такому незнакомцу Феликс готов был не просто позволить себя перебивать, а даже просто заткнуть. Красноволосый вдруг усмехается, но стремительно возвращает смущенную улыбку. Неужели его так забавит выражение лица Ёнбока? — Ещё раз извините! Доброго вам дня. И уходит, оставляя за собой приятный шлейф одеколона. — Он странный. — Он точно с нашей планеты?.. — Ты запал что ли? — Дурак, пойдём уже. Может быть, Феликс и правда запал.. Что там говорят про любовь с первого взгляда?****
Вечером дома совершенно не сидится. В голове постоянно возникают образы то из сна, то сама картина, а порой и незнакомец. Ладно, чего скрывать — незнакомец появлялся в разы чаще, чем остальное. Его привлекающие внимание волосы, бунтарская сережка, очаровательная улыбка и чуть ли не сверкающие глаза.. А запах его одеколона до сих пор стоит в носу. Феликс резко соскакивает с кровати, быстро одевается потеплее, хватает телефон с наушниками и покидает квартиру. Оставаться со своими мыслями оказалось тяжелее, чем он себе представлял. За сегодня Феликс слишком много нуждается в свежем воздухе. Опять будет шататься всю ночь по улице под оглушающие крики в песнях, будто он главный герой триллера. Плевать, лишь бы отвлечься. Включив «And the Snakes Start to Sing — Bring Me The Horizon» и накинув капюшон, брюнет медленно, изредка подпрыгивая и изображая рок-звезду, двинулся по слабо освещённой узкой улочке, которую очень любил. На удивление, данная улица не кишела наркоманами, алкоголиками или лицами без определённого места жительства. Здесь порой тусовались лишь подростки, разукрашивающие стены граффити, или просто парочки. На данный момент было пустынно, что не могло не радовать. — Wolves come out of the woodwork. Leeches come from out of the dirt. Rats come out of the holes they call home, And I fall apart.., — Феликс останавливается, поднимает взгляд к небу и ужасается, одновременно тихо заканчивая фразу припева, — And the snakes start to sing.. Кровавая Луна. Как во сне. Брюнет опускает голову и ускоряет шаг, надеясь выйти в более людное место. Только ноги словно живут отдельной жизнью, приводя парня к небольшому кирпичному зданию с вывеской «Gallery Noir». — Галерея «Нуар».., — произнесено одними губами, — сегодня день искусства что ли? Феликс осматривается по сторонам, а ноги продолжают самостоятельно вести внутрь, игнорируя здравый рассудок. Внутри темно так, что хоть глаз выколи. Брюнет выключает музыку, засовывая наушники и телефон в карманы и трёт глаза. Через некоторое время они привыкают к темноте, и ему удаётся рассмотреть ещё три двери впереди: одна большая в центре и две небольшие по бокам от двух картин. Тишина бьет по ушам, потому Ли прокашливается и сам же вздрагивает от эха. Оно здесь слишком громкое. Мельком осмотрев пол на наличие ловушек и крови (привет, паранойя), парень, вместо того, чтобы покинуть это странное место, направляется к самой первой картине. — Каин убивает Авеля.. Убийство Авеля Каином — библейский ветхозаветный сюжет 4-й главы Книги Бытия, когда первый сын Адама и Евы, земледелец Каин, убил своего младшего брата Авеля, пастуха овец (Быт. 4:8), — из-за того, что дар, принесённый Авелем, оказался угодным Богу, в отличие от приношения Каина. — «Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Быт. 4:3, 4» — читает Феликс информацию со стенда, рядом стоящего с картиной и переходит к следующей. — Каин проклят Богом.. Феликс не находит ни объяснения данной картине, ни стенда с информацией, потому просто разглядывает и потихоньку выстраивает логическую цепочку, отходя к следующему холсту. — Каин встречает Лилит.. «Я бродил по глуши, без еды и огня, По холодным ночам диким зверем я выл, Одиночества льды утомили меня, Что я был человек, я почти позабыл. Но однажды, когда солнце сгинуло прочь, Увлекая с собой свои копья-лучи, Мне явилась она, кто черна, словно ночь, И чьи волосы были чернее ночи. Её взгляд, словно спица, пронзал темноту, Её голос был слаще, чем фрукты и мед, С каждым мигом он ту заполнял пустоту, Что во мне обитала, где холод и лед. Её голос тянул и манил меня вдаль, Где меня ожидали уют и еда, Где забуду я горечь, тоску и печаль. Не сумев промолчать, я воскликнул тогда: "Кто утешит того, кто был изгнан отцом, Чтобы вечно скитаться по этой земле, Кто поможет тому, кто был проклят Творцом, Кто навеки испачкан в крови и золе?" "Воспротивившись Богу, неугодной Тому, Кто весь мир сотворил, я покинула свет, Где женою была я отцу твоему"- Вот какие слова я услышал ответ. "Я бродила одна, без еды и воды, Каждый час мой являлся тяжелой борьбой. Я была одинока, нага, как и ты, И тебя не оставлю с такой же судьбой". Я смотрел на неё и не верил ничуть, Что она не бесплотна, не танец теней. Улыбнувшись, она повела меня в путь, Будто зверь на веревке, я шел вслед за ней. Своды дома её стали домом и мне, Я обрел то, о чем даже и не мечтал, Я был сыт и одет, на яву, не во сне. Я в объятьях её, как дитя, зарыдал. Кровь из глаз моих хлынула вместо воды... А теперь, боли нет и душа не скулит. Я спокоен и тих, потому что следы Слез моих унесли поцелуи Лилит.» Ликс морщится. Поэзию он никогда не любил. Отвращение к ней привила школа, где стихи требовалось рассказывать так, будто ты занимаешься в театральном кружке, а иначе отметка снижалась автоматически. Ещё раз оглядев произведение искусства, Ёнбок перешёл к последней, финальной картине. — Каин отвергает Лилит.., — молодой человек усмехается, — хорош. Брата убил, девушку предал. Поборов желание плюнуть в мужчину на картине, Ли поворачивает голову и замечает ещё один холст. Отличие заключалось в том, что он был чистым. — Ну, как тебе? Феликс вздрагивает и интуитивно замахивается рукой, резко поворачиваясь. — Эй! Ты решил меня убить, даже не познакомившись? Ли выдыхает и опирается ладонями о колени. Это был тот самый незнакомец, который похвалил ход его мыслей днём. Только сейчас он был в красной рубашке, а у шеи красовался бант из атласной ткани. Джинсы сменились классическими чёрными брюками. Неизменным осталась серьга и кеды. — А ты, блять, с ума сошёл, что ли? Зачем так подкрадываться? Принц (так прозвал незнакомца Феликс у себя в голове) заливается смехом, и Феликс готов поклясться, что если того так забавляет пугать людей, то он испугается ещё тысячу и один раз, лишь бы юноша не переставал смеяться. — Извини, извини! Я правда не хотел. Просто если бы я тронул тебя за плечо, то ты бы точно мне врезал, — красноволосый подходит ближе, — Позволь, я представлюсь — Хван Хёнджин. — Ли Феликс. Просто Ликс. — Рад знакомству, Ликс! Ну так что скажешь насчёт этих картин? Ёнбок сначала пару минут смотрит на Хёнджина, пытаясь уловить его настроение. Собеседник скрещивает руки на груди, а на губах у него все ещё играет некая ухмылка-улыбка. Ни черта не поймёшь. Отвернувшись, Ликс ещё раз уделяет каждой картине по две минуты. Сначала первой, потом второй, затем третьей и, наконец, четвёртой. — Если быть честным, то полное безобразие. Я и так не люблю искусство, но эти картины.. вообще вызывают какую-то тревогу, — брюнет обернулся на Хвана. — В этом мире мало что безобразно, но даже у безобразия есть свой вкус, Ликс-и, — Хёнджин подходит ещё ближе и легонько щёлкает пальцами юношу по носу. Феликс постепенно начинает терять даже все то, что осталось от его самообладания. По десятибалльной шкале — из десяти осталось семь. — Я всегда нахожу в искусстве что-то романтичное, — Хван убирает одну руку за спину, а вторую протягивает Феликсу, — знаешь.. точнее, рассматриваю как что-то, во что можно излить душу, не вызвав жалости. Напишешь песню — она много кому понравится, просто потому что люди любят страдания, и в таких вещах точно найдут себя. Напишешь картину — многие будут восхищаться твоим талантом и тем, как ты смог точно передать с помощью красок свои эмоции. Если написать рассказ, к примеру, о неразделенной любви, то люди будут брать оттуда цитаты. Люди вообще романтизируют кучу всего. Славно, правда? Ли сжимает чужую руку и кивает. Сердцебиение учащается. Пять из десяти. Хёнджин улыбается и обвивает второй рукой талию Феликса, начиная потихоньку покачиваться. — Когда я рядом, медленного танца в темноте не избежать. Не следуй за мной, ты окажешься в моих объятиях.. Музыка была не нужна, Сэм сам тихо напевал и вёл партнёра. Их шаги приятно отражало то самое, как показалось брюнету в начале, слишком громкое эхо. Шаг, второй, третий.. Поворот, шаг, второй, третий.. Хёнджин и Феликс постепенно «теряли» себя поодиночке, становились одним целым. Феликс в глаза смотреть боялся, ведь Хван творил странные, удивительные и немного пугающие вещи. Он как будто гипнотизировал своими словами, действиями, мимикой. Абсолютно всем. С ним все становилось красивее, чувственнее и наполнялось каким-то смыслом. Ёнбок робел. Робел перед этим человеком, с каким толком не знаком. — Я понял, кого ты напоминаешь мне, — тихо произнёс Ликс, перемещаясь взглядом от ключиц к глазам, — ту женщину-вампира на картине Мунка. Хёнджин сжимает чужую ладонь в своей чуть сильнее, непроизвольно прижимается ближе и оставляет между телами несчастные сантиметры. Чисто случайно, чтобы было комфортнее. А Ликс и не отодвигается, ему так действительно удобно. Принц наклоняется к уху и шепчет, опаляя горячим дыханием. — Почему? — Твои волосы такие же яркие и запоминающиеся, а ещё ты постоянно смотришь на мою шею. — Спешу тебя огорчить или порадовать, не знаю, решать тебе.. я не женщина, но все-таки вампир, ты прав. Хёнджин вдруг прикусывает мочку чужого ушка, принудив младшего ойкнуть и остановить танец. Молодой человек позволяет прокрутиться Феликсу вокруг своей оси, после чего прижимает его спиной к себе, все ещё держа за руки. А у Феликса самоконтроль падает до единицы. — Ты шутишь? Вампиров не существует.., — брюнет тихо смеётся и охает, когда Хван грубовато запрокидывает его голову себе на плечо. Хёнджин целует за ухом, перемещаясь маленькими, но жаркими поцелуями к шее. Он совершенно не торопится, смакуя чужую часть тела и кое-где оставляя красные пятнышки, сразу же облизывая их. Извиняется. Хёнджин целует нежно, не пропуская ни миллиметра. У Феликса подкашиваются ноги, он плавится, и только тело сзади не даёт ему упасть. Хёнджин больше руки свои не контролирует. Они не покоятся на одном месте — они «разгуливают» по бёдрам. Ёнбок прикрывает глаза и шумно дышит, а Хёнджина это только распаляет. Пока он мягкими губами касается кожи, то одновременно следит за выражением чужого лица. И оно его полностью удовлетворяет. Феликс не сопротивляется: он поудобнее располагает голову, наклоняя ее чуть вбок, а для Хвана это идеальный момент. Больше он не терпит и вгрызается в тонкую шею острыми, как лезвие, клыками. Ли издаёт стон, его глаза закатываются, а по телу расползается блаженное удовольствие. Только на смену ему быстро приходит ноющая боль. Ликс в ужасе распахивает глаза, пытается предпринять попытки оттолкнуть вампира, но уже поздно. И сил нет, и смысла — он просто не сможет убежать. Хёнджин перекусывает сонную артерию, и Феликс замертво падает на пол. Облизавшись, словно довольный кот, молодой человек набирает небольшое количество чужой крови в чашку, специально приготовленную и кидает грустный взгляд на младшего. — Угодил душе своей? Джинни поднимает голову и натыкается на довольно осуждающий, но заинтересованный взгляд. — У него милое личико, а голова пустая. Зато кровь вкусная и пригодится, — парень перешагивает через труп и направляется к чистому холсту, — Хо, ты знаешь, я служу искусству, и передо мной нет никаких преград. Принц повернут на эстетике. Повернут до самого фанатизма. Все, чем бы он не начинал заниматься, имеет страстное начало и такой же страстный конец. А когда ему мешали, то из вежливого и улыбчивого молодого человека он превращался в настоящего безумца. Ещё более сдвинутого, чем малкавианец Минхо. Хёнджин садится на стул, достаёт кисть и промокает ее кровью. — На первый взгляд пестрый калейдоскоп твоих мыслей кажется прелестным. Но стоит только всмотреться в него — и я начинаю страдать от кошмарных головных болей, — Минхо подходит сзади и кладёт ладони на плечи художнику. — Тогда просто.. нет, не кусай! Я чувствую, как ты дышишь. Лучше поцелуй меня и оставь одного, я хочу закончить начатое. Минхо некоторое время смотрит на то, как Хёнджин вырисовывает чужой кровью линии на холсте, смотрит на макушку младшего, после чего становится сбоку, наклоняется и все же целует уже подставленное для него лицо. Он пачкает свои губы о чужие и пальцы, какими вытирает с хёнджиновой щеки неизвестную ему кровь, после чего назло больно кусает Хёнджина за спину, от чего второй взвизгивает. — Ты живешь на островке невезения. Смерть предъявит на тебя право. — Я знаю, Лино. Я знаю. Минхо дарит Хвану полный боли взгляд, сам того не замечая, и выходит в большую центровую дверь. Дело в том, что он понимает, что видел Хёнджина в последний раз. А Хёнджин, в свою очередь, последний раз наслаждается своей, как оказалось, невечной вечностью. Может быть. — Смерть предъявит на меня право.. может быть, может быть.., — вампир облизывает губы, после чего прикусывает нижнюю, опуская кисточку в чашку. Он встаёт с заранее подставленного стула, обходит его, размеренно направляясь к источнику еле слышного копошения и садясь перед ним на корточки. — Но, может быть, она не предъявит его на тебя. Голова Феликса вяло покачивается, а руки дрожат от явной нагрузки на них, ведь это единственная опора. Хёнджин касается двумя пальцами его подбородка, слегка приподнимая и направляя расфокусированный взгляд брюнета на себя. — Добро пожаловать, — красноволосый улыбается, а Ли видит лишь размазанный силуэт перед собой, фокусируясь на холсте за спиной. И видит там себя, нарисованного его же кровью. А ещё он ощущает дикий голод. И вновь вырубается через пару секунд.