Инспекция

— Добрый день, у меня назначена встреча. — Добрый день! Подскажите, пожалуйста, как вас зовут. — Роберт Джонсон. — Одну минуту… Ах, вижу, вы пришли чуть раньше. Мистер Диминацца сейчас в переговорной, проходите в кабинет, он скоро подойдёт. — Спасибо. Джон закрыл дверь, прислушался, оценивая качество звукоизоляции — очень даже неплохое, разговора двух секретарш не было слышно вообще — и двинулся в сторону стола. Осматривать шкафы было бы бесполезно: все они были высокие, под самый трёхметровый потолок, да и было их больше пяти штук. А вот в столе могло лежать что-то… вызывающее. Пожжёная библия, сломанный крест, может, даже дохлая крыса — некоторые демоны высших рангов попадались на такой простой глупости как барахольство всяческой гадости, которой место на помойке. Джон достал пару пузырьков со святой водой и поставил сумку на кресло, которое, судя по всему, предназначалось ему, как посетителю. В конце концов, слухи могли и ошибаться. Джон вообще терпеть не мог слухи: в них никогда не распознать, что правда было, а что — выдумка чистой воды. И когда недавно до него дошла новость, что, мол, какой-то очень высокопоставленный демон встал во главе компании LuCi, он нисколько не обрадовался. Главный офис LuCi находился не просто в его городе, а в его районе, буквально в пятнадцати минутах быстрой ходьбы или одной станции метро, а поэтому в его обязанности как экзорциста под юрисдикцией Миднайта входило проверить эти данные. Ну, и разобраться, если они правдивы. Джон поставил бутыльки на стол и присел у ящичков, доставая из кармана отмычки. На удивление, большинство оказались незапертыми, и только два верхних справа не отвечали на подергивание ручки. Первая пара отмычек легла между пальцев, а вторая продолжала прохлаждаться во рту. Замок скрипел и не хотел поддаваться, но все же открылся. Внутри лежали блокнот, пара ручек и ключи с брелоком. Джон пролистал блокнот, но тот был чист и нов, без заметок. Пролетела мысль, что, теоретически, осматривать стол не обязательно, можно просто смочить руку святой водой и протянуть её при приветствии, но он уже начал… Второй ящик крякнул, отмычка сломалась. Джон выругался себе под нос, опасливо глянув на закрытую дверь: теперь он не просто выбрал нелёгкий путь, так ещё и усложнил его себе. Вторые отмычки приступили к делу, но обломок никак не желал сотрудничать и вылезать из щели, только скребки-смешки щекотали Джону уши. Попытка. Ещё одна, ещё… Схватил. Джон медленно потянул металлическую поганку к свету. Вот уже острый край скола показался снаружи, вот половина обломка появилась из тьмы, вот-вот, вот — Джон смотрел на беглянку в своей руке, обливаясь холодным потом и слушая щелчок дверной ручки и голос, который только что нарушил тишину комнаты. У него ведь было ещё пять минут. Голос остановился — Джон заставил себя поднять голову и посмотреть на вошедшего и тут же пожалел об этом решении, когда яркие голубые глаза цепко схватили его взгляд. — Линда, дорогая, отмени мои следующие встречи. И чай не нужен. Дверь хлопнула как-то неестественно быстро для такой тяжеловесной громадины, и Джон вздрогнул. Человек спокойным шагом начал приближаться, и только когда он оказался достаточно близко, чтобы Джон смог рассмотреть татуировки на шее и лёгкий узор на правом лацкане белого пиджака, Джон понял, что неестественной была не только быстрота двери. Мистер Диминацца — а это был несомненно он — не касался её. Выражение приближающегося лица стало как будто острым и хищным, а улыбка — слишком довольной. Джон вскочил, схватил оставленный бутылёк и со всей силы кинул в демона, послышался треск, схватил второй, замахнулся — страх сжал его горло мёртвой петлёй… и ничего не произошло. Святая вода спокойно капала с подбородка мистера Диминацца на пол, к осколкам стекла. Джон моргнул, но картина не изменилась: мистер Диминацца — сто процентов не демон — стоял в паре шагов от стола, в мокром белом костюме и с мокрым лицом, чуть приподняв брови и закрыв голубые глаза. Голубые глаза. Мысли истерично метались в голове. Ответ был где-то рядом, наверняка простой и неожиданный. Мистер Диминацца протёр лицо ладонями, брезгливо стряхнул их и посмотрел прямо на Джона. — Мальчик мой, на меня это не действует. Люцифер. Джон вскрикнул, стукаясь спиной о стол, куда его подбросило то же невидимое и неосязаемое нечто, которое сейчас не давало подняться и убежать. Он попробовал было сползти вниз, но грудь сдавило сверху, и Джон охнул, жмурясь. — Роберт Джонсон ведь не настоящее имя, я прав? Люцифер раскрыл сумку и проверял по очереди все карманы. Со стороны стола послышалось что-то невнятно-посыльное, и он подошёл ближе. Сумка встала рядом с хозяином, и Люцифер продолжил шарить в ней, одним глазом поглядывая на задыхающегося человека. Руки того были прижаты к столешнице, стопы топтали пол в попытке найти опору, а рот раскрылся, но воздух не поступал в пережатое горло. — А! — Люцифер с возгласом вытащил из сумки паспорт, отпустил шею и, пролистывая его, слушал, как глотает воздух- — Джон Константин. — Он протянул руку, поворачивая лицо Джона. — У тебя очень красивое имя, мальчик мой. Меня зовут Люцифер — будем знакомы. Следующее, что Джон ощутил, после того как тёплые пальцы погладили его по щеке, было мягким прикосновением к бёдрам. Он смотрел в то пространство, где только что видел лицо, и пытался продраться сквозь шум собственного дыхания. Нужно было что-то делать. Как-то выбираться. Тепло на бедре резко сомкнулось болью, и Джон ойкнул от неожиданности. Ощущение тут же прошло, и он почувствовал, как ноги разводят в стороны. Джон перевёл взгляд вперёд, туда, где сейчас стоял самый настоящий Сатана и гладил его. — Джон, детка, ты когда-нибудь занимался анальным сексом? Джон моргнул. Кисти рук и грудь, до этого придавленные к столу, постепенно становились всё свободнее. Он медленно сглотнул набравшуюся слюну и открыл рот, намереваясь спросить, что это, чёрт дери, значит, но получилось только непонимающе-неверящее: — Что?.. — О, Джон. — Люцифер широко улыбнулся. — Тебе понравится. Пальцы впились в бёдра, Джон дёрнулся, стараясь извернуться, пнуть ногой: нужно было скатиться со стола, бежать, бежать, бежать без оглядки, только бы скатиться со стола! Крик, глушащий уши, оказался его собственным. Руки были на талии, рубашка задралась, раскрылась, а шею жгло горячее дыхание. Джон осознал, что упирается ладонями в плечи в тщетном усилии столкнуть с себя Сатану. Горло саднил рождающийся плач, и слёзы резали глаза за зажмуренными веками. Что-то смешивалось с его захлёбывающимся страхом голосом — расстёгнутые брюки начали болтаться и слезать вниз от беспорядочных метаний — что-то глубокое и низкое, совсем рядом. В ключицу стрельнула острая боль, и Джон взвизгнул, ударил Сатану по лопатке. Рубашка окончательно порвалась, теперь едва прикрывая плечи, оставив грудь без защиты от взгляда и прикосновений, и Джон подавился стоном, когда скользкий язык накрыл сосок. Тогда он наконец услышал. Рычание из глубин Преисподней. Её рёв желания. Её агонию страсти. Джон распахнул глаза — потолок казался выше, дальше, шире и кружился перед ним, отвлекая внимание. Но вниз по телу и вверх обратно: Сатана ласкал поцелуями и отмечал кожу укусами, и руки дрожали — бесцельно — упираясь в широкие плечи в белом. Голубые глаза игриво блеснули, и Джон кожей почувствовал ту же довольную улыбку. — Не думал, что ты так быстро возбудишься, Джон. — Джон нервно моргнул, и Люцифер поднял брови в жалостливом и фальшивом недоумении. — Так давно мечтал об этом, что от счастья не заметил, мальчик мой? Но не волнуйся, в следующий раз. Если бы волосы Джона могли стоять дыбом, они бы встали. Но он смог только пискнуть, когда слёзы утопили весь отпор и плач вырвался из горла вместе с мольбой «нет». Джон рыдал. Рыдал, трясся, ловил, ловил раздевающие его руки — если только бы схватить, остановить, упросить остановиться, прекратить это, оставить его- Но мятая одежда падала на пол, и он лежал на столе почти нагой, в одной разодранной рубашке, а Сатана стоял сверху, над ним, весь в белом, и его руки, его рот, его глаза были везде. — Детка, я знаю, у меня острые зубы, но твоя кожа так манит… — Ух, как ты меня ухватил, смелый мальчик. — Джон, детка, лучше не дёргайся и дай мне себя растянуть, или будет оч-чень больно, понимаешь? Люцифер угрожающе сжал тонкую щиколотку, но Джон только всхлипнул, стараясь отцепить от себя другую руку, которая гладила его по боку и груди, то тут, то там сминая кожу так, что на ней появлялись синяки. Люцифер хмыкнул. Что ж, в конце концов, он предложил альтернативу. Ноги резко вытянули вверх, и Джон нечаянно прикусил губу. Сатана держал их вместе, за колени, не давая отодвинуться. Джон попытался дотянуться туда, отодрать от себя прикосновение, но дрожащие пальцы только мазнули по дорогой ткани и схватили воздух. А потом он почувствовал. Сердце сжалось, голос задохнулся в трахее, и Джон посмотрел в улыбающееся остро и смотрящее мягко лицо Люцифера. Влажная головка упиралась в его задницу, чуть давя. Джон смог прошептать: — Пожалуйста… — Ну, что ты, Джон. — Люцифер нежно потёрся носом о ребро стопы и, не отпуская взгляда, бережно положил длинные ноги себе на плечи, по обе стороны от головы. — Я предлагал тебе другой вариант. На этих словах Джон ощутил, как Люцифер вдавливает себя — свой член — в него, как неумолимо медленно он входит и как алчно впиваются зубы в тонкую кожу икры, отвлекая точечной болью. Джон выгнулся: плечи ударились о дерево, и Люцифер словно стал ещё ближе, так близко, что Джон выставил руки вперёд и изо всех сил упёрся ему в грудь, едва видя из-за пелены слёз. Стоны смешались с криками. Джон слышал голос Люцифера. Слышал, как тот говорил о нём — о его теле — и стыд и смущение накрывали с головой, вырываясь задушенным скулёжем. Джон плакал — и сжимался вокруг члена, который с каждым толчком проникал всё глубже, пока молнии боли пронизывали внутренности и туго скручивались в животе, постепенно становясь приятными, а ритм, с которым Люцифер втрахивал его в стол, набирал скорость. Слёзы душили. Джон нервно дёргал лацканы и давился стонами. Член внутри будто увеличивался, давил сильнее, растягивая, заполняя до боли, до рези в глазах. Хотелось залепить Люциферу пощёчину, но выходило только реветь и жаться плотнее, извиваться в такт шлепкам, льнуть, льнуть, льнуть к нему, к тёплой — горячей — груди и умолять — Джон уже не знал о чём. Зубы клацнули у самого уха: — Визжишь как сучка, Джон Константин. — Джон вскрикнул — Люцифер вошёл резко, грубо, на всю длину. — Не волнуйся, детка, тебя слышу только я. — Ещё один толчок, такой же размашистый и жёсткий, и Джон прогнулся в спине так, что кости захрустели. — А теперь, будь хорошим мальчиком, Джон, и прекрати сдерживаться. Крик, который лёгкие Джона выпустили из себя, был прекраснее, чем самая лучшая опера Вивальди, которую когда-либо ставили в Аду, и Люцифер чуть-чуть заслушался, выбивая ноту за нотой, наслаждаясь каждой судорогой, скручивающей мышцы Джона, прошибающей его, пока тот кончал, а дорожки слёз на его лице блестели в искусственном свете ламп так отчаянно и так хрупко. Ритм, с которым Люцифер вытрахивал — выёбывал — из Джона вой, не выдержал бы ни один человек, но, как прекрасна природа и её дары, сейчас человеческие мерки не действовали на них обоих. Джон рыдал в его руках, бился ошалевше, не отдавая отчёта своему телу, тем самым только крепче стискиваясь вокруг члена. И каким же наслаждением было сгребать эти тонкие руки, задирать голову назад, заставлять прогибаться выше, теснее… И кусать — до синяков и царапин — голую кожу. И целовать следом, размазывая кровь и слюну. Люцифер зарычал, заметив приближение оргазма, и вдавил Джона сильнее, сложил пополам, бешено вдалбливаясь до упора. Джон высоко вскрикнул, сжался судорожно, истерично дёрнулся, и Люцифер впился зубами в ключицу, глотая кровь и кончая глубоко. Он проталкивал сперму ещё дальше, загоняя член по яйца и утробно рыча, когда Джон силился отодвинуться и слезть, но только насаживался плотнее. Отныне и впредь Джон Константин принадлежал ему. Люцифер довольно заурчал, концентрируясь на том, как Джон постепенно обмякает в его руках и как дрожь становится всё менее спазмированной. Всхлипы, раздающиеся над ухом, приятно убаюкивали, и Люцифер бы соврал, если бы сказал, что ему совсем не хочется остаться в такой позе подольше. Он медленно вышел, давая мышцам рефлекторно сократиться, и, усмехнувшись в багровую от проступивших синяков шею, вошёл обратно под глухой стон. Пальцы, до этого впивавшиеся в плечи сквозь ткань пиджака, сейчас невольно тянули за него вниз: дать прижаться к теплу тела, к горячему дыханию. Тихо посмеиваясь, Люцифер послушно последовал молящим движениям. — Маленький мой Джон, неужели чувства взяли верх, и ты готов прижать к сердцу своего насильника? — Люцифер смешливо потёрся лицом о подбородок слабо забрыкавшегося Джона и начал тихо двигаться внутри, выкрадывая сдавленные стоны. — Ну-ну, детка, не обижайся. Джон захныкал: движения постепенно набирали амплитуду, и Люцифер, приподнявшись, опёрся о стол, ловя заплаканное лицо. Джон хотел было отвернуться, но рука предупреждающе сжала челюсть, и он застыл, не решаясь открыть глаза. Люцифер мягко погладил большим пальцем впалую щёку: Джон был до безумия красив, и то, как он сдерживал сейчас голос в клетке связок, закусывая измученные губы — о, это было так по-блядски сексуально. Люцифер сощурился. — Джон, детка, открой глаза. Джон заметался, завозился, зажмурился ещё крепче — Люцифер цокнул языком и, распрямившись, шлёпнул Джона по заднице, одновременно быстро входя. Джон вскрикнул, от шока распахнул глаза и тут же закрыл лицо ладонями, прячась. Люцифер зубасто улыбнулся и повторил всё ещё раз. Стыдно. Джону было так стыдно, что хотелось провалиться ко всем чертям в настоящий Ад и там затеряться, чтобы его больше никогда не нашли. Возбуждение, до этого рассредоточенное по телу, снова начало выкручивать низ живота и пах. Задница ныла, движения Люцифера приносили боль, смешанную с удовольствием. Но эти шлепки. Джон заскулил, не в силах ни на что. Боже, он кончит сейчас второй раз. Милостивый. Люцифер не останавливался. Ещё несколько толчков — удовольствие свернулось туже, внутренности свело от напряжения: Джон изо всех сил напрягся, сжал зубы!.. Люцифер резко сорвался в быстрый ритм, и Джон завопил. Он прогнулся на столе, голова откинулась, и руки съехали к краю: пальцы до боли вцепились в столешницу, и Джон увидел — только краем зрения, не способный опустить голову — как голубые глаза смотрят на него с желанием, от которого нет спасения. Для которого не существует такой преграды, которую нельзя преодолеть. Джон хрипло вдохнул, тело задрожало. Лихорадочный жар пронёсся по нёму, как будто воздух подожгли. Джону казалось, что он взрывается на тысячу маленьких осколков, которые звенят, и от этого — на молнии, собирающиеся в огонь острый и режущий, наполняющий его сейчас — и так — по кругу. Люцифер ощутил, как оргазм накрывает и его следом за Джоном. Тот выгнулся дугой и кончал, сжимая член так искренне, пока его сознание — Люцифер знал — расплылось по грани потери себя. Люцифер выдохнул: Джон буквально выдавливал из члена сперму — и склонился вниз, обратно, поднимая голову Джона так, чтобы тот мог видеть его. — Джон, мальчик мой. — Джон моргнул, на мгновение мышцы расслабились, и тут же судорога схватила их сильнее, вырывая стон удовольствия из обкусанных губ. Ладонь на щеке была тёплой. — Джон, детка, я дам тебе уснуть, но — за одну маленькую плату. — Люцифер сделал небольшой толчок, заставляя Джона пискнуть и схватиться за его руку. — Поцелуй меня, сладкий. — Люцифер улыбнулся, глядя в расфокусированные, затуманенные глаза. — Сам. — И в подтверждение своих слов он снова толкнулся, на это раз шире. Джон в ответ застонал. Тело уже ломило от некончающихся спазмов оргазма и скручиваний, но возбуждение не пропадало ни на грамм. Джон попытался сжать ноги, но Люцифер перехватил их, заводя себе за спину вокруг талии. Послышался ещё один смешок и потом зловеще мягкое: — Джон, маленький, третьего шанса не будет. Люцифер продолжал неспешно двигаться. Джон зажмурился так, что заплясали круги, вцепился отчаянно в руку, и тихо, насколько хватало голоса, прошептал: — Наклонись-, — вздох от очередного толчка прервал его, и Джон тихо охнул, собирая разлетевшиеся слова обратно. — Наклонись, … пожалуйста. Джону казалось, что на него упала вечность, и он навсегда останется лежать на этом столе, с членом Люцифера внутри. Но вот ткань зашуршала, страх сдавил связки-… Джон медленно открыл глаза, с замирающим дыханием глядя на Люцифера. На его лицо, улыбающееся на расстоянии поцелуя. Джон сглотнул, боясь, что выдаст что-то не то: что не выдержит, что отпрянет, что это, в конце концов, была просто издёвка. Но ничего не происходило. Люцифер нависал сверху, и его пронзительные голубые глаза смотрели выжидающе. И ласково. Живот резко свело, Джон вскрикнул, неосознанно вцепился в Люцифера, пытаясь удержаться… Он промахнулся: губы скользнули чуть мимо, по щеке. Ужас заледенил душу, паника, до этого не появлявшаяся, забилась в груди, и Джон замер, прижавшись к Люциферу. Джон не сразу понял, что Люцифер посмеивается, щекоча дыханием ему ухо. А потом глаза начали закрываться, голова потяжелела, и забытьё, до этого недостижимое, стало близким. Джон уснул. Люцифер с удовольствием зарылся носом в растрёпанные волосы и аккуратно прикусил ушную раковину. Оставалось найти, где Джон Константин живёт.

***

Джон сидел и смотрел на высокое здание офиса. До странного солнечная погода почти комично высвечивала тёмные фигурки мойщиков на фоне блестящих изо всех сил стёкол. Джон неодобрительно фыркнул и отвернулся: нуль градусов по Цельсию едва стукнул вчера и мог в любой момент прыгнуть ниже: зачем такой риск компании? И тем более самим мойщикам. Однако пенка дальгоне с крошкой корицы в виде поплывшего смайлика, судя по всему, не поддерживала его суждений — или как минимум их формулировки — и Джон упрямо скривился: он имеет права сам себе их осуждать, их опыты жизни даже близко не подходят для сравнения: неизменно опасные демоны и случайность это разные вещи. Смайлик остался таким же поплывшим и молчаливым. Стрелка часов ползла к двенадцати, а значит Джон был в кафе уже больше тридцати минут. И нет, не то, чтобы кто-то опаздывал, это просто нервозность и тревога, что он не успеет вовремя, привезли его на такси аж за час до назначенного момента. Джон тоскливо откинулся на мягкое кресло. Они не виделись два месяца, и, как бы ему ни хотелось откреститься от эмоций, он был побеждён уже к середине срока. Джон скучал. Джон скучал, и невянущие цветы, появляющиеся рядом с ними подарки и реликвии, даже письма, которые он несколько раз находил под подушкой — ничего из этого не могло заменить присутствия, что говорить о разговорах, прикосновениях, сексе. Даже история выполненных заказов — она правда не была никогда задокументирована — пополнилась тройкой новых пунктов подряд, хотя до расставания в ней появилось не больше одной несуществующей записи за пять или шесть месяцев. Джон достал из кармана телефон и открыл приложение этого кафе: он уже попробовал их сладости и теперь надеялся, что всё остальное у них не менее приличное. Салаты сменялись сэндвичами, сэндвичи — мясной выпечкой, мясная выпечка — снова салатами… Джон прикрыл глаза. Он хотел. И хотел безумно. Тёплое прикосновение к плечам было настолько неожиданным, что Джон вскинулся, едва не уронив телефон. Тихая шершавость смеха знакомо обняла слух — он крутанулся, оборачиваясь, и тут же был встречен зубастой улыбкой и лучистыми морщинками у глаз. — Ты рано. Иногда Джон думал, что надо было всё-таки пустить пулю себе промеж глаз, и сейчас был именно такой момент. — Бежал со всех ног, принцесса. — Люцифер наклонился, опёрся на спинку кресла и погладил Джона по лицу. — Ты так меня звал. — Смешинки в глазах словно стали физически видными. — Я не мог не спешить. Теперь Джон уже надеялся, что не краснеет, как школьник на выпуске. Пальцы на щеке были чуть шершавее, чем обычно. — Обжёгся? — Прозвучало вполне нейтрально, и Джон мысленно порадовался, что не свалился ни в одну, ни в другую бездну. — Можно и так сказать. Кожа, знаешь, привыкает к климату. — И над- — Джон прервал себя. Он не знал, как спросить этот вопрос так, чтобы не выдать себя и не звучать грубо. Люцифер в ответ, посмеиваясь, наклонился ещё ниже, и Джон даже как-то не понял, как так вышло, что его уже целуют. Губы Люцифера тоже были шероховатые и потрескавшиеся. Джону очень хотелось спросить, что с ним было, почему он так выглядит, что это наконец были за неотложные дела, но тревога, вырвавшаяся из-под веса тоски, не давала вопросам даже сформулироваться в голове. Рука сама схватилась за пальто, удерживая, как будто это мог оказаться мираж. Только когда язык огладил губы, Джон понял, что поцелуй был нежный. И не то, чтобы у них не было мягких или ласковых поцелуев, просто этот был особенный. Щемящий. Когда Люцифер отстранился, Джон ещё сильнее сжал пальцы, не давая ему отодвинуться далеко. Хотелось сказать, что он скучал. Очень. Голубые глаза теперь смотрели как-то совсем необычно. — Надолго. — Люцифер поцеловал Джона в лоб, аккуратно погладил руку, держащую его за пальто. — И я тоже скучал, Джон. Джон сглотнул, расслабляя кисть и массируя сведённую от напряжения ладонь. Люцифер распрямился, оглянулся на ожидающую своих покупателей выпечку. Прищурился, высматривая что-то. — Может, ещё по кофе, Джон? Или ты предпочтёшь местный чай с шариками? — Ты про баббл-ти? — ответил Джон автоматически. — Да, — Люцифер хихикнул, обернувшись. — Я, пожалуй, возьму всех цветов радуги. Джон посмотрел исподлобья, не давая ни смеху, ни остальной буре чувств пробраться наружу, и тихо сказал: — Я буду белые, Лу. Люцифер моргнул почти удивлённо. Потом он улыбнулся, и вопреки всему мысли Джона сформировались в: «Он выглядит счастливым». Люцифер наклонился легко — и непринуждённо, почти спокойно прошептал Джону в ухо: — Я тоже люблю тебя, Джон Константин.