***
Луи не ожидает, что из такой суматошной встречи что-то получится, но он даже не замечает, как через пару коротких недель у него уже есть свое место в пекарне, своя кружка, свои шоколадные круассаны, которые Гарри печет каждый день, даже если их нет в меню. Гарри смешной и странный, он любит глупые шутки и не может ходить по прямой, не шатаясь, у него на самом деле нет друзей, и он смотрит на Луи так, будто между ними нет и года разницы в возрасте. Стайлс кормит Луи горячим печеньем с рук и называет его «братан» и «приятель», он лучезарно улыбается каждый раз, когда Луи входит в пекарню, и никогда не просит его прийти снова, если Томлинсон не обмолвится об этом первым. Луи знает, что Гарри молод и очарователен, что у него мало опыта и он флиртует даже с пожилым владельцем пекарни, в которой работает, что у него от природы широкая улыбка и сияющие глаза, и что Луи слишком стар — во всех отношениях, — чтобы пялиться на него вот так, смотреть пристально на его бедра, губы, руки, и что привязываться бесполезно, и что будет только хуже, и что каждый вечер он лежит в постели один и представляет тонкую светлую кожу и бессмысленные татуировки под своими пальцами. Он знает, что Стайлс тоже привязался к нему, что это причинит боль им обоим, но все эти годы не научили его терпению, не научили говорить «нет» своим желаниям, а Гарри — самое милое, самое нечестивое из них всех, поэтому он остается в городе. Приходит в пекарню, садится на свое место и пьет из своей кружки, ест круассаны и помогает мальчику с его диссертацией. И когда Гарри засыпает за своим ноутбуком, Луи дает ему пару минут отдыха, затем целует в лоб и провожает до дома.***
Томлинсон знает Гарри уже несколько месяцев, когда тот неожиданно сообщает ему, что начал встречаться с парнем из университета. Луи резко поднимает голову, сжимая свою горячую зеленую кружку между ладонями, и чувствует, как его челюсть дрожит от напряжения, пока ему приходится сдерживать все, о чем он думает, внутри. — Правда? — ошеломленно выдавливает он и делает глоток чая, придвигаясь ближе к столу. — Да, эм, он… — Гарри поправляет свои длинные волосы и кашляет в кулак, после чего снова смотрит на деревянную поверхность перед собой. — Он пригласил меня на свидание на прошлой неделе? Его зовут Эрик, он очень милый. Стайлс улыбается и пожимает плечами, глядя на Луи из-под своих густых ресниц, и тот автоматически улыбается в ответ, кивая. — Это здорово, Хаз, — бормочет он, сглатывает и снова кивает. В груди у него что-то сжимается, и он знает, что его улыбка не доходит до глаз и что Гарри это заметит, поэтому он опускает взгляд на свою кружку. — Я рад за тебя. Гарри ничего не замечает — или решает не комментировать — и жалуется Луи, что ему нечего надеть, а Луи хочет оставить его себе, запереть в своей маленькой квартирке, чтобы тот мог печь сладости на его пустой кухне, читать книги на холодном балконе и путаться в простынях на огромной кровати, но все, что он может сделать, это помочь ему. — Надень ту светло-серую рубашку с орнаментом, — перебивает он мальчика, и тот решительно встречается с ним взглядом. — Не застегивай три верхние пуговицы. У него не будет ни единого шанса. Томлинсон слегка улыбается, не в силах оторвать глаз от полного доверия, написанного на лице перед ним. — Спасибо, Лу, — шепчет Гарри, и они пару мгновений смотрят друг на друга, прежде чем мальчик вскакивает со своего места и собирает их кружки, начиная подготавливать пекарню к закрытию. Томлинсон только приподнимает уголки рта и позволяет себе сделать глубокий вдох, затем встает, снимает куртку со спинки стула и молча выходит из пекарни, оставляя позади слабый звук колокольчика. Позже тем же вечером Луи пишет Гарри, спрашивая о свидании. Мальчик не отвечает, поэтому Томлинсон думает, что все, должно быть, идет хорошо, убирает телефон и, завернувшись в одеяло, засыпает на диване в гостиной.***
Гарри и Эрик расстаются три недели спустя, но Луи думает, что Эрик на самом деле продержался довольно долго, учитывая, что Гарри не переставал проводить все свое свободное время в пекарне с Луи. Сначала Эрик тоже пытался околачиваться поблизости, а потом Томлинсон перестал приходить, чтобы дать им шанс побыть наедине, но Гарри появился на пороге дома мужчины, стукнул его кулаком по плечу и надулся, как ребенок, так что у Луи не было выбора, кроме как вернуться. Эрик хмурился в течение следующих трех дней и не появился на четвертый. Когда Стайлс рассказывает Луи о расставании, они сидят на скамейке снаружи — у Гарри обеденный перерыв, и он ест свой сэндвич с индейкой, а корочку скармливает птицам. — Мы с Эриком расстались, — внезапно говорит он и откусывает еще кусочек, как будто только что прокомментировал погоду или что-то в этом роде. Томлинсон давится своим кофе и слегка кашляет, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Прости? — Ну, он порвал со мной, но… это пустяки, — Стайлс пожимает плечами, берет бумажный стаканчик из замерзших рук Луи и делает глоток, хотя его собственный напиток остался на скамейке между ними. — Я… — Луи хмурится и поворачивается всем телом к Гарри. — Мне жаль? — Мне нет, — мальчик снова пожимает плечами. Томлинсон ждет подробностей, но Гарри, похоже, не собирается объяснять, поэтому Луи смотрит на него еще минуту, затем меняет тему и возвращается к своему обеду. Солнце пробивается сквозь зеленую листву деревьев над их головами и озаряет светлую кожу Гарри, заставляя его ресницы отбрасывать длинные тени на щеки, заостряя скулы и смягчая губы. Луи ничего не может с собой поделать — продолжает украдкой бросать на мальчика пристальные взгляды — точно так же, как не может унять бабочек в животе. Его сердце взывает целовать, но разум твердит бежать.***
Луи знает Гарри уже почти год, когда все меняется. Стайлс не пытается строить никаких отношений или даже ходить больше чем на одно свидание с одним и тем же парнем после Эрика, и Луи подумывает о том, чтобы свести его с тем постоянным клиентом, который всегда приходит в будние дни после обеда, заказывает эспрессо и малиновую датскую булочку и строит Гарри глазки все время, пока сидит за своим столом и старательно медленно ест выпечку, но Гарри только смеется, когда Луи предлагает представить их друг другу официально, и наливает ему еще чаю. Томлинсону хочется запустить руку в недавно подстриженные волосы Гарри и поцеловать его веки, разорвать тонкую белую футболку и укусить за бедра, заставить его задыхаться от удовольствия, чтобы он выкрикивал его имя. Луи хочется раздавить каждую бабочку в своем животе, сжать собственное сердце и заставить себя забыть, стереть воспоминания о мальчике из головы, уйти и никогда не возвращаться. Луи хочется-хочется-хочется, но все, что он может делать, это пить один и тот же чай из одной и той же кружки и смотреть на самую большую мечту своего бесполезно долгого существования. Именно поэтому, когда однажды вечером Томлинсон возвращается домой из пекарни (Гарри закрыл булочную, повернулся к Луи и, устремив взгляд вверх под тусклым светом уличного фонаря и полностью выбив воздух из мужчины, приподнял уголки рта в невинной, милой улыбке, прошептал «Спокойной ночи, Лу», после чего исчез за углом, оставив Томлинсона беспомощно наблюдать за ним и мечтатьмечтатьмечтать) и видит уведомление об оплате за последний месяц аренды на своей двери, он упаковывает свои вещи, оставляет ключ на столе, закрывает за собой дверь и, садясь в первое такси, уезжает. Это уже зашло слишком далеко.***
Когда Луи снова слышит колокольчик над дверью, прошло почти два месяца, его сердце разбилось на кусочки и не склеилось обратно, бабочки в животе превратились в монстров, пытающихся вырвать его внутренности, а Гарри начал носить шарфы в волосах. Интересно. Томлинсон тихо переступает порог, держа дверь открытой, и встречается с зелеными глазами, которые мгновенно становятся холодными и отчужденными, и впервые в жизни Луи не может прочитать Гарри, не может понять, что тот чувствует. Они замирают так на пару секунд, и Луи ожидает, что Стайлс либо пригласит его войти, либо, возможно, выгонит и больше не позволит вернуться. Момент ощущается напряженным, почти осязаемым, и мужчине хочется развеять неловкость и вернуться к тому, как все было раньше, но он знает, что после нескольких сотен лет ему давно пора научиться подавлять свои желания, пока он все не испортил. Снова. Но Гарри продолжает молчать. Он смотрит на Луи холодными, усталыми глазами, медленно моргает и тяжело сглатывает, комкая полотенце, которым он вытирал столешницу и которое запуталось у него в руках. Луи делает шаг вперед, дверь за ним закрывается одновременно с тем, как он шепчет «Гарри», и мальчик стряхивает с себя оцепенение, поворачивается спиной к мужчине и опускает голову, по-прежнему не говоря ни слова. — Гарри? — Томлинсон пытается снова, но мальчик только отшатывается, словно уклоняясь от его голоса. Луи прикусывает губу и хмурится. — Я прошу прощения за то, что пропал без предупреждения, и за то, что не отвечал на твои сообщения и не брал трубку, я просто… уехал по работе и был так занят, что совершенно забыл обо всем, и… — Не надо, — безучастно перебивает Гарри и снова поворачивается к нему, его глаза печальны, и Луи думает, что на самом деле предпочел бы, чтобы они были холодными, как прежде. — Тебе не нужно ничего объяснять, Лу…и. Томлинсон опять хмурится и делает еще один шаг ближе, однако Гарри пятится назад и слегка качает головой, возвращаясь к своему полотенцу. — Я не должен был уезжать, — пытается Луи, но Гарри не реагирует, и возвращение больше не кажется такой уж хорошей идеей. По какой-то причине то, что происходит сейчас, кажется, ранит даже больше, чем полное отсутствие мальчика в его жизни. — Это была ошибка, — продолжает Томлинсон, внимательно наблюдая за осторожными и выверенными движениями Стайлса. — Я скучал по тебе, Хаз. Гарри застывает. — Почему ты вернулся? — тихо спрашивает он, и Луи не успевает распознать, рад мальчик его видеть или нет, когда тот продолжает, признаваясь: — В твоей квартире теперь новый жилец. Я… был там недавно. Томлинсон огибает стойку и останавливается в паре шагов от Гарри, оглядывает его и повторяет, игнорируя его заявление: «Я скучал по тебе». Бабочки в его животе не хотят успокаиваться, мучая его изнутри, заставляя двигаться и говорить против воли разума. Мальчик хмурится, оставляет полотенце на мраморной столешнице и сглатывает. — Я тоже скучал по тебе, — признается он и поворачивается к Луи, его лицо настолько напряженное и сосредоточенное, что Томлинсон действительно не знает, чего ожидать дальше, как вдруг Гарри подходит ближе, кладет руку ему на плечо и целует его в губы. Его губы холодные и потрескавшиеся, и поцелуй длится всего пару секунд, но сердце Луи замедляется и успокаивается, шум в голове стихает. — Гарри, — шепчет Томлинсон ему в губы, а его рука уже крепко обвивает талию мальчика, и ему нужно отпустить, сделать шаг назад и положить всему этому конец, но Гарри теплый и мягкий под его прикосновениями, и он льнет к Луи, несмотря на их разницу в росте. — Ты еще так молод. Стайлс мотает головой так сильно, что его шарф сползает на ухо, и Луи инстинктивно возвращает ткань на место, заправляет волосы ему за ухо и поглаживает щеку большим пальцем. — Мне восемнадцать, — бормочет Гарри, и Томлинсон на секунду хмурится, затем производит расчеты в уме и шумно вздыхает. — Вот дерьмо, — шипит он, прослеживая пальцами изгиб светло-розовых губ, их рты всего в нескольких сантиметрах друг от друга, — я пропустил твой день рождения. — Ты можешь загладить свою вину прямо сейчас, — с придыханием предлагает Гарри и ухмыляется, маленький дьяволенок. Луи смотрит на него мгновение — проницательный взгляд изучает лицо мальчика, полуприкрытые глаза и поблескивающие губы — и сокращает расстояние между ними, выпускает разделяемый ими воздух прямиком в губы напротив и снова целует, прикусывает нижнюю губу и сразу же облизывает ее, скользит ладонями под рубашку и поглаживает бока, так что Гарри тает в его руках, почти перетекает от одного прикосновения к другому, отчаянно хватает Томлинсона за куртку и волосы и глухо стонет, как будто не может сдержаться. Они целуются, не обращая внимания на окружающий мир, пока колокольчик над дверью не звенит, возвещая о приходе новых клиентов. Гарри отрывается и улыбается, губы красные и влажные, глаза остекленевшие и темные, нежный румянец на щеках и шее, и мальчик выглядит сломленным после одного невинного поцелуя. Луи хочет видеть его целиком, хочет, чтобы все его тело было покрыто потом, хочет, чтобы его румянец распространился до самых ребер, хочет, чтобы его длинные пальцы сжимали простыни и чтобы его волосы в полном беспорядке разметались по подушке. Луи уверен, что если он все-таки умрет, то попадет в ад.***
Мало что меняется. Они по-прежнему проводят все свободное время вместе — как будто Луи не сбегал на два месяца, а Гарри не злился, — но теперь они почти всегда касаются друг друга, а губы Стайлса почти всегда влажные и искусанные от поцелуев. Гарри любит целоваться. Ему нравится класть ноги на колени Луи, обнимать его за талию, утыкаясь своим холодным носом ему в шею. Ему нравится говорить о звездах и просить Томлинсона почитать на иностранных языках, готовить им горячий шоколад и зажигать свечи по всему дому. Луи тает в его тепле, впитывает каждую частицу, пытаясь запомнить каждую секунду их совместно проведенного времени, изучает его маленькие привычки, родинки на ладонях, веснушки на щеках и татуировки на плечах. Стараясь не отсчитывать дни до их неизбежного конца. — Лу? — Гарри шепчет прямо над ухом Томлинсона, нервно теребя уголок одеяла, которым он их укрыл. — Хм? — отвечает Луи и поворачивается к мальчику, обхватывая руками его ноги на своих коленях. — Ты хочешь быть моим парнем? — бормочет Стайлс, и Луи замирает, впиваясь пальцами в бедра под его руками. Мальчик поднимает глаза и наблюдает за ним внимательно, сосредоточенно, так что Луи тревожно сглатывает. — Малыш, — начинает он, и Гарри сдвигается, чтобы лучше видеть его лицо. — Зачем тебе такой старик, как я? Томлинсон не собирался этого говорить, но слова непроизвольно слетают с губ. Он тут же хмурится и опускает взгляд, хмыкая и пытаясь обратить все это в шутку. Гарри издает оскорбленный звук и мягко приподнимает лицо Луи подушечкой пальца, заставляя мужчину посмотреть ему в глаза. — Потому что ты красивый, — шепчет он, оставляя короткий поцелуй на левой скуле. — Сексуальный, — поцелуй в щеку. —Добрый, — поцелуй в нос. — Интересный, — он приподнимается и перекидывает ногу через бедра Луи, устраиваясь у него на коленях, — и совсем не старый. Гарри улыбается так мило и интимно, что Луи хочется разрушить его в постели и провести с ним остаток своей жизни. Всю жизнь. Он совершенно не может сопротивляться этому мальчику. — Хорошо, — шепчет он и целует Гарри в губы, просовывая теплые руки под его толстовку. — Хорошо? — переспрашивает Стайлс, запрокидывая голову назад и наслаждаясь прикосновениями. — Для меня будет честью стать твоим парнем, малыш, — смеется Луи, но лицо Гарри начинает сиять, как рождественская елка, и Луи просто качает головой и притягивает его к себе для еще одного поцелуя. Гарри отвечает с энтузиазмом, запуская пальцы в его волосы и оттягивая их, затем отпускает и стаскивает с Луи футболку. Тот смотрит на парня настороженно, едва ли не боясь сломать его, но Гарри просто сползает ниже, расстегивает джинсы мужчины и пытается стянуть их, не поднимаясь с его колен. Луи снова усмехается и ловит запястья мальчика своими руками, припечатывает его к своей груди и заглядывает ему в лицо. — Ты уверен? — Более чем уверен, — Гарри энергично кивает и высвобождает руки, немедленно снимая с себя футболку. — Я хотел тебя с тех пор, как мы впервые встретились. Луи резко выдыхает и гладит теперь уже обнаженное юное тело, сжимает и притягивает ближе, кусает за шею и облизывает отметины. — Да? — шепчет он во влажное пятно на коже Стайлса, и мальчик вздрагивает всем телом, а затем снова тает в объятиях Луи, целуя его подбородок. — М-м, чуть не съел тебя глазами, когда ты только вошел в магазин, разве не помнишь? — бормочет Гарри, стаскивая свои джинсы. — Я работаю в пекарне уже два года, но ты самый сладкий десерт, который я когда-либо пробовал. — Не могу поверить, что ты только что это сказал. Гарри смеется, соскальзывает на пол, прихватив с собой джинсы Луи, и устраивается на коленях между ног мужчины. Он поднимает взгляд: глаза все такие же большие и сверкающие, но теперь потемневшие от предвкушения и возбуждения, — облизывает губы и сжимает член Луи в ладони. Томлинсон думает, что определенно попадет в ад. Когда они лежат на кровати Луи, обнаженные, насытившиеся и уставшие, Гарри оставляет смутные очертания на животе Томлинсона, а его волосы щекочут шею мужчины, но тот просто целует мальчика в лоб и поглаживает его плечо ладонью. — Знаешь, Лу, — начинает Гарри, не поднимая головы, но Луи чувствует, как он немного напрягается, хотя и видит улыбку на его лице, — ты мой парень, но я практически ничего о тебе не знаю. Теперь настала очередь Томлинсона напрячься, он отодвигается назад и опирается на подголовник. Он ждет, давая Гарри время объяснить, и мальчик сначала молчит, но потом продолжает: — Я не знаю, когда у тебя день рождения, или кто твои родители, или даже где ты работаешь… — Гарри… — Нет, я понимаю, не все люди такие болтливые, как я, — он приподнимает уголки губ и пожимает плечами, как будто ничего не может поделать с этим недостатком, — и… — Я не думаю, что это плохо, — перебивает Луи и запускает пальцы в волосы Гарри, просто чтобы отвлечься. Тот мягко улыбается, но его улыбка не выглядит искренней, поэтому мужчина продолжает, запинаясь в словах: — Я просто… Я через многое прошёл, и мне трудно… открыться. Людям. Он прикусывает нижнюю губу и ждет, пока Гарри сохраняет молчание. Стайлс приподнимается на локтях и смотрит в глаза Луи, изучает его лицо с грустной улыбкой на губах и отвечает: — Я знаю, ты, вероятно, видишь во мне маленького, глупого мальчика без опыта, но я просто… — Нет, Хаз, даже не… — Луи качает головой и хмурится, лаская ладонью его мягкую щеку. — Ты не маленький и не глупый, и я никогда не буду использовать нашу разницу в возрасте против тебя, — твердо произносит Томлинсон, не разрывая зрительного контакта. — Договорились? Гарри кивает и улыбается, нежась под теплым прикосновением, но его лицо все еще не довольное, не такое довольное, каким Луи хочет его видеть, поэтому он делает глубокий вдох и продолжает: — Мой день рождения 24 декабря, мои родители Джей и Дэн, но их давно уже нет… — Ох, Луи, мне так… — У меня нет братьев и сестер, — Томлинсон сглатывает и улыбается, пытаясь разрядить атмосферу, — и я писатель. Глаза Стайлса загораются, и он придвигается ближе. — Писатель! Что ты пишешь? Луи хихикает и крепко обнимает его, радуясь, что его мальчик снова искренне улыбается. — Всякое, — пожимает плечами Томлинсон, — прямо сейчас это научная фантастика. — Я люблю научную фантастику! — Я знаю, — комментирует Луи, и улыбка Гарри становится еще шире. — Ты позволишь мне прочитать что-нибудь из этого? — Может быть, однажды, дорогой, — Томлинсон гладит мальчика по спине и целует в висок, улыбаясь. — Может быть, однажды. — Мне жаль, Лу, — шепчет Гарри, утыкаясь носом в шею мужчины, — насчет твоих родителей. Томлинсон просто кивает и ничего не отвечает. Прошло много времени, и воспоминания о них уже не такие яркие и ясные, как раньше. Так проще. Так все в порядке.***
Это длится два месяца, прежде чем все неизбежно превращается в дерьмо. Они сидят за кухонной стойкой в квартире Луи. Тот читает новости на своем телефоне, а Гарри уже отложил книгу, просто смотря на мужчину и улыбаясь, изучая его лицо и оголенные плечи, время от времени потягивая апельсиновый сок. Луи тоже улыбается, когда чувствует, как Гарри встает и подходит ближе, обхватывает его за талию и целует кожу там, где его шея смыкается с плечом. Томлинсон вздрагивает от холодного прикосновения, но тут же плавится в объятиях мальчика, откладывает телефон и запрокидывает голову назад. Бабочки в животе не успокаиваются даже сейчас, когда Луи может делать все, что захочет: может целовать Гарри и закутывать в одеяла, исследовать каждый дюйм его кожи и удерживать на своих коленях, оставлять отметины на его шее и шептать всякие глупости на ухо. Он хочет большего. Хочет засыпать с ним каждую ночь и просыпаться рядом с ним каждое утро, вместе путешествовать по миру и попадать в неприятности, хочет провести с ним вечность, но их определение вечности слишком разное, чтобы они могли разделить ее. Луи знает, что, чем дольше он остается с Гарри, тем больше боли принесет разлука, но он не может заставить себя отпустить. Хватка Гарри на его сердце слишком сильна. — Лу? — Стайлс отвлекает его от мыслей, оставляя поцелуй на щеке и поворачиваясь так, чтобы они оказались лицом к лицу. Луи улыбается и берет его за руку, переплетая их пальцы просто потому, что он хочет, и потому что может. — Лу, я хотел сказать тебе, что я… — Гарри нервно улыбается, прикусывая губу и подергивая плечом так же, как он делает каждый раз, когда волнуется. Мужчина сразу же догадывается, что тот хочет сказать. В этот момент Томлинсон понимает, что все зашло слишком далеко. Его грудь сдавливает, и он даже всеми усилиями не может сделать вдох. Ему нужно прекратить это, но Гарри продолжает: — Лу, я люб… — Нет, — резко перебивает Томлинсон, отпрянув назад и выставляя перед собой руку, как будто защищает себя от слов мальчика, словно это не позволит ему услышать их. — Нет, Гарри, ты… — Стайлс смотрит на него с замешательством в глазах, и Луи не знает, что делать, потому что даже сотни лет существования не подготовили его к такому взгляду. Он ухмыляется и пытается перевести это в шутку: — Не слишком ли ты молод для таких заявлений? На этот раз Гарри отшатывается, отпуская его руку, и теперь его глаза, все его лицо кричат о боли и предательстве, как будто Луи только что ударил его. Томлинсону хочется ударить себя за эти слова. — Хаз… — пытается он, но Гарри качает головой и продолжает хмуриться. — Ты обещал не использовать нашу разницу в возрасте против меня. Ты обещал, что… — он прерывисто вздыхает, его ноздри раздуваются, глаза поблескивают, и Луи знает, что, если мальчик начнет плакать, он никогда себе этого не простит. — Это не то, что я имел в виду, Гарри, я… — Что тогда, Лу? Почему ты остановил меня? То, что я этого не говорю, не значит, что я этого не чувствую! — он сглатывает и снова качает головой, как будто разочаровался в Луи. Ему следовало бы. — Почему ты остановил меня? Томлинсон молчит, лишь смотрит на Гарри умоляющими глазами, надеясь, что тот бросит этот разговор, что они просто притворятся, что ничего этого даже не было, что Гарри снова будет доверять ему, но мальчик шумно выдыхает и разворачивается, направляясь в гостиную. — Боже, да чего ты так боишься? — восклицает он, и это, должно быть, риторический вопрос, потому что у Луи все равно нет достойного ответа. Он следует за Гарри, наблюдая, как тот собирает свои вещи, надевает кардиган и засовывает ноги в потрепанные кроссовки. — Гарри… — Томлинсон, кажется, не в состоянии вымолвить хоть что-то, кроме его имени, но мальчик просто качает головой и открывает дверь. — Мне просто нужно… не могу видеть тебя сейчас, Лу. Позвони мне, когда разберешься в себе. Он осторожно закрывает дверь, и Томлинсон снова остается один. Вот так, без громких споров или криков, без хлопающих дверей или бьющихся тарелок. Только мальчик, который в этот момент кажется старше и мудрее Луи. Мальчик, в которого Луи влюблен.***
Томлинсон выдерживает три дня, затем срывается и в десять вечера выбегает из квартиры в спортивных штанах и кедах, через полчаса оказываясь на знакомом крыльце с букетом слегка увядших цветов. Когда Гарри открывает дверь, на нем надет фартук, а на плече висит полотенце. В его квартире пахнет едой и выпечкой, на столах стоят подносы с остывающими сладостями. Стайлс резко вздыхает, когда видит Луи, но не хлопает дверью у него перед носом, так что тот считает это успехом. Он протягивает цветы и с извиняющейся улыбкой шепчет: «Нам нужно поговорить». Гарри нахмуривается и прикусывает нижнюю губу, но пускает мужчину внутрь и приглашает сесть. Цветы остаются забытыми на кухонном столе, когда Томлинсон потирает руки и делает глубокий вдох, пытаясь подобрать нужные слова. — Гарри, мне нужно тебе кое-что сказать, — начинает он, и лицо Гарри остается бесстрастным, поэтому Луи опускает взгляд и смотрит на свои руки. — Пожалуйста, не реагируй сразу, позволь сначала все объяснить. Ты, наверное, не поверишь мне, но… — Подожди, что? — спрашивает Стайлс, сбитый с толку, и Луи встречает его взгляд, обнаруживая в нем страх. — Что? — Томлинсон тупо повторяет, тоже в недопонимании. — Я думал… — Гарри сглатывает и продолжает более тихим голосом: — Я думал, ты хочешь порвать со мной. — Что? Нет, Гарри, я… — Луи придвигается ближе и смотрит мальчику в лицо. — Ты хочешь порвать со мной? — Нет, Лу, ты же знаешь, что я… — Ты можешь передумать, — перебивает его Луи, грустно улыбаясь, — после того как услышишь, что я собираюсь сказать. Стайлс слабо качает головой, как будто это невозможно, но молчит и слушает. — Гарри, дело в том, что я… я не старею. Мальчик медленно моргает, затем сконфуженно морщится. — Я имею в виду… то есть, да, ты выглядишь довольно молодо для двадцати пяти, но я… — Гарри, нет, я буквально не старею. Я родился в конце семнадцатого века. Гарри молчит и смотрит на Луи, не мигая, почти ожидая, что тот рассмеется, скажет ему, что все это шутка. Когда этого не происходит, он сам смеется, но его лицо все еще не проясняется. — Хорошая шутка, Лу, я честно думал… — Это не шутка, Хаз, у меня… у меня есть доказательства? Луи вытаскивает из кармана толстовки стопку фотографий, которые прихватил прямо перед тем, как покинуть квартиру. На всех фотографиях изображен он, но в совершенно разное время и в разных местах. Гарри берет фотографии дрожащей рукой и медленно начинает их листать, хмурясь, когда узнает на одной из карточек своего любимого писателя девятнадцатого века. Он дважды просматривает фотографии, прежде чем кладет их к себе на колени и поднимает на Луи взгляд, полный замешательства и опасений, и Томлинсону хочется обнять его и никогда не отпускать. — Хаз, я понимаю, что в это невозможно поверить, но это правда, и я… — Значит, ты бессмертен? Луи смотрит на Гарри, ожидая, что мальчик посмеется над ним, но тот просто ждет ответа с непоколебимым интересом, и Луи… просто… что? — Я… не уверен? За все это время я ни разу не умирал, так что не уверен, как это работает, но… Пока кто-нибудь не попытается убить меня, да, думаю, я бессмертен, — отвечает он, и даже для его собственных ушей это звучит так глупо и нелепо, однако Стайлс лишь кивает и протягивает ему фотографии обратно. Некоторое время мальчик сидит неподвижно, уставившись на диванную подушку, и молчит, а Луи ждет его вердикта, не дыша. — Ты мог бы сказать мне раньше, — шепчет Гарри, и хотя Луи не согласен, он все равно кивает и открывает рот, чтобы извиниться, но Стайлс не дает ему шанса: — Почему ты так боишься… всего этого? — он показывает жест между ними, и Луи пожимает плечами, опуская глаза. — Я люблю тебя, Луи, — тихо произносит мальчик, и Томлинсон думает, что, должно быть, ослышался. — Гарри, я… В один день ты станешь старше меня, и пока ты будешь взрослеть, я всегда буду оставаться таким, и это будет странно, и… — он тяжело сглатывает и продолжает шепотом: — У нас нет будущего, Хаз. Гарри только качает головой, подходит ближе, кладет теплую ладонь Луи на плечо и сжимает. — Но у нас есть настоящее, не так ли? В данный момент я хочу тебя. Я хочу нас. Кто знает, что произойдет в будущем? Я не хочу отпускать тебя сейчас. Луи переводит дух и всматривается в парня, замечает надежду в изгибе его губ и обожание в сиянии его глаз и осознает, что у него никогда не было шансов против этого мальчика. — Я тоже тебя люблю, — бормочет он, и по какой-то неведомой причине ему хочется плакать. — Правда? — Гарри хихикает, и выражение его лица такое счастливое, что Луи просто кивает и притягивает его ближе, прижимая к груди и вдыхая его запах.***
Они лежат на маленькой кровати Гарри в его уютной квартире, когда мальчик впервые поднимает этот вопрос снова: — Лу? Сколько тебе лет на самом деле? Луи выпускает смешок, продолжая выводить контуры под рубашкой Гарри, и целует его в нос, прежде чем ответить. — Я не могу сказать наверняка, когда мое… взросление прекратилось, — признается он, прикусывая Гарри за подбородок и заставляя его хихикать, — но мне около двадцати восьми. Стайлс издает неудовлетворенный звук, и Луи догадывается, что это не то, что он хотел услышать. — Ну, объективно, в этом году мне исполняется 330 лет, — шепчет он, все еще беспокоясь, что отпугнет мальчика. Гарри только хмыкает в ответ и поднимает глаза, улыбаясь: — Красивое круглое число. Томлинсон смеется и утыкается носом в его шею, оставляет там влажный поцелуй и расслабляется в объятиях мальчика.***
Гарри переезжает к Луи полгода спустя, когда у мужчины появляется собственный дом на окраине Манчестера, и он знает, что тот пишет научную фантастику под другим псевдонимом. Стайлс работает в той же пекарне и однажды вечером приносит домой рыжего котенка, которого нашел в переулке за магазином. Они называют ее Тессой, и Луи долго хмурится из-за присутствия питомицы, но однажды она засыпает у него на груди, и теперь они лучшие друзья. Гарри приводит мужчину домой, чтобы познакомить с родителями, и они принимают его как своего, и Луи плачет той ночью в детской спальне Гарри, потому что мальчик подарил ему семью и дом, а Луи действительно скучал по объятиям мамы. Гарри двадцать три, когда он заканчивает университет, и Томлинсон делает ему предложение. Они женятся в итальянском замке, и Стайлс безжалостно дразнит Луи тем фактом, что за свои триста лет жизни тот накопил столько денег, что даже не знает, что делать с половиной из них. Гарри двадцать пять, когда он начинает просить Луи о ребенке. Он оставляет включенным телевизор с детскими каналами, он «забывает» закрыть свои журналы с дизайнами для детской комнаты, он кладет маленькую плюшевую бабочку на тумбочку Луи, и в конце концов Томлинсон сдается и соглашается. Они решают усыновить трехмесячную девочку с ярко-зелеными глазами, потому что она сразу же потянулась к Гарри, а Луи сказал, что у нее его глаза. Процесс бесконечно долгий, но они украшают детскую в желто-белых тонах и терпеливо ждут. Однажды вечером Луи возвращается из издательства, ему только что позвонили из агентства по усыновлению с хорошими новостями об их дочери, и он не может дождаться, чтобы поскорее рассказать об этом Гарри. Парень будет на седьмом небе от счастья, и Луи уже может представить его глубокие ямочки и румянец на щеках, блеск в глазах и широчайшую улыбку. Томлинсон ухмыляется самому себе и начинает писать сообщение Гарри, переходя пустую дорогу. Темный джип на большой скорости выезжает из-за угла, и Луи едва успевает повернуть голову, как его ослепляют фары, он чувствует удар о капот, мгновение полета и еще один удар, на этот раз об асфальт. Он лежит, не в силах пошевелиться, пока его зрение затуманивается, и с иронией думает, что наконец-то может проверить пределы своего бессмертия.***
Луи просыпается на берегу реки. Камни впиваются ему в живот и руки, и он приподнимается на локтях, чтобы осмотреться. Он знает, где находится — это Ирвелл, они с Гарри прохаживались вдоль реки не так давно, когда было еще достаточно тепло для вечерних прогулок. От этой мысли его бросает в дрожь, и Томлинсон внезапно осознает, что лежит совершенно голый и мокрый в середине ноября. Он встает на колени и осматривает свое тело — замечает небольшой шрам на животе, которого раньше не было, однако больше ничего не видит в темноте; в ушах звенит, но он жив, так что решает выбраться из воды. Луи не слишком далеко от их дома, но он все-таки голый, поэтому ему приходится спрятаться в ближайшем переулке и найти грязное одеяло в мусорном контейнере. В их доме горит свет, и Томлинсон жмет на кнопку звонка, дрожа от холода. Когда Гарри открывает дверь, его волосы в полном беспорядке, торчат во все стороны, глаза красные и опухшие, а губы искусаны до крови. Мгновение они смотрят друг на друга, прежде чем Стайлс бросается на мужчину, обнимая и притягивая ближе, не обращая никакого внимания на грязное, вонючее одеяло. — Ты жив, — хнычет он, и Луи догадывается по его огрубевшему голосу, что он плакал уже некоторое время. — Ты жив, ты вернулся, ты жив, — повторяет он, пытаясь крепче сжать Томлинсона в своих руках, хватается за тонкую ткань и плачет еще сильнее. Луи расслабляется в его объятиях и просто кивает, вдыхая от парня домашний аромат и пытаясь впитать в себя хотя бы часть его тепла. — Что случилось? — шепчет Гарри сокрушенно, отстраняясь и ведя мужчину в ванную. — Я не уверен, — признается Луи, с благодарностью устраиваясь в ванне, хотя воды в ней еще почти не набралось. — Меня сбила машина, — продолжает он, и дыхание Гарри сбивается, он шмыгает носом и сжимает ладонь Луи в своей. — Думаю, я умер… Стайлс опускает голову, словно борясь со своими эмоциями, и обхватывает запястье мужа другой рукой, пытаясь убедить самого себя, что тот здесь и с ним все в порядке. — Я очнулся на берегу реки недалеко отсюда. Абсолютно голый, но живой. Нашел, чем прикрыться, и пришел домой. Гарри снова разражается рыданиями, стискивая руку Луи, и кивает, показывая, что слушает. Ванна заполняется теплой водой до достаточного уровня, чтобы полностью окутать Томлинсона, и он расслабляется, глубоко выдыхая. Он поднимает свободную руку и запускает пальцы в спутанные локоны Гарри, распутывает их и массирует кожу его головы, побуждая его тоже расслабиться. — Эй, Хаз, я жив, — шепчет Луи, придвигаясь ближе к парню. — Прости, что напугал тебя, но я в порядке. Наверное, я все-таки бессмертный, — он грустно улыбается и целует Стайлса в макушку. — Не смей больше делать ничего подобного, — скулит Гарри и поднимает заплаканные глаза, чтобы посмотреть на мужчину. — Я не мог дозвониться до тебя несколько часов, и я подумал… Мне все равно, бессмертен ты или нет, я больше никогда не смогу справиться с чем-то подобным. Не смей, ты слышишь меня, я… Он сжимает его руку еще крепче и наклоняется вперед, медленно целуя Луи. Кажется, будто они исследуют друг друга по новой с каждым движением, запоминая ощущение от прикосновения губ к губам и не отстраняясь до тех пор, пока в этом не возникает крайняя необходимость. — Эй, Хаз? — тихо зовет Томлинсон, и Гарри открывает глаза, все еще в считанных дюймах от его лица. Шепотом Луи сообщает: — Мы можем забрать нашу дочь домой завтра. Лицо Стайлса озаряется улыбкой, широкой и полной надежды. Он снова хлюпает носом: — Правда? — и снова начинает плакать, одновременно смеясь и покрывая руку мужчины мокрыми поцелуями. Они сидят так, пока вода в ванне не остывает; затем Гарри несет Луи в их спальню на руках, растягивает его тремя пальцами и заваливает в постель, шепча ему на ухо нежные слова и оставляя влажные следы на его коже.***
Гарри двадцать восемь, и он тщательно заплетает волосы Шарлотты, пока Луи застегивает верхние пуговицы на своей белой рубашке, стоя перед зеркалом в их спальне. Его волосы искусно уложены, лицо начисто выбрито, и он критически оглядывает себя, прежде чем накидывает темный блейзер. — Лу, мы опаздываем! — окликает Гарри из гостиной, и сразу после этого Томлинсон слышит пронзительный визг, топот маленьких ножек по полу и радостный смех его дочери и мужа — их хихиканье сливается в один сладостный звук. Луи улыбается, поправляет манжеты и в последний раз смотрится в зеркало, оценивая себя. Он переводит взгляд на свое лицо и замирает. Мужчина снова улыбается, но тут же мгновенно застывает, наклоняется ближе и проводит пальцами по уголку губ, где сразу после улыбки осталась небольшая складка. Он прожил с этим лицом более трехсот лет, он знает каждую морщинку, каждый шрам и каждую складочку, и все же… Томлинсон хмурится и отступает назад, решая поразмышлять об этом позже, после праздника, но его взгляд зацепляется за что-то еще в своем отражении, и он неуверенно поднимает руку, проводя ладонью прямо над ухом, где в каштановых локонах замечает проблеск седины. Может ли это быть… Луи опять всматривается в зеркало, и у него создается ощущение, словно он видит себя впервые за последние триста лет. Гарри заглядывает в комнату, его непривычно короткие волосы слегка зачесаны набок. Он кажется таким повзрослевшим и серьезным в своем костюме, белой рубашке и начищенных ботинках, а на кармане его пиджака закреплена маленькая заколка в виде ярко-оранжевой бабочки, которую, несомненно, оставила там их неугомонная дочь, и даже спустя столько времени он все тот же мальчик. — Все в порядке? — мягко спрашивает Гарри, оглядывая мужа с головы до ног и ласково улыбаясь. Луи делает шаг ближе и целует парня в губы: — Все идеально.