Победители и проигравшие

      Пять генераторов, четверо выживших, двое ворот и один убийца. Простой для запоминания, успевший въестся в мозг классический алгоритм этого измерения.       И как бы Вескер не пытался его разнообразить, он был слишком простым, чтобы стать для него интересным.       Несмотря на данную ему власть повелителя судеб, Альберт, сколько бы времени (невозможность контролировать даже такую мелочь выводило его из себя) здесь не находился, он испытывал лишь одну единственную эмоцию.       Скуку.       Поначалу это был какой-то давно забытый, юношеский азарт — беззащитные, глупые выжившие, словно бегающие по полу тараканы, оказались целиком и полностью в его власти! Не нужно скрываться, не нужно прятаться, не нужно прилагать усилий к тому, чтобы контролировать вирус в крови. Если бы он смог найти лабораторию и подходящее оборудование, то они стали бы идеальными подопытными кроликами в перерывах между чередой бесконечных погонь…       Только вот когда более или менее подходящая под замыслы Вескера «лаборатория» в местном институте Лэри была найдена, появились другие правила, запрещающие ему препарировать местных обитателей.       Глупость выживших перестала воодушевлять, и энтузиазм заменился безразличием.       Большая часть попавших в этот мир по ту сторону баррикад не стоила ни секунды его внимания, и все же, повинуясь местному «божеству», Альберт обязан ее уделять под угрозой окончательной смерти, на которую тот, само собой, не был согласен.       Зачастую секунды заменялись минутами, всего лишь оттягивающими неизбежное, однако они все равно продолжали сопротивляться. В любом другом случае Вескер проникся бы едва уловимым уважением к стремлению хвататься за существование, но детские игры в догонялки добавляли лишь новое зудящее чувство…       Раздражение.       Несостоявшийся бог оказался запертым в меняющихся раз за разом клетках с жалкими созданиями, обязанный подчиняться чужой воле. Не такого «нового мира» для себя он хотел.       Иногда к скуке и раздражению добавлялась еще одна эмоция: нечто между недавно угасшим запалом и упоением возможностью нескончаемой мести. С особым пристрастием Альберт затевал погоню за Крисом Редфилдом, а затем наблюдал как Уроборос разрывает его тело; то же было и с Шевой Аломар, наивно думавшей, что сможет его победить. Джилл Валентайн, к слову, не была особым объектом интереса Вескера: в конце концов ее сложно было назвать предателем — она с самого начала не была на его стороне.       А вот кое-кого с лихвой можно было таковой назвать.       Аду Вонг.       Чрезвычайно опасная и прекрасная (даже по меркам Альберта, хотя ему не было дела ни до кого, кроме себя) женщина, запросто обведшая его вокруг пальца. На самом деле он не удивился ее предательству — Вескер осознавал, что это было всего лишь вопросом времени: Альберт использовал ее в своих целях, Ада его — в своих. И все же у них оказалось гораздо больше общего, чем он думал, и в глубине души (если она у него была), Вескер восхищался ее решительному хладнокровию и преданности истинным целям: такие люди понадобились бы ему в новом мире. При иных обстоятельствах…       Альберт тряхнул головой, отгоняя лишнюю мысль. Сейчас все это было ни к чему.       Он с удивлением заприметил в вязких клубах тумана короткое красное платье и, ощутив прилив новых эмоций, в корне отличающихся от тех, что он уже чувствовал множество раз, начал погоню по заснеженным площадкам курорта Ормонд.

***

      Вескер готов был признать — из всех этих несостоявшихся подопытных кроликов Ада в своем стремлении перестать быть жертвой обошла даже проворную рыжеволосую бегунью (пока что только у нее получалось — иногда — оторваться от его преследования), несмотря на наличие каблуков у аккуратных лакированных туфель и пустующую на плече кобуру.       Только Альберт все равно был быстрее, сильнее, смертоноснее — всегда на два шага впереди, — и, когда ему выдалась идеальная возможность свести счеты, он оставил далеко позади на жертвенных крюках и бегунью, и узкоглазого парня с птичьим гнездом вместо волос. Под солнцезащитными очками пронеслась едва заметная яркая вспышка. Короткое платье, маячащее вдалеке, действовало на Вескера как красная тряпка на быка во время корриды.       И так было практически всегда.       Аду Вонг мог не хотеть лишь дурак; и лишь дурак желал ее. Альберт не знал, сколько было разбитых сердец и неоправданных ожиданий у нее на счету, да и не хотел знать. Она располагала к себе людей по щелчку пальцев, когда ей это было выгодно; втиралась в доверие любыми доступными способами, и плевать, какими они были — истинная цель всегда оправдывала средства. Вескер умудрился попасть в ее сети единожды, однако пожалел об этом много раз после.       Когда-то давно они пересеклись в пустующем коридоре на его базе — Вонг возвращалась с порученного Вескером задания. Ей определенно не нравилось пребывание в убежище своего нанимателя (в конце концов, если бы рассекретили Альберта, то и ее маскировке пришел конец), и потому Ада предпочитала живому общению видеосвязь: так было безопаснее, и требовалось меньше ресурсов.       Что-то подсказывало Вескеру, что эта ситуация была из ряда вон выходящей. И тем не менее вместо опасной неизвестности намерений своего агента он заметил в ее взгляде вызывающую сочувствие усталость, очевидно, возникшую после перелета, а разрез алого платья на бедре казался длиннее обычного.       Почти игривая улыбка вместе с указательным пальцем, согнутом в приглашающем жесте, сделали свое дело. Ловушка захлопнулась, не будучи толком расставленной.       Как наивно с его стороны.       Альберт сам не понял, почему позволил Аде приподняться на носках и с удивительно непривычной аккуратностью стащить с переносицы очки, и долго, выжидающе заглянуть глаза в глаза. Он молча усмехнулся про себя: если таким образом Вонг собиралась отыскать его душу, ее бы ждало разочарование.       Однако женская ладонь, плавно потянувшаяся вверх по груди, скрытой под черным кожаным плащом, дала четкое понимание — она ищет явно не душу. Легкий толчок двух рук в районе плеч, и Альберт оказывается прижатым к стене буквально и фигурально если не первый, то точно последний раз в своей жизни.       Инициированный Адой поцелуй получается бесцеремонным и оттого более сумбурным, но Вескеру все равно. Изголодавшийся по женской ласке и на мгновение потерявший контроль над ситуацией, он, вместо того, чтобы отстраниться и упрекнуть наемницу за вопиющее нарушение субординации, делает диаметрально противоположное.       С жадностью приникает к ее полураскрытым губам.       А дальше свободной ладонью обхватывает ахнувшую от неожиданности Вонг за талию, словно партнер по танцам, и пробует вести, но вновь терпит поражение. И дело тут не в том, что из Вескера крайне плохой танцор, вовсе нет; просто колено Ады, как нельзя кстати оказавшееся у него между ног, и чужие руки, бегло забравшиеся под плотную ткань, в странном ритме изучавшие его тело, пресекли любую вероятность того, что Альберт заставит агента играть по своим правилам.       И в тот момент, когда Вескер был готов зайти гораздо дальше, чем они уже зашли, Ада сделала шаткий шаг назад. Ее влажные после поцелуя губы растянулись в почти искренней игривой улыбке, длинные пальцы в завершении погладили Альберта по груди. Ощущения других людей были для него открытой книгой, и на лице Вонг он сумел разглядеть с трудом подавленное желание. Надави Альберт еще немного, и она бы сдалась ему на милость… Но момент был упущен, и женский силуэт исчез в темноте коридора под отскакивающее от стен цоканье каблуков.       Он будет испытывать противоречивые чувства, через время обнаружив пропажу ключ-карты от архива с секретной документацией по Уроборосу из внутреннего кармана плаща: с одной стороны, произошедшее нельзя было назвать ничем иным как предательством, а с другой… Вескер втайне восхитился мастерством Ады, пускай и не хотел себе в этом признаваться. Какая чистая, филигранная работа! Воспользоваться его единственной оставшейся слабостью, не дать заполучить желаемое, и в конечном итоге оставить в дураках, не приложив к этому никаких усилий. Браво.       Только вот сейчас все было иначе.       Вескер нагнал ее в хижине; отыскал по тяжелому, сбившемуся дыханию и характерным следам, небрежно оставленным на недавно выпавшем снегу.       Возможно погоня продлилась бы еще долгое время, но Вонг сделала ошибку — оглянувшись на своего преследователя (а заодно и бывшего начальника), замешкалась, не успев должным образом отреагировать на занесенную руку с выпущенным вперед вирусом…       Щупальца Уробороса сиюминутно сковали ее тело, прижатое к деревянной стене хижины, а ладонь, поглощенная вирусом, впилась Аде в горло. Альберт неторопливо приподнял ее вверх, до скрипа дерева вжимая Вонг в лачугу (Вескеру хотелось, чтобы ей было как можно больнее) в надежде на то, что на обнаженных лопатках останутся красные щиплющие следы. Ликуя, он с особым удовлетворением отметил то, с каким остервенением она вцепились в душащие ее отростки, и с каким рвением заболтались в воздухе тонкие ноги, скрытые колготками. Одна из туфель с грохотом упала на пол.       План Альберта был крайне прост: принести особую жертву местному божеству, тем самым удовлетворив ее безмерный аппетит. В ту секунду, когда он собирался закинуть тело Ады к себе на плечо и дотащить до ближайшего жертвенного крюка, они внезапно встретились взглядами, пробуждая волну старых, давно забытых воспоминаний.       …А что насчет собственного аппетита?       Вескер впервые видел Аду такой… уязвимой. Невзирая на плохо скрываемую ненависть и клокочущую внутри злобу, в ее темных глазах стоял первобытный страх. Если Альберт не был в этом измерении единственным Богом, то уж точно являлся тем, кто решает судьбу этих жалких созданий, и конкретно ее судьбу в данный момент. Они оба это понимали.       Он с интересом прищурился. Сегодня Альберт настроен несколько изменить осточертевшие правила вечной игры и посмотреть, куда они его заведут.       Если бы Вескер ослабил хватку постепенно, приземление Ады на покрытый ледяной коркой пол оказалось бы гораздо мягче. Тем не менее она за мгновение поднялась с колен, одним движением схватила упавшую туфлю и ошарашенно замерла, наблюдая за тем, как Альберт делает шаг назад, пряча щупальца Уробороса где-то под слоями одежды. Пальцы коснулись шеи, трогая там, где только что находились цепкие отростки вируса.       Выглядела Ада печально, если не сказать плохо: некогда идеальное платье из тонкого красного шелка было покрыто грязью напополам с кровью; на колготках и коже под ними красовались порезы; короткие черные волосы из-за снегопада слиплись в один мокрый пласт.       Бесконечная усталость и выработанная с годами мнительность. Вот из чего она теперь состояла. Вместе с тем ее напряженная поза и нахмуренные в опаске брови выражали готовность в любую секунду сорваться с места.       Чего вопреки логике и здравому смыслу Ада так и не сделала.       — Что тебе от меня нужно?       Ее голос оказался холодным, будто покрытый льдом; необычайно резким, отрывистым. В этот вопрос она вложила все недоумение, и, учитывая поведение Вескера, у нее были все основания удивляться.       Альберт делает шаг вперед после столь же уверенного шага назад минутой ранее, однако использует это не в качестве угрожающего жеста: Уроборос спит глубоко внутри него.       — Давай без глупостей, — строго начинает Вескер, будто снова командует новичками из «S.T.A.R.S.» — Ты мне задолжала.       Ее бровь в вопросительном жесте ползет вверх, пока он прячет очки в карман плаща; сверкает кошачьим взглядом глаз цвета янтаря и кладет большой палец на подбородок Ады, вынуждая ее поднять голову. Подчиниться его воле.       Как и всех остальных.       — А я намерен взять то, что мне принадлежит.       Или принадлежало когда-то. Или Альберт думал, что ему это принадлежит, а на самом деле…       Сухие губы Вескера остервенело впиваются в ее, влажные от пота и крови, и вместо ожидаемого сопротивления он ловит на выдохе противоречивый стон. Сейчас у Альберта слишком много вопросов и мало ответов, и их становится только больше, когда Ада скользит руками по его шее (как ему всегда нравилось) там, где начинается воротник, делая его таким…       Уязвимым.       Нет. Этого больше не должно повториться.       Желание контролировать каждое движение Ады срывает Вескеру крышу: он отнимает ее руки от себя, призывает на помощь Уроборос и захватывает запястья щупальцами, вновь приподнимая Вонг над землей. По лицу расползается не то дьявольская улыбка, не то звериный оскал — понять сложно. Альберт выдерживает томительную паузу прежде чем собственнически хватает ее за бедра и тянет на себя.       Колготки поддаются не сразу — Вескеру приходится использовать нож, угрожающе сверкнув лезвием в воздухе. Обычно он кромсает им неудачливых выживших, но сгодится и для такого. Чуть легче выходит с платьем: Альберт режет его не целиком, а хаотично, где попало, обязательно задевая светлую кожу под ним. У него нет цели оставить Аду совсем без одежды, ему хочется пометить ее, оставить на ней след присутствия.       След того, что она когда-то, на совсем короткий миг была его.       Вескер безмолвно радуется тому, что вместо еще одной пары конечностей у него есть подконтрольный ему вирус — какой жалостью было бы занять руки поддержанием чужой покорности вместо открывшегося перед ним тела…       Вместо привычной для него грубости Альберт меняет тактику, и практически бережно прикасается к ее груди, сквозь ткань нащупывая напряженную (от холода или его прикосновений?) бусину соска. Ада пока что не издает ни звука, плотно сжав губы, но Вескер настроен решительно добиться от нее определенной реакции.       Разумеется, Альберт может взять ее силой, однако в таком случае он не получит желаемого удовлетворения. Нет, так было бы слишком просто. Он оставит это для других. А к ней… к ней нужен особый подход. Ведь величайшее мастерство подчинения своей воле зарождается тогда, когда жертва сама начинает хотеть играть по предложенным правилам.       Вескер с силой сжимает левое полушарие груди, пропуская меж пальцев сосок (она все еще молчит); ладонью в перчатке опускается вниз по телу, не забывая трогать проявившуюся сквозь оставленные им вырезы на платье кожу (на этот раз она шумно тянет носом воздух и жмурится, как от утреннего солнца); доходит до низа живота, без стеснения надавливая на край нижнего белья в слишком ласкающем жесте, на который Альберт и сам не знал, что способен, и наградой за томительное ожидание становятся плотно сжавшие его руку бедра и тот самый желаемый им звук.       Стон. Тихий, недолгий, но все же стон.       Он резко запрокидывает ноги Ады к себе на бедра, на что та сразу же обвивает его ими (какая догадливая); плотно прижимается пахом к ее промежности, не в силах сдержать шумного выдоха, и ее тело очередным пристыженным стоном реагирует на происходящее, подмывая Альберта действовать живо.       И Вескер повинуется. Тратит кажущиеся вечностью секунды на то, чтобы справиться с ширинкой штанов, еще одно драгоценное мгновение, чтобы преодолеть ее мешающее нижнее белье, и только после этого проникает.       Ну и кто тут по чьим правилам играет?       Ада оказывается до безумия горячей внутри, влажной и податливой, вынуждая его двигаться размашисто, глубоко, до непристойных шлепков кожи об кожу. Альберт понимает: сейчас она его и только его, она не сможет — не захочет? — никуда уходить, а потому мысленно приказывает Уроборосу уйти, и Вонг бесповоротно оказывается в его объятиях, придерживаемая сильными руками за талию. Его нечеловеческая хватка оказывается болезненной, и этот факт тешит его самолюбие — на этой светлой коже определенно останутся расплывчатые яркие синяки. Вескеру хотелось бы посмотреть на них через время, но эта мысль тонет где-то в разуме, когда Ада крепко обнимает его за шею.       К изумлению Альберта, она целует его первой, мычит что-то невнятное между делом, и, не придерживаясь заданного им ритма, стонет невпопад, когда очередной грубый толчок припечатывает ее к стене, упирается в нее затылком и запрокидывает голову назад, выставляя тонкую шею напоказ. Они оба на грани: Вескер чувствует это по пульсирующим вокруг его члена стенкам, и по каким-то неясным соображениям эгоистичное желание получить свое отходит на второй план — он протискивает руку между их телами, одновременно с тем прикусывая вену на открытой будто для этого шее. Ему остается только созерцать гримасу удовольствия и ощущать короткие ногти, вонзившиеся ему в плечи.       С закрытыми глазами и дрожью по всему телу Ада кажется (чересчур) умиротворенной и (совсем немного) истощенной. Она продолжает держаться за Альберта как за оплот, соединяющий ее с реальностью, пока он неспешно опускает ее на ноги.       А потом Вескера пронзает резкая боль у основания шеи.       Заминки оказывается достаточно, чтобы претворить задуманное в жизнь. Ада поправляет задранное кверху платье (ни за что она не покинет это место в таком виде) и перепрыгивает окно. Альберт слишком поздно осознает произошедшее и в последнюю секунду выбрасывает щупальца Уробороса вперед, туда, где только что находилась фигура Вонг, но промахивается и рычит от смеси боли и негодования, оставляя возможность Аде выйти (снова!) сухой из воды. Спасительный люк захлопывается за ней, когда Вескер, скалясь, вытаскивает глубоко вошедший в кожу толстый осколок стекла.       Немногим позже стоя перед не приносящим тепла камином в центральном здании курорта, он рассыпается в аплодисментах, которые она никогда не услышит.       Браво, агент. Сегодня у тебя получилось дожить до рассвета. Но в следующий раз…       Ты умрешь быстро.