вожатский

— зачем только согласились на вожатский? в курилке за домом творчества стояла напряжённая атмосфера. уставшие вожатые, сидевшие на едва устойчивой лавочке, вкопанной кое-как в землю, обсуждали насущее — вожатский концерт, который только предстояло ставить. для бывалых, кто в лагерях каждое лето бывает, вожатский концерт — это святое; это одно из тех мероприятий, которое означает конец, но и вместе с этим дарует эмоции, будто всё только начинается. поэтому, когда приходит пора готовить творческие номера на него — все суетятся, носятся с костюмами, испытывая воодушевляющий трепет в душе: он и о том, что, наконец, тяжёлые дни вожатской работы прошли и можно отдохнуть, и о том, что совсем скоро с грустью придётся отрывать от сердца детей, давно ставших дорогими сердцу. — у меня малышей целый воз, завтра придумывать флэшмоб, а мне ещё ночами на репетиции гонять? каким бы романтичным в умах других не представлялся вожатский концерт, амина, например, которую поставили работать на младший отряд, негодует — её привыкли видеть такой. она часто пропускает все движняки вожатские типа ночных попоек в кабинете старшего педагогического состава просто потому, что дольше всех укладывает детей. — а мне кажется, что вожатский — это весело, — голос подал лёша. он не первый раз приехал работать в этот лагерь, и за смену его отряд выигрывал везде, где только мог, хотя возрастная категория была не самая старшая. — ты хоть петь умеешь, танцуешь, а я детям на смех выйду, — сашка, — напарник амины, — поправил волосы у лица, с удовольствием затягиваясь сигаретой. — я ещё и картавый. серёжка пешков со старшего отряда посмеялся только, шмыгая носом — за смену успел заболеть. — как же хорошо, что я диджей. — ебантей ты, серёж, — отмахиваясь, шепнула амина, прижимаясь к его плечу. — и это тоже, — без обиды ответил серёжа и посмотрел время на экране смартфона. — погнали, через две минуты сбор. кучка вожатых разом бросили потушенные бычки в разрезанную канистру, что выступала в роли мусорного ведра, и отправились в актовый зал, кутаясь кто в кофты, кто в пледы, наспех накинутые на плечо. но всё утеплённое быстро перестало быть нужным, потому что в помещении уже родного актового было жарко. та небольшая часть вожатского состава, что не курила, скучающе сидела на стульях зрительного зала, кто-то даже посапывал, облокотившись на руку. — братья, подъё-ом! — громко хлопнув в ладоши, прикрикнул лёшка, — ванёк, поднимайся-а! сладкий сон самого младшего вожатого в коллективе нарушили. лохматый девятнадцатилетний ваня поднялся со скрипящего кресла пулей, вскакивая на ноги в стойке «смирно». — выдыхай, малой, — лёша смеётся. — добрый день, алексей…эм, простите, забыл отчество, — зажимая руки в «замок», ваня смущённо опустил голову. — для тебя я «лёшка кореш», не паникуй. ваня стушевался слегка, возвращаясь на место. рядом с ним, по обе стороны, расселись и другие вожатые, готовые к долгой ночи подготовки концерта. — итак, всех приветствую на нашем веселье, убедительная просьба не страдать хуетой, потому что всем завтра вставать на зарядку, — скандировал лёха, стоя на лесенке у края сцены. — быстрее начнём и быстрее закончим, — серёжа пригрозил двум девчонкам-вожатым, что громко болтали в конце ряда. — у кого музыка с собой, у кого чё есть? — мы танец ставили. — у нас контемп ещё с девочками есть. — я сценку про вожатский галстук могу поставить, мы в прошлом году делали и детям зашло. — а я песню принёс, — ваня покосился на аню-напарницу. — ну, то есть, мы принесли, мы будем дуэтом петь. — круть, скидывайте всё на комп, — пешков встал, подсоединяя навороченный микшер к аппаратуре. он единственный в лагере шарил за звуковую систему и поэтому работал на двух ставках, получая приличную зарплату, переваливающую даже за две вожатских. серёжа вообще парень-вихрь, но больше как робот, нежели чем как искренне желающий движа человек; деньги правда нужны, а диджейская работа — ценная, поэтому лишний раз посидеть за пультом до поздней ночи двадцать дней подряд, чтобы после получить неплохую сумму на руки — милое дело. из пришедших на репетицию никто не мог и не хотел совершать лишних телодвижений — после тяжёлого трудового дня все мечтали перекусить дошираком и растянуться на кровати в вожатской, — поэтому флэшки с заготовленной музыкой передавали, лениво протягивая руку через ряды кресел. — можно мы первые споём, пожалуйста? — ваня робко проговорил, пряча нос в капюшоне мешковатой толстовки, небрежно накинутой на плечи. — люблю инициативу, плюс вам в рейтинг, — лёша улыбнулся, стоя на сцене, как командир взвода, уперев руки в бока. — какой у вас отряд? — седьмой, — ответила напарница вани, неторопливо подходя к столу диджея. — песня «айсберг»*, там в папке посмотрите, пожалуйста. девчонка милая такая, но посмелее вани будет: она вполне уверенно перехватила микрофон у серёжи и одним рывком поднялась на сцену, наступая на самый край. — только ты вот так не делай, — с насмешливой угрозой сказал ване диджей, перед тем, как отдать второй микрофон. — там провода, похерите всё и сами собирать будете. — не буду, обещаю, — ваня зевнул, уныло обходя сцену по лестнице. серёжа в ваню, вообще-то, влюблён. ещё с самого заезда, когда только на контрольно-пропускном увидел: тот стоял весь такой напуганный, с чемоданом, который в высоту половину его самого был. он смущенно спрашивал, куда идти, и вечно извинялся — пешков его тогда до корпуса сам повёл, потому что в лагере знал всё как свои пять пальцев. и с того момента, всякий раз, когда ваня бесшумно мотался вокруг, — в основном только по работе, — серёжа глаз оторвать от него не мог. не мог, поэтому всего рассмотрел, с ног до головы, и на руках однажды остановился — увидел на запястье браслет, тоненький такой, а на нём имя женское выгравировано. конечно, как у такого красавчика не может быть девушки? — включаю? — серёжа, стараясь не высматривать ваню на сцене, смущенно опустил голову, смотря в ноутбук. — да, мы готовы, — напарница вани вздохнула глубоко и крепко сжала в руках микрофон, поднося к губам. в колонках задребезжало — всё-таки, техника в лагере такая себе, бюджетненькая, — но серёжа вовремя успел устранить несвойственный песне хрип, покрутив колёсики на микшере. у ребят творческий номер был, конечно, красивый: с разных сторон сцены они, с каждой фразой, сходились в центре, улыбаясь друг другу и протягивая руки вперёд. для серёжи — шок, несравнимый ни с чем: ваня был таким нежным, пока пел, с улыбкой на лице, но как же обидно было понимать, что вся эта нежность досталась кому-то другому. он взгляда отвести не мог, прикрывая глаза от удовольствия, слушал только ваню, только на нём концентрировал внимание, периодически, всё же, пошире раскрывая глаза от импульса мурашек, застоявшихся в бёдрах и предплечьях. пешков слушал и вникал, потому что каждая строчка была про него самого — «рядом с тобой, оу-е, я начинаю дышать» особенно, потому что с ваней действительно так, робко и совсем не на вдохах и выдохах — скорее «сдохах» от того, какой же он, всё-таки, красивый. и милый. и добрый. и родинка вот эта его очаровательная… и напарница ванина вообще в песню не вписывалась, и это совсем не потому что у неё браслет такой же, с именем «ваня», а потому что голос женский песне мешал, она звучит вместе с этим непутёво. но когда в партию низким бархатом вписывается ваня — всё обретает смысл, для серёжи это вообще возводится в высшую степень. ваня для него не поёт, он как будто звуком божественным выдыхает, как воздухом обычным. о, и как же смешно, что он правда для него, сука, не поёт. • все после репетиции, само собой, пить пошли. в кабинете начальника, где много места и мало адекватности по ночам, собрался почти весь вожатский состав и пара-тройка из администрации. серёжи там не было. он был рядом, в своём кабинете, где проводил вечера за всякими диджейскими делами типа скачивания плейлиста на дискотеку, склеивания аудиодорожек для какого-то мероприятия грядущего, да и в общем-то, всем тем, за что деньги получал. но сегодня работы лишней не было, поэтому, в крысу распивая разливное пиво в одиночку, серёжа, грустно приобнимая колонку с музыкой, улёгся на диван и забился в угол, поджимая под себя ноги. грустно. песни сменялись одна за одной, а мысли в голове всё одни — ваняваняваня. он слышал, как в кабинете задорно смеялись, попутно шикая, — «тише, детей разбудим» — вожатые, да и ваню среди них тоже было слышно. это било по ушам, мазало по сердцу тупым остриём, даже музыка не заглушала — ни боль душевную, ни пьяный задорный голос вани за дверью. разрывало, хотелось прямо сорваться с места, схватить ваню за запястье и привалить сюда, к серёже в кабинет. но так сделать нельзя — это странно. из колонки играло уже всё, что могло: и грустные песни с ностальгическим шлейфом, которые у серёжи вызывали воспоминания из подросткового времени, и слишком радостные для лиричного настроения, и те самые дурацкие, которые он в приколе каком-то лютом добавил, «чтобы было». «я влюбился» — в голове звучало здóрово, даже как-то летуче, с порывом летнего запаха, какой-то влажности после тёплого дождя, но «влюбился в того, кто моим не будет» — это уже больше с ароматом дешёво-винным, сигаретным отголоском, подвально-сырым. это неприятно, совсем. серёжа ненавидел это состояние, когда он совсем ничего не может, ведь обычно он может всё. моргая в такт светомузыке, которая светила со шкафа и красиво бликовала в зеркало на стене, серёжа едва сдерживался, чтобы не заплакать; находился на грани, уже в том моменте, когда слёзы застаиваются в глазах, но не текут по щекам. и нос так мерзотно чешется, но серёжа знает, что если почешет — на плач сорвётся. из-за того, что глаза прикрыл под чувственную песню группы «мы», не заметил, как кто-то в кабинет вошёл. — сер, ты чё тут? — лёша пьяно потрепал его по плечу, наклонившись ближе. серёжа не разглядел даже сквозь заплаканные глаза, только цветными бликами от светомузыки разложил в голове силуэт друга. — норм, я отдыхаю. — ладно, если что, я рядом, — скоро улыбнувшись, лёша провёл рукой по пышным кудрям друга и вышел, но дорогу ему кто-то перегородил. серёжа поднялся, прижавшись спиной к дивану, когда в кабинет, выглядывая из-за двери, зашёл ваня. — извини, я, — отвлекаясь на лёшу, который криво старался обойти его, ваня прошёл вперёд, прижимаясь к стенке. — я хотел сказать, что песня классная у тебя играет. серёжа бы среагировал, только уже как-то даже смешно всё это было. как будто всё слишком просто, вот он захотел — ваня взял и зашёл. и это так не работает, так можно и на миллион рублей задуматься — и oп, он на ладошке у тебя. да даже это было бы реальнее, чем встретить парня, о котором ты мечтаешь, там, где ты хотел его встретить. бредятина. — можешь остаться и послушать, — поджав губы, серёжа отодвинулся инстинктивно, скрещивая руки на груди. глаза не открывает больше, потому что страшно увидеть ваню в такой личной обстановке и влюбиться снова, больше только раз в семь по ощущениям, по учащением сердечного ритма до писка в ушах. и он рядом сел. сука, просто рядом сел. ваня этот, который ночами снится, который когда в поле зрения появляется — потеть заставляет даже когда мороз жестокий; который когда рот открывает, чтобы хоть что-то сказать, то серёжа чувствует, что у него слух обостряется раз в двести в момент, да так, что он вдохи его запоминает аудиально. который просто въелся в голову и в тело по самое «не хочу» и стал, пожалуй, одновременно лучшим и худшим, что произошло с серёжей за это лето. вот такой ваня сел с ним рядом. — тебе понравилась песня, которую я пел? если бы это сказал кто-то другой, серёжа бы угрожающе шикнул, потому что не любил разговаривать под музыку. он слушал и настраивался на настроение, абсолютно романитизированно воспринимая всё вокруг. но это ванечка спросил, и он знал, что что-то точно спросит, потому что прислушивался — услышал, как он воздуха набрал, чтобы заговорить. — да, ты потрясающе поёшь, вань, — удрученно ответил пешков, отворачиваясь к стене. — спасибо, — усмехнувшись тихо, ваня почесал нос, и если бы серёжа увидел то, как это было мило и по-кошачье — он бы умер. — а песня сама? — красивая песня, а что? ваня замялся немного, поднимая взгляд вверх. на его лице кружочками бегала светомузыка, особенно хорошо ему подходил синий цвет — такой же глубокий и чистый, как сам он. — пойдёшь со мной на «олимпосов» в сентябре, м? ну просто так, раз песня понравилась. а то мне особо не с кем идти. — пожав плечами, протараторил ваня, оставляя серёжу в — мягко сказать, — удивлении. — д-да, наверное, — не отрывая взгляда от вани, серёжа кивнул размеренно, и, наконец, улыбнулся широко. • в сентябре они встречаются на концерте «папиного олимпоса» и в перерывах между громкими песнями разговаривают так, будто знают друг друга всю свою жизнь. со смены месяц прошёл всего, но серёжа скучал — даже не старался забыть о своих чувствах, потому что прекрасно понимал, что перед смертью не надышаться, а перед тем, как увидеть ваню снова — тем более. обсудили всё, даже отгремевший вожатский, на котором ваня, — не удивительно, — был просто потрясающим, он идеально выступил, а вот что там с напарницей, которая была с ним в дуэте — буквально наплевать, её участия никто и не заметил. ваня рассказывал, как плакал, когда провожал своих детей, и что обязательно вернётся работать в лагерь снова. и серёжа, раскрывая рот от интереса, слушал каждое его слово и глотал, запоминал. всё вернулось на круги своя, всё как в лагере. и как же серёжа счастлив был в тот день. и потому, что с ваней встретился, и потому что на концерт хороший по халяве сходил, и потому что узнал, что браслеты ване с его напарницей подарили пионеры — ваня ни с кем, твою мать, не встречается!