Тебе всё равно никто не поверит

      А вот это, сынок, вовсе не враньё, ибо правдивость этой истории могу подтвердить не только я.       Эту историю поведал нам мулла, захваченный во время последнего рейда наших коллег из ГРУ в Нангархар. Ребята — молодцы, чуть ли не полпровинции проволокли «языка» и даже почти не помяли по дороге. Ну, подумаешь, весь в синяках, половины зубов не хватает... зато цел.       Мулла — молодой парень, такие обычно держатся долго... а с этим даже рукоприкладства не понадобилось — «сдулся» после угрозы накормить салом и спустить собаку. После наглядной демонстрации орудий пыток (в виде продуктовой посылки, любезно предоставленной прапорщиком-украинцем, а также здоровенного алабая Тузика, невесть когда забытого на базе каким-то отбывающим офицером) бедняга сник окончательно и выложил всё, что знал. Среди прочего мы услышали и эту историю.       Однажды священнику (назвавшемуся, кстати, Змараем из Герата) пришлось выслушивать что-то вроде исповеди от осуждённого на смерть собрата-муджахеддина. Тот служил пехлеваном у влиятельного полевого командира и был обязан находиться при нём неотлучно. Но однажды ночью, когда его патрон уже заснул, горе-пехлеван вышел из хижины и двинул на кухню.       Ну что, скажите на милость, может случиться ночью в давно и прочно удерживаемом боевиками кишлаке? А вот поди ж ты...       Когда страж, злой и голодный (скряга-повар после долгих уговоров выделил буквально горсточку риса и крошечный кусочек баранины), уже вернулся к хижине патрона и собрался открыть дверь, он вдруг услышал с той стороны какой-то задушенный хрип. Пехлеван ворвался внутрь… и замер. Какой-то человек, одетый как пуштун, стоял над его патроном с окровавленным ножом в руке. Из перерезанного горла охраняемого толчками выливалась кровь. Горе-охранник не мог ни пошевелиться, ни слова сказать. А неведомый убийца, намотав поплотнее закрывающий лицо платок-гутру, подошёл к пехлевану, покровительственно похлопал его по плечу и проронил на безупречном пушту:       — Тебе всё равно никто не поверит.       И ушёл. Последним, что успел заметить страж, были ехидно прищуренные голубые глаза — только их и было видно из-под платка.       Бедняга посмотрел на себя. Глядь — а он весь в крови, и нож окровавленный в руке...       Больше страж ничего не помнил. Ни того, как вылетел из хижины с воплями «Шурави! Шурави!», ни того, как его скрутили, ни вопросов дознавателей. Уже осуждённый на смерть за убийство патрона, сидя в зиндане, охранник попросил покаяния. Из жизни он ушёл, так и не признав своей вины.       А ты говоришь, мы не умели воевать...