В медотсеке

Оптограни медленно приоткрываются, и приглушённый желтоватый свет от лампочки просачивается в них, пробуждая красно-синего меха из оффлайна. Он помнит взрыв, как откинуло назад, сильную боль. Перед оптикой до сих пор стоят взволнованные фейсы товарищей. Кажется, прошло всего несколько кликов… Наконец, бот полностью пришёл в сознание и теперь начал осматривать небольшое помещение. Приборы, мерный писк которых тот в процессорной боли принял за собственные звуковые галлюцинации, какие-то наработки, неаккуратно раскиданные по рабочему столу, колбы, датапады… Медотсек. Внезапная боль в груди резко напомнила о травме. Понадобится много времени на восстановление. А именно этого времени сейчас так не хватает… Тут автобот понимает, что всё это время чувствует странное давление на корпус. Прайм с недоверием смотрит на аппаратуру — еë показатели ему неясны, потому взгляд долго на них не задерживается. Он переводит свой взор на край платформы, затем на собственное многострадальное тело, критически осматривая нанесëнные в битве увечия, пока не находит причину подобного ощущения. Поймав окулярами источник давления, он вдруг расширяет их в удивлении. На нëм, положив шлем на свои манипуляторы, мило оффит трансформер. По окрасу и изображению пульса нетрудно догадаться, что этим трансформером является никто иной, как сам хозяин медотсека. Оптимус замирает на клик и вглядывается в фейсплейт спящего друга. То и дело хмурясь, словно от какого-то кошмара, тот прерывисто вентилирует. Учëный выглядит до того уставшим и измотанным, что у лидера сжимается Искра. Чувство собственной бесполезности в команде давило на медика, заставляя работать не покладая мани и зачастую совершать опрометчивые поступки. Когда тот оставался один, эти мысли не давали ему покоя и съедали изнутри, подталкивая на необдуманные действия. Почему он сидит на базе, пока его друзья жертвуют своим активом? Почему он не может помочь? Излишняя самоотверженность всегда была отличительной чертой Рэтчета, хотя больше и походила на проклятье. Прайм никогда не винил его за тот случай — сам доктор уже тысячу раз успел себя извести. Лидер всегда старался отгонять от него подобные настроения, но тот, похоже, слишком сильно зарылся в переживания. Что ж, война не щадит ни чьи нейросети… Мех сам не заметил, когда его мани начала тянуться к учëному. Мягко и осторожно, словно боясь разбудить, она ложится на шлем медика. Тот, видимо, почувствовал прикосновение через оффлайн, ведь через пару кликов его лицевая принимает умиротворëнное выражение, а прерывистая вентиляция сменяется на спокойную и размеренную. Прайм начинает плавно водить пальцами по его макушке, и фейс доктора трогает лëгкая улыбка, как будто ему снится что-то приятное. Непонятное тепло начинает заполнять тело, и в Искре вдруг становится так безмятежно… Мышцы расслабляются, а напряжение и боль медленно уходят на задний план, уступая место неизвестному ранее уюту. Так комфортно лидеру не было уже давно. Так проходят два брийма, пять… Начинает тянуть обратно в оффлайн, а оптика всë норовит вырубиться. Накатывает сонливость и дремота, приятно давя на процессор, а мысли путаются и размываются… Перед тем, как провалиться в сон, Оптимус успевает дотянуться до лампочки, и, щëлкнув выключателем, прикрывает оптограни.