***
Не справившись с собой, Кир издает короткое шипение, почти тут же прикусывая язык, с которого рвутся самые разные нецензурные выражения. Корабль поврежден, и сильно — под воздействием полей огромной напряженности перегорела половина электроники, а некоторые цепи невозможно будет восстановить до возвращения к цивилизации. ИИ, как и система жизнеобеспечения, нещадно глючит, варп-ядро нестабильно — ремонтировать его своими силами бесполезно, придется весь путь хромать на импульсной тяге, являясь, по сути, легкой добычей. В низину снаружи медленно-величественно сползает облако. Все тонет в белом мареве, иллюминаторы покрываются конденсатом. В голову закрадываются привычные уже мысли о телепатическом вмешательстве. Первый способ проверки, работающий на простых иллюзиях — вонзить когти в ладони до боли, до капелек крови на застарелых ранках… боль — это хорошо, она помогает увериться в реальности происходящего… Второй способ — тщательно, словно прокручивая запись задом наперед, вспомнить события последних дней. Обычная теперь для него практика. Кое-как выученные на роль флотских гончих вулканцы зачастую работают топорно, оставляя нестыковки, которые легко обнаружить. Но интуиция молчит, а единственный провал в памяти за последние трое суток — короткая потеря сознания при посадке. Постепенно наваливается усталость. Поспать бы, пока не начало отключать прямо на ходу… но времени нет.***
Отчего-то не доверяя данным, собранным ранее с орбиты, Кир проводит сканирование окрестностей. Характеристики планеты не изменились: все та же стандартная информация о составе воздуха и скал с пометкой о полном отсутствии органики, все та же карта рельефа… Но есть и кое-что новое: в ста двух километрах на север обнаруживается неопознанный космический корабль, конфигурация которого отсутствует в базе данных, и один кастрианский биосигнал поблизости. Кир отправляет стандартный вызов типа «корабль — кораблю» и не получает ответа. Сто километров по воздуху — для тренированного кастрианца все равно что легкая прогулка… а ремонт может немного подождать.***
Первое и единственное пробное сканирование поверхности выявляет поблизости космолет. — Осень, включить систему маскировки! — рявкает Кир, поспешно деактивируя сканеры. Нельзя допустить обнаружения — вне зависимости от того, с какой вероятностью это могут оказаться «не свои». Следующие несколько часов — цедианцы когда-то давно умудрились привнести свои единицы измерения даже в Сопротивление, — он неистово работает, хотя руки дрожат от усталости все сильнее. Время утекает, как вода сквозь пальцы, а привычное чувство опасности отзывается покалыванием на коже под перьями. Когда же «вторым зрением» он замечает кастрианский биосигнал, интуиция запоздало взвывает в голос: почувствованное слишком походит на отражение в зеркале. Но биополя невозможно скопировать, их частоты немного различаются даже у однояйцевых близнецов… или это все же иллюзия, выстроенная настоящим мастером ментальных техник? На рассуждения нет времени. Кир отправляет стандартный паек в один карман куртки, кислородную маску — кто знает, на какую высоту или в какие дебри придется забраться, — в другой, цепляет на руку тяжелый браслет дистанционной связи с ИИ корабля и выпрыгивает в услужливо открытый люк. Ногу привычно и в то же время приятно оттягивают ножны, с которыми он уже много стандартных лет не расстается даже во сне.***
Приземление выходит неудачным — обтянутая защитной пленкой нога соскальзывает по влажному красноватому камню, и Кир с размаху падает на хвост, словно едва научившийся летать птенец, ломая стержень одного из рулевых перьев. Пострадавшее перо приходится, шипя от боли, выдрать — чем летать так, проще будет потом вырастить новое. Корабля на месте не оказывается. Трикодер тоже регистрирует на этих координатах пустоту, — не воздух, но вакуум, — хотя еще совсем недавно давал те же показания, что и сканеры «Волны». Кир удивленно склоняет голову набок. Очевидно, это технология невидимости — та самая, которая дает осечку в атмосфере и давно уже считается ромуланской лишь по праву изобретения. Он протягивает ладонь к границе «вакуума», словно надеясь, что от прикосновения маскировка спадет…***
— Идентификация завершена, — от раздавшегося в наушнике искусственного голоса Кир, затаившийся среди скал, не подпрыгивает только чудом. Смотрит на экран браслета — так и есть, там отображается кратчайший маршрут от левого крыла корабля до шлюза. Один из множества секретов Осени, не ведомых никому, кроме ее командира — который, надо признать, в свое время изрядно намучился и наматерился, раз за разом наощупь ища люк и теряя драгоценное время. Точно — иллюзия. Не мог тот кастрианец не «увидеть» его еще там, в корабле, не мог при процедуре идентификации подделать его биометрические данные — ему ли после стольких стандартных лет не знать, что Осень проверяет не только отпечатки пальцев и сетчатку глаза… Но даже если это мираж, умелое творение чужой воли, он попробует вышвырнуть очередного ментального дознавателя из своего разума.***
На самой границе восприятия неожиданно возникает кастрианское биополе. Что-то в нем не так, неправильно, и осознание на пару секунд вгоняет Кира в ступор — биосигнал полностью идентичен его собственному. «Но это же невозможно», — успевает подумать он, отступая под защиту ближайшей скалы. Пальцы машинально сжимаются на рукояти фазера, но нападение все равно застает его врасплох — ярко-красный плазменный сгусток проедает в камне большую дыру, а стрелок пикирует в сторону. Отправив в его сторону несколько выстрелов, — все они не достигают цели, — Кир с места взвивается в воздух. Его противник, буквально рухнув куда-то в скалы, теперь движется короткими перебежками, не высовываясь и не расходуя понапрасну заряд оружия. Похоже, он опытный боец, но почему-то избегает сражения в воздухе… — Я пришел с миром! — выкрикивает на стандарте Кир самое распространенное высказывание всех времен и рас. Снизу, со стороны видимого не глазами, но «вторым зрением» кастрианца прилетает еще один заряд плазмы, от которого получается уклониться, лишь резко встав на крыло. — Не ври мне, Имперская ищейка! — доносится ответный крик. Заложив вираж и прикинув расстояние до земли, Кир идет на риск — складывает крылья и пикирует прямо на противника, отчаянно надеясь, что его не успеют подстрелить… …тот вскидывает голову, и Киру на долю секунды кажется, что он смотрит в зеркало… …удар бросает их обоих на землю, и от боли оскал на лице отражения становится еще шире… …они борются, не расцепляя захватов и не разгибая стиснутых пальцев, но фазер Кира, как и незнакомое лучевое оружие и нож его противника, оказывается отброшен в сторону… …Драка прекращается так же резко, как началась. Отражение, распластанное по камню, замирает, напрягшись. Застывает и Кир, нависающий над ним с растопыренными конечностями; руки удерживают противника за плечи, ноги — за щиколотки, полурасправленными крыльями он ловит равновесие. — Я не «Имперская ищейка», что бы это ни значило, — говорит он в лицо отражению — действительно отражению; на него снизу вверх, все так же скаля зубы, смотрит он сам. Несоответствия таятся в мелочах: другая одежда, — вместо легкой флотской формы на нем плотная, застегнутая под горлом черная куртка и черные же штаны, — устаревший наручный коммуникатор, странный металлический блеск на сгибах крыльев… но сильнее всего двойника выдает тяжелый, загнанный взгляд. — Если ты правдив, — шипит он в ответ, больно стискивая тонкими пальцами запястья Кира, — докажи мне это. Из какого ты поселения? Что это — древний диалект общекастрианского? — Я не из поселения, — в довесок к своим словам Кир качает головой — впрочем, не ослабляя хватки на напряженных конечностях двойника. — Я с Кастрии. — Не лги мне! — у того встают дыбом перья, а на дне холодных зеленых глаз плещется застарелая боль. — Кастрия мертва и находится под контролем Империи уже четыреста стандартных лет. Так говорят о давней войне, об унесшей множество жизней катастрофе… От нарисовавшейся картины Кир стискивает зубы, судорожно взывая к привычному хладнокровию. Двойник не выглядит сумасшедшим, так почему же… Кусочки головоломки вдруг встают на свои места. — Значит, такова твоя реальность… — срывается с языка шепот. — Тебя ведь зовут Кирракан? Двойник, с подозрением сощурившись, шипит сквозь зубы все на том же искаженном языке: — Дай угадаю, это и твое имя тоже? Как удачно сошлись вероятности, — его хватка еще усиливается, вновь причиняя боль, — пустынная планета без единой частички жизни и мой якобы «зеркальный» двойник, которому я сейчас должен выболтать все секреты. Кто тебя послал, тварь? — переходит он на стандарт. — Я сейчас валяюсь на гауптвахте какого-нибудь Имперского корабля под галлюциногенами, а ты — замаскированный вулканец, так? Только они могут подобным образом работать с чужим разумом. — Нет, я — это только я. И мы совершенно точно находимся в реальности, — «Только вот в чьей?». Двойник в его захвате дергается, словно на пробу. Кир крепче стискивает начавшие неметь от напряжения пальцы и тут же понимает, что это было большой ошибкой. Пара секунд молчаливой схватки — и они по-прежнему лежат на скале, но поменявшись ролями. Двойник замирает, — на запястье опущенного левого крыла поблескивает лезвие искусственного когтя, коготь на правом крыле упирается прижатому к скале Киру в шею. — Рассказывай, — приказывает он. — Что именно? — Все. Как ты попал сюда, от начала и до конца. И… историю Кастрии.***
«Допустим, ты реален. Вулканец бы такого не придумал». — Думаю, я могу помочь с ремонтом корабля, — задумчиво начинает он-зеркальный. — Нет! — выплевывает Кир; несмотря на всю узнанную информацию, он по-прежнему не доверяет своей альтернативной версии. Доверие в мире бесконечных полутонов — вообще штука редкая. Он-зеркальный чуть кивает — не полученному ответу, но каким-то своим мыслям… набирает воздуха в легкие… и вдруг выдает: — Нельзя допустить, чтобы про аномалию узнали в этом мире. Кажется, с тем, что этот мир — не его, он-зеркальный уже смирился. Внутри поднимается неуместное веселье, — сильнейшая усталость дает о себе знать, — и Кир замогильным голосом сообщает: — Мне уже известно о ней. Он-зеркальный поднимает уголки губ в намечающейся улыбке. Кира это неожиданно задевает, и он холодно поясняет, силой вытаскивая из памяти слова родного — на самом деле давно уже нет, — языка: — Это не шутка. При нужде все узнанное просто вытащат у меня из черепа без моего согласия. О том, что последует, ты и сам догадываешься. У него-зеркального против воли расширяются глаза. Так реагировать может только и впрямь совершенно неосведомленный разумный… или тот, кому основательно промыли мозги. — Чтоб оно все рухнуло, — устало говорит он. — Не могу же я… «…Подпустить к аномалии имперцев со всеми вытекающими?» «…Вернуться в свой мир не один?» — И не надо, — отзывается Кир, даже в момент взаимопонимания по давней привычке то устанавливая, то разрывая зрительный контакт — в последнее время при встречах это бесило даже его сестру. Добавляет зачем-то: — Я не снимусь с места без Рилы и Рэя, они — без других участников Сопротивления… эта цепочка бесконечна. Бесконечна-то бесконечна… но хрупка и нестабильна, как переохлажденная вода. Каждый стандартный день в жалких остатках Сопротивления что-то меняется — кто-то умирает своей смертью, кого-то припирает к стенке и ломает Империя. Теперь нет безопасных станций в глубоком космосе, а доверять более нельзя никому и ничему, даже границам собственного разума. — А если дестабилизировать аномалию или заставить ее схлопнуться? — он-зеркальный задумчиво щурится в темную синеву неба. Мимический жест выходит даже слишком знакомым. Ему бы закончить с ремонтом поскорее и лететь к своим, пока на его след не успели выйти, а не торчать здесь и не помогать себе-зеркальному искать способ спасти мир на том конце аномалии… — Ты сделаешь это не раньше, чем вернешься в свою реальность, — обрубает Кир, продолжая ходить взад-вперед. «Ведь тебе есть куда возвращаться». — Придется совместить, — он-зеркальный качает головой. — Если время там и здесь идет одинаково, то «Ресерчер» уже наверняка на месте, и ученые меня из своих когтей так просто не отпустят. Я как минимум должен был передать им все собранные данные об аномалии… а теперь еще придется отчитываться о произошедшем. Кир чувствует на себе его взгляд и с привычной настороженностью замирает на середине движения. Он-зеркальный, заметив это, поспешно продолжает: — Но наше… хм… взаимодействие не слишком сложно будет сохранить в тайне. У нас не принято вскрывать разум по поводу и без, — у него вырывается нервный смешок. — Подожди. У тебя есть сведения по аномалии с той стороны? — он-зеркальный кивает, словно не до конца веря в неожиданную помощь. — Соединим с тем, что соберем сейчас. Как изрекает Рэй, «Одна голова хорошо, а две лучше», — куда более знакомые слова космолингвы сами слетают с языка. — Так он-здешний тоже любит цедианские фразочки? — и вновь нервный смех. Любит? Это определенно не то слово. Уж ему ли не знать, сколько яда и ненависти к цедианцам Рэй вкладывает в каждую такую цитату. — Только, пожалуйста… — он-зеркальный чуть кривится, — давай уже разговаривать на стандарте. Кир мысленно удивляется другому названию общегалактического языка, но еле заметно склоняет голову в знак согласия. Взаимопонимание между ними упрочняется с поистине пугающей скоростью.***
Становится все темнее, ночь, здесь столь же безжизненная, как и день, вступает в свои права. Над скалами тонким слоем возникает туман. — Предлагаю разойтись по кораблям, — Кир топорщит перья под очередным холодным порывом ветра. — А наутро разберемся, как, — «и на чьей территории», — мы будем работать с данными. На удивление, двойник, которого уже заметно пошатывает от усталости, наотрез отказывается уходить. — Не раньше, чем тебя не будет поблизости, — огрызается он. Киру, тоже порядком уставшему, от такой подозрительности на грани паранойи очень хочется закатить глаза, но он сдерживается — приподнимает в жесте «Ну, как хочешь» крылья, пеленгует на трикодере нужное направление и взлетает после короткого разбега.***
Биосигнал его-зеркального наконец пропадает из поля зрения. Осень второй раз за местные сутки сообщает о завершении идентификации. Покосившись на экран коммуникатора, Кир не слишком уверенно ныряет под невидимое сейчас острое крыло и направляется к люку. Еще одно прикосновение — и створки шлюза расходятся в стороны, впуская командира внутрь его маленького кораблика и вновь смыкаясь за его спиной. Глаза отчаянно слипаются. Разложив по полагающимся местам содержимое карманов, он едва успевает сесть возле приборной панели, прежде чем его окончательно вырубает.***
— Сколько здесь данных? — интересуется двойник, взвешивая на ладони объемную карту памяти — и едва не роняет ее, получив ответ. Ненадолго задумывается, после чего говорит: — Осень обработает процентов семьдесят, если отключится от любых других задач. Хотя она — ИИ первого уровня. — Бортовой компьютер моего корабля больше сорока процентов вообще не тянул, — разводит руками Кир. Потом смотрит на браслет коммуникатора на запястье двойника и как бы невзначай интересуется: — На каком расстоянии он перестает работать? — Сто километров точно покроет. Я помогу с подключением, — как само собой разумеющийся факт сообщает он. — Там пароли, завязанные не только на ДНК. «Которое у нас может и не быть идентичным». — Да и сама Осень… с характером. — Персонификация? В моем мире такие корабли не под запретом, но их очень мало, — он забирает карту у двойника. — Любые манипуляции с ИИ первого и второго уровня уже много лет запрещены. На деле этот запрет можно обойти, но там столько нюансов, что не-цедианцам нечего и пытаться… А Осень мы нашли на Центаврийской свалке незадолго до того, как Сопротивление рухнуло, — в полуосознанном жесте скупой ласки двойник касается кончиками пальцев тяжелого наручного коммуникатора. У Кира от этого зрелища полыхает кожа под перьями — увиденное кажется слишком откровенно-неправдоподобным, слишком интимным для этого разумного… Наконец он решается разрушить момент и выпаливает, чувствуя себя несдержанным подростком: — Расскажешь в подробностях по дороге! — и вскидывает крылья, уже готовый разбежаться и взлететь. Двойник как-то сразу мрачнеет, но в небо поднимается — пусть и почему-то с места, хотя с их длинными крыльями это самый неудобный способ. …После первых десяти километров Кир понимает, что к длительным перелетам его двойник совершенно не привык, и хорошо, если совершал их хоть раз в жизни. Он делает взмахи слишком часто, слишком суетливо, проваливает одну попытку лететь с упреждением на ветер за другой… О том, умеет ли вообще его альтернативная версия летать на «длинном вдохе», Кир предпочитает не думать. Лишь сбавляет немного скорость и занимает позицию ведущего, облегчая двойнику жизнь. Прерванный разговор они, конечно же, не продолжают.***
— Сдай оружие, — приказывает он, когда они приземляются у трапа «Волны». Двойник отвечает тяжелым льдистым взглядом — Киру почти слышится свой-чужой голос: «Попал на свою территорию и сразу раскомандовался, значит?» — Это стандартные меры безопасности, — выходит с извиняющимися нотками, но взгляд-отражение не теплеет ни на градус. Кустарно сделанный лучевик и нож с потертой рукоятью ложатся в ладонь, как влитые — и Кир уже не удивляется этому. Только отпускает снова засевшее внутри напряжение — на одно неправильно длинное мгновение ему показалось, что двойник готов выстрелить. На вопросительный взгляд в сторону искусственных когтей двойник слегка огрызается: — Они приживлены к скелету. Снять не могу, — а в глазах читается отчетливое «И не хочу» и извечная готовность сопротивляться.***
Поверить в то, что его разоружили не полностью, удается лишь в шлюзе. Последний «добровольный визит» такого рода обернулся воспитательной трещиной в ребре и криво-косо спиленными лазером когтями — потом пришлось повозиться, вновь превращая лезвия и «основу» в единое целое. Он-зеркальный не перестает удивлять. Напрягся ведь, выпустил когти при виде снятого с пояса бластера — неужели уловил вспышку дикого, почти инстинктивного страха остаться безоружным? …Там, в пылу схватки, все было не так. Он считал, что все вокруг — иллюзия, сражаться в которой с определенного момента эффективнее всего не фантомным оружием, а собственным разумом… — Выходи, — вырывает его из секундной задумчивости он-зеркальный. — Твое оружие я оставлю здесь. Внутренности корабля из другого мира выглядят… гармоничными. Здесь нет смеси новейших технологий, как в терранском Флоте, но нет и торчащих изо всех углов малоэффективных «призраков прошлого», которых просто не на что заменить. — Куда подключать? — спрашивает он, оглядывая приборную панель и левой рукой вытягивая из-под браслета коммуникатора тонкий проводок.***
— Взрыв вот в этой зоне должен дестабилизировать аномалию в достаточной степени, — все-таки на стандарте двойник говорит куда лучше, чем на общекастрианском. — Вопрос только в силе. Кир, задумавшись, машинально поскребывает корпус стилуса когтями. — Нужно исходить из минимального значения выброса энергии, — бормочет он, выводя формулы. — А его можно рассчитать вот так… Двойник всматривается в написанное: — На такой заряд хватит антиматерии? — Должно хватить, у «Волны» мощный реактор. Но надеяться на одну большую капсулу не стоит, эффективнее будет разместить три малых в вершинах треугольника, — он ненадолго замолкает. — Здешние обитатели не явятся посмотреть на причины или последствия аннигиляции? — Нет, — медленно отвечает двойник и выдает, судя по осторожному тону, крупицу правды: — Если я сообщу, что этот квадрант полностью бесперспективен. «И тебе поверят флотские буквоеды? Кто же ты в этом мире — командир с послужным списком отсюда и до Саара? Не похоже…» — Здесь должен быть коэффициент, — двойник показывает на нужную строчку, не касаясь экрана даже когтем. — Да, ты прав. Спасибо, — кивает Кир, углубляясь в новые расчеты.***
— Если эта модель верна… — тычок исцарапанным концом стилуса в экран, на котором переливается сложная визуализация электростатических полей, — раньше чем через две тысячи циклов после взрыва аномалия к первоначальной конфигурации не вернется. Двойник спрашивает непонимающе: — Это сколько? «Какие временные единицы он поймет?» Идея возникает, как электрическая вспышка; за точным соотношением длительности цикла и земного года приходится лезть в базу данных. — Около пятидесяти пяти земных лет. — Постараюсь дожить, — двойник еле заметно усмехается. — И ты… постарайся. Возможно, я не смогу повторить взрыв. Они смотрят друг другу в глаза, наверное, целых пять секунд.***
— Мы не вулканцы, чтобы стирать память, — на словах про вулканцев Кира на мгновение перекашивает, но он-зеркальный, кажется, ничего не замечает. — А технологически так и не научились. — Я надеялся до последнего, — сухо признается он. Уже в шлюзе — Кир мог бы уйти, воспользовавшись идентичностью своего-чужого ДНК, но не делает этого, — они вновь встречаются взглядами. — Чистого неба тебе, — негромко говорит он-зеркальный. Незачем ему знать, что на планете, куда Кир держит курс, «чистое небо» — это оксюморон. Незачем ему знать, что выросший на станции в глубинах космоса Кир так и не научился доверять собственным крыльям. Незачем ему знать в деталях рельеф пропасти, лежащей между ними. Но все же он прощается, как привык: — Удачи. Выжить в Терранской Империи без некоторой удачливости было сложно во все времена.***
— Я тебе голову оторву. Все равно ты ей не пользуешься, — раньше Кир был уверен, что хруст ребер при объятиях — исключительно метафора; но сестра только что доказала ему обратное. — Где тебя звездные ветра носили, что ты пять циклов на связь не выходил?! — Сидел в карантине на дальней базе и потому не мог связаться, — говорит он честно. — А до этого… это долгая история, — он оглядывает живущий своей жизнью космопорт. В поле зрения снова попадает Рэй, смотрящий на него поверх плеча Рилы. — И ее лучше рассказать один раз. — Что, дал подписку о неразглашении? — Рила отстраняется от него, мгновенно становясь серьезнее. — Нет, — «Но останься аномалия в первоначальном состоянии — пришлось бы».***
— …Я стер из бортового компьютера все расчеты взрыва и его последствий и скорректировал записи камер и датчиков, иначе ученые с большой вероятностью вцепились бы в меня, как разъяренный квиарр в добычу. У них было задание — установить контакт с миром на том конце. А доказательств, что мир этот — «зеркальный», я после возвращения предоставить уже не мог. Замолкнув, он скрещивает руки на груди, впервые за все последнее время понимая, насколько устал. За окном медленно меняется пейзаж — здание снова поворачивается вокруг своей оси ребром к изменившему направление ветру. Рэй по-прежнему смотрит с непонятной задумчивостью. Рила чуть ерзает на жерди, явно готовясь что-то сказать: — Если ты… тот ты действительно был из «зеркального» измерения, официальный контакт окончился бы катастрофой. «Зеркальный инцидент» и поныне на Флоте изучают, но ничего хорошего про то измерение сказать по-прежнему не могут. — Полагаю, я видел другую сторону Кастрии, — негромко говорит Кир. — Мой двойник никак не мог иметь отношение к Имперскому флоту. — Это хотя бы объясняет его поведение. Оппозиционер в тоталитарном мире… — Рэй моргает, выныривая из размышлений. — Сам понимаешь, при вводных времен «Зеркального инцидента» это — патовая ситуация. Один в поле не воин. И не исключено, что разбираться с аномалией через полсотни лет опять должен будешь ты.***
— Не скажу, что ты все сделал правильно… но, кажется, пошел по пути наименьших потерь, — Рэй вновь сжимает руку в кулак, и Кир не удивляется этой неожиданной проверке окружающей реальности на правдивость: все им рассказанное звучало… странно, надо признать. — Если бы Первый контакт состоялся, их дипломатов убили бы быстрее, чем они успели сказать «Живите долго и процветайте», — Рила сипяще смеется. — А Империи достались бы огромные территории для завоевания. — Все может повториться, — напоминает Кир, нарочно не озвучивая сроки. Это — та информация, которую не следует знать даже его сестре. Слова гулко разносятся по ангару, отражаясь от стен и от обшивки кораблей; воздух еле заметно горчит. Снаружи, за воротами, взвывает ветер. Слышно, как стучат по металлу острейшие ледяные иглы — такие могут и скафандр пропороть, пару местных коротких суток назад, во время инвентаризации, Кир в этом уже убедился. Погодные условия на Дельте-Бета-7 настолько отвратительны и опасны, насколько это вообще возможно для планеты P-класса. Только это — да еще бесполезность Дельты-Бета-7 в ресурсном плане, — пока что удерживает имперцев на расстоянии. Но работать предыдущей группе все равно приходилось предельно незаметно. Как результат — убежище из полуразвалившегося ангара получилось посредственное, хоть и хорошо замаскированное. — Те высчитанные тобой-другим года еще прожить надо, — резковато говорит Рэй, подводя незримую черту под разговором. — А для этого нужно таки заделать щели и подлатать фильтры, иначе мы не когда-то там, а в ближайшем будущем опять начнем загибаться от местной атмосферы. Подтверждая его слова, древний трикодер в руках у Рилы вдруг оживает и издает предупредительный писк, сообщая о превышении безопасной концентрации примесей в воздухе. Горечь оседает на языке с каждым вдохом.