Мир взрослых детей

МИР ВЗРОСЛЫХ ДЕТЕЙ

      – Дядя Мо, я принес Вам апельсины.       Человек поворачивается на мой голос. Его блеклые черты лица немного разглаживаются, он слегка улыбается. Он всегда улыбается, когда слышит мой голос, хотя совсем не помнит меня. Его глаза направлены в мою сторону, но он почти ничего не понимает. Зато всегда улыбается.       Мой дядюшка Мо.       На вид никто бы не дал ему срока пяти лет, хотя по паспорту ему действительно именно столько. Скорее любой, кто увидел бы его, назвал бы стариком. Это понятно: белая больничная одежда, делающая любую фигуру бесформенной; слабые руки, выглядывающие из-под рукавов; многочисленные морщинки на лице, практически полностью седые волосы и жидкая бородка, за которой стараются ухаживать медсестры по просьбе его родственников.       Я тоже родственник. В какой-то степени. Кажется, что знаю этого человека всю жизнь. Хотя и встретил его всего каких-то пять лет назад. Он тогда был еще здоровым, энергичным и веселым мужчиной. Мне так нравился его непоколебимый оптимизм. Впрочем, сейчас это так и осталось неизменным. Разве что дядюшка теперь сидит в больнице, а не в офисе, не в кафе и не в парке, где мы часто встречались. И шутки его теперь стали совсем уж детскими, несмешными. И ничего теперь от него не добьешься, кроме этих самых улыбок и смеха, которые я всегда любил в нем. Теперь дядюшка Мо не сможет дать мне совет или похвалить, или поругать за что-то. Не расскажет мне увлекательную историю, которую я унесу с собой, словно вещь, что можно положить в карман.       Я не знаю, что это за болезнь. Да и какое мне дело до названия? Болен и болен – это все, что мне нужно знать. Я не спрашивал у врача даже из уважения, зачем кого-то обманывать? Дядюшка Мо никогда не любил, когда я обманываю.       Он сидит в кресле рядом с окном. Я подхожу к нему и кладу апельсины на столик, один вручаю в руки мужчине.       – Что это? – смеется дядюшка Мо. – А! Апельсины!       – Да, – говорю я. – Апельсины. Вы любили их когда-то, помните?       – Конечно. Я все помню!       Не правда. Я знаю, что это не правда. Он просто хочет казаться таким, помнящим. Раньше, он бы никогда не стал врать о подобном. Я не знаю, как с ним разговаривать. О чем? Ну, например, о золотой рыбке, которую я вчера поймал в реке. Я рассказываю ему, как рыбка сама приплыла мне в руку. Как я ее поднял в ладонях, как улыбнулся. А потом отпустил, пожелав ей удачи.       Дядюшке нравятся такие истории. Пустяковые, мелкие, а ему нравятся.       – Расскажи еще историю, – просит он, и глаза его так сверкают, как у ребенка.       Я задумываюсь. Столько историй я уже рассказал, что все закончились. Даже самые пустяковые уже израсходовал. А повторять заново рассказанные истории не хочется, да и почему-то он все их помнит. Если только начинаешь рассказывать старую, он сразу же грустит, чуть ли не слезами заливается, что эту уже слышал.       Зачем все эти истории? Кому я их рассказываю? Кто этот человек, что сидит передо мной?       Его сознание где-то далеко-далеко отсюда. Где же ты? И я задумываюсь. Где он сейчас? Где мой старый дядюшка Мо? У меня больше не осталось историй для тебя. Зато у тебя есть еще одна для меня. Я точно знаю. И мы можем пройти ее вместе.       Я помогаю дядюшке добраться до кровати и удобно лечь на подушки. Сажусь рядом на стул и долго молчу. А он, наверное, ждет, когда я заговорю? Зря ждет, у меня нет для него сказки на ночь.       Зато его сказка все еще есть.       Я закрываю глаза.       Я никогда не делал этого с дядюшкой Мо, мне не хотелось влезать в его сны. Но сейчас мне кажется, что только так я смогу найти его. Где же он? Я отправлюсь за ним, вместе с ним. Мы пройдем через множество пространств, искривленных линий. Я наверняка заблужусь в их бесчисленном множестве и все же отыщу нужный мир. Мне не сложно.       Я провожу ладонью над головой дядюшки, успокаивая его и отвлекая от окружающего мира. Играю пальцами в воздухе, рисую воображаемые линии. На самом деле они совершенно ничего не значат. Просто бессмысленные узоры, которые я придумал только что, лишь бы отвлечь остатки его сознания.       Наконец мужчина, который еще не стал стариком, но уже на него похож, засыпает. И я могу расслабиться. Подумать. У меня много времени. Никто не будет меня прогонять и беспокоить. Так всегда бывает. Кому есть до меня дело? Пока я не появляюсь в чужих снах, никто даже не помнит меня. Вот он только помнил, мой дядюшка Мо. И еще несколько человек до него.       Я отправляюсь в черное пространство, в глубины своего разума. Темно и тихо. Иногда встречаются цветные тонкие полосы-ниточки, но я не обращаю на них внимания. Тут же иду дальше, за пределы своего сознания.       Светлый блик – и снова безгранично черный. Это была граница.       А дальше передо мной расстилается целый горизонт бесконечных линий, кружков и потоков. Здесь есть веселые хороводы и водовороты маленьких огней, множественные или одиночные линии разных цветов, звездочки и легкие мягкие эллипсы. Мягкие они только по внутренним ощущениям, я никогда их не трогал. Их и нельзя потрогать.       Я стою на месте и ищу одну маленькую, незаметную точечку или линию. Жалею, что не знаю, как выглядит дядюшка Мо здесь, за Границей. И все же нахожу его. Одним лишь глазком проникаю в его сознание, смотрю, сколько его еще осталось. Совсем мало, на донышке, словно недопитый сок в стакане.       И забирать из этого еще хотя бы маленькую частичку мне кажется непозволительным. Что тогда останется, если я еще хоть сколько-нибудь заберу? Но мне нужно. И я протягиваю руку, зачерпываю ладонью совсем маленькую часть, как можно меньше, лишь бы мне хватило. И вытаскиваю украденную вещь за Границу.       Маленький огонек на миг вспыхивает в моей руке мягким теплым желтым светом. Как маленькое мягкое солнце. Я стараюсь не держать его, но и не отпускать. Некоторое время смотрю на него и невольно улыбаюсь. Такой красивый огонек.       «Теперь мы с тобой друзья, – думаю я. Здесь нельзя говорить, поэтому мне остается только мыслить. – Ты поведешь меня дальше, мой маленький Вергилий».       Осторожно отпускаю огонек и иду за ним. Мы проходим через пространства, обходим стороной миры. Как я и думал, я чуть не заблудился в них, когда увяз в вихре пространств. Они так смеялись, что сбивали меня с толку, и я не мог найти лазейку в их беспорядочном хороводе, чтобы выбраться. А кто-то плакал рядом с этим многоголосым смехом. Мне еле удалось уйти от них, и я тут же испугался, что мой маленький спутник потерялся тоже. Но нет, он все еще со мной.       Интересно, долго ли мы шли? Здесь всегда все очень непонятно со временем. Наверное, здесь его и вовсе нет, поэтому кажется, что ты идешь целую вечность. Но я не замечаю этого. Я привык не замечать вечности.       «Смотри-ка, разве это не твой мир? – спрашиваю я. – Кажется, нам туда».       Знаю, ты слишком маленький, чтобы понять, где ты находишься, где твое остальное сознание. Но теперь я и сам могу разобраться. Это не сложно.       Мы проникаем в другой мир. Я и мой маленький огонек, который я теперь держу в руках. Сейчас, когда он обрел более или менее нормальную телесность, он стал беспомощным, и мне приходится держать его. Теперь это уже не совсем «мы», только я, а в руках моих частичка чужого сознания.       Я опускаюсь ниже, под корку. Точнее наоборот, на нее. И одновременно, пока еще не спустился, ищу взглядом частичку дядюшки Мо и пытаюсь скорректировать свой полет. Да, я нашел его, он здесь, надо только подобраться ниже. Я опускаюсь, пока не почувствую землю под ногами. И становлюсь телесным. Более-менее. Мне так кажется.       Оглядевшись, я понимаю, что стою посреди улицы. Светлой и приятной. Солнце и деревья, зеленая травка. И почему-то много песка. Одни дорожки похожи на песчаный пляж, а другие напоминают зеленую поляну, третьи – миниатюрные горы. Домики со смешными крышами стоят по краям улицы. Или того, что здесь зовется улицей. Такие забавные, совершенно разные по форме и цвету. Первый, что мне попался на глаза, – домик с крышей из соломы, связанной на «макушке» в пучок. Он мне показался смешным, и я улыбнулся. Другие были еще страннее, но они меня не интересовали. Мне понравился этот дом.       Я оглядываюсь еще раз, и только теперь замечаю людей вокруг себя. Они ходят и бегают по улицам солнечного города. Интересно, как он называется? И большой ли он? Иногда целый мир может состоять только из одного города. Одного, но большого. Может, здесь тоже так?       Я вглядываюсь в лица прохожих. Такие серьезные и такие смешные. Они почему-то хмурились. Я пошел по дороге. Не важно куда. Такие хмурые люди живут в таком красивом ярком городе? Я даже не поверил.       Не верил, пока не увидел, как два человека столкнулись на обочине и начали кричать друг на друга. Потом драться. Я подошел ближе, испугавшись ситуации. Меня всегда тянет подойти ближе, если что-то меня пугает. Странно, правда? Я и сам знаю.       Двое мужчин дрались, неловко махая руками и выкрикивая оскорбления. Но какие-то странные, я таких не слышал. То есть, язык я понимаю очень даже хорошо, но вот их выражения… Разве они не знают бранных слов? Я думал, что все взрослые кричат ругательства, состоящие исключительно из проклятий и «черных», как я их называю, слов. Но эти так не говорили. Словно бы в их словарном запасе не было таких выражений. Странно их слушать.       И вдруг они неожиданно остановились. Я заметил, что один из них улыбается, а другой горько плачет от обиды. Слезы катятся по его щекам, сопли текут из носа, и мужчина растирает все это по лицу, искривленному и такому некрасивому. И вдруг тот, что улыбался, протягивает другому руку, а потом дарит ему круглый маленький леденец. Казалось бы, что там леденец – мелочь, но плачущий тут же развеселился, слезы почти мгновенно высохли.       Странно, как они быстро поменяли настроение. Теперь уходят, словно бы друзья. Или те, кто почти стал друзьями.       Наконец я замечаю дядюшку Мо. Он стоит возле прилавка с булочками и что-то выбирает. Я подхожу к нему.       – Дядя Мо, – осторожно зову я его.       – А? – он оборачивается, и я вижу, как сияют его глаза. Точно, как раньше, только чуть-чуть ярче. – Привет!       – Привет, – говорю я и подхожу еще чуть ближе. Не уверен, что он помнит, кто я.       Дядюшка поворачивается к прилавку. Выбрав выпечку, он смотрит на продавца.       – Мне две ватрушки, пожалуйста. – Он указывает пальцем на желаемое.       – С Вас пять листиков, – отвечает ему продавец.       Я разглядываю мужчину за прилавком. На вид ему лет тридцать. Он вежливо улыбается и ждет, когда ему отдадут плату. «Пять листиков? Каких?» – думаю я.       – Ох, – дядюшка Мо хлопает себя по карманам. Лицо его становится озабоченным. – У меня нет с собой листиков.       Он приседает и несколько секунд выбирает песок из травы. Затем протягивает кулак с песчинками продавцу.       – А можно вот этим расплатиться?       – Да, конечно! – воодушевленно отвечает тот и принимает эту странную плату. Хотя, почему странная? Это смотря с какой точки зрения смотреть.       Я наблюдаю, как мужчина за прилавком высыпает песок в какой-то маленький ящик. А потом, через время, когда мы уже уйдем, он его вытрусит на землю, туда, где уже лежит много песка. Почему-то я это точно знаю, глядя на него.       Дядюшка Мо протягивает мне одну ватрушку.       – Держи, это тебе.       – Спасибо, – отвечаю я.       Так вроде бы состоялось наше знакомство. Мы направляемся по улице. Я ем ватрушку и исподтишка наблюдаю за дядюшкой. Он словно бы такой же, как раньше. Ходит, полон сил, но как-то все равно не такой. У него никогда так ярко не блестели глаза. Разве только когда он говорил о чем-то очень увлекательном. А просто так, за едой или во время прогулки, он смотрел иначе.       Я доедаю булку и решаюсь повернуть события в свою сторону.       – Тут есть парк? – спрашиваю.       – Конечно. Такой, какого ты никогда еще не видел. Пойдем покажу!       Он начинает бежать куда-то по дороге, сворачивает. Я бегу за ним. Потом он снова переходит на шаг, широко улыбается мне.       – Я так люблю побегать! – говорит он мне и немного виновато отводит глаза.       Мы доходим до парка. Широкий и зеленый. Его ограждает белый ажурный забор, высотой в два моих роста, словно из сказки, с миниатюрными шпилями наверху. Внутри широкая аллея со скамейками, а за ними – игровые площадки, созданные, кажется, специально для детей. Только вот я не видел здесь детей, только мужчин и женщин, взрослых или старых. А парк и правда красивый, но не сказать, что я не видел ничего подобного. Я многое видел.       Мы забрели вглубь зеленой аллеи, вымощенной аккуратной плиткой, сели на лавочку.       – Ты ведь, – дядюшка Мо задумывается, словно стараясь припомнить что-то, – Максим, верно?       Я промедлил, на мгновение растерявшись.       – Да, – неуверенно говорю я, хотя это совершенно не мое имя. Зачем я соврал?       – Нет-нет, подожди, ты же не Максим, – снова задумывается собеседник. – Как же… Я помню, ты всегда приносил мне апельсины.       – Тогда не надо имени, – я облегченно вздыхаю. Если он помнит меня самого, то к чему мое имя? – Это и правда я.       Я улыбаюсь на этот раз искренне. Как хорошо, что он меня помнит.       – Как Вы здесь оказались? И что делаете?       – Да вот хожу, – рассеянно отвечает он, разводя руками. – Смотри! Там же машинки! Давай покатаемся?       Я соглашаюсь, хотя совершенно не понимаю, почему он так зажегся. Он бежит к площадке, но вместо того, чтобы направиться к машинкам, к которым хотел, он вдруг отвлекается на песочницу.       – Смотри! Это же целый замок!       Он показывает мне на находку. Вероятно, слепок фигурного ведерка. Наверняка он. Вручную добавлено немного стен и сверху куча украшений: камешков, алмазиков, веточек и прочего. Ну да, симпатичный.       Этот маленький замок, кажется, видится моему спутнику огромным. Он пришел в восторг от увиденного.       – Эй, не трогай! – закричала женщина и помахала рукой перед носом дядюшки, отгоняя его от замка. Вероятно, это она его построила.       – Я только хотел посмотреть. Он такой красивый!       – Спасибо! – женщина улыбается, тут же забыв о недовольстве.       Неужели мне только показалось в начале, что это город хмурых людей? А может, это только вокруг дядюшки Мо такая хорошая атмосфера улыбок?       Пока я думаю об этом, они разговаривают, сидя в песке. Женщина с белыми кудряшками, переливающимися на солнце, с такой красивой улыбкой рассказывала о своем замке. Ее цветастое воздушное платье присыпалось песком, но она не обращала на это внимания. Такие мелочи. Вероятно, это здесь считается мелочами – внешний вид и чем ты оплачиваешь покупки. А вот истории о песчаных замках и нежданно подаренный маленький леденец – это очень важные вещи.       Они стали строить замок вместе. Иногда они отвлекались на меня, но тут же возвращались к занятию. А я стоял рядом с ними и задумчиво смотрел на песчинки на руках двух взрослых людей, на то, как они блестят на солнце, то исчезают старые, то появляются новые.       Кажется, это город взрослых людей, которые так и остались детьми в своих сердцах. Каждый из них застрял во времени. Кто-то по своей воле, кто-то случайно, кто-то и вовсе всегда таким был.       Вот дядюшка Мо всегда был слишком легким, если можно так выразиться. Ему нравились глупые истории, которые хранили в себе тайну, нравилось смеяться так искренне, так заразительно. Нравилось гулять и делать подарки. Он всегда радовался мелочам. Но он никогда не был ребенком. Не настолько.       Дети глупые, они так много не понимают. И все же они такие очаровательные, их представление мира очаровательно. Интересно, сколько еще взрослых, разумных и серьезных людей из того мира неосознанно хотят оказаться здесь? В маленьком, уютном уголке, где можно делать то, что захочется. Где нет гнетущей несправедливости и власти. Власть здесь локальная. Есть у тебя песочный замок – ты король песочницы. Есть конфеты и сладости – ты благодетель. Есть книга – ты мудрец, а если читаешь ее, то волшебный сказочник. Как все просто.       А те хмурые люди, что я встретил в начале, вероятно, просто идут по своим делам. Например, на работу. Какая здесь работа, я не представлял, но был уверен, что когда они придут на эту работу, они будут точно так же смеяться, как сейчас эта женщина с красивыми кудряшками.       – Дядя Мо.       Но мужчина не реагирует.       – Дядя Мо.       Он, наконец, поднимает голову и смотрит на меня.       – Вы, кажется, хотели покататься на машинках. Давайте покатаемся.       – И правда. – Он поднялся и помахал на прощанье рукой женщине в песочнице.       – Как ее зовут? – спрашиваю я, чтобы как-то разбавить молчание, пока мы идем к назначенному пункту.       – Алина.       – Красивое имя.       – Твое имя наверняка тоже очень красивое, – замечает вдруг он.       – Наверняка, – эхом отзываюсь я, потому что не могу придумать ничего лучше.       Мы доходим до аттракциона с машинками. Здесь и денег не нужно платить. Здесь вообще нет кассиров или охранников. Странно, что в таком прекрасном парке на машинках сейчас катаются только двое, а не толпа желающих. Может быть, этот мир и правда такой большой, что толпе здесь и собраться невозможно? Каждый в своем углу. Уютно, как по мне.       Мы залезаем в разные машины и катаемся долго, врезаемся друг в друга резиновыми бортами, смеемся. Мне тоже смешно. Мне кажется, что сейчас все как раньше. Хотя я никогда не катался с дядюшкой на таком аттракционе.       После мы выходим и идем по дорожке просто так. Кажется, мы оба устали. Он рассказывает мне какие-то истории, а я почти не слушаю. Думаю о том, как быть. Думаю, о том куске сознания, что горит у меня в кармане. Я совсем забыл про него, только недавно вспомнил.       – Дядя Мо, у меня для Вас кое-что есть, – начинаю я осторожно с замиранием сердца.       Нужно ли мне его отдавать? Нужно ли добавлять частичку дядюшки в этот мир, забирая из другого? Она все равно рано или поздно сама пришла бы сюда. А так я просто ускорю этот момент.       Мне не хочется ее отдавать. Она такая теплая и мягкая. Растекается между пальцами, как сироп, но не липкий, а приятно пушистый. Это ведь частичка здорового сознания. Такого, как мне нравилось.       – Что? – он с любопытством смотрит на меня.       Мне страшно делать что-то, выбирать за или против. Поэтому я решаю отложить этот момент.       – Давайте сначала просто поговорим. Вы не устали?       – Да, немного. Давай пойдем домой.       Я соглашаюсь. Мы неторопливо идем по улице, и я скучающе и одновременно любопытно озираюсь по сторонам. Только сейчас замечаю, что люди на меня смотрят как-то странно. И только потом понимаю, в чем дело. Я же совсем не похож на них. Не так выгляжу, не так мыслю, не так живу. И все-таки они мне ничего не говорят и, проходя мимо, тут же забывают, а я ничего не говорю им.       Наверное, я и правда слишком не похож на этих взрослых мужчин и женщин. Я не настолько стар. И не настолько юн, чтобы радоваться так, как они. Может быть, я никогда и не был таким беззаботным? Я не помню. Это было слишком давно. Слишком часто я проходил через вечности за Границей.       Дом дядюшки Мо находился на водяной улице. То есть на той, где вместо обычной каменной или песчаной дорожки медленно течет вода по щиколотку. Я с удовольствием разуваюсь следом за дядюшкой Мо и с наслаждением иду по дороге. Сквозь прозрачную воду и ее белые блики я вижу каменную мозаику. Так красиво. Я ощущаю ее ногами, такая теплая и приятно шероховатая. И теплая вода, как будто ее специально грели. Такая, какую хочется ощущать весной, когда еще не совсем жарко, но и холода́ давно прошли.       Домик выглядит красивым, хотя и похож на некоторые, что я уже видел. Зато внутри он мне начинает нравиться еще больше. Двухэтажный, как большинство из здешних домов, он такой же теплый внутри, как и сам дядюшка Мо. Стены дома украшены разными статуэтками, масками, картинами каких-то древних, невозможных богов и жителей. Так красиво.       Мы садимся на кухне, дядюшка Мо угощает меня ужином, а затем чаем с печеньем. И мы перебираемся в гостиную.       – Дядя Мо, а Вы… не хотели бы вернуться назад, со мной?       Я думал, что он ответит сразу, по-детски быстро или удивленно, но он задумался. И долго молчал.       – В той жизни, – наконец начинает он на удивление серьезным тоном, – так много забот. Ты даже не представляешь. Так сложно… – он вздохнул и помолчал. – Однако там мои дети и жена, кажется. Я правильно помню, у меня ведь есть жена?       – Да, – отвечаю я коротко.       – Жена. Мы часто ссорились, хотя и всегда быстро мирились. Она немного… Впрочем, я все равно люблю ее. И дети. Ты знаешь моих детей? Они такие взрослые уже. Но назад ведь не вернуться…       Я молчу. Стискиваю губы, чтобы не ляпнуть то, что говорить не нужно.       «А ведь я могу», – мысль все же пробивается в мою голову.       Могу взять его с собой. Но боюсь того, что может случиться. За эти пять лет мне казалось, что я стал его ангелом-хранителем. Мне хотелось так думать, хотя я ни разу не защищал его от опасностей. Просто потому что я их не видел, а о более глубоких проблемах не знал. Не знал даже, что они ссорились с женой. Он всегда был слишком оптимистичен, чтобы обсуждать проблемы.       Мне нравилось представлять, что я дарю ему хорошие сны, пригоняю их для дядюшки Мо, что я дарю эму это хорошее настроение. На самом деле я ничего такого не делал. Но мне все равно нравилось это воображать себе. С самого начала я решил, что не буду заглядывать в его сны. Это было как негласное правило между друзьями. Конечно, об этом правиле знал только я.       Забрать с собой? Да смогу ли?       – А Вы хотели бы вернуться? – спрашиваю.       – Хотел бы? – он снова задумывается. – Наверное. И в то же время нет. Здесь так здорово, ты не находишь? Здесь как-то проще все, понятнее. Тут не только песочницы да игрушки, есть и библиотеки, там тоже много людей. Можно найти своего единомышленника. – Он вдруг начинает смеяться. – А тебе не кажется, что я немного сумасшедший?       – Такой же, как и все, – пожимаю я плечами.       – Иногда я мыслю как глупый ребенок. Чаще всего. Это нормально, как думаешь?       Он широко улыбнулся, словно ему стало весело от таких мыслей.       – Не знаю, – честно отвечаю я. – Но… мне Вы больше нравились таким, каким были, дядя Мо.       Он вздохнул так огорченно и тяжело, что я испугался, будто обидел его или задел его чувства.       – Мне тоже я нравился именно таким, каким был, – вздыхает он еще раз.       – Тогда… Может быть, Вы вернетесь со мной?       – А ты сможешь? – вдруг спрашивает он серьезно, с надеждой во взгляде. И пристально смотрит на меня.       Могу ли я?       Я задумался. В груди все похолодело.       Я не могу нарушать ход событий. Мне нельзя вмешиваться в чужие правила. Не знаю, кто их придумывает, только знаю, что они есть. Точнее, всего одно. Одно незыблемое, железное правило. Только вот, почему его нельзя нарушать? Что будет, если я ослушаюсь? А кто меня накажет? А знаю, что обязательно накажут. Может быть, даже на Границе.       Кто я такой, чтобы нарушать правила миров? Бог? Вовсе нет. Был бы дьяволом, тоже нарушил бы. Но я и не дьявол. Лишь маленький человек, способный ходить по чужим снам. Может, и не человек вовсе. Может, и не сны. Это я просто привык называть их снами. На самом деле миры и сознания. Наверное, среди этих миров есть и сны, как тут отличить? Да мне без разницы.       Так могу ли я, в конце концов, забрать отсюда сознание дядюшки Мо? Мне вдруг страшно захотелось почувствовать себя его ангелом-хранителем. Стать тем, кем я всегда хотел для него быть. Хотя бы один разочек.       Я неожиданно для себя понимаю, что улыбаюсь. Кажется, эта улыбка уже все решила за меня. И все же я заставляю разум еще раз обдумать эту мысль.       Процесс возвращения для меня совершенно не сложен. Что там, берешь сознание и уносишь – проще простого. А вот о вариантах последствий стоит подумать. Наказание? Ну, может быть, я смогу его избежать? Откупиться от мира чем-нибудь. Ну, не знаю, чем. Это можно решить, наверное. Хотя я ни разу не слышал о том, чтобы такое решали. Но почему бы не попробовать? Что я теряю? Разве что свою жизнь.       Подумав немного, я решаю, что жизнь – это все-таки много.       Ну а другой вопрос: стоит ли вообще забирать человека оттуда, где ему хорошо? Ведь он не страдает, не жалеет, что поневоле попал сюда. Он только говорит, что раньше нравился себе больше. Достаточно ли этого? Он говорил о проблемах и ссорах. О каких проблемах? Мне трудно понять. Но почему бы ему не возвращаться? Любимая жена и дети. Я знаю, что он очень любил свою работу. Так почему бы не вернуться к ней? Столько историй он мне рассказывал. А прогулки по вечерам? Он их обожал. И реку, в которой я поймал золотую рыбку, тоже очень любил.       Так почему бы не вернуть его?       – Могу, – наконец отвечаю я.       Решился. Все. Сделаю, как он захочет. Захочет – верну, а побоится, засомневается – оставлю. Проще простого.       Верно ведь? Это просто?       – Тогда давай вернемся, – он оживился и встал с дивана. Посмотрел на меня так решительно, с улыбкой, с какой всегда смотрел на меня. И я кое-что вспомнил.       Частичка сознания. Разве не из-за нее он думает так разумно, почти как раньше? Наверное, потому что я все еще ее не отдал. И теперь и не отдам до возвращения. Иначе, кто знает, может быть, он снова станет глупым ребенком, как он сам выразился.       – Давайте вернемся, – я тоже встаю и улыбаюсь. Мне хочется с ним вернуться. – Вы не будете жалеть?       – Жалеть? – рассмеялся он. – О чем? Я хорошо провел время. И здесь мне было очень хорошо. Но знаешь, мне не хватало твоей кислой физиономии.       Он весело улыбнулся и ткнул пальцем в мой нос. Я похлопал глазами от удивления, а потом слегка недовольно спросил:       – Неужели у меня такое кислое выражение лица?       – Ха-ха-ха! Вовсе нет! Я просто пошутил. Ты много улыбаешься, ты не замечал?       Перед тем, как отправиться за пределы этого детского мира, где застряли взрослые, мы прошлись еще раз по водяной дорожке у дома дядюшки Мо. По его словам, это была единственная вещь, которая даже в здравом уме доставляла ему удовольствие. И он хотел бы ходить по такой дорожке вечно. А я сказал, что вечно – это слишком долго для него.       А потом он в последний раз обернулся на свой дом, огляделся вокруг, словно стараясь запомнить каждую деталь.       Я беру его за руки. Пожалуй, хватит. Он закрывает глаза, его лицо становится гладким и спокойным, удовлетворенным. Я отрываюсь от корки мира, потихоньку, осторожно. Отрываю и дядюшку Мо. Теперь он уже не воплощен в какое-либо тело, и мне легче направлять его. И в то же время мне становится немного страшно. Не удержавшись, я оглядываюсь по сторонам, не видит ли кто меня, хотя понимаю, что в этом нет абсолютно никакого смысла. Мир и так видит меня и чувствует, что я делаю. А другим я и не нужен сейчас.       И я упрашиваю мир отпустить один единственный огонек сознания. Прошу, почти умоляю. Чувствую, как мир сопротивляется. Чувствую, что если потяну сильнее, то он обидится и разозлится. Поэтому я просто прошу. Долго, но настойчиво. Объясняю, рассказываю и бесконечно прошу.       Мне повезло, и мир, наконец, сжалился. Я сам не понял, почему это случилось. Но теперь я могу беспрепятственно взять теплое светло-желтое сознание дядюшки Мо и отделить от корки мира. Унести подальше, пока мир не передумал.       Клубок светящейся энергии едва умещается в моих объятиях. Он такой большой, что кажется, будто я его не унесу. Но это только со стороны. Я точно уверен, что смогу отнести его домой. Туда, где дом дядюшки Мо.       Мы выходим за Границу. Здесь снова темно, как всегда. И мое пушистое солнце не может осветить даже маленький клочок пространства. На этот раз я иду осторожно, обходя миры и стараясь не столкнуться с ними. Обратный путь всегда легче, потому что он уже известен. Обратно я всегда найду дорогу.       Мы возвращаемся. Я и мое маленько-большое солнце. Я заглядываю в сознание дядюшки Мо, что прячется в глубинках мира. Бережно, со всей доступной мне заботливостью помещаю туда мое солнце. Теперь стакан снова наполнен. Здесь тепло. Мне так кажется. Я любуюсь несколько минут, и наконец достаю последний клочок сознания из кармана. Мой маленький жидкий огонек. Отпускаю его домой.       Надеюсь, я ничего не нарушил. Мне ведь ничего не будет за это? Ох, хочется верить…       Возвращаюсь к себе. Это уже проще и быстрее. Зачем задерживаться?       – Дядя Мо? – спрашиваю я и наклоняюсь к его кровати.       Интересно, сколько времени прошло? Час? Два? Сутки? Или несколько дней?       Дядюшка спит. Не хочу его будить.       А за окном уже вечер. Интересно, вечер какого дня? Но эти мысли второстепенны, мне это не сильно интересно на самом деле. Что ж, раз так, я подожду до утра. Сколько угодно буду ждать. Ну, почти.       Я закрываю глаза и погружаюсь в собственное сознание. Здесь тоже неплохо, мне, по крайней мере, нравится.       – Потолок? – вдруг слышу я голос и возвращаюсь в реальность. Смотрю на мужчину на кровати.       – Дядя Мо, Вы проснулись? – какой глупый вопрос.       – Ах, кажется, я долго спал, да? Так хочется пить.       – У меня есть вода и апельсины. Больше ничего, – отвечаю я. Он смеется.       – Больше ничего и не надо, мой друг.       Я наливаю ему воду, а сам думаю, что он никогда меня прежде так не называл. «Мой друг». Звучит немного необычно, но мне нравится. Дядюшка Мо выпивает целых два стакана воды. А потом внимательно смотрит на меня. Я чувствую, как тишина вращается вокруг нас. За окном шумит ветер, начинают просыпаться сверчки, поют редкие птицы, а вокруг нас – тишина.       – Я всегда знал, что ты необычный, – наконец, говорит он. – Но… Скажи мне, может, я брежу? Ты приходил за мной?       – Приходил, – отвечаю я, не в силах соврать. – И забрал Вас, потому что Вы захотели.       – Потому что я захотел… – его лицо вдруг становится печальным, хотя и с улыбкой. И я понимаю, что сказал не все, что хотел.       – И еще потому что хотел снова погулять с Вами в парке, – добавляю я.       Это не вся правда, далеко не вся. Но сказать, что я хотел его вернуть просто так, не из-за прогулок в парке, и потому что хотел стать ангелом-хранителем, сделать хоть одно доброе дело для него – язык не повернулся.       Дядюшка Мо смотрит на меня и улыбается. Теперь уже более радостно. Так улыбаются, когда видят что-то приятное, а на душе становится спокойно. Он протягивает ко мне руку и по-отечески сжимает мою ладонь.       – Ты такой необыкновенный. Как же ты это сделал?       – Ну, так как-то, – пожимаю я плечами. – Это не сложно.       Он почему-то хмыкнул и убрал руку. Долго молчал, разглядывая складки одеяла.       – Я только сейчас подумал о том, что ты совсем не такой, как другие. Ты всегда мне нравился, но я не понимал почему. Да и не задумывался. А теперь вот мне кажется, что ты можешь быть гораздо старше меня. Как так? – он посмотрел на меня.       Я лишь пожимаю плечами. Я не знаю, как ему ответить. Понимаю лишь, что он почувствовал мою силу, когда я переносил его сознание. А больше ничего не знаю. Старше? А какая разница? Меня это не особо волнует. К тому же, почему обязательно старше? Не люблю задаваться такими вопросами, они слишком путают меня. Поэтому я их сразу отбрасываю.       – А я помню, как там было. В общих чертах. Там… Да, там была дорожка из воды. Красиво и приятно.       – Мне тоже понравилось.       – Уже так поздно, – он смотрит на ночное небо за окном. – Почему тебя все еще не выгнали? Мы ведь в больнице?       – В больнице. Не выгнали, потому что меня почти никто не замечает, кроме Вас. Никто не помнит.       – Как же это? – искренне удивляется дядюшка. – Ты когда-то рассказывал о своих друзьях, с которыми вы играли, кажется, в парке.       – Да. Они и правда играли со мной. Было весело, – воспоминания заставляют меня улыбнуться. – Иногда я прихожу к ним, но на самом деле они сразу же забывают обо мне, когда я покидаю их компанию.       – Ты просто так воображаешь себе, – возражает дядюшка Мо. – Может, у тебя низкая самооценка? Ничего, такое бывает и со временем проходит.       – Нет, – улыбаюсь я спокойно. – Это не из-за низкой самооценки. Это потому, что меня мало кто может запомнить. Никто не помнит моего имени и никто не помнит номера телефона, даже моя внешность становится расплывчатой. Я знаю. Просто поверьте. Это не расстраивает меня, я привык. Это кажется мне чем-то обычным.       – А… Я помню, однажды спросил тебя о девушке…       – Да, Майя. Я помню, Вы спрашивали, а я Вам рассказывал.       – И ты тогда сказал, что вовсе и не стоит пытаться.       Я весело посмеялся.       – Она и правда прекрасна. Но даже если я попытаюсь, она не сможет запомнить меня. И меня это не сильно волнует.       – Ты всегда был слишком сдержан и спокоен, – рассмеялся дядюшка Мо.       – А Вы всегда такой жизнерадостный.       – Ты тоже, – замечает он, – но по-своему.       Я молча соглашаюсь с ним. Пожалуй, да, я доволен. И все же мне очень хочется спросить его, почему же он помнит меня? Думаю, он не знает ответа. А спросить все равно хочется. И тут, как всегда запоздало, мне в голову приходит идея.       – Дядя Мо, а Вы всегда помните свои сны?       – Хм, пожалуй, довольно часто, – отвечает он. – Не очень подробно. А вот раньше, в молодости, я всегда запоминал и даже записывал свои сны по утрам. И всегда их помнил. Со временем это умение как-то стерлось…       Он вздохнул. А я наоборот, перестал дышать. Он помнит свои сны. Разве это не значит…       Наверное, это и есть Помнящий, о которых я когда-то слышал краем уха. Я не знаю точно, кто они, но кажется, это те, кто запоминает свои сны. И запоминает людей и истории. Истории, наверное, здесь важнее. Ведь дядюшка Мо помнил свою прошлую жизнь, будучи в другом мире. Думаю, мало кто так может. В чем их смысл, этих Помнящих? Можно лишь пожать плечами. А в чем смысл такого, как я?       Значит, только Помнящий может не забыть меня при встрече? Как интересно. Так странно. Никогда не задумывался об этом.       – А что, есть что-то важное в этом? – спросил дядюшка Мо.       – Да нет, – улыбаюсь я. – Так, ерунда.       Ему знать не нужно и не важно, зато мне стало сразу приятнее. Теперь я знаю, кто такие, эти Помнящие. Или я ошибся и придумал себе все это. И все-таки как хочется в это верить.       Через несколько дней моего дядюшку Мо выписали из больницы. И чуть позже мы снова встретились в парке, как пять лет назад. Пошли к реке, где с удовольствием пошлепали босыми ногами по воде. И много разговаривали.       А про себя, мысленно, я дал обещание, что теперь буду его ангелом-хранителем. Мне понравилось. Хочу сопроводить его до конца его жизни. И возможно, однажды он скажет мне снова, что я все-таки необыкновенный человек. Ведь я отчего-то точно знаю, что не стану выглядеть старше, чем сейчас, когда моему дядюшке Мо будет за шестьдесят или за семьдесят. Он скажет, что я необыкновенный, сожмет мою руку, а я ему улыбнусь в ответ на его улыбку.       Да, я стану ангелом-хранителем. Всего на одну жизнь. Как смогу, как сумею. От всего не уберегу, зато, что будет в моих силах, с радостью сделаю для него. Лишь бы только он улыбался и смеялся так же, как сейчас. 25 сентября, 2020 год.