Нравится

Такемичи Ханагаки не нравятся девочки. Кажется из всех проблем, существующих в каждой его временной линии, эта была самая...проблемная. Да, у него есть девушка и они встречаются уже довольно долгое время, но Такемичи ничего к ней не чувствует, в романтическом плане. Хината классная, действительно классная. Добрая, красивая, целеустремлённая, а главное имеет своё мнение и не боится его высказывать. Она умеет готовить, в её дневнике никогда не было оценок ниже отметки «удовлетворительно». У неё были красивые черты лица и офигенная фигура, её янтарные глаза были как две звезды, а в сочетании с её волосами, от них взгляд отвести невозможно, грудь второго размера и круглые бёдра привлекали внимание почти каждого встречного парня. Хината Тачибана была из разряда тех, о которых говорят «мечта, а не девушка» и это правда. За ней мальчики бегали ещё с младших классов, намного умнее и красивее, чем сам Такемичи. Ну, по крайней мере, Наото всегда так говорил, а потом с тяжёлым вздохом мямлил себе под нос тихое «Но она выбрала тебя», даже не задумываясь о том, что Ханагаки может услышать. А Такемичи слышал и от этого ему становилось с каждым разом всё хуже и хуже. Ведь, во-первых: она ему не нравилась и он ничего не мог с этим поделать. Во-вторых: он бессовестно пользуется её чувствами, чтобы никто, не дай Бог, не узнал, что он не той ориентации. Собственно, именно из-за колющего чувства вины он и помогал Наото, а не из-за безвозвратной влюблённости и теплых чувств к его сестре, ну и, конечно, просто потому, что он единственный, кто мог ему помочь. И в-третьих, что самое важное: ему нравился зам.глава Тосвы. Нравился настолько, что он думал о нём каждую свободную секунду. Настолько, что поджилки тряслись каждый раз, когда Рюгуджи оказывался рядом ближе, чем на метр, а когда, невзначай, хлопал его по плечу или трепал волосы, при этом приговаривая что-то, что Такемичи запоминал ровно на пару секунд, просто потому, что у Дракена руки, прям настолько ахуенные, в голову лезли мысли о заранее купленном гробе, который не разрешала купить мама со словами «Тебе, что кровати мало, или ты в отряды сатанистов записался?». Нравится настолько, что порою он забывает обо всём на свете, а потом пытается оправдаться перед мамой или Хиной, почему он их не слушает. Ну, точнее, слушать-то слушает, но в суть не вникает, а потому мгновенно забывает всё сказанное ему ранее. А слова и фразы, сказанные ему, Кеном и которые он запомнил, можно по пальцам пересчитать, ведь стоит Рюгуджи завести о чём-то разговор, как мысли Ханагаки мгновенно заполняются самыми пошлыми фантазиями, похлеще, чем в любом порно из коллекции Аккуна, ведь у Дракена голос лучше любого ангельского пения, раз в миллиард. Удивительно в этой ситуации то, что он может спокойно поддерживать разговор и запоминать всё сказанное кем угодно но не Дракеном, а затем также спокойно всё пересказать. Нравится настолько, что однажды он чуть не спалился, откровенно пялясь на него во время собрания Свастонов. У Дракена в тот вечер волосы были собраны в хвост, а не в косу как обычно, а от того Такемичи и не мог оторвать от него глаз, стараясь запомнить все изменения, которые произошли в Рюгуджи после смены причёски. Очнулся он только тогда, когда рядом стоящий Чифую пихнул его локтем и оповестил об окончании собрания, которое Ханагаки любезно пропустил мимо ушей. Мацуно потом всю дорогу до дома пытался выпутать из него причину такого «зависания». —У меня сегодня, ещё со школы голова болит, поэтому не удивительно, что я завис! — взметнув руки вверх от возмущения, прорычал тогда Такемичи. —Ага, конечно. А минуту назад он говорил, что «просто задумался».— говорит Чифую, не смотря в глаза и смеётся. —Да, я задумался! У меня болела голова и я отвлёкся на это, а потом задумался о чём-то! — мысли сами путаются в непонятный клубок, а от волнения на спине и затылке выступает пот, время от времени приводя его в чувства и возвращая на землю. В голове всё крутится образ Дракена с хвостиком. То как резко подул лёгкий зимний ветер и выпущенная передняя прядь упала на правый глаз, полностью скрывая его за собой. В тот момент руки мгновенно зачесались — самолично заправить эти непослушные волосы за ухо. —Да ладно тебе, — голос Мацуно вновь вытаскивает его из омута прострации, а несильный удар локтем под рёбра, уже который раз за этот вечер, отдаёт чувством раздражения где-то в груди.— просто скажи, что засмотрелся, — непринужденно пожав плечами, продолжает он, всё ещё не смотря на старшего. А у Ханагаки сердце в пятки уходит. Неужели? Неужели настолько всё палевно? И кто ещё это видел? А вдруг и сам Дракен заметил? Мозг снова засоряет рой неприятных мыслей, одна страшней другой. Бесконечный водоворот «А вдруг?»,"А что если?»,"А может быть?», не дают места здравому смыслу, который либо потерялся, либо и сам давно сошёл с ума, поэтому его и не слышно. Но тем не менее, отголоски чего-то отдалённо напоминающего тот самый здравый смысл, отрезвляют его разум и Такемичи понимает, что молчит дольше положенного. А от того выдавливает из себя вымученное: —На кого? К счастью, вопрос получается больше удивлённо-шокированный, чем страдальческий. Хотя Мацуно, кажется, не замечает даже этого, потому и выдает, всё таким же непринуждённым голосом, наконец посмотрев Ханагаки в глаза. —Откуда-ж я знаю? — и Такемичи радуется, чуть ли не выдыхая громко и облегчённо. А Чифую всё ещё смотрит на него, ждёт, когда же тот ответит на вопрос. Пусть с задержкой, но Такемичи всё же отвечает, довольно громкое: —А я о чём? Чифую не верит. Не верит, потому, что не раз пихал его под рёбра на собрании, а тот даже не реагировал, не сводя взгляда с. На кого он там смотрел? Собственно, на этот вопрос он ответа так и не получил, хотя и продолжал выпутывать его из Такемичи тонкими ниточками. Для самого Ханагаки, это были ниточки не «того самого откровения», а его оставшегося терпения и спокойствия, которых кстати становилось с каждым разом всё меньше и меньше. Но слава всем существующим и несуществующим Богам, Мацуно всё же замолчал, не надолго конечно и то, из-за того, что они уже подошли к дому Ханагаки, но он замолчал. Правда на следующий день, уже на пару с Кейске, которого так «кстати» выписали из больницы именно в этот день, он снова завёл свою шарманку. Продолжалось это на протяжении недели. Положение, как ни странно, спасла Хината, которая вместе с Наото шла с магазина и встретилась им по пути. Такемичи, как истинный джентльмен и в попытках спасти свой мозг от очередного изнасилования его мозга вопросом, под названием «на кого запал господин Ханагаки: Главу Тосвы, или всё же его зама?»(хотя, конечно больше второе), предложил помочь с сумками и проводить их до дома. Удивительно, что после этого, от всех расспросов Чифую и Баджи, не осталось и следа. Хотя к тому времени, к ним присоединились и его школьные друзья, в лицах Аккуна, Такуи, Ямагиши и Макото. И ведь никто из них, не считая самого Ханагаки, не воспринимал эти подъёбы всерьёз, пусть и перестали его донимать. А просто потому, что, когда Макото посчитал забавным пошутить про его ориентацию, при его девушке, получил хорошенький такой подзатыльник, от самого Такемичи, а потом словил ещё и злобный взгляд Тачибаны, мол «Тебе, что жить надоело? Хули лезешь куда не надо? Сказала моё — значит моё!», замолчали абсолютно все. Впрочем, это было не так важно, потому что по возвращении Такемичи в будущее, где мало, что изменилось, ему приходится вернуться снова в прошлое и разгребать новую хуйню. *** В этот раз нужно спасти семью Шиба от самих Шиба. Ситуация иронична настолько, что не поймёшь, хочется тебе смеяться или плакать. По итогу, Такемичи всё же плачет, и не просто так, в подушку, как обычно, нет. Он плачется Чифую, при этом рассказав всё как есть: и про будущее, и про смерть самого Мацуно и всю последующую дичь, что произошла с ними в будущем. Тот как ни странно верит. Мало того, он вызывается помочь Ханагаки разгребать эту, неизвестной консистенции с неизвестным содержимым, кашу, которую неизвестно кто заварил. Плана у них, как такового нет, а потому они решают сначала проанализировать обстановку, сделать для себя несколько выводов и заметок на будущее, и только потом его составить. В итоге, провозившись в этом болоте-каше-и-хуйне-на-постном-масле, они какими-то путями пересекаются с Кисаки и Ханмой, которые вызываются помочь им. Такемичи, «добрая душа, но с безмозглой головой», как сказал после этого Чифую, решает им довериться и теперь в их клубе по спасению Тосвы, четыре человека. Тем не менее, благодаря Кисаки они узнают намного больше и быстрее информацию, которую, не факт, что смогли бы откопать сами. К примеру, про ту же самую принадлежность старшего Шибы к христианству или его традиционной рождественской молитве. Следующим пунктом становится, как раз таки, не дать Хаккаю убить своего старшего брата. Но в последний момент, как это обычно бывает, всё идёт по пизде. *** Рождественский день не задался ещё даже не наступив. Вечером, двадцать четвертого, Такемичи знакомится с отцом Хинаты. Хороший мужчина, а от того ему всё сложнее взглянуть в его глаза, совесть не позволяет. Однако то, что говорит господин Тачибана под конец их беседы, всё же позволяет Ханагаки вздохнуть свободно. —Я хочу, чтобы ты бросил мою дочь.— в его голосе нет ни намёка на шутку, примерно таким же голосом Наото объяснял ему все тонкости их очередного их плана и повторял, что у них нет права на ошибку. И всё же это заявление вгоняет Такемичи в шок. —Но. Почему? — неужели он настолько плохой вариант? Нет, он, конечно и сам себя морально убивает изо дня в день, потому что позволяет себе такое отношение к Хинате, но он всё же надеялся, что со временем его чувства к Рюгуджи остынут и он сможет по-настоящему полюбить её, не мучая безответственностью. Однако, скорее всего, её отец прав и им стоит расстаться, она всё же заслуживает куда больше, чем он может ей дать. Хотя, куда уж там, она заслуживает куда больше, чем он сам. —Просто, — мужчина замолчал, наверняка обдумывая, что говорить дальше.— Такемичи, ты гопник. И я не думаю, что ты сможешь обеспечить спокойную и безопасную жизнь Хинате. Поэтому, я прошу тебя, брось её. Такемичи молчит, обдумывает всё сказанное, обдумывает свои нынешние ощущения, обдумывает и всё то, к чему могут привести их отношения, если он и дальше будет так играть с её чувствами. К тому моменту, когда все мысли, уже заканчиваются и всё в его голове стабилизируется, место, в кафе, напротив него, уже пустует. По ту сторону стола стоит лишь пустая миска из-под рамена и несколько бумажных купюр, прижатых пустым стаканом. На следующий день, вечером, Ханагаки приглашает Хинату на прогулку по набережной. Тачибана улыбается, чуть ли не светится от счастья, но от всего этого ни остаётся и следа, когда он озвучивает ей причину этой их встречи. Теперь она злится, плачет, избивает его и убегает, оставляя свой розовый зонт валяться на снегу, его, кстати, потом унесёт ветром в море, а Такемичи так и останется лежать под снегопадом, с побитым лицом и тяготящим чувством облегчения в груди. Так надо было, теперь всё должно стать лучше, хотя бы потому, что он не будет обманывать её этой лживой взаимностью. Пусть, с этих пор она будет его ненавидеть. Пусть! Она действительно заслуживает лучшего, кого угодно, но не его, точнее, это он ее не заслуживает, не стоит даже волоса на её розовой макушке. Как и когда он покинул это место, Такемичи не помнит. Зато помнит как встретился с Чифую, Кисаки и Ханмой в назначенном месте, а потом они все отправились в церковь. *** Как и говорил Чифую, Тетте доверять было нельзя. Вот только, Ханагаки его не послушал, а потому и не жалуется, что у него что-то болит, когда Хаккай волочит его за собой, перекинув руку, через своё плечо, ведь Мицуя от его помощи отказался, открыто заявив, что ему она нужна не так сильно, как Такемичи. У Тайджу рука тяжёлая, настолько, что пока они дрались, хотя это скорее напоминало, садо-мазохистские игры, где Шиба его избивал, а он как последний конченый вставал и получал новые удары, Такемичи услышал хруст собственных костей, примерно в области ребер. И всё-таки, если бы Майки с Баджи не подоспели вовремя, одним этим хрустом он не отделался. —И чем вы придурки, только думали? — уже раз пятый, за эти две минуты, возмутился Кейске, подобно Хаккаю волоча на себе Чифую.— Договорились же вроде, что не будем больше ничего по одиночке решать! —И это нам говоришь ты? — вымученно прохрипел Мацуно из-под его плеча, после чего сплюнул кровь и зашипел, от резкого движения сбоку, когда Баджи злобно на него зыркнул.— Сам не лучше. —Я исправился.— сейчас брюнет больше напоминал первоклассника, который пытается доказать свою правоту, нежели подростка сумевшего осознать свои ошибки и исправившего их, а потому неудивительно, что сейчас все хохочут над ним, даже полуживой Ханагаки.— Эй! Я серьёзно! —Да знаем мы, как ты там исправился.— сквозь хихиканье, потому что на большее сил не было, промямлил Такемичи, но тем не менее его все услышали, ведь следом раздалась новая волна смеха. На выходе из здания, которое внутри уже мало чем напоминало церковь, в лицо ударил холодный ветер, облегчая боль и пуская толпы мурашек по всей коже. Первым на улицу вышел Майки, с равнодушным, но серьёзным «Кен-чин помоги», от которого у Ханагаки земля из-под ног ушла, а бедный Хаккай, от резкого перевеса на левую сторону, чуть не рухнул вместе с ним на бетон. Стоило Такемичи увидеть сидевшего на ступеньках и улыбающегося во все тридцать два зуба, Дракена, как весь, накопившийся за вечер, адреналин мигом испарился из крови, уступая место усилившейся из-за мороза, чувствительности. Все полученные сегодня синяки, гематомы и переломы, которые, как думал Такемичи, наверняка есть, дали о себе знать. Тело покинули последние силы, оставляя его висеть на Хаккае тряпичной куклой, и то благодаря лишь держащей его левой руке Шибы, а в глазах начало мутнеть из-за резко появившейся боли и усилившегося внутричерепного давления. —Эй, Такемичи! — справа раздался испуганный возглас Хаккая, вернувший ему на пару секунд сознание. Но и тех хватило, чтобы заметить, как абсолютно все на них обернулись, как Дракен мгновенно подорвался с места и метнулся в их сторону, как перепуганный Чифую запутался в ногах и не рухнул вниз по ступенькам вместе с Баджи, благодаря которому, они чудом остались стоять на месте, как Юзуха подхватила под бок Мицую, у которого, кажется, от слишком сильного звука закружилась голова, а потом всё погрузилось в беспросветную тьму. *** Первое, что он слышит после пробуждения — это раздражающий слух, писк приборов, не надо иметь много ума, чтобы понять, что они медицинские и, что он, вероятнее всего в больнице. Затем слышатся негромкие голоса, которые с каждой секундой становятся всё чётче и чётче. Теперь он может отличить их друг от друга и сказать где чей. —Да заебал ты! Сказали же, «не тревожить», значит не тревожить! — кажется, это Мицуя и судя по последующему за его словами, шлепку, он кого-то хлопнул по руке. О! А теперь ещё и по голове. —Да я-ж только на гипс посмотреть! Пусти! — а это Майки, как всегда этот виновато-возмущенно-просящий тон, а-ля «Я ребёнок, мне нельзя что-то запрещать» и, если Такемичи не ошибается, Мицуя оттаскивает его откуда-то за шкирку. —Баджи, блять, тебя это тоже касается! — а это. И он здесь? Впрочем, это не удивительно, раз Майки здесь. В следующую секунду, ему что-то резко стало холодно, а потом где-то возле живота раздалось шокированное «ахуеть», ну это уже Баджи. А потом снова какой-то хлопок, на этот раз куда тяжелее, чем подзатыльник Мицуи.— Сказали же вам, идиотам, не трогать его! Потом ему снова стало тепло. Скорее всего Баджи поднимал одеяло, а потом увидел что-то, от чего и выдал это удивлённое «ахуеть». Вот только, что именно он там увидел — неизвестно. Однако Такемичи стало очень интересно, поэтому он попытался открыть глаза. Вышло, откровенно говоря, не очень, зато вышло — уже хорошо. Первое, что попалось на глаза, был белый потолок, потом, прогулявшись медленно по комнате, взгляд зацепился за Дракена, который пытался поймать правую, или это левая, руку Баджи. Скорее всего хотел скрутить его, чтобы тот не сморозил очередную дичь, на пару с Майки. Кстати о нём, Мицуя, а-ля мамочка, усадил его на стул в углу, положив руки на плечи, скорее всего надавливал на них, чтоб не сбежал, и заставлял смотреть на «мученика"-Кейске. Возня возле кровати, как-то быстро успокоилась и теперь все взгляды были обращены на самого Ханагаки. —Ёп-твою-мать, блять! Говорили же вести себя тише! Нет, им посмотреть на гипс надо было! Любуйтесь теперь, вы его разбудили! — Такаши как-то резко соскочил с места, из-за чего стул, на котором, кстати всё ещё сидел Майки, упал, хвала Богам, что на спинку и прибежал к кровати, тут же укладывая голову Такемичи обратно на подушку.— Лежи. Врач сказал, что тебе нельзя перенапрягаться, у тебя на трёх рёбрах трещины и нос сломан, три шва наложили, это не считая всех синяков и ушибов. Мицуя, честно говоря, выглядел тоже ни как модель с обложки. Голова была перемотана бинтом, лицо покрыто синяками, пластырями и кучей небольших ранок. Руки которыми он размахивал над головой Такемичи тоже были не лучше, почти все пальцы в таких же пластырях как на лице, на двух из них видны засохшие кровоподтёки от сломанных, в мясо, ногтей, не считая мелких царапин и двух, нет трёх зашитых ран. Дракен наконец отпустил Баджи и пошёл поднимать стул. Майки, как обычно, решил поиграть на чувствах и принципиально не поднимался с него, кажется, даже и не думал о чём-то подобном. Но, признаться честно, картина где Глава Тосвы, Непобедимый Майки, гроза половины Токио, сидит на стуле, лежащем на полу, была очень комичной, учитывая скрещенные руки на груди и задранный, по сути к потолку, подбородок. А когда Рюгуджи вернул стул в «исходное положение», Манджиро, чуть было, не полетел лицом вниз, всё также задрав подбородок. И вот тут Такемичи не выдержал и засмеялся. Ну, как засмеялся, попытался, что, как оказалось позже, было большой ошибкой. Ибо треснувшие рёбра дали о себе знать и теперь он не мог нормально глотнуть воздуха, только часто-часто вздыхал. —Да, что такое-то, а? — вновь возмутился Мицуя и слегка надавил на грудь, дышать стало ещё тяжелее, но эта непонятная одышка постепенно отступила. Руки с груди убрали и он смог, наконец, нормально вздохнуть. —Спасибо.— собственный голос показался до жути чужим и пугающим, будто человек впервые, за долгое время, заговорил. —Было бы за что.— Такаши неловко почесал затылок и как-то нервно, что ли, посмеялся. —Эй Такемучи.— снова его голос. Господи, если ты есть, он ведь так с ума сойдёт, пусть Дракен лучше молчит. А нет! Пусть лучше всегда говорит. Точнее. Бляяяять, да когда ж это кончится-то, а?— Ты нахера на Тайджу с его прихвостнями, в одиночку полез? — какой же, всё-таки его голос ахуенный, а этот тембр. Услада для ушей, полная наслаждения. Стоп! —Че..чего? — щёки Ханагаки мгновенно порозовели, плечи дёрнулись вверх, а глаза уже напоминали два блюдца, те самые, которые Эмма с Хинатой хотели купить, потому что «это цвет аквамарина». Однако никто и бровью не повёл на его поведение, наверное решили, что ему стыдно, ведь ещё на следующий день, после Кровавого Хэллоуина, как раз в палате Баджи, они все вместе поговорили и решили, что будь у кого какие проблемы, решать они их будут вместе. Вообще-то Ханагаки действительно было стыдно, но не из-за своего, непослушания, так скажем, а из-за того, что он опять пропустил всё мимо ушей из-за своей уже, кажется, поехавшей, крыши. —Говорю, какого хуя опять в героя играешь? Мало нам Баджи было? — а, так вот в чём дело. А ведь действительно, все только-только отошли от октябрьских событий, а тут. Вот! Получите, распишитесь. Такемичи на больничной койке с гипсом на рёбрах и тремя швами на носу, и Чифую с Хаккаем. Погодите-ка. —А где Хаккай и Чифую? — если сначала на него смотрели больше с жалостью и, только капелькой, осуждения, то теперь всё в точности, да наоборот. Конечно, за исключением Майки, который после вопроса начал хихикать, привлекая эти осуждающие взгляды к себе. —Говори, что хочешь, Кен-чин, а он всё равно, будет и дальше играть в героя. Даже сейчас об этих балбесах спрашивает, а не о том, сколько ему здесь лежать.— и снова захихикал, но в этот раз на пару с присоединившимся к нему Кейске. Мицуя же, просто покачал головой, а Дракен.Он так и продолжал стоять возле стены, скрестив руки на груди и смотрел прямо на него. Боже, какие же у него, всё-таки красивые глаза. —С Чифую и Хаккаем всё хорошо.— Подал голос, сидящий рядом Такаши, привлекая всё внимание к себе.— Они отделались простыми побоями и парочкой царапин, в отличии от тебя. —А со мной что? — больших усилий ему стоило отвести взгляд от созерцания Рюгуджи, которого он в своей фантазии, уже вознёс до пьедестала божества и посмотреть на Мицую. Последовавший за вопросом тяжёлый вздох Такаши и поджатые губы Баджи, дали ясно понять, что ситуация неутешительная. —Тебя выпишут минимум через месяц.— голос у Дракена посерьезнел и понизился настолько, что даже Майки, сидевший к нему ближе всех и, который обычно никак не реагирует на что-то подобное, вздрогнул. Но потом, он также резко вздохнул, отталкиваясь от стены и выравниваясь во весь рост.— К тебе там, кстати, ещё посетитель. Все четверо переглянулись, после чего Манджиро, с громким хлопком ладоней о колени, поднялся, первым выходя из палаты, закинув руки за голову и ничего не говоря, только пожелав удачи и скорейшего выздоровления. За ним вышел и сам Дракен, также коротко попрощавшись. Потом и Баджи, со своим фирменным «бывай», и Мицуя, также как Майки, пожелавший удачи. На несколько минут воцарилась тишина, в которой была слышна только непонятная возня в коридоре, и та в скором времени стихла. Такемичи начинает казаться, что парни, как обычно решили над ним подшутить, а завтра они заявятся к нему в палату с диким ржачем, спрашивая дождался ли он этого «посетителя», может уже и сегодня вечером. Собственно, а сколько сейчас время и какое сегодня число? За раздумьями над собственным вопросом и уже, смирившись с несмешным юмором своих друзей, а ведь такие правдоподобные лица сделали, он нашёл себе «интереснейшее» занятие в виде пересчёта трещин на потолке, и не заметил как дверь в палату вновь открылась. Понял, что в комнате есть кто-то помимо него, Ханагаки лишь тогда, когда услышал тихое: —Привет Такемичи.— слегка вздрогнув от неожиданности и переведя взгляд на вошедшего человека, он увидел. —Хината?— Тачибана стояла возле двери и, кажется, боялась подойти ближе, нервно сжимая лямки своей розовой сумочки, которая прикрывала её коленки и не смотрела ему в глаза. Вся её поза так и кричала о том, что ей жаль. Вот только, с чего бы? Нет, ну она его, конечно хорошенько так поколотила в тот вечер, но он это заслужил, как-никак. —Я.— она начала резко переводить взгляд со своих ботинок на него и, кажется, посчитав, что оба варианта не очень, склонилась в поклоне, тут же выдавая всё на одном дыхании.— Прости, что я побила тебя, ведь тебе потом ещё больше досталось. И, прошу, извини моего отца, он повёл себя не очень хорошо, влезая в наши с тобой отношения и принуждая тебя к чему-то. Поэтому пожалуйста, —она вновь замолчала, делая новый глубокий вдох.— Такемичи Ханагаки, давай встречаться снова. От того, что она говорила довольно быстро, смысл сказанных слов, до Такемичи дошёл не сразу. А когда, всё же дошёл, то он просто с минуту тупо пялился на Тачибану, которая уже выровнялась и ждала его ответа. —Хина.— замолчав на пару секунд и хорошенько обдумав, что же ему всё-таки стоит говорить, он продолжил.— Понимаешь, дело не в твоём отце. Я уже давно думал над нашим расставанием и дело не в тебе. Просто мы.— снова вдох-выдох.— Просто я никогда, ничего к тебе чувствовал. Ханагаки смотрел точно на Хинату, а потому, от его внимательного взгляда не ускользнуло то, как она испуганно отшагнула к двери, словно ей сейчас показали самый страшный кошмар в её жизни. Она, кажется, хотела что-то сказать, однако он не дал ей этой возможности, продолжая говорить. —В тот день, когда ты призналась мне на крыше, я был действительно счастлив. Мне было так радостно, от осознания, что я могу кому-то нравится, да ещё и такой прекрасной девушке как ты, что не думая ни секунды, согласился.— его перебил довольно громкий вдох Тачибаны, она даже схватилась за кофту, как раз том месте, где располагается сердце. И от этой картины, у Такемичи защемило в груди, а в следующую секунду из глаз непроизвольно хлынули слёзы.— Мне правда было хорошо с тобой, но я. Никогда не испытывал к тебе что-то больше, чем дружбу. И поэтому, мне сейчас перед тобой ужасно стыдно, ведь я не только не смог ответить на твои чувства, я бессовестно воспользовался ими, пытаясь забыть другого человека.— Теперь Хината тоже плакала, прикрывая рот рукой и время от времени всхлипывая.— Я не прошу у тебя прощения, потому что не заслуживаю его. Не заслуживаю даже оправдываться перед тобой, ведь я ужасный человек и.. Он замолчал, шокировано смотря на посмеивающуюся девушку, с застывшими в её глазах слезами. —Ты такой дурак, Такемичи.— она всё ещё улыбалась, вытирая слёзы и наконец подойдя к больничной койке.— Я тоже была счастлива, когда ты ответил на мои чувства и мне было хорошо, проводя с тобой время. Я тоже заметила, что в последнее время ты стал ко мне холоднее, но думала, что это тот самый период, который нам надо пройти вместе, чтобы наши чувства окрепли. А оказывается.— вырвавшийся всхлип сдержать не удалось и теперь, Хината снова, усердно начала вытереть слёзы, не перестающие литься из её глаз.— Ты никогда ко мне ничего не чувствовал. Но я не злюсь на тебя, хотя, наверное, должна. Почему-то, я сейчас счастлива как никогда, я счастлива за тебя, Такемичи. Спасибо, что ты был честен со мной сейчас и спасибо, за то, что дал мне возможность почувствовать себя любимой, хотя я никогда и не была таковой для тебя. Они говорят ещё очень долго. Говорят об их, уже бывших, отношениях, как они частенько засиживались дома у Тачибаны, вместе учили английский, она готовила, так полюбившиеся ему, клубничные кексы, Хината кстати пообещала принести их, когда в следующий раз будет его навещать. Вспоминали совместные свидания, которых было не очень много, и прогулки до часу ночи. Однажды они пошли в парк аттракционов и переели сладкого, самого разного, и сахарную вату, и пирожных в кафе для влюблённых, и шесть порций мороженого разного вида, и ещё чего-то. На следующий день они оба не пошли в школу, потому что обоих тошнило и весь день провели, переписываясь друг с другом. Вспомнили и то, как одна девчонка, видимо слишком храбрая, или слишком тупая, как сказала Хината, а Такемичи на это лишь посмеялся, из-за чего они потом минут пять пытались выровнять его дыхание, а потом ещё столько же вспоминали, о чём они говорили, попыталась подкатить шары к Ханагаки. Потом, конечно, эта ш.девочка потеряла желание даже смотреть в его сторону, ибо свои волосы для неё были важнее. После этого случая, вспомнился и тот, как Такемичи, чуть не переспал с Эммой. От упоминания, которой, на него накатила, странная, как показалось Тачибане, тоска. Потом она задала весьма странный вопрос, не нравится ли ему Эмма. Глаза у него в тот момент полезли на лоб и он, кое-как отойдя от шока, спросил почему она так решила. Хината открыто сказала, что у него была весьма странная реакция на её упоминание. А Ханагаки, мысленно дав себе пощёчину, сказал, что его сердце занято не Эммой, а подобная реакция вызвана тем, что ему вновь стало стыдно за то, что причинил так много боли Хинате, ещё будучи её парнем, на что Хината, еле сдержалась, чтобы не треснуть его, но вовремя вспомнила, что Ханагаки, вообще-то, пострадавший, и прочитала ему очередную лекцию о том, что он ничего ей не должен и, он молодец, солнышко, пай-мальчик и вообще, самый лучший. На вопрос кто же всё-таки украл сердце её возлюбленного, Такемичи ответил, что не хочет об этом говорить, хотя бы сейчас. Тачибана понимающе кивнула и, перекинувшись с ним ещё парой фраз, попрощалась, ведь пришла мед-сестра с заявлением, что больному нужен покой, а они ходят здесь, сначала толпа шумных и невоспитанных пацанов, а теперь девчонка, которая, кажется, не имеет чувства времени и не даёт парню нормально отдохнуть. Хината, на такое заявление, хотела было, что-то возразить, но промолчала и попрощавшись с ним, удалилась. Ханагаки вкололи снотворное и уложили спать, чтобы быстрее восстанавливался. *** Выписывают его, уже спустя три недели, со словами «У Вас, очень быстрая регенерация, молодой человек. Однако это не значит, что теперь Вы можете калечить себя, не думая о последствиях.» За то время, пока он лежал в больнице, к нему приходило, как сказала та медсестра-мегера, это её так Чифую назвал, слишком много посетителей. Буквально на следующий день прибежала разгневанная Эмма, говоря какой же он всё-таки мудак и, как он вообще посмел поступить так с Тачибаной. Но спустя, около, получаса чересчур эмоциональных разбирательств, она всё же смогла принять тот факт, что, так или иначе, Такемичи с Хинатой, всё равно бы расстались. Приходил и Чифую, со словами, «Ну ты даёшь чувак, а ведь это всё затевалось именно из-за Хинаты. И что дальше делать будем?». Если на второй пункт, Ханагаки ответил быстро и без капли сомнения, что всё продолжается, потому что не знает изменилось ли будущее, то на первую его часть, конкретного ответа не было. Мацуно, как и всегда решил потрахать его мозг, поэтому после слов «Мне нравится кое-кто другой», начал донимать его вопросами кто это? , пока его не выгнала та самая медсестра. Кстати, именно после этого она и получила то прозвище. Приходила и сама Хината, каждый раз с клубничным кексами, которыми кормила его. Приходили и другие свастоны, в основном, конечно их верхушка, но ему и этого было, более, чем достаточно. Лучшие друзья, в лицах Аккуна, Такуи, Ямагиши и Макото, тоже частенько к нему наведывались, и также как и Майки с Баджи в первый день, пытались стащить с него одеяло, дабы посмотреть на гипс. Их, конечно, за это потом выгнали из палаты и, ещё несколько дней подряд не разрешали к нему входить, опять же та самая медсестра. Кстати, в день выписки, она громче всех поздравляла его и желала подольше не возвращаться в больницу. Со стороны, наверное, это выглядело, даже мило, если бы не её прозвище, которое говорило само за себя, тут и великим мыслителем быть не надо, чтобы понять, что она мечтала побыстрее выпроводить его и всех его друзей, которые изрядно потрепали ей нервишки ну или наоборот. И тем не менее, день тот был действительно радостный. Сразу из больницы, парни повели его в рамённую, в которой просидели аж до поздней ночи, пока их, силой, оттуда не выперли, потому что было уже время закрытия, а они уходить не хотели. *** Спустя месяц, Такемичи снова попадает в больницу, но на этот раз с сотрясением мозга, которое он получил, спасая Эмму от удара битой по голове. В тот день, они с Инуи были на могиле Шиничиро, принося ему подношение и Такемичи наконец смог познакомиться со старшим братом Майки, о котором очень много слышал и, с которым его часто сравнивали. И, буквально секунду спустя, когда они уже закончили, на кладбище, в метрах пяти от них, появился Курокава Изана, как оказалось, ещё один старший брат Эммы и Майки. Однако, им дали время лишь на приветствие, так как следом за ним, появились упомянутые раннее Сано. Ханагаки даже не успел понять, что происходит, пока его оттуда, за руку уводила Эмма. Понял он это, когда они уже шли вдоль тротуара и о чём-то оживлённо разговаривали. Но, по правде, ничего из того, о чём они тогда говорили, он не помнит. Помнит лишь, как услышал резкий, громкий рёв мотора, байкерского мотора. А когда тот подъехал ближе, удалось лишь разглядеть, что на нём было два пассажира и ничего больше. Действуя на каких-то подсознательных инстинктах, которые в тот момент замигали ярким красным цветом в сознании и кричали об опасности, Такемичи кинулся в сторону Эммы, мгновенно сбивая её с ног и валя на землю. Как оказалось позже, интуиция его не подвела и действуй он, хоть на секунду, медленнее, то не отделался бы обычным сотрясением или хуже, могла пострадать Эмма, для которой как оказалось, и предоставлялась та бита. Очнулся Такемичи в тот же день, вечером. Возле его кровати сидели Эмма с Хинатой, обе зарёванные на нет. Увидев движение со стороны кровати, девушки, уж слишком, оживлённо, подскочили со своих мест и чуть ли не запрыгивая на неё. Эмма около десяти минут ревела ему в плечо, как ей жаль и, как она ему благодарна. Во всей этой сопливо-слёзной речи, Такемичи зацепился за один момент, где упоминалось, как Майки и Дракен, как два разозлённых, бешеных пса сорвались с мест и поехали на забив с Поднебесьем. В общем, за развитием этой темы и услышав подробное описание состояния парней, в момент, пока с Такемичи возились врачи, он понял, что происходит какая-то дичь и дождавшись, пока девочки уйдут, сбежал через окно (благо это был первый этаж). Короче говоря, как он добрался до набережной, остаётся загадкой, покрытой толстенным слоем тумана. Однако, как только он сообщил о своём присутствии, всё внимание было обращено на него, от ничего не понимающих, до мягко говоря ахуевающих. Успели ему предъявить только, «хули он здесь забыл», а потом навели дуло пистолета прямо в лоб. Тетта Кисаки, оказался весьма интересным парнем, и, как решил для себя Такемичи, тупым, но умным. Да, оказывается так тоже бывает. Он с самого детства был влюблён в Хинату Тачибану, которая была влюблена в Ханагаки, который не был в нее влюблён, но суть не в этом. Суть в том, что этот идиот, другим словом и не назовёшь, вместо того, чтобы признаться ей в чувствах, решил стать лучшей версией Такемичи. На этом моменте Тетту перебили, назвав полнейшим идиотом, через чур много думающим. Тот, конечно, не ожидав ничего подобного в свою сторону, не смог удержать в руках оружие, которое из его рук выхватил Ханагаки, рукоятью треснув того по голове и добавил, чтобы Кисаки ни ебал никому мозги, а шёл и признавался Хинате в чувствах, пока за него это не сделал кто-то другой. Кисаки, пребывая в ахуе, только смотрел на разозлённого Ханагаки, гневно-размахивающего пистолетом в руке и толстым слоем бинта на голове, и кивал каждому сказанному им слову, пока к ним не подошёл Изана, неловко усмехнувшись и напомнив, что у них здесь, «разборки вообще-то», за что тоже получил выговор и удар пистолетом, не только по голове, но ещё и по руке, и по спине. По яйцам ударить, ему не дал Майки, тоже присоединившийся к их светскому разговору и, тоже, получивший свою порцию уроков морали и ударов пистолетом, который, кажется, забыл свою первоначальную функцию как огнестрельного оружия. Пистолет у него отобрали Дракен с Какучё, удивительно, что в тот момент Такемичи ни разу не отвлекли те самые мысли дав ему возможность, тоже треснуть Рюгуджи по голове пару раз. В тот вечер пистолетом не получили только Мицуя, Чифую и Баджи, которые тихо стояли в сторонке и просто наблюдали, дабы сохранить в целости свои головы, ну и Ханма, хотя на его голову, Такемичи тоже покушался. Но под конец, уже без пистолета в руках, Такемичи орал на каждого, кто попадался на глаза и учил их жизни, потому что, они ёбанные инфантильные инфузории, нихуя не смыслящие в жизни и живущие только своими тупыми хотелками, а о том, что будет с ними в будущем, не думают. Почему под конец? И вообще какой конец это всё было, помнил каждый. У Такемичи, кажется, умерла последняя нервная клетка, на которой всё держалось, и, помимо того, что у него случился нервный срыв, а это был именно он, во время пяти-секундной передышки Ханагаки упал в обморок. При повторном пробуждении в больнице, ему сделали выговор, но уже в мягкой форме, ибо ещё одна потеря сознания за такой небольшой промежуток времени, пагубно скажется на его здоровье. С друзьями, он успел перекинуться только парой фраз, состоящими из вопрос-ответов о его самочувствии, и попрощаться, так как больница, в которой он был сейчас — была та самая, в которой он лежал месяц назад. Мало того, была смена той самой медсестры-мегеры, которая буквально за шкирку вытащила из палаты ревущих Хаккая и Злюку, (для последнего, кстати, удалось выпросить успокоительного и снотворного, дабы избежать возможных неприятных казусов). *** Когда его выписывают, он не говорит никому. Почему-то за всё то время, что он здесь пролежал, наоборот устал ещё больше, а не набрался сил, как это, по сути должно быть. Каждый день, по несколько раз, у него были посетители, из-за чего Киёми-сан, медсестра-мегера, очень много ругалась. Женщиной она была неплохой, просто не любила шум,стоит ли говорить, почему она невзлюбила Такемичи и его шумную компанию? А после месяца реабилитации, где у тебя на завтрак, обед и ужин, не только еда, но и целая орава вечно-орущих парней-подростков, Ханагаки тоже перестал испытывать симпатию к шумной обстановке. Точнее, он просто от неё устал. А потому, наконец закрыв входную дверь и сняв с себя верхнюю одежду с обувью, он наконец смог спокойно вздохнуть. Тишина квартиры окутывала своими спокойствием и уютом, в воздухе витал запах приготовленного мяса, скорее всего мама, единственная кому он сообщил о выписке, но не имеющая возможности встретить, приготовила завтрак и уехала. Хотя время уже было около одиннадцати, поэтому уехала она часа три назад. Уже стоя перед зеркалом в ванной, после душа и суша волосы полотенцем, Ханагаки услышал звонок в дверь. Такая желанная и, как оказалось, неустойчивая тишина, пропала и на смену ей вернулась прежняя головная боль. После сотрясения эта боль не отпускала и была с ним, почти, всё время. Его друзьям не раз говорили, чтобы вели себя потише, но будет ли это волновать, тех же самых, Майки или Баджи, когда они так "эмоционально" рассказывают, про очередной забив, на который они ходили. При этом, когда их почти всё время перебивают или перекрикивают Мицуя с Дракеном, прося быть потише. И ведь не скажешь, чтобы лучше, просто молчали, обидятся ведь, или того хуже, гнать начнут "хули выёбываешься, слушай молча, тебе врач сказал отдыхать, так вот..". Не хотелось верить, что это кто-то из парней, он только-только начал наслаждаться покоем, которого ему так не хватало. Однако, неизвестного гостя, видимо это мало волновало или не волновало вообще, потому что он продолжал жать на этот грёбаный звонок. Такемичи клянётся, если этот кто-то, сейчас же не прекратит вот это вот всё, он вырвет ему руки и запихнёт их ему в жопу, по самый желудок. Неужели нельзя, пару раз начать на звонок и ждать, блять, когда тебе откроют? Видимо нет, потому что, когда Такемичи уже в одежде идёт открывать дверь, звон не смолкает. —Да сейчас я открою! Нахуй трезвонить!? Заебали уже!— осознавая, что за дверью может быть кто угодно, даже полиция, которая за такие слова его точно по головке не погладит, он все равно матерится. Дверь получается открыть не с первого раза, из-за переизбытка раздражительности и злости его начало трясти, а потому небольшой ключ всё время выпадал из рук или не хотел лезть в замочную скважину. С горем пополам и желанием придушить названного и через чур ахуевшего гостя, Такемичи открывает дверь, удивляясь, что на пороге стоит Дракен. Точнее, появление самого парня его не столько удивляет, сколько отсутствие Майки по близости. — Заебали его! Как хуйню молоть, так он в первых рядах, а как сказать, что его, блять, выписывают, так это идите все нахуй! — прилетает прямо в лоб, как только силуэт парня становится виден полностью. Дракен кажется был чем-то недоволен, или зол, хрен поймёшь, честно говоря, с его то рожей. —О.. Дракен? А что за.. что ты тут вообще делаешь?— язык заплетается, а мозг никак не может переработать информацию о том, что вот здесь, вот сейчас, перед ним стоит Кен Рюгуджи. И в голове сразу возникает вопрос, если он без Майки то, что вообще тут делает. Нет было, конечно, один раз, что Дракен пришёл один, в компании арбуза, но тогда они с Сано были в ссоре и думать о том, что это опять повторяется вообще не хотелось. Тем более, что могло произойти за несколько часов? — Мимо больницы проезжал и решил к тебе заглянуть. А тебя оказывается выписали. Так ещё и в одиночку домой попёрся, снова на больничную койку захотел?— Интонация Дракена была схожа с той, с какой мама обычно ему лекции читает. Вроде бы злится, а вроде бы и жалеет. Только вот, это его мать, а это Дракен. —А я.. это.. сам только утром узнал.. Сказали, что вроде всё в порядке и.. Могут прямо сейчас выписать.. Ну, а я.. Я согласился.— за всё свои двадцать шесть лет, врать он так и не научился, это было видно по одному выражению лица Рюгуджи, который для пущего эффекта, ещё и бровь правую поднял, а-ля "ты меня за идиота держишь?" —Конечно.—сказал снова хмыкнув, а Такемичи мысленно дал себе затрещину, его раскусили. Причем со всеми потрохами, на деле же он глупо улыбался, иногда посмеиваясь и потирая правой рукой затылок. Вдруг стало как-то стыдно, человек, Дракен, приехал к нему в больницу, проведать, а он мало, что ничего никому не сказал, так ещё и стоит врёт, и краснеет, в последнем он больше, чем уверен.— Ладно, — послышался шорох пакета и в следующую секунду ему уже протягивают пакет с парой яблок, газировкой и пирожные, которые продаются поштучно.— Я тебе в больницу завести хотел, но тебя, внезапно выписали, так что.. Вот. Дракен убирает освободившиеся руки в карманы, смотря на то, как Такемичи разглядывает принесённые им угощение. А Ханагаки изо всех сил держится, чтобы коленки не подкосились, чтобы в голос не запищать, как девчонка, потому что здесь именно то, что он любит больше всего. Да, он иногда говорил парням, что не любит цитрусовые, ест, но не любит, а вот яблоки ест килограммами. И напитки предпочитает сильно газированные, и сладкое любит. Если последнее всё запомнили из-за того, что этим часто пользовался Майки, говоря;"купите побольше таяки, мы с Такемичи вместе есть будем", а в оконцовке всё съедал сам, то вот первые два пункта все благополучно забыли. Ну, как оказалось, не все. —Зайдёшь на чай?— вылетает изо рта быстрее, чем он успевает это сообразить, поднимая глаза с пакета на лицо друга. На удивлённое лицо, потому что тот не ожидал ничего подобного. —А.. да, не откажусь. Такемичи пропускает его в дом, отходя от двери, а позже пропадая уже за поворотом на кухню. Дракен уже был у него в гостях, да и квартира не настолько большая, чтобы в ней заблудиться. Когда он уже оказывается на кухне, чайник уже стоит на плите, пакет распакован, а на столе стоят две тарелки с карри и салат, на столешнице стоят принесённые им пирожные, уже на блюдцах, а Такемичи, с ещё влажными волосами, нарезает хлеб. —А говорил только чай.— замечает Дракен и тут же ловит на себе слегка удивлённый взгляд. Ханагаки смотрит на него с пару секунд, а потом со слегка розовыми щеками, вновь опускает его и продолжает орудовать ножом. —Я предложил чай. Но это не значит, что я не могу накормить тебя чем-то ещё.— он складывает хлебные ломтики в хлебницу, собирает крошки и жестом указывает на один из стульев, приглашая за стол. —Не значит..— Такемичи кажется, что он хочет сказать, что-то ещё, но в комнате стоит ненарушаемая тишина. Он сам уже хочет что-то сказать, лишь бы уничтожить эту повисшую в воздухе тяжесть недосказанности, но слышит свист вскипевшего чайника, тут же подрываясь с места и снимает его с плиты. Пока он заливает кипяток в два бокала, поочереди окунает в каждый из них чайный пакетик, чувствует на себе, от чего-то, тяжёлый взгляд. Дракен молчит, молчит и смотрит, наблюдает за ним, точно хищник за добычей, выжидая подходящего момента. И только, когда Такемичи ставит перед ним бокал с чаем и блюдце с пирожным, а затем проделывает тоже самое со своей стороны и опускается на стул, говорит: —Почему вы с Хинатой расстались?— вопрос не был неожиданным, по крайней мере Дракен дал время к нему приготовится выжидая эту, странную паузу. И тем не менее, он застал Ханагаки врасплох. —Аа.. почему ты спрашиваешь?— лучшее оружие это нападение, весьма популярный совет и, как ни странно, Такемичи решается воспользоваться им именно сейчас. Хотя с другой стороны, нападением это не назовешь, вопрос весьма себе обоснованный, столько времени прошло с их расставания. —Да так. Эмма вчера говорила, что Хина с Кисаки на свидание пошли, вот и решил спросить. Ты, кстати, никому так и не сказал точной причины, почему так получилось. У вас же вроде всё нормально было.— ненадолго воцаряется тишина, которую никто не спешит нарушить. Дракен ждёт ответа, а Такемичи думает над сказанными им словами, вроде бы не так их и много, а сколько информации в себе вместили, что хочется по лбу себя треснуть, чтобы мысли, наконец на место встали. —Ах да.. На счёт этого.. — он наконец начинает говорить, водя ложкой по тарелке и перемешивая между собой рис с подливкой, к которым за всё время так и не притронулся. — Нуу, знаешь.. может ты посчитаешь меня мудаком, но я Хинату то, никогда и не любил. Не думаю, что мы бы с ней долго провстречались, к тому же, мне кое-кто другой нравился. Я вроде говорил Чифую, думал он всем уже растрындел об этом.— он наконец поднимает свой взгляд от тарелки и смотрит на Дракена, который весело усмехается с последней фразы и, так же, как и он всё ещё не приключается к еде. —Ага, конечно. Его, когда не надо, хрен заткнешь. А как по делу говорить, так тут по башке ебни, ничего не скажет. — Такемичи прыскает в кулак, поражаясь всей правдивости и абсурдности ситуации, касательно Мацуно, пока думает, почему сам не рассказал никому о "подробностях" их прерванных, с Хинатой отношений, понадеясь на него, а потом удивляясь, что за такой продолжительный период, никто не интересовался об этом. Взгляд непроизвольно вновь возвращается к Рюгуджи, который сидит, сложив руки на столе, по обе стороны от тарелки и смотрит куда-то в окно, кажется там села какая-то птица. Скользит по таким знакомым чертам, точёному профилю, золотистым волосам, собранными в косу, татуировке дракона на виске, крепкой шее и плечам, которые на данный момент расслаблены, опускается к рукам, скрытыми чёрной толстовской, сегодня он не одел, ни один из своих хаори. А потом опять смотрит на лицо, тут же встречаясь с таким же внимательным взглядом. На него смотрят с немым вопросом, капелькой любопытства и непонимания. У Дракена глаза красивые, он не раз в этом убеждался, настолько красивые и глубокие, что, кажется, задержи на них взгляд на лишнее мгновение и утонешь, потеряешься и пропадёшь. Они словно заглядывают в душу, обнажая до гола и открывая самые тайные секреты его сердца, выворачивая каждый из них наизнанку, запоминая даже самые ненужные мелочи, а потом запихивая всё обратно, создавая в той самой душе беспорядок, самый настоящий хаос. Его дыхание сбивается, а чувство времени, кажется вообще перестало существовать. Да что там!.. Сам мир перестал существовать, всё потеряло значение, остался лишь, грёбаный Кен Рюгуджи, с его нереально красивыми глазами. В голове появляется мысль, такая мимолётная, еле ощутимая, однако эффект после неё такой, что он аж вздрагивает и возвращается на землю, отмечая про себя, что всё ещё смотрит Дракену в глаза. Он вдруг хочет признаться ему, хочет рассказать о своих чувствах, рассказать о том, что он уже давно в него влюблён. Но чувство страха начинает скрести подкорки его сознание, страха, что его отвергнут, а что ещё хуже, скажут, что он отвратителен и бросят одного со своими никому ненужными чувствами. Такемичи моргает, дышит через раз, пытается собрать хаотичный рой мыслей в голове, которые то и дело рассыпаются от ударов сердца, звучащих словно гонг. С трудом взгляд отрывается от глаз напротив, вновь проходят по лицу, по рукам, по телу и возвращается на место. Заветные слова застревают в горле горьким, колючим комом, без возможности протолкнуться вовнутрь или наоборот, наружу. В голове звучит только заезженное "люблю", такое маленькое, но такое тяжёлое, впившееся в его мозг словно пиявка, одна только мысль "люблюлюблюлюблюлюблюлюблю. Люблю —Что?..— Дракен смотрит на него шокировано, словно только что, за секунду произошёл конец света и всё снова, так же быстро, вернулось на круги своя. Ханагаки вновь моргает, потом ещё раз, и ещё, и ещё, пока вдруг не осознает, что озвучил свои мысли вслух. Стыд, вперемешку со страхом накатывают на него, обволакивая собой всё его тело и посылая по нему неизвестные вибрации, из-за которых он слегка дрожит. Ком в горле растёт и в глазах появляются непрошенные слёзы, хочется взвыть от собственной тупости. Однако, отступать уже нет смысла и он, проглотив всю свою неуверенность вместе с комом в горле, повторяет: —Люблю тебя.. Дракен-кун. То, что происходит дальше, Такемичи и сам не в силах объяснить. Дракен срывается с места, как одичавший зверь и, буквально набрасывается на него, повалив вместе со стулом на пол. Недавно полученное сотрясение, о котором он только только начал забывать, вновь напомнило о себе, отдаваясь тупой болью в затылке. А возможность вздохнуть пропадает вместе с появшимися на своих губах чужими. По обе стороны от его головы, где-то на подсознательном уровне, ощущаются сильные руки, а тело чувствует на себе вес другого тела и от этого, почему-то, нет ни капли дискомфорта. Наоборот, захотелось ощутить на себе ещё больше источавшегося от него тепла, хотелось ещё больше, ещё ближе, ещё.. Губы начинают шевелиться сами по себе, неумело отвечая на поцелуй, повинуясь неизвестным инстинктам, заложенным с самых древних времён и наконец нашедших подходящий момент, чтобы вырваться. Руки, до этого лежащие, безжизненными палками, где-то между им телами, начинают шевелиться, прокладывая себе путь вверх, к чужим плечам, шее, хватаясь за них, точно за спасательный круг в океане и притягивая к себе ещё ближе. Дракен кусает его за нижнюю губу, не сильно, но ощутимо настолько, что он невольно стонет, открывая рот. Рюгуджи, кажется, только этого и ожидавший, сразу проникает своим языком в его рот, ловя с чужих губ, такой сладостный звук. А у Такемичи в голове фейерверки взрываются от новых ощущений. Хочется вскочить на ноги и пробежать по всем улицам города, крича, как он счастлив. И в это же время хочется остаться лежать, вот так, на полу и целоваться, прижимая к себе такое желанное теплое тело. Воздух в лёгких кончается быстрее, чем хотелось бы и им приходится отстраниться друг от друга, дабы восстановить такое нужное организму количество кислорода. Влажные и опухшие губы обдаёт то жаром, то холодом от чужого сбитого дыхания. Они упираются лбами друг о друга, со всё ещё закрытии глазами. Казалось время вообще перестало существовать, потому что Такемичи не знает, сколько они вот так пролежали. Да и это не имело смысла. Что может быть важнее человека, который тебе нравится и, который только что ответил на твои чувства? Ничего. Абсолютно ничего. Ни остывающий в бокалах чай, ни карри, к которому они так и не прикоснулись, ни птица, которая до сих пор сидит на той стороне окна, ни вновь возникшая головная боль. Ни-че-го. —Я..— начинает Дракен, решивший первым нарушить возникшую тишину,— тоже.. тоже тебя люблю.. уже давно Они снова встречаются взглядами и Такемичи читает в глазах напротив, новый спектр чувств. И от этого его дыхание сбивается, уже который раз за этот вечер. От этого хочется и плакать, и кричать, и волком выть как ненормальный. А всё потому, что Кену Рюгуджи тоже не нравятся девушки.