Тепло наших рук

На Вову смотреть больно. Нет, у него всё в порядке с внешностью и здоровьем, он обычный, он привычный и родной уже так долго и, пожалуй, отношение Эльдара к нему не меняется со времён студенчества и до сегодняшних дней. Только тогда у них было что-то, сейчас — ничего Эл как сейчас помнит первые неловкие прикосновения в пропахшей сыростью комнате в общежитии. Оба неопытные, глупые и, кажется, потерявшиеся. Гусейнов себя тогда потерял, да объявления некому развесить. — Эл, тебе когда-нибудь сосали? — Вова лежал пластом на кровати и, что называется, плевал в потолок. Ему не сосали. Странно, что Бухаров предположил иное. — Нет. — Хочешь, отсосу? Тонкие бледные пальцы цеплялись за простынь в попытке ухватиться за реальность. Сладко, так сладко, что плакать хочется. Глаза и вправду слезятся, или это звёзды? Вов, подари звезду. Вова приносит пакет продуктов, говорит, что сегодня у них праздник, но готовить будет Эл. У него глаза загораются и в животе так жалобно урчит — тяжела жизнь студента. Они пьют пиво, смеются и едят картошку с мясом. Разве что вкуса Эльдар не чувствует, у него сейчас другие органы чувств работают. Он смотрит на Вову, слушает Вову, чувствует Вову. Дышит тоже им. После ленивого секса хочется лежать не двигаться. Бухаров перебирает короткие тёмные волосы, в то время как Эльдар дремлет, положив голову на чужое бедро. Слышно только тихое тиканье часов. Лёгкий толчок заставляет его открыть глаза. Он сонно хлопает ресницами и приподнимается. Вова немедленно соскальзывает с кровати и тянется за джинсами, пролежавшими всё это время на полу. — Ты куда? — Помнишь... Эл не помнит и не хочет запоминать ни одно из имён его пассий. Неинтересно знать, куда снова сбегает друг. Особенно горько на губах оседает последнее слово, или это из-за спермы? А после выпуска Вова ставит точку, мол, так и так, побаловались и хватит. Хлопает по плечу и щурится, как от солнца, растягивая длинные губы в подобии улыбки. Приятнее думать, что тот не рад по-настоящему. Они друзья, и всё. И нет, Эл ничего себе там не надумал. Да, конечно, расслабься, чувак. Всё супер.

***

Тиканье часов и мелкий дождь за окном. Молчание. Только обстановка другая: два тридцатилетних мужика на кухне в квартире одного из, разбитые и потерявшиеся. Помогите кто-нибудь, вас наградят самым щедрым "спасибо". Деньги есть, но дать будто и нечего. Отснят ещё один выпуск, отзвучали интеграции, прошли концерты, а они словно не договорили. Мало сказано в перерыве между съёмками, мало выпивали в баре после, мало было времени обдумать сказанное в пылу дружеской ссоры признание. — Значит, давно? — Не замечал? — Хотел не замечать. Эльдар выходит на улицу. В руке появляется сигарета, другая рассеянно ищет зажигалку в кармане. Забыл. Он садится на качели и весь сразу съеживается. Не от холода — от ощущения собственной немощности. Вова садится на соседние качели и слегка отталкивается от земли, неприятный скрип доходит до слуха невольных прохожих. Эл и ухом не ведёт. — Замёрз? Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Нет, Вов, уже давно не тепло. Мне очень холодно. Я, кажется, умираю. — Давай руку. — Не дождавшись ответа, Бухаров протягивает ладонь, такую же холодную и посиневшую, как у Эла. И он не противится. Вова не даст ему того, что так необходимо, он знает, но сейчас знакомое, давно забытое чувство покалыванием от кисти руки поднимается под тонкую куртку. И ему тепло.