холод

синдзиро не привык чувствовать стыд. словно в целях самозащиты его мозг просто отключил эту возможность- стыдиться, и чувствовать себя некомфортно. ему не было никакого дела до множества осуждающих взглядов- на улицах, в учительской, в общежитии. он поразительно приспосабливался к любым условиям, ему много раз приходилось ночевать на улицах до того, как акихико вновь заставил его вернуться к кириджо.  но сейчас ему стало стало, впервые за очень долгие годы. стыдно перед минако- такой юной нелепой неловкой… плачущей. он никогда не знал, что делать, когда люди перед ним плачут, ни когда он был маленьким, в приюте, смотря на слезы аки, ни сейчас. в голове только проносится мысль: «это не первый раз, когда она плачет из-за меня».  он сроднился со своим синдромом чужестранца- ни одно из мест, где он останавливался, не было для него домом, ни один человек, который был вокруг, не был для него чем-то большим, чем просто знакомым. за исключением акихико, но в последнее время и от него синдзиро старался стать как можно дальше. «осталось недолго»,- об этом он думает постоянно. только идиоту это не будет очевидным, а идиотом он не был- пусть и едва читает кандзи, он даже не помнит, когда последний раз читал что-то, не то что ходил на урок японского. а тут появляется минако- слишком эмоциональная, слишком склонная к эмпатии для того, чтобы быть лидером.  когда мицуру стала лидершей, так много лет назад, синдзиро это не удивило нисколько- младшая кириджо всегда была холодна и собранна, не проявляющая эмоций, ставящая вперед здравый смысл, а не чувства,- такой и должен быть лидер, думал арагаки очень долго. пока не встретил арисато.  под ее командованием было легче, гораздо легче, ведь она всегда ставила в приоритет членов команды, а не цель по теням на сегодняшний день.  и ему было страшно, что он слишком привыкнет к этому- к хорошей жизни, к искреннему беспокойству за его состояние, к вечерам, когда минако читала рецепты, ни разу не отпустив язвительного комментария касательно его низкого уровня знаний. минако видела его в самом жалком состоянии, и все равно она относилась к нему с уважением, которого синдзиро, по собственному мнению, ни капли не заслуживал.  привыкнуть- следовательно, снова стать слабым, так нельзя,- мысленно пытался себя одернуть арагаки, но так не хотелось, и, в последнее время, не особо получалось. он забыл, каково это- чувствовать что-то кроме зубодробительного холода и сдавливающей головной боли, но вот он снимает плащ, входя в общежитие. но не шапку. его шапка- защитный, почти сросшийся с телом, покров. синдзи не надо смотреться в зеркало- он знает, как он выглядит, и этого достаточно, даже наедине с собой он не может избавиться от головного убора. ему не хочется представлять, не хочется вспоминать, не хочется возвращаться в то время. и он благодарен сейчас, что минако единственная, кто не пытается на него давить, заставить делать что-то, к чему он еще не готов. и ему страшно смотреть ей в глаза, он боится увидеть только одно- жалость. но он пересиливает себя. и смотрит. «я никогда не замечал, что у нее красные глаза»,- единственное, о чем он может думать. и он роняет нож, хотя раньше почти стальная хватка никогда не подводила. и вместе со звонким ударил об плитку приходит осознание- с минако он словно вновь становится подростком, без забот в голове, и это так страшно, но так притягательно. он боится, что он привыкнет к ее обществу сильнее, чем к подавителям.  и на следующий день он теряет свои часы.  он правда не понимает, почему минако опять предлагает свою помощь. он не перестаёт видеть в себе лишь опустившегося неумеху-наркозависимого, за которым по пятам следуют неприятности.  но он ходит с ней, скорее даже не с надеждой найти часы, а с желанием подольше посмотреть на нее, с каким искренним рвением она к этому подходит. его сердце сжимается, и он ненавидит себя за это- провоцирует конфликт, намеренно. но продолжения не следует- ни пощечины, ни ответной ругани. просто принятие, безграничное принятие, на которое способна лишь минако. и снова удар в сердце- она находит эти часы. и таблетка в руке больше не имеет значения.  жарко. впервые за десять лет, ему становится жарко, словно давно погасшие угли вновь попытались зажечь. ни у кого не получалось, а у нее получилось. и дыхание предательски сбивается, и он чувствует ком в горле.  теперь его очередь плакать.