Invincible! I'm Invincible!

Бездна не разменивалась по мелочам. Солнечный свет не бывал здесь миллионы лет, атмосферы измеряются сотнями, а впадины способны поглотить десятки Эверестов. Говорят, именно здесь зародилась земная жизнь, если это правда, то роды эти были не из лёгких, достаточно посмотреть на местных обитателей: изуродованные давлением, холодом и хроническим голоданием их раздутые тела дадут фору любому монстру кинематографа, начиная с неказистых кроненбергов и заканчивая легендарными ксеноморфами. Чудовища глубины. Мимо меня проплыл очередной мешок с зубами. Гипертрофированная пасть, усеянная разномастными под кривыми углами растущими зубами, длинное мешкообразное тело — метров двадцать в длину — маленькие глазки, едва ли способные различать что-то кроме света, тени и пары оттенков зелёного. Пасть у него не закрывается вообще, полагаю, он так охотится — просто плавает с раскрытой глоткой, ожидая, что туда кто-то случайно попадёт — ну или пока его подслеповатые глазки не заметят кого-то из местных любителей излучать собственный свет. Тогда одно из двух: либо мешок с зубами проглотит светлячка, либо светлячок окажется приманкой ещё более крупного хищника, а такие тут имеются в достатке. * Моя камера — спасибо за неё изумительной и универсальной способности моей новой подруги — запечатлела уже с десяток тварей ещё больших по размеру, чем этот зубастый мешок. Настоящие, мать его, левиафаны. Чудовища из бездны. Но таким ужасающими кажутся они только на первый неискушенный взгляд. На деле местные обитатели, страшные снаружи, оказались хрупкими, словно игрушечными. Когда одна из них, заметив меня в радиусе собственной биоиллюминесценции, попыталась откусить себе кусочек вилтрумитского мяса, то лишь обломала об меня зубы. Причём в самом что ни на есть буквальном смысле: десятисантиметровые клыки в полуметровой пасти полутораметровой рыбины — которая так-то не должна, по представлениям современных учёных, вырастать более пятнадцати миллиметров — раскрошились об мою кожу, словно сделанные из некачественной глины. И дело тут было даже не в моей вилтрумитской прочности. Сила нажатия была совершенно шуточной для такой устрашающей пасти. Если бы на моём месте оказался обычный человек, которому как-то удалось погрузиться на такую глубину — для этого ему понадобилось бы заменить свои легкие на имплантат, способный вырабатывать кислород под давлением прямо из воды, облачиться в прочнейший термостойкий гидрокостюм, ну и серьёзнейшим образом поработать с генами и прочей биохимией собственного организма, чтобы приспособить его к подобному давлению, — то он отделался бы синяками и ушибами. Зубы твари были хрупкими, словно сделанными из пенопласта. Впрочем, свирепость глубоководных рыб тоже пошла мне на пользу. В какой-то момент я понял, что могу почувствовать их приближение ещё до того, как увижу их в свете фонарика. Правда я так и не понял на чём именно зиждилось это чувство, и будет ли оно работать не в воде. Но в попытках лучше понять его понять и развить, я даже научился плавать тут вовсе без света… это был очень странный опыт, но интересный. Бездна оказалась по-своему красива — эти тусклые светлячки, вспыхивающие то тут, то там, словно подвижные и близкие звёзды, — заранее не узнаешь принадлежит ли очередной огонёк хищнику, норовящему тебя съесть, или это же это что-то безобидное. Вот такая вот бездна. По-своему жуткая, по-своему прекрасная, но совершенно не оправдавшая моих от неё ожиданий. Местная живность, только казалась опасной, а на деле угрозы несла не больше, чем обычная бездомная собака. Причём даже такая жизнь есть не везде, а только в оазисах теплового изобилия — возле геотермальных источников. Что же касается местного гигантизма… думаю, дело в том, что пища, которая до них доходит, просто слишком плохая, даже если её хватает для выживания в неё просто нет всех необходимых микроэлементов. Эти огромные рыбы что-то вроде рахитов, они просто гниют изнутри от разного рода недостаточностей. По-настоящему жуткие твари, не только здоровые и свирепые, но и действительно сильные, обитали выше — для поддержания в тонусе могучих мышц, как у той же Аве-Марии, нужно много хорошей еды. Так что хоть она, скорее всего и сможет, сюда спуститься, но делать ей этого просто незачем. Разве что, как и я, из любопытства, ну или чтобы залечь на дно… как в буквальном, так и в переносном смысле. Ладно, я наконец посетил самую глубокую впадину океана, даже нашёл тут жизнь и наснимал целый час материала про неё, который можно будет потом куда-нибудь пристроить — для научного фильма в каком-нибудь шоу на TV или статьи — пора подниматься. Океан многое мне дал. С тех пор, как я впервые вошёл в воду, желая проверить свои силы под давлением пары сотен метров, много воды утекло. Я стал намного выносливее и сильнее, научился задерживать дыхание на несколько часов — мог бы и больше, но столько свободного времени у меня нет — лучше чувствую пределы своих возможностей, неоднократно испытывал себя в схватках с морскими чудовищами, настоящими, а не этими рахитами со дна, даже придумал несколько трюков, на случай если придётся драться под водой. Я чувствую, что стал сильнее себя прошлого в несколько раз, и значительная часть этого прогресса благодаря тренировкам, а не простому взрослению. Думаю, в ближайшее время с глубоким дайвингом можно заканчивать. На поверхность я поднялся уже у самого берега, проведя весь путь до континента под водой на одном дыхании, и уже хотел забрать свои вещи, оставленные в моём тайнике, когда заметил неладное. Я ещё не осознал это умом, но почувствовал что-то в воздухе… нет, в пространстве вокруг себя, какое-то возмущение, неестественность. Мой глаз зацепился за одинокий стебелёк травы, передавленный чуть ближе к его середине. Это ведь каменистая бухта, тут мало травы и песка, но зато много камней и мелкой гальки, а эта одинокая травинка сильно выделялась своим присутствием, а также тем, что её стебель, продолжал лежать на камнях, как будто на него что-то давило… как будто кто-то там стоял. Вот оно… поняв, что нужно искать, я заметил странную бесцветную рябь в воздухе. Человеческое горло — я понял это по ощущению теплой кожи через ткань нательного белья и структуре костей шеи — сжалось в моей руке. Я чуть придавил гортань солдата — когда он задёргался, стали видны очертания формы и шлема — так, чтобы он не мог дышать, но пока не убивал. — Кто вы такие и что вам от меня нужно?! — угрожающе процедил я. — А ну отпусти его, урод! — требовательно рявкнул кто-то рядом со мной, и в висок мне упёрлось дуло автомата. — Урод? — переспрашиваю я холодно. — Отставить, капрал, опустите оружие! — раздался знакомый мне ещё по прошлой жизни голос. Из-за края обрыва, как раз там, где лежали мои вещи, показался седовласый мужчина в классическом костюме с красным галстуком. — Не горячись, парень, — он поднял руку в жесте, что должен меня успокоить. — Я здесь, чтобы поговорить. Холодный взгляд человека, видевшего все мыслимые и немыслимые виды жестокости, волевой подбородок с ямочкой, залысина до макушки, седые волосы свисают с висков до плеч и, конечно же, самая яркая деталь, шрам от ожога стягивающий его рот в ухмылку, когда он начинает говорить. Сесил Стэдмен — нынешний директор Агентства Глобальной Защиты. Хреново, что он как-то на меня вышел, но лучше уж он, чем кто-нибудь другой. Если и есть в правительстве человек, к которому я рискнул был обратиться за помощью, то это Сесил. Я примерно представляю, где находится та граница, которую он готов преступить, чтобы защитить Землю, но главное — я почти уверен, что его девиз это: «Земля превыше всего», а не «Всё ради себя», как это было у того же Эриксона. К тому же пока неизвестно, где именно я спалился и как давно они наблюдают за моими тренировками — эх, зря я поленился менять место для тайника, уж очень удобно было прятать тут обычную одежду, — ведь уже довольно давно, я тренируюсь в костюме и маске. Меня, конечно, уже знают, как парня, помогавшего Атомной Еве, но, вполне возможно, что пока не как Марка Грейсона. — Тогда стоило начать с разговоров, а не с наставления десятка пушек мне в лицо. — Отвечаю я, но всё же отпускаю уже ставшего видимым солдата с посиневшим от нехватки кислорода лицом. Он развёл руками. — Обычная предосторожность и моя охрана. Я — всего лишь беспомощный старик, а ты — сам по себе опаснее всех этих солдат с оружием. — А затем он вдруг улыбнулся, по-отечески так. — Ты ведь и сам понимаешь, что «безоружный вилтрумит» — это оксюморон. Каждый из вас — сам себе оружие. Вот дерьмо! Сесил дал своим людям какой-то знак и они, снова став невидимыми, отошли от нас на некоторое расстояние — я слышал их шаги. Это такой жест вежливости? Ведь на самом деле я могу убить его в любой момент, и эта солдатня мне никак не помешает. Он ведь ещё не получил в своё распоряжение телепорт. — Значит вы знаете, кто я, — сохраняя внешнее спокойствие, говорю я. — Тогда зачем этот цирк? Я ведь не враг ни вам, ни Америке, ни Земле в целом. — О, наши политики поспорили бы насчёт второго… с такой-то эмблемой на костюме. — Снова улыбнулся он. Слишком часто он это делает — улыбается и шутит — это такая попытка расположить к себе юнца в моём лице? Или же всё дело в том, что в прошлом мире я познакомился с ним уже после предательства отца и устроенной им бойни, что наложило на наше общение более мрачный отпечаток? — Зато так во мне точно никто не заподозрит сына Омнимена. — Поясняю я. — Да, пожалуй, так и есть. — Соглашается Стэдмен. — Вы так и не ответили на вопрос? — я прошёл мимо Стэдмена, к своим вещам. Костюм, может и гидронепроницаемый, но вот лицо сполоснуть и вытереть не помешало бы. — Сын Вездесущего, обретя силы, идёт не к своему отцу за советом и наставлениями, а начинает тренироваться в тайне ото всех… почти ото всех, — отлично, они и про Клоквелла с Евой знают. — Заказывает костюм у печально известной русской мастерицы, аж с другой стороны планеты, лишь бы не идти к знакомому с его отцом Артуру Розенбауму, да и сам костюм… красная звезда и жёлтый контур на красном фоне? Ты бы ещё серп и молот на груди нарисовал. Весь мир считает, что у русских появился новый супергерой, их ответ Омнимену, ты хоть знаешь, как тебя называют в интернете? Я пожал плечами и спокойно снял маску, чтобы сполоснуть лицо чистой водой из припасённой заранее бутылки. Не собираюсь оправдываться за дизайн костюма, срать я хотел на всю эту политику. Ну да, шутка зашла слишком далеко, но я и не подписывался быть именно американским супергероем, не это ли пропагандируют Защитники Планеты? К тому же, дизайн временный, пока не будет решена проблема с отцом. — Как давно вы за мной следите? — спросил я, чтобы потянуть время и немного подумать над стратегией разговора, пока вытирал волосы. — Где я облажался? — Марк, — впервые назвал меня по имени Сесил, пристраивая свой старый зад на самом крупном камне — колени, наверное, устали стоять. — Я слежу за твоим отцом с самого его появления на Земле. Когда он поселился в нашей стране, завёл жену и ребёнка… как думаешь был ли хоть один шанс из миллиарда, что мы не стали бы следить за сыном самого могущественного супергероя? — Да, это понятно… — я позволил толике своего раздражения просочиться в слова. — Я сто раз находил вашу сраную прослушку в нашем доме… я спрашивал про другое: как быстро вы поняли, что я обрел силы? — Да с самого начала. — По-настоящему ухмыльнулся Стэдмен — я имею в виду, эта ухмылка была вызвана не шрамом. — Мы засняли на камеру твой первый случайный взлёт. Когда ты начал сбегать для тренировок стало посложнее, но благодаря тому случаю с Аве-Марией мы смогли вычислить откуда ты входишь в океан, и куда ты вообще бегаешь. Ну так что, ты ответишь на мой вопрос? Почему ты не доверяешь собственному отцу? Он ведь самый популярный герой на планете, мы уже сбились со счёта, сколько раз он спасал мир, его все любят. Разве такой человек не заслуживает доверия? Тем более он — твой родной отец. То, как он перечисляет регалии отца… да и весь этот разговор. Стэдмен думает, что понял меня и мои мотивы и… я, подозреваю, что понял правильно. — Не доверяю — неправильное определение. — Поправляю его я. — Я на сто процентов уверен, что та история, которую отец рассказал вам и всему миру, про его благородную миссию по защите Земли и просветлённый Вилтрум — наглая ложь. — Но он действительно защищает Землю? — возразил Сесил, и на этот раз я не мог понять, была ли эта ухмылка естественной или вызвана кривизной его лица. Я хмыкнул в ответ, смочил горло водой из бутылки, а потом небрежно кинул полупустую бутылку за спину, туда, где стоял тот самый уёбок-капрал, что назвал меня уродом. Сзади раздался приглушённый шлемом вскрик с матами и звук падающего на гальку тела. Попал! Доверился интуиции, тому странному чувству неправильности в пространстве и попал! — Значит, у него есть какая-то цель, другая, но которая предполагает до поры, до времени защиту Земли. — И эта цель? — а вот тут старик уже не смог скрыть некоторой заинтересованности в голосе, неужели они ещё сами до этого не додумались. — Думаю — это я. — Глядя в глаза старику, спокойно отвечаю я. — Он ждёт, когда его сын — гибрид вилтрумита и землянки — проявит свои суперсилы. Покажет перспективность скрещивания наших видов. Примечание: * Марк пока несколько переоценивает значение зрения. Для местных оно — всего лишь один из способов ориентации, наряду с обонянием, слухом, чувствительностью к изменению давления, чувствительности к биоэлектричеству. А сами глубинные гиганты и часть их описания бессовестно позаимствованы вдохновлены книгой «Морские Звёзды» Питера Уоттса.