loving him was never enough

Спрятавшись поодаль, я стоял, натянув капюшон. Я видел, как они опускали его гроб на шесть футов под землю. Видеть их плачущими заставляло мой пульс быстро расти. Я сжал кулак достаточно сильно, чтобы проделать ямки ногтями, заставляя кровь просочиться сквозь. Но это меня не смущало, все, о чем я мог только думать, – ударить их одного за другим. Я хотел, чтобы им было больно, так же как было больно моему Бомгю из-за них. Они не имели права стоять здесь, оплакивая того, над кем издевались каждый день, над кем, кого они довели до края, над кем, кто был мертв из-за них. Ни один не сделал ничего, чтобы остановить это, никто даже не пытался помочь ему. Но в этот момент они все стояли там, плача крокодильими слезами. Мама Бомгю была впереди. Её держал её парень Генри. Её тело тряслось, её дыхание стало прерывистым из-за слез, наполнивших её темно-коричневые глаза. Такие же темно-коричневые глаза были у Бомгю, глаза, в которых я был готов теряться часами. У него всегда было влияние на меня. Всякий раз, когда наши глаза встречались, моё сердцебиение учащалось. Всякий раз, когда он улыбался каждая плохая мысль, каждый призрак моего прошлого исчезал. Я тратил все мое время с ним, убеждаясь, что он никогда не бывает один. Вплоть до самого последнего момента. Боялся, что если оставлю его одного, то мне будет не к кому вернуться. Я знал все его любимые песни и фильмы наизусть, точно знал, что заставит его улыбаться, и что расстроит его. Бомгю не нравилось, когда люди не обращали на него внимания. Он всегда был таким с тех пор, как мы были детьми. Когда я готовился к выпускным в 8-м классе, Бомгю пришел ко мне домой. Он начал говорить о чем-то, что произошло во время урока. Я не обратил особого внимания на него, вместо этого я занимался, читал и делал какие-то пометки. Время от времени я кивал и что-то бормотал, но он быстро заметил, что я не слушал. Он затих, и я неоднократно спрашивал, что случилось. Бомгю не отвечал мне, он просто надулся и скрестил руки на груди. То, как его коричневые кудри спадали на глаза, заставляло выглядеть его таким милым, невинным и невероятно красивым. Бомгю редко устраивал мне молчанку, но когда устраивал, то я не мог продержаться и 5-ти минут. Я бросил книгу и сел рядом с ним, заключая в объятия и извиняясь, что не уделил внимания. Ещё одна вещь, о которой стоит упомянуть, говоря о Бомгю – он не злился долго. Его надутые губы превратились в улыбку, а глаза смягчились, прежде чем он продолжил рассказывать мне, что произошло во время урока. Пока он говорил, единственное, о чем я мог думать – каким красивым он выглядел тогда и там. Я не знаю, замечал ли он когда-нибудь, как я смотрю на него или как мое сердце трепетало, когда он называл мое имя его сладким, как мед, голосом. Мы не были идеальны, не поймите меня неправильно, иногда мы ссорились, как и все друзья. Мы спорили из-за всяких вещей по типу, кто будет убираться после наших игровых посиделок или, кто съест последнюю конфету. Но у нас также были и большие споры. Во время одного из таких не разговаривал со мной и даже не признавал моего существования в течение суток. Такие споры ранили больше всего, держаться от него дальше – уже не жизнь. Это как пытаться дышать под водой, я медленно задыхался от тишины между нами. Но не имело значения какой сильной была ссора, мы всегда мирились. Всегда. Всякий раз, когда мы ругались, на самом деле я никогда не боялся, что потеряю его. Потому что я знал, что мы всегда помиримся и будем такими же, как и прежде. Мысль о том, чтобы потерять его, никогда не приходила мне в голову. Бомгю и я будем вместе навегда, правда? Когда я нашёл его, лежащего там, безжизненного, кровавого на полу моей первой мыслью было то, что это один из его пранков. Он всегда устраивал розыгрыши надо мной и даже учителями, такие как насыпать соль в контейнер для сахара, сделать вонючие бомбы и подкинуть их в класс мистера Бруди. Бомгю был частым гостем комнаты для наказаний из-за этого. И мистер Бруди тоже не очень любил Бомгю. Когда я смотрел, как он лежит там, я молился Богу, молился, чтобы это оказался пранк. В неверии я кинулся к нему, чтобы проверить его пульс. Мое тело тряслось и было тяжело сфокусироваться на задании, все, что я мог слышать, то, как сердце громко колотится в груди. Я положил руку на его шею, он был бледнее, чем обычно и холодным, как лед. Я надавил чуть сильнее в поисках сердцебиения. Ничего, мертвая тишина, все, что я слышал свое дыхание и начало сопений. Я потянулся, чтобы взять его руку, но прежде, я увидел нож в его руке. Нож был в крови, и это меня задело. Я убрал нож из его руки и положил на пол рядом со мной. Я взял обе его руки, крепко держа в своих, прежде чем разместил свой лоб на его груди. На глаза начали наворачиваться слезы. Мои глаза болят из-за слез, которые текут из них. Я закричал на пределе своих возможностей: «Помогите!», но никто не ответил. После того, как делал это в течение, казалось вечности. Я наконец-то осмелился взглянуть на его лицо. Его глаза были закрыты, его кожа – бледна и покрыта маленькими пятнышками его крови. Даже мертвым он был самым красивым мальчиком, на которого я когда-либо смотрел. Я заправил его волосы за ухо и потер большим пальцем его левую щеку. Затем повторил то же самое справа. То, что я сделал следующим было почти чистым инстинктом. Я слегка притянул его к себе и поцеловал в лоб. —Я люблю тебя, всегда. Ладно? – сказал я, прежде чем взять телефон и позвонить его маме. Мама Бомгю разразилась слезами на другом конце линии, она спешила вернуться домой, а скорая приехала немного позже ее. Когда они забрали его тело, это все ощущалось таким нереальным. Остаток дня был похож на размытое пятно. Я почти ничего не помню. Я не думаю, что это, что я хотел бы запомнить, несмотря ни на что. Этот день будет преследовать меня вечно. Когда я вернулся домой в тот день и лег на кровать, я достал вещь, которую держал в кармане. Это была фиолетовая коробочка. Я открыл ее и показалось кольцо обещания, которое я планировал отдать Бомгю этим днем. На нем было выгравировано: «люблю тебя, всегда и навечно». Я давно знал, что люблю его больше, чем друга, но не осознавал этого до первого дня обучения на первом курсе. Я помню, что нервничал чуть больше, чем годом раньше. Ничего практически не поменялось кроме того, что Бомгю не было рядом со мной в этот год. Он был на год младше меня, и это никогда не было проблемой до того дня. Все, о чем я мог думать – он. Когда люди подходили ко мне, чтобы стать друзьями я отвергал их, несмотря на то что это привело бы к одиночеству. Я не был против друзей, но ни один не был бы Бомгю. Я вернулся домой в тот день, а Бомгю ждал меня на кухне. Его волосы были с такими же кудрями, как обычно, губы блестели, и его глаза были большими и похожими на оленьи. Такой красивый, подумал я. Он действительно был очень милым. Я всегда знал это. Почему-то я находил все, что он делал, милым. Он мог дразнить меня – что делал часто – и это все еще самая милая вещь, которую кто-либо мог бы сделать. —Ты что снова мечтаешь? – он сказал, выводя меня из мыслей. Мои щеки стали красными, и я трясу головой, отрицая его предположение. —Я знаю, что ты врешь, Ёнджун, давай, просто скажи мне уже! Ты думаешь о ком-то? О ком-то… кто тебе нравится? – он начал трясти мою руку, говоря с энтузиазмом. Я просто трясу головой и смеюсь над мальчиком передо мной. Но внутри, всё, о чём я хотел сделать – сказать ему: «ты, я думал о тебе». Но, конечно, тогда у меня не хватило смелости ему сказать об этом. Я помню, как думал после того, как он ушел, каким я был дураком, раз думал о таком. Он все равно был моим лучшим другом, люди не должны думать о своих друзьях в таком ключе. Но что-то в этих чувствах казалось таким правильным. Будто так было всегда. Теперь, когда я вспоминаю об этом, я действительно думаю, что так было всегда. И так оставалось всегда, до тех пор, пока я не испустил свой последний вздох. Но я забегаю вперёд. Похороны закончились несколькими речами. Пришел школьный психолог, она объясняла, насколько это важно перестать задирать других. Всё казалось смешным, никто здесь, кроме меня и мамы Бомгю, не волновался об этом. Его смерть была использована в качестве усиления для школьной кампании против травли. Учителя, которые смотрели, как его разрывает на части, пока внутри ничего не останется, кроме жгучей боли, какое-то время носили грустные лица. Я знал, что они вернутся к своим радостным и раздражающим «я» в понедельник утром. Мои кулаки сжались ещё сильнее, и кожу начало жечь. Но это не остановило меня, злость внутри меня росла, становясь ещё сильнее, чем физическая боль от моих рук. Как только всё закончилось, все собрали свои вещи и ушли. Кладбище было почти пустым. Я помедлил, прежде чем подойти к его могиле. Видя его имя, выгравированное на камне, появился ком в горле. Слезы, которые я держал в себя с самого начала события, хлынули все сразу. Дождя не было больше двух недель, но его надгробие было усеяно маленькими каплями воды. Моими слезами. Я закрыл глаза и позволил себе избавиться от боли, которую я держал в себе с того дня, как нашел его, любовь всей моей жизни, мертвым. Слезы не останавливались. После того, как это продолжалось более 15 минут, я осмелился открыть глаза. Я открыл рот, чтобы сказать что-то. Но не раздалось ни звука. Я попробовал снова, на этот раз мой голос подчинился. —Мне жаль, – слезы продолжались, но я попытался остановить их, чтобы продолжить, – мне жаль, что я не знал. Мне жаль, что я не смог помочь тебе. Мне жаль, что я не смог спасти тебя… – почти задыхаясь от своих слов и усталости, я перестал дышать на секунду. – Я так и не успел сказать тебе до того, как ты ушел от меня. Я люблю тебя, Бомгю. Я знаю, мы часто говорим это. Но я правда. Я люблю тебя. Так сильно, – я остановился на секунду, – И я думаю, ты любишь меня тоже, верно? – когда я не получил ответа, я продолжил. —Пообещай мне Бомгю, пообещай мне, что ты найдешь меня снова в загробной жизни. Пообещай мне, что мы снова будем вместе. Пообещай мне, что это не конец. Как и ожидалось, ответа не поступило. Это расстроило меня, заставив пролить еще больше слез. Мой голос становился громче с каждым словом, которое я произносил. —Пожалуйста, Бомгю, просто обещай мне. Пожалуйста! Я продолжал в том же духе несколько минут, пока мой голос не начал слабеть. - Я шел по коридорам утром понедельника, обычно я не получал так много внимания. Но сегодня глаза каждого были направлены на меня. От этого у меня заболел живот. Я продолжал думать о вещах, которые сказал бы Бомгю. Если бы он был до сих пор здесь. Я даже подошел к его шкафчику словно ничего не случилось, будто он был здесь со мной, складывая свои вещи в шкафчик, пока рассказывал что-то, что интересовало его. Но я просто встал там, пялясь на его шкафчик. Он был заполнен записками от студентов. Заявляя, что им жаль, будто они не были в курсе. Но все они были кучкой лжецов. Я почувствовал резкую боль в животе и бросился к уборным. Я зашел в кабинку, и меня сразу вырвало. Было приятно выплеснуть эмоции другим способом, чем плакать. Это также немного больно и вкус заставляет желать лучшего. Я знал, что это то, чего я заслуживаю. За то, что не спас его, за то, что отпустил. За то, что был таким рассеянным. Как я мог не заметить. Не заметить, как исчезала его улыбка, как только его взгляд останавливался на одноклассниках, как он специально ходил быстрее, когда мы встречали кого-то из нашей школы в таких местах, как торговый центр, синяки и царапины на его коже. Я спрашивал его о них, но он всегда защищался и говорил, что поранился, пока тренировал новую хореографию. Я не верил этому, но часть меня не хотела думать о чем-то ещё, поэтому я просто кивал. Когда подошло время обеда, я решил вернуться домой. Я редко пропускал уроки, но я просто не мог вынести этого. Каждый говорил мне, что они «сожалеют моей утрате». Это было слишком. Когда я шел домой, я вспомнил день, когда Бомгю наконец-то начал ходить в мою школу. Мы были так воодушевлены, что будем в одной школе, поэтому мы решили пропустить последний урок. Мы пришли на эту заброшенную площадку в нескольких милях от нашей школы. Её сочли слишком опасной, чтобы дети тут играли, поэтому несколько лет назад её закрыли, но мэрия была настолько занята другими проблемами, что площадку так и не снесли. Бомгю сел на одну из качелей. Что-то было у него на уме, я хотел спросить. Прежде чем я успел спросить его об этом, он заговорил. —Ёнджун, – я посмотрел на него, он избегал зрительного контакта, что позволяло сказать, что он был смущен о чем-либо, что он хотел сказать. —Да, что-то случилось? – ответил ему я. Он глубоко вдохнул, прежде чем он продолжил. —Можешь ли ты… – он остановился, взглянув на меня на долю секунды, прежде чем опустить взгляд на его ноги. —Можешь ли ты… Я.. эм. Можешь ли ты поцеловать меня? – он, наконец, сказал, и я посмотрел на него с удивлением, наполняющим мои глаза. —Зачем? – я спросил, не потому что был против этой идеи, а потому что надеялся, что он признавался мне. Он выглядел смущенным и его щеки покраснели. —Э, не бери в голову, забудь, что я сказал- , – прежде чем он успел закончить предложение, я уже стоял перед ним. Я разместил свой палец на его подбородке и наклонил его голову так, чтобы он смотрел на меня. Его глаза были большими, а его губы блестели и выглядели так соблазнительно. —Милый, – прошептал я, достаточно громко, чтобы он услышал. Его щеки стали еще краснее. Прежде чем у него был шанс как-то ответить на это, я соединил наши губы. Поцелуй был коротким, сладким и невинным. После этого он улыбнулся еще раньше, чем когда-либо улыбался до. Я никогда не забуду эту улыбку. Казалось, будто весь его мир сиял. Было еще прекраснее осознавать, что причиной этой улыбки был я. Когда я шел на эту площадку один, она вдруг ощущалась каким-то незнакомым местом. Каждое воспоминание от этого места казалось туманным сном. Каждый раз, когда я закрывал глаза, он был там, но стоило потянуться к нему, он исчезал. И я снова оставался один. Последний раз, когда я видел его живым, был прямо в этом парке. Бомгю сидел на той же качеле, на которой мы разделили наш первый поцелуй. В тот день он был чувствительнее обычного. Прежде чем он ушел, он обнимал меня больше минуты, а потом просто так ушел. Он отправился домой в тот день в одиночестве, идя навстречу собственной смерти. Я покинул парк и направился к жилому комплексу, в котором жил Бомгю. Я знал, куда мне нужно идти, поэтому торопился. Когда я вошел в комплекс, я встретил его маму. Она выглядела беспорядочной, ее волосы не расчесывали больше недели, а под глазами появились темные круги. Она мягко улыбнулась мне и ухватилась за мою руку. —Ёнджун, я нашла это. Бомгю хотел, чтобы ты прочитал это, – она достала конверт из кармана со словом «Ёнджуну», написанному на нем. Я принял письмо и улыбнулся, прежде чем пошел к лифту. Добравшись до крыши, я вскрыл письмо. Я сел на пол и начал читать. Дорогой Ёнджун. Если ты читаешь это, мне жаль. Мне жаль, что я не боролся усерднее. Боль была слишком сильной, извини. Я хотел, чтобы ты знал, что ты всегда был хорошим для меня. Ты обращался со мной, как никто другой, ты заставил почувствовать меня, что я особенный. Когда чувствовал себя бесполезным, словно я был ничем. Я всегда знал, что для тебя я был кем-то. Кем-то особенным. Это все звучит сейчас немного глупо, но я думаю, ты всегда мне нравился. В каком-то смысле, я думаю, я даже любил тебя. Ты был всем для меня, и, когда я сделаю свой последний вдох, я буду думать о тебе. Когда ты вырастишь и вскоре присоединишься ко мне, я буду здесь, буду ждать тебя. Пожалуйста, не позволяй тянуть себя вниз вместе со мной. Потому что я хочу услышать все о твоей жизни, когда увижу тебя снова. Я хочу, чтобы у тебя была жизнь, жизнь, которой у меня не было. Я хочу быть счастливым, делая последний вдох, зная о том, что у тебя будет прекрасная жизнь. Я знаю, что с моей стороны это эгоистично оставлять тебя так. Если бы мое сердце только могло, я бы остался. Пожалуйста, Ёнджун, никогда не вини себя за это. Ты как никто другой любил меня. И, Ёнджун, я люблю тебя. И буду любить, когда мы встретимся снова - Бомгю Слезы катились из моих глаз. Я закрыл их и прижал письмо к груди так сильно. Зная то, что он касался пальцами этой же бумаги, немного утешило меня, но также и приносило боль. Больно осознавать, что это самое близкое, что я могу сделать для него. Я вытер слезы и встал. Я взял кольцо обещания, которое так и не наделось на его палец. Письмо в одной руке, кольцо в другой. Я начал приближаться к краю. Я впервые в жизни почувствовал себя бесстрашным, и я точно знал, что собираюсь сделать. Я знал, что Бомгю будет разочарован, я знал, что это не то, чего он хотел. Но как. Как я могу продолжать свою жизнь без него? Высота нисколько не пугала меня. Все, что я мог видеть – Бомгю перед собой. Который ждет меня. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Я не думаю, что любви будет достаточно, чтобы описать, что я к нему чувствовал к нему. Все, что я хотел – увидеть его снова, услышать его голос, снова дотронуться до него, жить снова. Потому что жизнь не была жизнью без него. Прежде чем я позволил ногам оторваться от края, я осознал, любить его никогда не было достаточно. -Конец