Fear of the dark

С того самого момента, как крохи сознания зародилась в человеческой голове, с того момента, как наш предок впервые познал устрашающую силу огня, он начал непримиримую, вечную борьбу с тьмой. Ранее это ему было недоступно: человек был рабом дневного света, сулившего безопасность и свободу. Но солнце заходит, темнота выстраивает стены до самых небес - ничего не видно. Люди - дневные животные, оттого их глаза слепы в темноте. Но то, что мы не видим, отнюдь не значит, что не видят нас. Нутром чуешь, что кто-то таится там, в глухой чёрной тени, и этот кто-то хочет одного. Твоей тёплой крови, твоей смерти. Они - те, кто там таится, - созданы для убийства, они оттачивали этот навык миллионы лет эволюции. А человеку оставалось лишь одно: прятаться. И с тех самых времён человек видит в темноте угрозу. Старая память диких предков учит: то, чего ты не можешь разглядеть, может разглядеть тебя, точит на тебя зуб. Человек учился от века к веку, человек взял в руку остый камень, чтобы противопоставить его клыкам хищника, человек приручил тех, кто мог быть опасным и обратил на службу себе. В конце концов, человек приручили огонь. На огне можно пожарить мясо, огнём также можно отпугнуть зверя, но огонь - опасный союзник, своенравный. Он может пожирать деревья, жилища, людей и животных. Может он пожирать и темноту. Алые всполохи отгоняли её не хуже, чем диких зверей. Но, увы, чем дальше от огня, тем слабее его сила. Темнота вновь крепла, и теперь, после яркого света, казалась ещё глубже и больше. Она мстила человеку за мгновения спокойствия, она вновь и вновь настигла его. Человек оказался существом гордым: он не уставал бороться за своё спокойствие, за безопасность своей жизни. Сало, масло, керосин, электричество - всё это позволяло сражаться с темнотой, разгонять её хотя бы на малом радиусе. Фонари освещают улицы, душат городскую темноту. Это наивно. Наивно, что темноту можно одолеть. Она вызывает всё тот же животный ужас, что и тысячи лет назад. Пальцы перебирали струны, юркий мотив не желал даваться. Темнота городских улиц ручная: она, точно загнаный зверь, со всех сторон окружена огнями, забита и заглушена. Прогресс даровал приятную иллюзию безопасности, будто темноту можно удержать на коротком фотоновом поводке, но стоит фонарю разбиться, как она снова настигает расслабившегося человека, вцепляется в шею, впрыскивая в кровь первобытный страх. Здесь, в городе, нет хищников, но их место заняли люди, что ничуть не лучше. Конечно, мужчине как-то совестно сжиматься при виде каждого крепкого силуэта на другом конце сумрачного переулка, но ведь никто не гарантирует, что в кармане городского зверя нет металлической клыка, а за углом не таится его стая. А может, это снова догоняет древний страх. Но город есть город. В городе правит человек. А природа так и осталась неподвластной. Мотив попался. Теперь он, неподдатливый, вплетался в гитарные струны. Эта музыка не должна пропасть: она появилась из сгустка крови, спёкшегося там, куда вгрызлась темнота. Природу гордый человек пытается объяснить ровно столько, сколько существует его род. Но слишком мал наш шаг, слишком велик окружающий мир. А темнота, о, эта коварная темнота, только пуще будоражит воображение. Она пугала человека, а он, населял тьму незнания образами из своей головы. Эти существа были куда опаснее лесных тварей: им приписывались свойства оборотричества, кровопийства, наведения мороков всех сортов. Единственное, что спасло, так это их нереальность. Но чтобы испугаться не нужно знать правду, напротив, нужно верить, что тьма скрывает необъяснимое. Музыка покорялась. Медленно, но верно укрощалась и обретала форму. А в ней укрощался страх: теперь он был как на ладони. Слова ложились туда, где должны были быть. Темнота, засевшая в голове отступала перед мягким свечением нерукотворного огня. Городские парки - апогей ночного кошмара. Здесь дичает прежде ручная темнота, здесь беспечный человек снова оказывается в полной её власти. Обнадёженные робким светом фонаря, люди ещё сильнее пугаются внезапно нависшего над ними полога листьев. Здесь могут вспоминаются и первобытный страхи, и лица из полицейских наводок, и фантазийные ужасы. Было бы неплохо, если бы страх отпускал, когда находишься в относительной безопасности. Что может быть безопаснее собственной комнаты? Стены дома сулят вожделенные покой и защиту, но и здесь вероломно притаилась тьма. Везде: в углах, под мебелью, за углом снова клубиться тьма и снова прячет от человеческих глаз нечто чудовищное. Дрожь пробирает, рука судорожно нащупывает выключатель. Мрак, наконец, разрывается светом. То, что казалось монстром, оказывется кучей вещей, сваленных на стул. Будь оно проклято, воображение, что дорисовало весь этот кошмар. Как-то по-детски вот так пугаться видений в собственной комнате. Но уличный ужас догнал свою жертву, не хочет её отпускать, так что она вынуждена в страхе замирать, видя странную тень на стене рядом с кроватью. Сердце уйдёт в пятки, прежде чем мозг сообразить, что это всего лишь тень от руки. Музыка обрела плоть и кровь в виде Стива с его гитарой. Харрис чувствует, что песня понравится, отзовётся: не он один испытывал всю гамму чувств, возбуждённых темнотой. Не он один любит заново ворошить эти воспоминания, щекотать нервы страхом. Но теперь страх - это музыка, теперь страх укрощён. В раздрае и суете, который творится последнее время, необходим луч света, и этим лучом станет песня о боязни темноты.